Текст книги "Славянский союз: необходимость и возможность"

§ 2. Разделы Польши как составная часть европейской истории (1772–1793–1795)

Будучи одним из наиболее многочисленных и сильных славянских племен, поляки еще в IX веке создали свое государство. В 1569 году Люблинская уния объединила Польское королевство с Великим княжеством Литовским. Так возникло многонациональное образование, получившее название Речь Посполитая (Rzecz Pospolita – польский перевод латинского выражения res publica). При этом королевская власть была сильно ограничена, а страной фактически управлял шляхтетский (дворянский) сейм, решение которого вступило в силу только при полном единогласии его участников (печально знаменитый принцип liberum veto). Пороки шляхтетской демократии ослабляли страну в политической сфере, кризис крепостнического хозяйства подрывал ее экономику. В начале XVIII века, особенно после Полтавской виктории и окончания Северной войны, для Речи Посполитой заметно усложнилась геополитическая ситуация. Швеция была вынуждена отказаться от каких-либо притязаний в северо-западной части Европы, что открывало широкие пути для экспансии новорожденной Российской империи именно на этом направлении.

К середине 1760-х годов Речь Посполитая простиралась от Балтики до Карпат и Днепра до междуречья Вислы и Одера. Эти земли населяло около 12 млн. человек, в том числе поляков – 53,4 %, евреев – 10,4 %, немцев – 2 % (остальные – свыше 30 % – были белорусами, украинцами, литовцами, латышами).

Внешне все было почти так же, как и сто лет назад, но постепенно сотрясаемая внутренними усобицами и вмешательством извне держава все более впадала в зависимость от соседних государств. Ученые давно спорят, какие факторы – внутренние или внешние – сыграли главную роль в возникновении критической ситуации. Думается, что падение польской государственности было обусловлено длительным совместным воздействием тех и других факторов.

Во времена «бескоролевья», наступившего после смерти последнего короля Саксонской династии Августа III (1763 г.), и в первые годы правления Станислава Августа (1764–1768 гг.) были сделаны попытки провести частичные реформы, направленные и ограничение произвола магнатов и укрепление центральной власти. Эти меры, в целом робкие и половинчатые, вызвали ожесточенное сопротивление разных сторон. Все были недовольны – и ретрограды внутри страны, и правительства в Петербурге и Берлине. В 60-е годы XVIII века Россия добилась существенного расширения прав так называемых диссидентов, то есть населявших Речь Посполитую православных и других лиц некатолического вероисповедания. Пруссия, само существование которой без захвата польских земель было невозможно, следовала своей обычной вероломной тактике. Не случайно в 1770 году именно Фридрих II предложил Екатерине II разделить Речь Посполитую между ее соседями. Императрица, по-видимому, желая властвовать в этом государстве единолично с помощью своего бывшего фаворита Станислава Августа Понятовского, вначале воспротивилась подобным планам. Но очень скоро она была вынуждена переменить свое мнение, ибо Австрия явочным порядком уже начала раздел, а Пруссия явно была готова последовать ее примеру. В результате Петербургской конвенцией от 5 (16) августа 1772 года был скреплен первый раздел Речи Посполитой, причем Австрия получила 2,6 млн. поляков и украинцев, а Россия – уже побывавшие короткое время в ее составе в середине XVII века земли с 1,6 млн. белорусов и русских. Пруссии по первому разделу досталось меньше всех, но захваченные земли соединили прусские земли в одно целое, а приобретенное нижнее течение Вислы позволяло пруссакам взять за горло польскую торговлю.

Вторая попытка прогрессивных реформ в Речи Посполитой связаны с Четырехлетним сеймом 1788–1792 годов и именами таких деятелей, как Гуго Коллонтай, Станислав Сташиц и Флориан Езерский. Мелкая шляхта, которая, как правило, передавала свои голоса магнатам, была лишена права избирать в сейм; в то же время избирательное право получила некоторая часть третьего сословия, то есть зажиточных мещан и интеллигентов. 3 мая 1791 года шляхтетским реформаторам удалось добиться утверждения новой конституции, в основном избавлявшей страну от хаоса и безвластия, но сохранявшей привилегии шляхты и оставлявшей крепостных крестьян в полном бесправии.

