Текст книги "Легендарный ФД. Фёдор Гнездилов – московский ополченец, смоленский партизан, советский гвардеец"

7. На занятой врагом территории

В неимоверно трудных условиях оказалось население оккупированных районов Смоленской области, которая в середине октября 1941 года была полностью захвачена фашистами. Особенно тяжело пришлось жителям Ельнинского, Дорогобужского, Всходского и Спас-Деменского районов, где в течение двух месяцев шли ожесточённые бои. Здесь армии Западного, Резервного и Брянского фронтов задержали стремительное продвижение германской группы армий «Центр» к Москве, но и сами понесли огромные потери как в живой силе, так и в технике. В этих краях вместе с кадровой советской армией сражались ополченцы столицы, а также добровольцы многих городов Смоленской области.

При возникновении угрожающего положения в связи с приближением фронта общественное имущество, предприятия, учреждения, а также скот из Ельнинского района были эвакуированы в советский тыл. Часть населения отправилась на восток вместе со своим скарбом и с детьми. Мужчин, призванных в армию, заменили женщины. Они строили оборонительные сооружения и аэродромы, работали на производстве. Лозунг партии: «Всё для фронта! Всё для победы!» – стал священным для всех.

Однако много людей по разным причинам не смогли эвакуироваться, и вместе с ними на захваченной врагом территории осталось немало богатств, которые оккупанты немедленно стали грабить. Во второй половине октября в Ельнинском, как и в других районах Смоленской области, начал устанавливаться гитлеровский «новый порядок»: все партийные, советские, комсомольские и профессиональные организации были объявлены вне закона. Собственность предприятий, колхозов, совхозов, а также земля и реки провозглашены собственностью рейха, то есть фашистской Германии. Гитлеровцы выдвигали из числа подонков общества начальников полиции, тюрем и лагерей. Так, в Ельне бургомистром стал предатель Родины некто Пыльник, он же Елисеен. Начальником тюрьмы назначили конокрада Татаринова. Должность полицейского получил бывший кулак Миханя Козлов. В городе было создано два больших концлагеря. В район стали возвращаться отпрыски бывших дворян и помещиков – Монтицкие, Елисеевы и прочие. Фашистский комендант Ельни майор Нейман, его помощник капитан Халейман разделили район на волости, назначили в них бургомистров, старост и полицию.

На оккупированной территории нашей страны гитлеровцы решили учредить новую систему рабства, «теорию» которого разработал сам Адольф Гитлер. Воплощение этой хитрой задумки подразумевало выполнение нескольких основных условий. Самое главное, местное население должно было беспрекословно подчиняться новой власти. Тех, кто это не выполнял, ждали тюрьмы, концентрационные лагеря, а также смерть через расстрел или повешение. Жители оккупированных территорий не должны были иметь никакого оружия и служить в армии. Спокойствие и порядок на всём оккупированном пространстве обеспечивали только германские войска. Колонизаторы-немцы и покорённые ими народы (русские, белорусы, украинцы и др.) должны были проживать совершенно раздельно. Для первых предусматривались элитные поселения с комфортными условиями на хорошо охраняемых территориях. Для остальных – отведённое под это жизненное пространство. В этих колониях планировалось оставить всего 50 миллионов славян, а остальных уничтожить или выселить за Урал. В собственности покорённых народов не должно было быть никакой промышленности. Обучение и медицинская помощь для населения предусматривались в самых минимальных размерах. Эти территории полагалось вообще не убирать от мусора, да к тому же не делать населению никаких прививок. Всё должно быть направлено на то, чтобы эти народы находились на как можно более низком уровне культурного развития. Рабам предоставлялись только две радости, которые становились целью их жизни: хлеб и зрелища. Вместо человеческих страстей над ними должно довлеть одно желание: нажраться и поразвлекаться.

