Текст книги "Легендарный ФД. Фёдор Гнездилов – московский ополченец, смоленский партизан, советский гвардеец"

13. Отдельный партизанский батальон «ФД»

После партийного собрания в Матченках и Марьино больше всего работы оказалось у начальника штаба Николая Рачкова: ему надлежало составить полные списки личного состава Батальона. А отряды и группы (согласно перечислению, представленному в предыдущей главе) были хаотично разбросаны по всем сторонам Ельнинского района. Теперь их требовалось превратить в монолитную боевую единицу. Рачкову помогал в этом деле Марк Ларьяновский. Штабисты уже проделали часть такой работы ещё в Мазово, когда на помощь нашему отряду пришли другие партизаны, посланные подпольной парторганизацией. Но всё же теперь перед нами стояла совершенно другая задача: как и в регулярной армии, требовалось взять на учёт каждого человека, обеспечить его всем необходимым – питанием, обмундированием, ночлегом. Надо учесть, что в тот период, когда всё это только налаживалось, такое дело являлось далеко не простым.

На начало февраля 1942 года, по данным секретаря парторганизации Паненкова П.А., переданным им теперь в штаб батальона, в зоне деятельности подпольной организации только Ельнинского района насчитывалось до 800 вооружённых партизан. В то же время нам стало известно, что немцы тоже проводили свою регистрацию советских окруженцев, составляя так называемый «реестр чужих». Несмотря на то что парторганизация вела среди наших красноармейцев, оказавшихся во вражеском тылу, усиленную пропаганду, направленную на то, чтобы они не шли на регистрацию в немецкие органы власти, в этом «реестре» только в Ельнинском районе оказалось зарегистрировано пятнадцать тысяч окруженцев. Таким образом, резервы для пополнения партизанских подразделений здесь имелись просто неисчерпаемые. Однако стоит отметить, что в партизаны шли не все. Да и мы принимали в свои ряды не всякого.

7–8 февраля 1942 года командованием Батальона были подписаны приказы о развёртывании трёх партизанских рот четырёхвзводного состава, разбитых на отделения, бойцы которых были вооружены ручными пулемётами, автоматами и винтовками. В каждую роту назначались командиры, комиссары и политруки, избирались парторги и комсорги. Коммунистов и комсомольцев старались распределять равномерно по всем подразделениям. В кадрах нужды у нас не ощущалось – только офицерского состава имелось 585 человек.

Первая рота занимала населённые пункты Холмец, Ново-Алексеевское, Савостьяново и Жабье. Вторая располагалась сначала в Замошье, а потом в Вититнево и Хизное. Третья – в Дворищах, Холбни, Большом Тесном, Слузне, Гнездилово, а потом – в Лазинках и Лазках. Во всех этих населённых пунктах у полицаев и старшин конфисковали имущество, коров, свиней, хлеб.

Наш штаб передислоцировался из деревни Матченки в Некрасы. Вообще, нам часто приходилось менять населённые пункты, в которых размещалось командование батальона, во избежание обнаружения нас противником и последующей за этим бомбёжки, а также чтобы не узнала о дислокации штаба вражеская разведка. А она, и мы это чувствовали, отнюдь не дремала. Люди приходили в батальон разные, порой их трудно было проверить. Но благодаря общим усилиям у нас всё-таки не было случаев предательства или дезертирства. Пытавшихся затесаться в наши ряды шпионов и вражеских разведчиков сразу же вылавливали.

Деревня Некрасы находилась в десяти километрах от Матченок. К этому поселению подступали достаточно большие леса, по сравнению с другими деревнями района, и поэтому оно являлось менее заметным с воздуха. В результате здесь, при необходимости, легче было уйти в небольшой, покрытый растительностью массив, расположившийся вытянутым клином вдоль дороги. Сначала это село облюбовали наши квартирьеры. Они прибыли сюда вслед за разведчиками. Только убедившись, что всё спокойно, подъехали подводы с командным составом. Наш штаб разместился в доме лесника Александра Сергеевича Фильченкова. Он сам, его жена Наталья Ивановна и их сын Василий состояли в нашем Партизанском батальоне.

Александр Сергеевич с семьёй жил на краю деревни. Ещё издали можно было заметить средних размеров домик, аккуратно обитый тёсом. Внутри было всего четыре комнаты, но они манили своим уютом. Наталья Ивановна не заставляла нас, как в других избах бывало, вытирать ноги, перед тем как войти. Но не сделать это представлялось просто невозможным: все мы очень тщательно обмахивали валенки веником, тискали подошвы о мягкий коврик.