В Берлине сначала делали вид, что одобряют начинания польских реформаторов, стараясь при этом выявить у Екатерины II как можно больше недовольство развитием событий. Когда последняя цель была достигнута, прусская дипломатия цинично отвернулась от своих партнеров в Речи Посполитой. Еще в 1789 году Пруссия выразила готовность договориться с Россией о дальнейшем разделе польской территории, но из Петербурга опять последовал отказ – Екатерина II вновь пыталась сделать ставку на Понятовского. Однако король не смог овладеть обстановкой, и в мае 1792 года императрица благословила создание враждебной реформам Тарговицкой конфедерации. На помощь тарговичанам были посланы русские войска, вскоре, впервые в истории двух народов, на время занявшие польскую столицу. 13 (24) января 1793 года Россия и Пруссия оформили акт о втором разделе Польши. Петербургская империя завладела центральной частью Белоруссии с городами Минском, Слуцком, Пинском, а также Правобережной Украиной, включая Житомир, Каменцк-Подольский, Брацлав и Звенигородку; Берлину достались великопольские и куявские города – Гнезно, Познань, Калиш, Плоцк, Торунь и Гданьск. Как и по первому разделу, к Пруссии отошли территории с этнически польским населением; в российской части «добычи» преобладали белорусы и украинцы (поляки на этих землях в целом составляли незначительное меньшинство, хотя и преобладали среди имущих слоев в так называемом образованном обществе).

Время между вторым и третьим разделами сложилось для поляков драматично и неоднозначно. Заседания последнего сейма оставшейся части государства начались в Гродно в июне 1793 года. Под сильным нажимом российского посланника И. Я. Сиверса сейм ратифицировал договор о втором разделе, а в ноябре принял навязанную захватчиками конституцию, которая окончательно превращала страну в вассала Российской империи. Такой «основной закон» получил признание смирившихся тарговичан, многих магнатов, крупной шляхты; его поддержала и римская курия. Однако подавляющее большинство поляков не покорилось и взялось за оружие.

12 (23) марта 1794 года кавалерийская бригада генерала А. Мадалиньского отказалась повиноваться правительству тарговичан. Во главе повстанческой армии встал выдающийся польский полководец Тадеуш Костюшко, прославившийся своими подвигами в войне за независимость Соединенных Штатов. Перед началом восстания, будучи в эмиграции, он тщетно пытался вместе с Гуго Коллонтаем добиться поддержки от революционной Франции. Возвратившись на родину в конце марта 1794 года, Костюшко взял на себя руководство повстанцами, которые вскоре заняли Краков, потом одержали победу над карательными войсками под Рацлавицами и, наконец, заняли Варшаву. В бою под Рацлавицами особо отличились косинеры (вооруженные косами крестьяне), а в битве за польскую столицу победа была достигнута при активном участии городских низов под руководством сапожного мастера Яна Килиньского. В Вильно восстали преимущественно шляхтичи и военные во главе с полковником Якубом Ясиньским. В рядах восставших находились городская беднота, ремесленники, интеллигенты, известная часть крепостных крестьян, а главное – тысячи профессиональных военных, недовольных решением властей о значительном сокращении польского войска. Главными целями повстанцев стали борьба за сохранение национальной независимости и защита реформ Четырехлетнего сейма. Успехи повстанцев не были продолжительными. Речь Посполитая, долгое время находившаяся в ряду крупнейших государств Европы, оказалась в середине XVIII века в полосе всеобщего кризиса. Из-за внутренних неурядиц страна оказалась неспособной сопротивляться трем могущественным хищникам – России, Пруссии и Австрии. В 1794 году под стенами Варшавы судьба свела двух великих полководцев – Тадеуша Костюшко и Александра Суворова. Соперники были достойны друг друга; победил сильнейший.