Необходимое техническое оборудование будет поставляться в колонии только из метрополии, где имеются и совершенствуются мощные заводы. Для того чтобы получать денежные средства, на которые рабам можно было приобретать необходимую бытовую технику, им следовало производить и реализовать в метрополию продукты питания, либо поставлять за бесценок богатства своих недр: нефть, уголь, руду и так далее. Всем людям, соблюдающим лояльность к власти, предоставлялась полная свобода, вплоть до вседозволенности. «Ибо, – как говорил Гитлер, – чем примитивнее люди, тем больше воспринимают они ограничение своей свободы как насилие над собой». Как это ни парадоксально звучит, но, по мнению древнегреческого философа Платона, существует истина: «Из крайней степени свободы всегда возникает величайшее и жесточайшее рабство». При вседозволенности махровым цветом разрастаются прежде всего самые низменные инстинкты, которые глушат все настоящие, тонкие человеческие чувства.

Никакой политической или общественной информации на пространствах, где проживают «свободные» покорённые народы, не допускалось. В населённых пунктах следовало установить только мощные динамики («тарелки»), по которым передавать необходимые объявления и (постоянно) хорошую музыку. Покорённым народам ни в коем случае нельзя было рассказывать об их истории. Только «музыка, музыка, ничего, кроме музыки», потому что «весёлая музыка побуждает в людях трудовой энтузиазм». К этому добавлялись ещё танцы: можно было позволить себе «танцевать до упаду».

Церкви и секты разрешались любые, вероисповедание ничем не ограничивалось. Дозволялось жениться и иметь детей. Но учителя, если таковые ещё имелись, не должны были «тащить детей в школу».

Жителям колоний предоставлялось право путешествовать по всему миру с обязательным посещением (хотя бы раз в жизни) столицы Германии Берлина для получения ощущения великой мощи Третьего рейха.

Единственное, что строго пресекалось в среде немецкого населения, – так это взяточничество и коррупция. Зато у порабощённых народов подобное зло допускалось в любых масштабах.

В странах Европы, покорённых Германией, люди постепенно приучались к такому «новому порядку» и практически повсеместно соблюдали его. Фашисты считали, что и советские «недочеловеки» на оккупированных территориях также воспримут эти правила. А кто не захочет это сделать – будут уничтожены.

Однако оккупанты не ожидали, что русские, украинцы, белорусы, молдаване, чьи земли в первую очередь захватил противник, не смирятся с уготованной им участью рабов и вместе с другими народами Советского Союза поднимутся на непримиримую борьбу с ненавистным врагом. Даже среди тех, кто пошёл в услужение к фашистам, имелись настоящие патриоты, которые стремились не обирать, а защитить свой народ и, насколько возможно, навредить противнику. Попавшие в окружение советские воины и местное население стали организовывать партизанские отряды, чтобы с оружием в руках бороться с врагом.

Вот как о своей дальнейшей судьбе на занятой врагом территории рассказал Фёдор Данилович Гнездилов, после того как он нашёл себе пристанище в селе Савостьяново Ельнинского района Смоленской области в хате у крестьянской вдовы Алдошкиной.

Я попросил у хозяйки разрешения умыться, и она принесла мне мыло и полотенце. Когда привёл себя в порядок, прошёл в горницу, где познакомился с дочкой хозяйки Марусей. Девушка сидела за столом и что-то вязала или вышивала. Я подумал, что она, наверное, к свадьбе приданое готовит. И, как оказалось, не ошибся: девушка уже познакомилась с одним из окруженцев, и они собирались пожениться.

Вскоре пришёл постоялец, ставший теперь женихом Маруси. Мы познакомились, его звали Иван Шейн. Когда разговорились, выяснили, что являемся земляками – оба из Воронежской области.

Через некоторое время хозяйка накрыла на стол и пригласила всех обедать. Только мы сели кушать, как раздался стук в дверь. Хозяйка разрешила войти, и на пороге появился знакомый мне боец. Поздоровался, перекрестился и, посмотрев по сторонам, вдруг произнёс, обращаясь ко мне: «Товарищ командир, а Вы как сюда попали?»