Хочется немного рассказать о хозяине лесничества, замечательном специалисте, научившем нас понимать и любить лес. Александра Сергеевича я впервые встретил в Марьино сразу после Нового года. Высокий, худой, с внимательным взглядом из-под сросшихся бровей – даже по внешнему виду он был типичным лесником в числе тех, кто нёс свою благородную службу в средней полосе России. Об этом писал ещё русский классик Антон Павлович Чехов. Эти бескорыстные энтузиасты являлись ревнивыми хранителями природы. И до войны Александр Сергеевич почти все дни проводил в своём лесничестве, заботился о новых лесонасаждениях, об очистке лесного массива от пришедших в негодность деревьев и кустарников, о том, чтобы в лесу жили пернатые. Птиц он знал великолепно, мог мастерски подражать их пению, что и делал, спрятавшись за деревьями. Заслышав знакомый посвист, дрозд или какая-нибудь иная пичужка летели на призыв, что называется, распластав крылья. Особой страстью лесничего, заядлого охотника, являлось распознавание следов зверей. Он без лишнего раздумья мог сказать, что за заяц выскочил из леса и пробежал по тропке, куда направился, и даже мог с точностью до минуты назвать время этого события. Позже, уже после нашей Победы, мне, к счастью, довелось побродить с Александром Сергеевичем по его обширному хозяйству. И он всё так же интересно рассказывал о жизни обитателей леса.

В войну умение наблюдать и ухаживать за лесным хозяйством оказалось невостребованным. Зарева пожарищ, бомбардировки, огненный смерч артиллерийской стрельбы скосили лес на огромных пространствах. В их числе пострадали и зелёные просторы Клинского района. И вот человек сугубо мирной профессии, Александр Сергеевич Фильченков стал стойким борцом с фашизмом. Сразу после прихода немцев он, естественно, оказался в числе создателей подпольной группы. Так как профессиональный лесник превосходно знал местность и обладал большой наблюдательностью, то сделался незаменимым проводником для наших народных мстителей. Какая бы группа не шла на задание, она обязательно получала наставление у Александра Сергеевича. Он здорово помог партизанам в сборе и хранении оружия, связал нас с лесником по фамилии Мишкин, у которого после боя у Бузаново был образован первый в Ельнинском районе Партизанский лазарет «Лесная дача». Много раненых бойцов поправили там своё здоровье и продолжили активную борьбу с ненавистным врагом.

Для контроля за размещением подразделений нашего Батальона и особенно для планирования боевых операций нам требовалась хорошая военная географическая карта. К сожалению, наших, советских карт Ельнинского и прилегающих к нему районов ни у кого из окруженцев или местных жителей не имелось. В результате боёв с карателями нам достались трофейные карты. Но на них все названия были сделаны на немецком языке, причём часто с большими искажениями, а также содержали и явные ошибки. Решить данный вопрос нам помогла такая трагическая случайность.

Сразу после образования Партизанского батальона «ФД» пришлось заняться старостой Лыгиным, который слишком рьяно служил оккупантам. Накануне партийного собрания в Матченках в деревню Сосновка были посланы три бойца-окруженца с целью проведения разведки и задержания немецкого прислужника. Но коварному старосте удалось не только обмануть разведчиков, но даже попытаться арестовать их. При этом один боец был сразу же убит, а два других – ранены. Истекавшие кровью партизаны стали отползать за сарай, но их увидели сын и дочь старосты Лыгина. Эти молодые негодяи схватили винтовки и без раздумий пристрелили наших бойцов.

Потап Паненков, узнав о случившемся, немедленно послал в село группу бойцов из своего отряда с задачей арестовать старосту, его сына и дочь. Самому Лыгину удалось сбежать, но его дети были схвачены и доставлены в деревню Матченки. Как раз в это время в Партизанском батальоне уже был избран ревтрибунал. На основании материалов расследования, произведенного уполномоченным Особого отдела Иваном Ивлиевичем Ананьевым, и признания на суде самих подозреваемых брата и сестры Лыгиных, что они действительно застрелили из винтовок раненых бойцов, Тройка трибунала приговорила предателей к расстрелу.