Катастрофа восстания Костюшко стала удобным предлогом для третьего раздела Польши. По третьему разделу Польши Австрия получила Малую Польшу с городами Краковом и Люблином, а также всю территорию по левому берегу Западного Буга от Варшавы до Бреста. Основную часть этнически польских земель (с Варшавой) захватила Пруссия; ее граница передвинулась на восток до Немана и проходила по линии Ковно-Гродно-Брест. Россия довольствовалась землями Курляндии, Литвы, Западной Белоруссии и западной частью Волыни. В результате трех разделов Российская империя не включила в свой состав территорий с однородным польским населением. Позже, в итоге наполеоновских войн и Венского конгресса, под властью России оказались Варшава, Люблин, Лодзь и многие другие известные города, составившие Королевско польское.

В течение каких-то 23 лет Россия, Пруссия и Австрия ликвидировали обширное (площадью около 712 тыс. км и населением 11–12 млн. человек), но совершенно бессильное государство после восьми веков его динамичного развития.

Разделы Польши были трагическим, циничным феноменом в масштабе европейской истории. Правда, XVIII век – это столетие самой длинной череды войн, коренных изменений государственных границ и расстановки сил на международной арене. Но нигде, кроме Польши, державам не удалось ликвидировать крупное государство, причем в условиях столь гармоничного взаимодействия соседей.

Разделам Польши присущи некоторые специфические факторы, определившие их обусловленность и последствия. Первый из них – это фактический отказ Польши от активного участия во внешней политике в качестве полноправного партнера. Она не сумела избежать сползания на третьи роли в международных отношениях и не смогла найти себе ни одного союзника. Поэтому ее быстрое падение не вызвало никаких потрясений. Раздел территории Речи Посполитой между тремя из четырех соседей (четвертый – ослабевшая Турция) был основан на равенстве приобретений и соответствовал фундаментальному принципу «равновесия сил». В результате ликвидации прежней «черной дыры», грозившей постоянными осложнениями обстановки на большой ничейной территории, произошло гармоничное увеличение за счет ее земель трех держав Центральной и Восточной Европы. В момент третьего раздела и в последующие годы казалось, что грабеж и уничтожение Польши свершилось окончательно – и над утопленником сомкнулась водная гладь.

Разделы и падение Польши явились трагическим опровержением одного из «гениальных» принципов внешней политики шляхтетской Речи Посполитой. Он гласил, что именно бессилие государства – основа и условие неограниченной демократии и свободы каждого его гражданина, одновременно служащее гарантией сохранения его существования, которое никому не угрожает (знаменитое крылатое выражение «Polska nie rzadem stoi» – «Польша анархией держится»). На деле вышло наоборот: именно бессилие польского государства подтолкнуло соседей к ее ликвидации.

Польского государства не стало, но польский вопрос не исчез; напротив, он превратился в одну из наиболее болезненных проблем в европейской политике. Все три части разделенной страны с течением времени зажили самостоятельной жизнью, но стремление к единству и независимости определяло национальное сознание большинства поляков все 123 года, прошедших с момента ликвидации Речи Посполитой до полной катастрофы всех трех империй в первой мировой войне. И символично, что в ноябре 1918 года Польское государство возродилось в республиканской форме под названием II Речи Посполитой.

За два столетия, прошедших со времени разделов, как в самой Польше, так и во взаимоотношениях русских и поляков произошло немало сложнейших коллизий. В условиях повсеместного краха бесславного коммунистического эксперимента Польша и Россия оказались в совершенно новой исторической обстановке. И можно полностью согласиться с известным немецким ученым Клаусом Цернаком, считающим, что сегодня «впервые с 1709 года открылась перспектива не ставить свободу Польши в зависимость от прусско-германских либо русских (советстких) гегемонистских устремлений. Ясно, что теперь преодолен осуществленный Россией и Пруссией раздел Европы на стремящийся к эмансипации Запад и находящийся под гегемонистским гнетом Восток. Вперые после возникновения великих держав поляки, а вместе с ними и другие нации Центральной и Восточной Европы свободны в своих решениях. Представления Вильсона 1918 года и Черчилля 1946 года, что «свобода народов не может зависеть от размеров и мощи их национальных государств, кажется, наконец, осуществляются».