Боец оказался бывшим трубачом-сигнальщиком из моего эскадрона – Парфил Данилович Механёк, тоже москвич. Я ему говорю: «Я рекомендовался хозяйке рядовым солдатом, а ты сразу выдал меня». Все засмеялись. Хозяйка и нового гостя пригласила сесть за стол. Парфил Данилович рассказал, как был ранен в руку в одном бою со мной, а потом, после долгих скитаний, пришёл в Савостьяново. После обеда мы поблагодарили хозяйку, и она разрешила нам обоим остаться ночевать.

Вечером в хату к хозяйской дочке Марусе пришло много соседей, в основном девушки и молодые женщины, у которых мужья в то время служили в Красной Армии. Очевидно, решили посмотреть, что мы за люди. Они расспрашивали нас, откуда мы, когда и при каких обстоятельствах были ранены. И мы втроём по очереди рассказывали местному женскому обществу о своих злоключениях под Вязьмой. Много было разговоров и на всевозможные другие темы. Конечно, дам интересовал такой вопрос: в деревне собралось много окруженцев, и некоторые из них уже поженились. А какие у вас планы в этом отношении? «Поживём – увидим. Время покажет», – уклончиво ответил я.

И вот тут-то одна из женщин сказала: «Если бы вы были портными или сапожниками, то мы бы вас и кормили, и уважали, да из деревни не выпустили бы». Парфил Данилович начал шутить и спрашивает: «А что нужно шить?» Отвечают: «Пиджаки. Или обувь починить». «Ну, хорошо, – сказал Парфил Данилович, – дайте нам отдохнуть суток трое, тогда мы начнём вам шить». Оказывается, Парфил Данилович был первоклассным мастером – портным. А я в детстве учился сапожному делу, но эту специальность забросил, когда ушёл в Красную Гвардию в 1917 году, но как шить сапоги, ещё не забыл.

Прошли три дня, и мы обратились к хозяйке: «Давайте материал, что вам надо пошить?» Мать Маруси сразу назвала заказ: «Пиджак из шинели моему зятю Ивану». Жених даже смутился, что он уже оказался в такой роли. Алдошкина принесла солдатскую шинель, швейную машинку, чугунный утюг, большие ножницы, иголки и катушку ниток. Мы приступили к работе: я грел утюг, а Парфил Данилович разглаживал распоротую им шинель. Затем он начал кроить получившийся материал. Когда детали пиджака были скроены, он сложил два клина вместе и отдал их мне: «ФД, штопай вот так». Я, в общем-то, никогда портновской иголки в руках не держал и потому так ему «наштопал», что он всю мою работу разорвал, подняв меня на смех перед всеми находившимися в хате людьми. Я несколько обиделся и стал укорять его: «Парфил Данилович, зачем ты меня компрометируешь?» Но мастер ответил: «Ничего, ты – мой ученик, и я имею право требовать с тебя хорошую работу». Сам он сел за машинку и стал сшивать части пиджака. Затем состоялась примерка.

А на другой день к вечеру пиджак, подшитый подкладкой, был полностью готов. Собрались соседи, женщины и девушки, внимательно осмотрели нашу работу и даже удивились умению московских мастеров. Оценку нашему первому изделию дали хорошую и стали наперебой приглашать к себе – шить одежду.

В тот же вечер мы перешли к другому хозяину, Митрофану Потёмкину. У него дочь Маруся выходила замуж за Петра Фельченко – полицая. Сам жених был из деревни Холмец, неоднократно приходил в деревню Савостьяново и даже останавливался в доме будущего тестя. Марусе надо было сшить пиджак и костюм, а также изготовить обувь. Я решил больше не помогать Парфилу Даниловичу в портняжном деле, а пошить невесте сапожки к свадьбе. Надо сказать, что эту обувку я сделал так удачно, что не только Марусе она очень понравилась, но и Парфил Данилович мне даже позавидовал.