Совершенно неожиданным в этой истории оказалось то обстоятельство, что когда во время следствия проводили обыск в доме Лыгиных, то из одного сундука выпал клочок бумаги, на котором имелась весьма неожиданная надпись: «Генеральный штаб РККА». Кто-то из бойцов сообразил, что это был кусок крупной военной географической карты. Тогда стали искать внимательнее, и оказалось, что такими большими полотнами карт вместо обоев оклеены все стены избы! Более того, на этих крупномасштабных (то есть очень подробных) картах нанесено с высокой точностью несколько районов, расположенных как раз вокруг Ельни. Откуда у предателя Лыгина появилось такое «сокровище», теперь оставалось только гадать.

С величайшей осторожностью под зорким наблюдением Пётра Решетникова, в ту пору командовавшего всей разведкой Батальона, партизаны отделили от стен избы отдельные листы карты. Из них удалось собрать и склеить прекрасное изображение Ельнинского и прилегающих районов Смоленской области. Этой картой мы и пользовались для нанесения боевой обстановки и планирования партизанских операций. Забегая вперёд, замечу, что, когда у нас установилась воздушная связь с Большой Землёй, мы неоднократно просили штаб Западного фронта прислать нам военную карту нашего Партизанского края, но это так и не было сделано. Поэтому случайно доставшееся нам «географическое чудо» добросовестно служило Партизанскому штабу на протяжении долгих месяцев.

На драгоценной карте начальник штаба Николай Рачков сразу же очертил линию фронта, которую занимал наш Батальон. К тому времени она стала уже довольно внушительной: в глубину достигала до 30 километров, при этом охватывала семь десятков населённых пунктов и составляла длину по периметру около 70 километров.

Теперь наглядно стало видно размещение всех наших подразделений. Тяжелее всех приходилось первой роте, так как она стояла ближе всего к Ельне и потому вела непрерывные бои с немцами. А стычки эти бывали весьма напряжёнными. Фашисты тщательно охраняли большак – главную дорогу, идущую от Смоленска. Под охраной роты находились деревни Жабье, Алексеевка и Холмец. Командовал 1-й ротой бывший слушатель Артиллерийской академии имени Ф.Э. Дзержинского, старший лейтенант Андрей Моисеевич Литвиненко (по кличке «Литовский») – коммунист, участник Смоленского сражения, в котором он возглавлял артдивизион. В боях проявил себя хорошим командиром, выдержанным в любой обстановке. Начальником штаба роты являлся (уже часто упоминавшийся нами) Марк Ларьяновский. Политруком в этой роте был лейтенант Александр Григорьевич Фатеев, бывший комиссар танкового батальона, участник боёв с японцами в районе Халхин-Гола. Он тоже отличился в Смоленском сражении. Парторгом роты коммунисты избрали Кузьму Лаврентьевича Епанчинцева, а комсоргом молодёжь доверила быть Павлу Яровому.

Второй ротой командовал старший лейтенант Герман Григорьевич Ковалёв, лётчик, участвовавший в Смоленском сражении в составе разведывательной эскадрильи. В командный состав входили начальник штаба лейтенант Семён Котляр (по образованию инженер-химик), комиссар Григорий Израилович Верман, парторг Пётр Комиссаров, комсорг Аркадий Крендель. Эта рота занимала деревни Замошье, Вититнево, Сос и все селения в радиусе 10 километров от Замошья.

В Дворищах, небольшом селении, раскинувшемся недалеко от железнодорожной станции Павлиново, расположился штаб 3-й роты. Ею командовал старший лейтенант Степан Васильевич Механошин по кличке «Виктор Кочубей» – кадровый кавалерист, бесстрашный рубака, отходивший с боями от самого Белостока, участвовал в Смоленском сражении. Комиссаром в роте был младший политрук Николай Кучеренко, парторгом – старший лейтенант Владимир Трофимович Новиков, комсоргом – Михаил Стёпин.

Вскоре к Батальону присоединились отряды Голубева И.Е., Орлова А.А., Баранова, Фурманова Н.П. В связи с этим количество рот у нас оказалось больше, чем в регулярном батальоне, и каждый день всё увеличивалось: четыре, пять, шесть, семь…

Как уже отмечалось, разведкой в Батальоне командовал Пётр Решетников – высокий и стройный старший лейтенант, с которым дружили почти все бойцы батальона. Он всегда был гладко выбрит, чисто одет и отутюжен – вообще, являл собой образец военной выправки. Скупой на слова во время выполнения заданий, он словно «разряжался» в минуты отдыха. Там, где царили смех и шутки, можно было смело сказать – находился Пётр Решетников. Порой трудно было предположить, что этот весельчак всего несколько часов назад прибыл из самого пекла боя.