§ 3. Вырваться из пут прошлого – задача сегодняшнего дня

Итак, в ноябре 1918 года польское государство вновь появляется на карте Европы после почти 150-летнего небытия. Надо признать, что это переломное, долгожданное событие, оказавшееся решающее воздействие на дальнейшее развитие Польши, в сознании русских оказалось в тени идеи мировой революции. Восстановление польской государственности пришлись на время колоссальной всероссийской встряски. Иллюзия быстрого преобразования мира, отношения к польскому государству как к препятствию на этом пути крайне осложнили связи между Советской Россией и Польшей. (Лишь в 1989 году юбилей воссоздания Польского государства был впервые торжественно отмечен в СССР).

Вражда и ненависть пронизывали политическую пропаганду, литературу, кинематограф того времени. На польских плакатах 1920 года большевик с ножом в зубах топтал карту Польши. В «Окнах РОСТА» В. В. Маяковского чаще всего мы видим обобщенный образ наглого пузатого польского «пана» в национальном костюме, с кнутом и кандалами в руках. В плакате «Красноармеец, узнай врагов своих, без всякой пощады уничтожай их» говорилось: «Твой первый враг – польское пановье, не убьешь его, петли тебе понавьет». Так решалась задача подновить или создать заново образ врага-поляка с лежащей на нем, кроме того, печатью классовой схемы, который перекочевал в советское общество».

Колоссальное влияние на современные представления россиян и поляков друг о друге оказал и мрачный 1939 год. В итоге советско-германских договоров от 23 августа и 28 сентября (с секретными приложениями) произошел новый раздел польского государства. В трех лагерях – Козельском, Старобельском и Осташковском – были собраны как военнопленные, а затем тайно умерщвлены 22 тысячи польских граждан. Офицеров среди них было чуть больше половины, а кадровых – меньше четверти (остальные – учителя, инженеры, врачи – с началом войны были мобилизованы из запаса и проходили обучение в военных лагерях). Вторую половину «военнопленных» составляли служащие государственного аппарата.

Предвоенные события наложили отпечаток на все последующие годы. В условиях культа личности Сталина естественное развитие образа поляка в позитивном направлении было невозможно.

Последние десятилетия принесли много нового в отношениях с Польшей – как позитивного, так и негативного. Возобладавшее в нашей стране желание «собирать, а не разбрасывать камни» встретило понимание польской стороны. Проведенные польским центром по изучению общественного мнения исследования представлений поляков об СССР и советско-польских отношениях показали, что более 60 % польского населения положительно относилось к нашей родине. Через год, в октябре 1987 года, их число выросло до 75,3 %. Этот показатель колебался (в октябре 1988 года – 63,9 %) в зависимости от того, насколько мы были последовательны в исполнении обещаний. Поляки традиционно проявляют широкую информированность в вопросе о состоянии двусторонних обещаний. Они традиционно проявляют широкую информированность в вопросе о состоянии двусторонних отношений. Одно из наиболее частых пожеланий опросов – необходима большая последовательность в выяснении аспектов новейшей истории: советско-германских договоров 1939 года, событий 17 сентября того года, массовых расстрелов и выселении польских граждан на Север и Восток.

В этом направлении в 1987–1989 годах работала комиссия ученых по истории отношений между двумя странами. По ряду вопросов была выработана общая платформа, по другим – позиции весьма сблизились.

Но российские граждане, в том числе студенчество, а мы знаем это не понаслышке, сегодня очень плохо информированы об этих сюжетах, не говоря уже об истории русско-польских отношений. Ведь далеко не все россияне знают, что Россия участвовала в разделах Польши…

В доказательстве этого мы использовали результаты социсследований московских социологов, проведенные по заказу журнала «Родина» много лет назад.