Когда сапожки были готовы, к нашему хозяину Потёмкину вечером пришёл бывший председатель колхоза Андрей Давыдович Миронов, который узнал, что у них в деревне появились хорошие мастера. Этому замечательному человеку я обязан многим и поэтому о наших встречах расскажу поподробнее.

Не сразу между нами установились полный контакт и взаимное доверие. Но этот человек меня буквально вылечил и выходил. Миронов сказал тогда просто: «ФД, оставайтесь у меня в доме». Я остался. Андрей Давыдович не докучал мне работой. Он видел, что я слаб, и больше беспокоился о моём здоровье. Буквально через неделю я почувствовал себя совсем хорошо и занялся обувным делом. Вскоре первая пара сапог была готова, да к тому же ещё из остатков материала я сделал три пары тапочек для девочек Андрея Давыдовича. Сколько было радости в глазах у всех, кто получил обнову! Прямо надо сказать, что за последнее время авторитет мой как специалиста здорово возрос. Приходили соседи, внимательно рассматривали готовые изделия, завидовали моему мастерству. Теперь по вечерам в хате стало собираться много народа. Беседовали, шутили, рассказывали всякого рода новости: где и кого немцы расстреляли, скольких людей повесили и почему их казнили. Обсуждали обстановку, которая для нас, окруженцев и бежавших военнопленных, была крайне напряжённая.

Очень часто, когда я занимался своей работой, Андрей Давыдович и его сын Иван садились около меня и всё спрашивали, где я так хорошо научился шить сапоги? Правда, я чувствовал, что совсем не это интересовало хозяина. Разговоры всё чаще шли о том, что несёт нам «новый порядок», как организовать отпор оккупантам. Полицаи, старосты и старшины из кожи вон лезли, стараясь угодить своим хозяевам: грабили население, всячески издевались над народом. По приказу немецкого командования полицаи стали брать на учёт всех бывших военных, составляли списки и местных коммунистов. Немцы всячески старались запугать людей. Расстрелянных и повешенных по нескольку дней не разрешали убирать, чтобы захоронить. В то же время волна народного недовольства прокатывалась по всем районам Смоленской области.

Как-то однажды вечером вся семья Андрея Давыдовича разошлась, и мы остались с ним вдвоём. Воспользовавшись случаем, я спросил бывшего председателя колхоза, как ему нравится немецкая власть? Он ответил, что в их деревне эта власть нравится только двум-трём подонкам, а остальные все за советскую власть. «Вот сижу и ожидаю, – продолжил Андрей Давыдович, – не сегодня, так завтра заберут меня немцы, увезут, а там – повесят. Среди моих знакомых много хороших людей, но есть и подлецы. А они сейчас находятся у власти: такие как Афанасий Васькин и его брат Леон. Как только пришли гитлеровцы, Афанасий сразу же стал старостой нашей деревни. Этот человек сам продался фашистам и может сдать им любого человека. Обольют, кого хотят, грязью эти предатели, а немцы, и сам ты знаешь, и мужики рассказывали, всегда готовы расправиться с нашим братом, советскими работниками. В моей деревне Савостьяново много побывало окруженцев. Некоторые из них поженились на местных девушках и теперь живут припеваючи. Порезали колхозных свиней и кушают себе сало. Никому из них никакая война не нужна, примирились они с немецкой оккупацией. При этом чувствуют себя неплохо и забывают, что наша Родина истекает кровью. Молодые, здоровые ребята, многие из них даже не были ранены! И вот, пойди ж ты, стали ходить по вечеринкам, устраивают пляски, танцы». Это всё и мне тоже очень не нравилось.