Имелась у нас и хозяйственная рота. В её задачу входило обеспечение всех нужд Батальона – от питания до стирки белья. И уж если речь зашла о продовольственном снабжении, то оно у нас являлось бесперебойным. Может быть, потому, что этим делом заведовал Последович, большой специалист и знаток в данной области. До войны он работал в Минске в крупном учреждении. Его деловая смётка во многом помогала нам успешно выкручиваться в сложных ситуациях. А положение порой складывалось действительно тяжёлое. Богатый урожай, созревший в прошлом году, успели собрать, но зерно, хоть и не было отдано фашистам, расходовалось крайне неэкономно. Каждый житель старался использовать съестное вволю: всё равно, мол, придут гитлеровцы и отберут.

Вначале такая тактика казалась правильной, но время шло, и допущенные излишества начинали приносить свои отрицательные плоды. Создавалось просто угрожающее положение с продовольственным вопросом, который надо было решать немедленно. Население добросовестно помогало нам, но требовалось поставить всё снабжение на прочную основу. И это удалось сделать именно Последовичу. Он создал несколько постоянных пунктов сдачи продуктов, включая мясо, молоко, яйца. Зерно на хлеб мололось на нескольких мельницах. К середине февраля 1942 года партизанский стол выглядел обильным и хлебосольным, что во многом способствовало поднятию боевого духа. Партизаны чувствовали себя частицей нашей регулярной армии.

Охрану штаба и обеспечение его нужд осуществляла комендантская рота. У нас было до 10 постоянных постов и много временных. Рота отлично несла караульную службу – в штаб не проник ни один посторонний.

Для того чтобы осуществлять надёжную связь штаба Партизанского батальона с ротами, был создан взвод связи. Им командовал бывший связист 24-й армии лейтенант Куц. Отмечу сразу, что проблема связи была крайне острой, поскольку с каждым днём расстояние между штабом и ротами возрастало – фронт наших действий непрерывно расширялся. В одном из приказов по Батальону пришлось даже отдать распоряжение, чтобы все бывшие связисты явились в наш штаб. Таких набралось немало, но лейтенант Куц отобрал только 30 человек – самых опытных.

В лесу около деревни Курвость остались блиндажи 24-й армии, протянувшиеся на несколько километров. Под снегом вдоль этих оборонительных сооружений проходил провод, который надо было достать и использовать для наших нужд. Лейтенант Куц со своими бойцами взялся за это нелёгкое дело. Откопали не только провод, но и другие приборы связи.

Через неделю в штабах всех уровней уже появились телефонные аппараты, а 13 февраля 1942 года была налажена чёткая проводная связь командования Батальона со всеми ротами. Выполнив поставленную задачу, неугомонный связист Куц озаботился другим вопросом: как быть в дальнейшем с расширением системы связи, если впрок нисколько провода не осталось? По его настоянию я направил в деревню Мазово команду связистов. Результаты их поездки были самые блестящие: они нашли несколько десятков катушек телефонного провода. Теперь мы надолго были обеспечены всем необходимым.

Помимо созидательной работы, лейтенант Куц научил наших разведчиков правильно уничтожать немецкую связь, столбы с проводами которой тянулись в разных направлениях. Первоначально, когда мы ещё не вели особо активных действий, наши умельцы подсоединялись к немецкой линии и с помощью переводчика узнавали много разных полезных сведений о противнике. Теперь положение изменилось: при захвате новых населённых пунктов всякая имевшаяся там телефонно-телеграфная связь уничтожалась, чтобы фашисты не могли вызвать подкреплений из комендатур в Ельне, Брыни или Спас-Деменске.

Важной составляющей нашей деятельности была охота на большаках. Только от Ельни во все стороны расходились четыре просёлочные и столько же грунтовых дорог. Через этот районный центр проходила дорога на Смоленск и на Калугу. На этой трассе мы постоянно устраивали засады, в результате то добывали «языка», то взрывали колонны грузовых машин. После каждого налёта или подрыва партизаны вынуждены были сразу же отходить, так как фашисты на место происшествия прибывали немедленно. Шоссе усиленно патрулировались их танками и бронетранспортёрами. Такие встречи с ними для нас являлись нежелательными.