Вначале требовалось выбрать из нескольких возможных вариантов правильный ответ на вопрос: «Что такое Речь Посполитая?». К чести более половины опрошенных (53,5 %), они указали на то, что так называлось польско-литовское государство, объединенное Люблинской унией 1569 года, 22 % респондентов ответить затруднились. Дальше начинается самое интересное.

10,5 % участников опроса уверены, что Речь Посполитая – это «простонародный польский жаргон», другие вполне серьезно полагают, что это «польский литературный язык, ныне вышедший из употребления» (14 %).

Куда больше затруднений вызвал следующий вопрос: «Какие три державы разделили Польшу в конце XVIII века?» Хотя в самом вопросе уже содержалась подсказка (нужно было назвать именно три державы из семи предложенных вариантов), суждения респондентов весьма разнообразны. Правильный ответ (Пруссия, Австрия, Россия) дали больше трети опрошенных (36 %). 17,5 % уклонились от ответа. Остальные 46,5 % сделали хотя бы одну ошибку, причем встречаются самые причудливые комбинации (даже так: Швеция, Франция, Турция). 2,5 % опрошенных убеждены, что в разделах Польши участвовала Англия, а несколько человек полагают, что Россия не имела никакого отношения к этому историческому событию.

Внешняя простота вопроса «Входило ли в состав российской империи Королевство Польское? Если да, то в какое время?» также таила в себе определенный подвох. Естественно, имелось в виду Королевство (или Царство) Польское, образованное по итогам Венского конгресса в 1815 году. И в этом случае 23 % участников ответить затруднились. Хотя 63 % респондентов ответили утвердительно, только 19 % хотя бы приблизительно представляют себе, когда это произошло (в XIX веке»). 14 % участников опроса нахождение Королевства Польского в составе Российской империи отрицают.

Последний вопрос также предполагал наличие у участников опроса элементарных исторических познаний: «Знаете ли вы, кто такой Юзеф Пилсудский?». Почти треть респондентов (29,5 %) сочла благоразумным уклониться от ответа. 33 % правильно ответили на этот вопрос («польский маршал, фактический руководитель Польского государства в период между двумя мировыми войнами»). 16 % считают Пилсудского классиком польской литературы конца XIX века. Другие респонденты (12,5 %) убеждены, что он являлся «соратником Ф. Э. Дзержинского и В. Р. Менжинского по ВЧК – ОГПУ». И наконец, оставшиеся 9 % участников опроса убеждены, что Пилсудский был «последним польским королем».

Комиссия ученых двух стран старалась разорвать порочный круг ущербных стереотипов и декларативной, нередко бессодержательной пропаганды дружбы и революционных традиций. Развернулось изучение слабо разработанных проблем истории времен второй мировой войны – борьбы партизан, участия россиян в польском движении Сопротивления, помощи поляков советским военнопленным. До этого многое замалчивалось из-за негативного отношения, с одной стороны, к участникам польского Сопротивления, действовавшим под руководством польского правительства в эмиграции (Армия Крайова), а с другой – ко всем тем нашим соотечественникам, кто «находился на оккупированной территории».

Эти вопросы предложили исследовать поляки: они давно собирают материалы, ведут опросы населения, ищут и приводят в порядок захоронения советских людей. Они обследовали архивы ФРГ и выяснили правду о судьбах многих тысяч жертв гитлеровского террора. Подход польских ученых к этой проблеме отличатся стремлением узнать как можно больше имен, деталей, эпизодов борьбы, огромным человеческим состраданием, в то время как наша военная и гражданская бюрократия равнодушна к польским гражданам, оказывавшим помощь нашим военнопленным. А ведь большинство из них достойно не только благодарной памяти, но и высоких наград. Невнимание к ним, кстати, во многом способствовало прокатившейся недавно в Польше волне вандализма по отношению к памятникам советским воинам.