На следующий вечер мы пошли с Андреем Давыдовичем погулять и по дороге зашли в колхозную избу, бывший клуб. Здесь было битком набито молодёжи. Все танцевали под гармошку, веселились, развлекались разными играми. Посмотреть со стороны – всё было как будто хорошо, да только не вовремя! Я не вытерпел, подозвал к себе нескольких товарищей-окруженцев, которых видел раньше, когда они с жёнами заходили в дома, где мы работали, и попросил их выйти на улицу. Когда все собрались, я им сказал: «Меня зовут ФД. На вас приятно посмотреть: красивые, энергичные ребята, некоторые из вас уже поженились. Да вот только забыли вы, что Родину спасать надо, она кровью истекает, а вы каждый день тут танцуете! Слышите выстрелы орудий, взрывы бомб? Видите зарево пожарищ? А ведь скоро наши товарищи вернутся сюда, и первый вопрос, который они зададут вам: “А где ты был? Что сделал для освобождения Отчизны?”» Очевидно, мои искренние, горячие слова задели парней за живое. Послышались вопросы: «А что надо делать?» Я сказал, чтобы все завтра, после обеда, часа в три собрались в хате у моего хозяина Андрея Давыдовича – там и поговорим. После этого ребята, захватив своих жён, тихо разошлись по домам.

8. Создание партизанского отряда «ФД»

2 ноября 1941 года к трём часам дня в доме бывшего председателя колхоза Андрея Давыдовича Миронова, помимо хозяина и Фёдора Даниловича Гнездилова, собрались Михаил Иванович Никифоров, Василий Фёдорович Гурьянов, Иван Шейн, Владимир Павлович Буташов, Николай Семёнович Литвинов и Парфил Данилович Моханёк – всего восемь человек. Во время прогулок по деревне Андрей Давыдович рассказывал Фёдору Даниловичу об этих людях, давал им характеристики. Несомненно, все они были патриотами, горевшими желанием сражаться за Родину.

Чтобы разговор проходил без свидетелей, Андрей Давыдович попросил всю свою семью, жену Ульяну, трёх дочек и даже престарелую мать, лежавшую на печке, временно покинуть хату, отправившись к соседям. ФД так вспоминал первое, организационное собрание будущего партизанского отряда:

Когда все поздоровались и расселись, я попросил у хозяина лист бумаги и карандаш. Передал всё это Никифорову и поручил ему составить список присутствовавших товарищей, в котором указать: фамилию, имя и отчество, воинское звание, в какой части проходил службу, год рождения и домашний адрес. Затем я коротко побеседовал с каждым, при этом задавал такие вопросы: Где воевал? Как и когда попал в плен или окружение? В результате я узнал, что все ребята были из одной воинской части. Трое из них служили музыкантами в Воронежском полку, остальные являлись разведчиками. Из них «савостьяновскими зятьками» уже стали Литвинов, Шейн и Буташов.

Каждый из нас, восьмерых, расписался в списке против своей фамилии, и я всем сказал, что это является нашей первой присягой в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

– Вчера вы меня спрашивали, – начал я свою речь, – что будем делать? А делать мы будем вот что: убивать немцев, вредить, портить их связь, взрывать мосты, не давать извергам грабить народ, издеваться над людьми. Среди нас много молодых, хороших товарищей, которые могут принести большую пользу нашей Родине. Мы начинаем формировать партизанский отряд, да такой отряд, чтобы немцы нас боялись, чтобы у них земля горела под ногами. Надо привлекать в отряд надёжных, проверенных людей. Собирать оружие и боеприпасы. Оружия здесь по лесам разбросано очень много. Видели, даже детишки находят винтовки и из них палят патроны. Надо связаться с такими пацанами и выяснить у них, где тут проходили линии обороны наших и немецких войск. Нам надо в надёжном месте создать базу, из которой мы смогли бы потом обеспечивать товарищей оружием. Будем драться с немцами, и драться будем крепко. Заранее предупреждаю: кто не хочет драться, боится немцев – в нашем отряде тому не место. Повторяю: трусам и паникёрам нет места в нашем партизанском отряде. И настраиваю вас всех: если нам придётся даже умереть, то сделать это надо будет только с грохотом. Надо, чтоб Родина знала: мы действительно сражались за нашу советскую власть. А слабаки пусть продолжают пока отдыхать. Когда мы окрепнем, то и их заставим сражаться с извергами. А кой-кому, может, ещё и нашлёпаем, чтобы не сидели без дела, а действовали, помогали Родине справиться с врагом. Напоминаю: всё, о чём мы сегодня и в дальнейшем будем говорить, является совершенно секретным и распространению не подлежит.