Дорога из Ельни на Вязьму не была столь оживлённой. Фашисты проезжую часть не расчищали от снега, и по ней ходил гужевой транспорт. Но он почти весь уничтожался нашими партизанами, задачей которых было внезапно напасть, разгромить обоз и тут же отойти. На всех дорогах, которые проходили через довольно обширный в ту пору Партизанский край, были выставлены боевые заслоны. Перед ними стояла задача: в случае появления отряда противника завязать с ним бой и держаться до подхода подкреплений, которые непременно разгромят супостата. Таким же образом контролировались партизанские и все остальные возможные тропы, проходившие по лесам в местах нашего расположения. Все партизанские силы были подвижными и мобильными: они не стояли на одном месте, а в соответствии с обстановкой неожиданно и жёстко наносили удары по врагу.

Батальон «ФД» контролировал и железную дорогу Смоленск – Сухиничи. До нашего здесь появления фашисты везли по рельсовому пути всевозможные грузы, эксплуатировали эту транспортную ветку на полную мощность. Одной из главных боевых задач, которую поставил штаб Батальона перед ротами, было полностью остановить движение по железнодорожной магистрали. В целях лучшей координации всех подрывных работ в Батальоне были образованы разведывательные и диверсионные группы.

Для начала по данным разведки наши подрывники во многих местах взорвали рельсовое полотно дороги и заминировали подходы к этим участкам. В результате восстановительные команды немцев, прибывавшие к месту аварий, стали взлетать на воздух. А пока фашисты налаживали дорогу в одних местах, её приводили в негодность на других перегонах. Наша разведка зафиксировала, что с 10 февраля 1942 года железная дорога Смоленск – Сухиничи практически перестала действовать: к фронту не шли больше германские эшелоны с вооружением. Таким состоянием дел был крайне озабочен командовавший тыловыми охранными войсками группы армии «Центр» генерал фон Шенкендорф, который приказал немедленно исправить положение. Но его приказ так и остался исполненным только на бумаге: железная дорога пребывала в затишье, хотя её на большом протяжении обнесли колючей проволокой, а по обеим сторонам полотна стали ходить часовые. Стоило только фашистам «залечить» одни раны после наших налётов и подготовить дорогу к пуску, как мы снова выводили её из строя. Часто около «железки» закручивались оживлённые баталии партизан с охраной. Но они всегда кончались печально для фашистов. Благодаря усилиям партизан Батальона «ФД» сколько танков, пушек и другого военного снаряжения германской армии не дошло до линии фронта!

С первых же шагов нашей подпольной и партизанской деятельности мы старались тщательно оберегать себя от шпионов и диверсантов. Несомненно, что германские власти с появлением очагов партизанского движения пытались заслать в них своих лазутчиков. Фашисты создавали даже целые лжепартизанские отряды. С одним из них нам вплотную пришлось познакомиться. Вот как это произошло.

Числа 10 февраля 1942 года штабом Батальона были посланы в деревню Заборье для установления контактов с находившимся там отрядом некоего Яковлева наши представители: Андрей Литвиненко, Константин Бобрышев и бывший помощник прокурора города Ельни Василий Николаевич Савлуков. Названные посланцы без всякой боязни прибыли в штаб этого партизанского подразделения, чтобы выяснить, кто ими командует и почему они не присоединяются к нам? Командир этого отряда Яковлев принял тройку представителей очень хорошо, и у них завязалась оживлённая беседа. Узнав, с какой целью прибыли наши товарищи, хозяин пригласил всех пообедать. Литвиненко, Бобрышев и Савлуков поставили своё оружие в углу избы, а сами сели за стол. Когда же встали после обеда, то оказалось, что их винтовка и автоматы были убраны по приказанию Яковлева. Он же объявил, что все трое арестованы. Вечером над нашими товарищами состоялся «суд», и их приговорили к расстрелу. Оказалось, отряд Яковлева был лжепартизанским. Литвиненко, Бобрышева и Савлукова бросили в подвал каменного дома, заперли на замок и сказали, что они будут расстреляны в полночь. Узнав в процессе переговоров, откуда прибыли наши представители, Яковлев вместе со своими сообщниками направился в Красную Ниву, где находилась 1-я рота Батальона «ФД». Прибыв туда, провокаторы стали выяснять, где находится комиссар роты Александр Григорьевич Фатеев? Когда бандиты ворвались к партийному руководителю на квартиру, то Фатеев проявил бдительность и всех яковлевцев арестовал. От них он и узнал об аресте Литвиненко, Бобрышева и Савлукова. Посадив арестованных под надёжную охрану, Фатеев сам поскакал в штаб Батальона, который переместился тогда в Титов хутор (телефонная связь к этому времени ещё не была налажена).