Официальная советская концепция замалчивала и обеляла внешнюю и внутреннюю политику царизма, политику национального гнета и русификации, направленную, в частности, против польского народа. Преобладали схемы, идеализация фактов поддержки и взаимопомощи как главной, определяющей линии. Вместе с тем польское национально-освободительное движение, направленное против русского царизма, изображалось и трактовалось как национализм.

Начатое двусторонней комиссией дело продолжается. К настоящему времени решается ряд крупных проблем, мешавших укреплению доверия между российским и польскими народами. Первое правдивое слово сказано об обстоятельствах трагедии Варшавского восстания (1 августа – 2 октября 1944 года), о репрессиях в отношении Армии Крайовой, в том числе о «процессе 16-ти», о депортациях поляков в период второй мировой войны и в первые послевоенные годы.

Продуктивно работает и другая постоянная комиссия – историков России и Польши. В сентябре 1994 года она провела в Варшаве конференцию, посвященную вопросу о роли православной и католической церкви во взаимоотношениях народов двух стран. Новая, демократическая Россия стремится строить отношения с Польшей на основах добрососедства и партнерства. Однако заявления деятелей типа В. В. Жириновского о намерениях возродить внешнюю политику в духе пакта Риббентропа – Молотова и провести очередной раздел Польши вызывают большую тревогу и подозрительность у наших соседей.

Наше смутное время возвращает нас к прежним мифам и предрассудкам. Иной раз, вместо того чтобы признать очевидную вину, некоторые политики и историки пытаются найти компромат на соседа. Так случилось, когда М. С. Горбачев узнал правду о катынском злодеянии. Не в силах вынести моральной тяжести объяснения по этому вопросу, он предложил отыскать «противовес» ему в войне 1920 года. И начал свое шествие по страницам печати прискорбный эпизод гибели советских военнопленных в польских лагерях того времени. Попытки преуспеть в людоедской арифметике малопродуктивны. Они не смогут перечеркнуть масштабы и характер направленных на «ликвидацию» польского государства и его армии расстрелов в Катыни, Медном и под Харьковом, но немало способствуют взаимному отчуждению и распаляют враждебность.

Смятение в душу поляков, как показала последняя конференция историков России и Польши и шовинистические выступления некоторой части российской прессы.

Прошлое вновь сколыхнулось и тяготеет над нынешними российско-польскими отношениями. Президент России сделал важные шаги – передал президенту Польши Л.Валенсе секретные документы советско-германских договоров 1939 года, материалы о Катыни, продемонстрировав искреннее стремление России полностью нормализовать отношения. Для поляков все это не история, а события жизни старшего поколения, и они рассчитывают на последовательное решение вопроса о моральной сатисфакции за сталинские преступления. Но дело затягивается, а это отражается на состоянии отношений между двумя народами.

В польской печати встречаются обвинения России в возрождении «неоимперских устремлений», «духа Ялты», в попытках опять разделить Европу на сферы влияния и «не пустить» Польшу в НАТО.

Опрос польского центра исследования общественного мнения, проведенный в июне 1994 года, показал, что поляков по-прежнему волнует вопрос о возможной утрате независимости, и они ищут защиты в Европейском союзе и НАТО. Поскольку такая перспектива («путь в Европу») наметилась, большинство поляков (68 %) теперь считают, что угрозы для Польши уже не существует. Однако многие, чаще всего пожилые люди, помнящие прошлое, считают источником угрозы Россию и государства бывшего СССР. Если в прошлом году так считали 29 % опрошенных, то теперь эта цифра возросла до 48 %. Беря курс на более тесное сотрудничество с сильной и богатой Германией, поляки предусмотрительно стараются и в этих отношениях обезопасить себя при помощи НАТО.

В то же время в Польше существуют и другие настроения. Все еще большое количество поляков (34 %) считают, что ситуация с их страной в результате распада СССР скорее ухудшилась, чем улучшилась (29 %), но все же эта цифра уменьшилась: в 1992 году она составляла 47 %.