После своей страстной речи я предложил другим товарищам выступить, но желающих не нашлось. Тогда я сказал, что надо назначить командование нашего партизанского отряда. Все сразу подняли руки за мою кандидатуру в качестве командира. Но мне пришлось пояснить товарищам, что я был тяжело ранен, и рана моя ещё не зажила, поэтому ходить мне трудно. А командиру отряда сейчас надо не просто ходить, а непрерывно бегать, чтобы везде успеть самому и всё видеть лично. Поэтому я предложил назначить временно командиром отряда молодого комсомольца товарища Буташова Владимира Павловича. Однако Володя, которого все звали «Уралец», долго отказывался, пока ему не разъяснили, что ФД будет у него первым заместителем и начальником штаба, поэтому поможет организовать работу. Затем комиссаром избрали Николая Литвинова, начальником продовольственно-фуражного отдела назначили Гурьянова В.Ф.

В этот же вечер, когда все партизаны разошлись, а семья Андрея Давыдовича собралась у себя дома, мой хозяин запряг свою лошадь и куда-то уехал. Часа через полтора он вернулся, вызвал меня на улицу и говорит: «Вот, привёз немного соломы для топлива», – а сам взял мою руку и сует её под солому, лежавшую на санях. Я послушно стал там рыться и вдруг наткнулся на ствол станкового пулемёта «Максим». Чтобы «не выдать тайну» и подыграть хозяину, говорю: «Молодец вы, Андрей Максимович, значит, завтра есть, чем печь топить». А он добавляет: «Дважды молодец, потому что в санях ещё ручной пулемёт лежит. Да к ним 19 лент, набитых патронами, – к станковому и семь круглых дисков – к ручному». Вопрос сейчас состоял только в том, куда всё это оружие спрятать? По предложению Андрея Давыдовича положили пока пулемёты с лентами на погребок и прикрыли сверху соломой. Завтра решили поискать более надёжное место.

Помимо инициативно созданного в деревне Савостьяново пока ещё очень маленького партизанского отряда, на основании документов посмотрим, как развивалось подпольное и партизанское движение по сопротивлению немецко-фашистским оккупантам в Ельнинском и других районах Смоленской области.

С первого дня войны перед партийными и советскими организациями всех районов Смоленской области встали вопросы быстрой мобилизации военнообязанных, технических транспортных средств и лошадей. Особо важное значение в сложившихся условиях приобрела массово-политическая работа среди населения.

23 июня 1941 года состоялся пленум Ельнинского районного комитета партии, на котором первый секретарь райкома Валуев Я.П. поставил вопрос о подготовке населения к борьбе с врагом. Пленум решил создать из числа партийно-советского и комсомольского актива роту ЧОН (Часть особого назначения), в задачи которой входило поддержание порядка в городе, на мобилизационном пункте, где стали скапливаться большие массы людей, а также охрана телеграфа, мостов, железной дороги, водокачки и других важных объектов. Кроме того, проводилась мобилизация населения на строительство оборонительных сооружений. В первых числах июля в районах были созданы истребительные батальоны, предназначенные для борьбы со шпионами и диверсантами. Отбор людей в эти подразделения проводился самым тщательным образом, поскольку намечалось, что в случае угрожающего положения (никто тогда совершенно не представлял себе, как сложится реальная обстановка) они станут партизанами. Из Ельнинского райкома партии коммунисты были направлены в колхозы для проведения массово-политической работы с населением и пресечения панических слухов. Связь и обмен информацией о положении дел между районами и Смоленским обкомом партии были чётко налажены.