Подняв группу партизан по тревоге, мы с комиссаром Батальона Амировым и секретарём парторганизации Паненковым быстро выступили в Заборье. Где-то в полночь, минуя посты яковлевского отряда, мы двумя группами продвинулись через лес и огороды и, действуя согласованно, сняли часовых и захватили штаб. Затем обезвредили и арестовали весь отряд, захватив полностью его оружие, в том числе два станковых пулемёта, которые стояли на окраине деревни. Самое главное, освободили своих товарищей, приговорённых к расстрелу.

В присутствии всего отряда Яковлева состоялось судебное заседание трибунала, на котором разбирались преступные дела его командиров. Оказалось, что лжеотряд занимался грабежом населения, убивал коммунистов. При обыске было установлено, что квартиру коммуниста Савлукова обворовал именно этот отряд, поскольку пострадавший опознал свои вещи. Нами была перехвачена записка, написанная рукой Яковлева, которую он послал с нарочным к одному из старост волости. В ней запрашивалось, когда в лжёотряд будут присланы немецкие паспорта? По приговору трибунала предатель Яковлев и его помощники были расстреляны.

С бойцами этого «отряда» мы провели серьёзную беседу, в результате которой выяснилось, что все они являлись окруженцами и бежавшими из немецких лагерей военнопленными. Обманутым бойцам рассказали, кому они должны служить. Все они как один заявили, что не понимали, куда их завёл командир, и очень просили нас принять их в Партизанский батальон «ФД». Наша тройка посовещалась и решила направить всех в 7-ю роту. Командир этой роты Петров и политрук Пётр Литвиненко сумели навести среди «новичков» надлежащий порядок и наладить дисциплину, поднять партийно-комсомольскую работу на должную высоту. В результате вся принявшая Партизанскую присягу рота в дальнейшем воевала очень хорошо.

Напряжённая боевая обстановка в тылу врага требовала от нас постоянного внимания, и потому наши командиры и бойцы находились всегда начеку. Однако вопрос соблюдения бдительности касался не только партизан, но и всего населения тех пунктов, которые входили в зону действия Батальона «ФД». Как раз в тот день, когда наш штаб перебазировался из Мазово в Некрасы, произошёл такой случай, показавший неустанные происки вражеской разведки. К Домне Овсеевне Лебедевой, хозяйке дома, в котором размещался штаб, буквально сразу после нашего отъезда пришли двое неизвестных, представившихся партизанами. Они были такие оборванные и грязные, что сердобольная женщина, видимо, поверила им. Они расспрашивали разные сведения о батальоне и настойчиво выясняли, кто такой ФД? Сыновья хозяйки Миша, которому было 14 лет, и тринадцатилетний Илья оказались сметливее своей матери. Они заметили, что один из пришельцев записывал ответы хозяйки на свою портянку химическим карандашом.

Когда «гости» ушли, Миша пристыдил маму за то, что она откровенно рассказывала о партизанском отряде случайным людям и не заметила, что один из них всё это фиксировал. Парнишка не растерялся: прискакал на лошади к нам в Некрасы и рассказал об этом визите. Особисты, которыми руководил Иван Ивлиевич Ананьев, успели схватить пришельцев в трёх километрах от Мазово, когда они уже были готовы скрыться в лесу. На допросе они признались, что действовали по поручению коменданта Ельни, который им дал задание выяснить всё о Партизанском отряде «ФД». Предатели, конечно, получили по заслугам.

Однажды в сопровождении штабных работников я ехал в Дворище, где стояла 3-я рота. Там было неспокойно: фашистские самолёты периодически устраивали налёты. И действительно, нам во время движения часто приходилось делать остановки и прятаться в воронках, чтобы не попасться на глаза немецким лётчикам. При подходе к селу нам встретился дед с клюшкой, причём спереди и сзади у него висели две сумки. Чёрная, как смоль, борода ниспадала почти до пояса. Его и впрямь можно было принять за нищего, до такой степени бродяга был оборван. Вдобавок ко всему он вертел шарманку и что-то гнусавил.