Изменилось ли отношение к Польше в России в связи с развитием рыночных отношений?

Разве не об этом свидетельствуют результаты опроса москвичей, хотя они и не вполне репрезентативны.

Основную часть опроса составили три политически заостренных вопроса. Первый звучал так: «С вашей точки зрения, можно ли считать нынешнюю Польшу дружественным России государством?» Полученные ответы отобразили в целом нынешние политические пристрастия россиян. 31,5 % дали на это вопрос утвердительный ответ, 52 % ответили «нет», а 16,5 % ответить затруднились.

На фоне полученных данных логично уяснить место польского народа в общей массе славянского племени. Воскрешая в памяти времена «социалистического содружества», мы обратились к респондентам с вопросом: «Какой из зарубежных славянских народов вам ближе?». Исходя из предложенных вариантов, соответствующая иерархия ценностей выглядит следующим образом: болгары – 30,5 %, сербы – 27 %, словаки – 13,5 %, поляки – 13 %, чехи -10,5 %, хорваты – 5,5 %.

Третий вопрос касался непосредственного восприятия поляков нашими соотечественниками. Из предложенного на выбор набора гипотетических личных качеств поляка («Какие черты, по вашему мнению, присущи полякам?») наши респонденты отобрали следующие (каждый мог назвать несколько признаков: гордые – 67,5 %, предприимчивые – 64 %, независимые -58 %, хитрые – 28,5 %, жадные – 20,5 %.

Понятно, что восприятие поляков в сознании современного россиянина далеко от прежней идиллической картинки, нарисованной в советские времена. Безоглядная «дружба» уступила место образу, который далек от действительности. Переизбыток лжи и маленькие струйки верной информации формировали образ «скрытого врага», кочующего посреди родимого социалистического рая и не знающего, где бы скорее бросить якорь. Сейчас фигура приобрела иные очертания – уже не «враг», а что-то и вправду заграничное: наша общая граница ведь – это узкая полоска в нынешней Ленинградской области…

Факты конкретной социологии – удивительно упрямые вещи. А они свидетельствуют: среди славянских народов, воспринимаемых как наиболее близкие, поляки уступили не только православным – болгарским и сербским «братушкам», но и католикам-словакам.

Другой пример: несчастный случай – авария и гибель польского самолета на территории российского воздушного пространства: погибла партийно-государственная делегация Польши в количестве 100 человек во главе в президентом Александром Квасьневским. Причины и следствия этого факта достаточно очевидны: обострение отношений как по официальной линии, так и в пластах общественного сознания Польши Россия искренне стремится к «новому летоисчислению» в своих отношениях с Польшей. Однако Польша из-за ее исторически обусловленных психологических комплексов, фобий и амбиций – трудный партнер. Несмотря на постоянно присутствующие в официальных двусторонних документах призывы смотреть вперед, не делать упор на прошлое, это прошлое продолжает заявлять о себе. Между тем поиски оптимальной линии поведения в отношении Польши всегда ведутся достаточно основательно и интенсивно, с необходимым в этом случае учетом исторических обстоятельства и уроков.

В сознании общества, в восприятии россиян замалчиваемые ранее проблемы двусторонних отношений не всегда встречают должное понимание. Недавние примеры – трактовка в печати Варшавского восстания и вступления Польши в НАТО.

Естественный распад, изживание «покровительственного» стереотипа решающей за других великой державы трансформируется в производный комплекс «обиженного старшего брата», все еще живущего прошлым, своими – несомненно, огромными – заслугами и еще большими жертвами.

Вместе с тем наш опрос наглядно показал, что довоенные негативные стереотипы вымываются, а позитивные, скрепленные братством по оружию, живут.

Ветры современности смели много поверхностного, показушного в отношениях между народами России и Польши. Настало время глубоко и резво, по-научному корректно, откровенно и ответственно заглянуть в историческое прошлое, определить перспективы наших отношений, постараться укрепить их конструктивные основы.