По мере приближения фронта перед партийным и советским руководством встали новые задачи. Необходимо было провести эвакуацию материальных ценностей вглубь страны, что было выполнено организованно, без паники и суеты. На восток целыми днями гнали стада рогатого скота, лошадей, вывозили лён – основное богатство Смоленщины.

Другой важнейшей задачей стала подготовка партийных организаций для работы в условиях подполья, если вдруг район будет оккупирован немецко-фашистскими войсками. Основанием для этого явились Директива Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей, подписанная 29 июня 1941 года, и выступление по радио 3 июля Председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина И.В. В официальных призывах говорилось о том, что в занятых врагом районах следовало формировать партизанские отряды и диверсионные группы «для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов» и так далее. Для врага и всех его пособников требовалось создавать «невыносимые условия, преследовать и уничтожать на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

6–7 июля совещание по этому вопросу состоялось в Смоленском обкоме партии. Для большей оперативности область распределили между партийными секретарями, которые вызывали к себе соответствующих секретарей райкомов и давали им конкретные указания о том, как практически готовить партизанские группы, где лучше и как создавать базы для партизанских отрядов. В целях конспирации партийную сеть перестроили по принципу «пятёрок», которые состояли из малоизвестных коммунистов, но способных обеспечивать руководство деятельностью районными партийными организациями. В соответствии с решением Смоленского обкома подполье в Ельнинском районе должны были возглавить первый секретарь райкома Валуев И.П., председатель райисполкома Аниськов А.С. и другие руководители. В это же время были подобраны руководители партизанских групп, определены места явок и система связей, созданы две продовольственные базы в Мутищенских и Всходских лесах, а также несколько небольших баз в ряде колхозов. Всех коммунистов перевели на казарменное положение. Был создан Штаб обороны города Ельни во главе с Валуевым Я.П.

За несколько дней до оккупации района немецко-фашистскими войсками в Ельне состоялось собрание партийного актива города. С докладом выступил первый секретарь райкома Валуев Я.П., который потребовал от коммунистов укрепления дисциплины и повышения бдительности. Докладчик призвал районных руководителей оставаться на своих местах, чётко выполнять порученное дело, а каждый самовольный отъезд члена партии в тыл рассматривать как дезертирство. Был создан истребительный батальон, в функции которого входило ведение борьбы с диверсантами и парашютистами. К чести партийной организации следует отметить, что выдвинутые требования коммунисты свято выполнили, за исключением, может, отдельных случаев.

Необходимо отметить, что ещё в конце 1920-х – начале 1930-х годов, одновременно с формирование Красной армии, в стране параллельно создавалась и «специальная служба» из заранее подготовленных диверсантов (будущих партизан), которые обучались ведению боевой работы в тылу противника, организации подпольной деятельности. Однако в 1937–1938 годах под видом массовых репрессий все эти кадры работников «невидимого фронта» были по чьему-то указанию полностью уничтожены. Более того, расформировали школы для подготовки таких специалистов и даже уничтожили все учебные материалы, которые использовались на занятиях. В результате теперь, когда возникла реальная необходимость в таких специалистах, приходилось действовать интуитивно, постепенно накапливая необходимый опыт.

После оставления города Ельни Красной армией, что произошло 19 июля 1941 года, район оказался разделённым на две части. На оккупированной территории начали хозяйничать фашисты, которые принялись устанавливать свой «новый порядок». По неоккупированной части района разъезжали секретари райкома Валуев Я.П. и Гусев И.П., а также председатель райисполкома Аниськов А.С., стараясь навести порядок, собрать людей и побеседовать с ними, давали советы, как спасти народное добро. Истребительный батальон, который стал официально называться партизанским отрядом, находился при райкоме партии, который переместился теперь в деревню Замошье.