«Что-то уж больно странный тип», – подумал я. Мало того что нищие почти не бродили по сёлам в такое тяжкое время, так и взгляд этого старика как-то не соответствовал его одежде: глаза оборванец всё время отводил в сторону. И тут я вдруг понял, что «гвоздём» в его поведении являлся протез под коленом левой ноги. По его походке мне показалось, что он был совершенно здоровым человеком.

Я попросил странника показать, что у него с ногой. Тот ответил, что расшиб колено, а теперь рана гниёт. Я велел бойцам развязать ногу мнимого инвалида. Она оказалась совершенно здоровой. А вот в протезе нами был обнаружен микрофон от радиопередатчика.

Через полчаса «странник» Владимир Синкин бодро расхаживал по избе (такую возможность мы ему предоставили) и рассказывал о школе гестапо в Мюнхене, которую он окончил. Именно через эту школу он как раз и был связан с комендатурой Ельни.

У шпиона «протез» оказался с «секретом». В нём было два углубления: в одно вкладывался микрофон, который был наподобие телефонной трубки. Во втором можно было запрятать бумаги или документы. Сверху оба углубления накрывались дощечкой из фанеры, вставлявшейся в пазы, имевшиеся в стенках «протеза». На дощечку укреплялась мягкая подушечка, на которую при ходьбе опиралось колено.

Паненков П.А. спросил у вражеского разведчика, сможет ли он найти свою рацию? На что немецкий агент ответил, что позабыл, где закопал аппаратуру, и потому самому ему не удалось найти её в лесу. Микрофон же носил с собой, чтобы тот не застыл на морозе и не вышел из строя.

К великому сожалению, столь необходимая нам рация так и осталась необнаруженной. После подробных допросов, поскольку улик вредительской шпионской деятельности набралось больше, чем достаточно, предателя «вывели в расход».

Командование Партизанского батальона «ФД» обратилось к старостам и полицаям всех сёл и деревень с воззванием, в котором предлагалось явиться к нам с повинной. Многие так и сделали. Их принимали в особом отделе штаба, откровенно беседовали. В результате проведенной «перековки» изменники, порой ставшие таковыми вынужденно, давали подписку, что не будут отныне работать на фашистов. И действительно, после такой «профилактики» большинство старост и полицаев воздерживалось от проведения мероприятий, которые им предписывали оккупационные власти.

Ещё раньше, чтобы дезориентировать немцев, мы инсценировали «аресты» старост, которые были нашими людьми. В пору действия Замошьевского подполья был устроено демонстративное задержание Паненкова. Это позволило оккупантам более доверительно относиться к нему. Точно так же, от случая к случаю, партизаны проводили такие же показные «аресты» Бурмистрова и Новосельцева.

Чтобы легче стало выявлять чужих людей, приходивших в наш Партизанский край, по Батальону был издан приказ о создании во всех деревнях отрядов самообороны. В каждый из них входило от 15 до 30 хорошо вооружённых человек. Руководили этими бригадами председатели сельсоветов и колхозов. Задача перед ними ставилась очень простая: задерживать для проведения проверки всех чужих, незнакомых им людей. Кто бы ни приезжал в деревню, если он не был лично известен жителям, его доставляли в Особый отдел батальона. Эта мера во многом пресекла засылку к нам шпионов, предателей и разведчиков. Бригадам самообороны мы давали условный пропуск, причём каждый день новый. Партизаны этот пропуск знали. В дальнейшем, когда Батальон развернулся в Полк, каждому партизану было выдано удостоверение. Кроме того, назначались пароль и отзыв, которые тоже менялись каждый день. В бригадах самообороны пароль устанавливался по названиям занятых партизанами пунктов, например: Савостьяново – Сос, Мазово – Мосалы. Эти бригады выполняли в своих поселениях важную контролирующую функцию и очень нам помогали. Так, если в деревню прибывал какой-либо отряд фашистов, полицейских или их заготовителей продуктов и фуража, бригады об этом сразу же «по цепочке» передавали друг другу, и такое донесение по «беспроводному телефону» быстро доходило до нашего штаба. А здесь уже, в зависимости от конкретных обстоятельств, командование Батальона принимало необходимые меры: если нужно, направляло разведку, а затем незваные гости либо уничтожались, либо брались в плен. Особо отличившихся членов бригад мы награждали оружием – автоматами и пистолетами, а также именными часами.