Поскольку в первое время в Ельнинском районе не было чёткой линии фронта, Мутищенские и Клинские леса оказались на ничейной территории. Там находились группы товарищей, которые должны были остаться на территории врага для ведения партизанской борьбы. Однако, пользуясь обстановкой, все они вышли на Большую Землю. Здесь из их числа было создано восемь небольших групп, которые перебросили в тыл противника с целью ведения диверсионной работы и сбора сведений о дислокации вражеских войск. Особенно успешно вела работу группа из местных жителей под командованием учителя Мутищенской средней школы Зайцева, которая поставляла полученные данные по наблюдению за врагом прямо в разведывательный отдел 24-й армии Западного фронта.

В начале сентября 1941 года 24-я армия под командованием генерал-майора Ракутина Р.И. начала наступление и, разгромив восемь германских дивизий на «ельнинском выступе», освободила город Ельню. Эта незначительная победа Красной армии имела огромное моральное значение, поскольку все ждали, что вот именно сейчас в войне наступит перелом и начнётся изгнание врага с советской земли. Вернувшиеся на свои рабочие места Ельнинские райком партии и Районный исполнительный комитет Совета депутатов трудящихся сразу же занялись организацией работ по восстановлению в городе, колхозах и совхозах разрушенного войной хозяйства. Вопрос о подготовке к партизанской войне и к партийному подполью отошёл на задний план. Никто не думал о том, что вновь придётся покидать любимый город.

Октябрьское наступление немецких войск по плану операции «Тайфун» явилось неожиданным не только для руководящих работников города Ельни, но и для ряда крупных военачальников Красной армии. Усиленная группа армий «Центр» начала теснить наши войска по всему Западному фронту. 5 октября 1941 года Ельнинский район был полностью оккупирован, а скоро и вся Смоленщина оказалась под пятой врага.

В таких стремительно менявшихся условиях Ельнинский райком партии не сумел организовать подполье, даже с учётом того что месяц назад готовились партизанские кадры. Этот вопрос ещё более усугубился из-за того, что 4 октября был ранен первый секретарь райкома Валуев Я.П., и его пришлось эвакуировать в глубокий тыл.

В самый напряжённый момент партийная организация осталась без главного руководителя. Кто же мог его заменить? Возможно, работу должен был возглавить председатель райисполкома Аниськов А.С., который входил в партизанскую группу Валуева Я.П., имел к тому же военное образование, а в годы Гражданской войны получил опыт партизанской и подпольной борьбы. Но Аниськов А.С., находившийся в это время при штабе 24-й армии, вместе с нашими войсками вышел из окружения и оказался в глубоком тылу.

Тем временем второй секретарь Ельнинского райкома партии Гусев И.П. и первый секретарь Ельнинского райкома комсомола Юденков А.Ф. вместе направились в это горячее время в деревню Волочёк Дорогобужского района, где размещался штаб 24-й армии. Оба руководителя рассчитывали оттуда связаться со Смоленским обкомом, чтобы получить дальнейшие указания, а также сдать вынесенные с оккупированной территории некоторые партийные и комсомольские документы и печати. Поскольку связаться с обкомом не удалось, Гусев И.П. и Юденков А.Ф. направились в город Вязьму, куда Смоленский обком был ранее эвакуирован. Попав в самое пекло войны и выяснив, что Вязьма уже взята врагом, руководители решили не возвращаться в свой Ельнинский район, а перейти линию фронта, предварительно уничтожив имевшиеся у них документы. При попытке перехода они были задержаны и в результате попали в немецкий плен. К счастью, смельчакам удалось бежать из колонны военнопленных, и они вернулись в свой родной район, где только теперь приступили к организации патриотической борьбы с немецкими извергами.