Текст книги "Просто Чехов"

Если членский взнос Вам не по вкусу, то его можно будет обойти.

Страстный поклонник драматургии Чехова (и прозы, само собой разумеется) князь Александр Иванович Урусов поддерживал деловые, дружеские отношения с Антоном Павловичем. Он был едва ли не единственным почитателем пьесы Чехова “Леший”, добивался ее постановки.

Урусов – это известный присяжный поверенный, очень интересный человек. Говорил он, что репетиции начнутся в посту». В ответ – милое девичье кокетство, смешанное с обычной для нее заботой о продвижении в печать старых и новых рассказов, откровения насчет ранее утаиваемых от Чехова артистических дел с законными сомнениями относительно реальности оперной карьеры.

«24 февраля 1892 г. Москва.

Спасибо Вам, уважаемый Антон Павлович, что вспомнили обо мне, – хотя Вы, преувеличенного мнения о моих способностях к сцене. Я вовсе не прочь поступить в Общество искусства и литературы, – но с тем только, конечно, чтобы быть там действительным членом. Хотела бы я также познакомиться с уставом общества и надеюсь, что Вы не откажете мне поскорее прислать его. Жизнь ужасно коротка, и надо спешить, а то ничего не успеешь сделать…»

Чехов формирует даровитую девушку на свой вкус. Идет шлифовка Шавровой-литератора. Он исподволь включает Елену Михайловну в общественную благотворительную деятельность. И делает это так деликатно, можно сказать, искусно, что она не сразу и сознает это свое новое общественное положение.

«3 марта 1892 г.

Ваш много и долго путешествующий рассказ «В цирке» я отправил вчера в «Иллюстрированную газету», издающуюся в Москве. Гонорар там маленький – 5 коп. строка. Но и того Вы не получите, ибо я имел дерзость распорядиться, чтобы гонорар был послан в Нижегородскую губернию к голодающим. Вы получите расписку.

В среду или в четверг я уезжаю из Москвы. Мой адрес для простых писем: ст. Лопасня Москов. – Курск. дор. А для заказных: г. Серпухов, село Мелихово. В Серпухов буду посылать только раз в неделю, а потому простые письма предпочитаются».

В ноябре девяносто первого в нетерпеливом ожидании писем от Смагина, рыскавшего по Полтавщине в поисках имения для Чехова, Антон Павлович изрек: «А я всё мечтаю и мечтаю. Мечтаю о том, как в марте переберусь на хутор». 5 марта он переехал из дома Фирганга на Малой Дмитровке в благоприобретенный свой дом в Мелихове, чему, само собой разумеется, предшествовали хлопоты и переживания.

Некомпетентность, нерасторопность полтавского помещика, наивная вера слову Смагина заставили в случае с покупкой имения «Мелихово» держать ситуацию в руках. Из Воронежской губернии 9 февраля следует наказ Марии Павловне: «Выеду я из Боброва во вторник, значит, в Москве буду в среду. Заложил ли шалый Сорохтин свое имение? Напиши ему, чтобы поторопился, иначе мы два месяца провозимся: не заложивши, нельзя совершать купчей крепости».

Далее следует повествование о пребывании на воронежской земле, из коего следует, что здесь все куда благополучнее, нежели в Нижегородском крае, что без Суворина с Чеховым справляются. Антон Павлович излагает воронежскую Одиссею со свойственной ему насмешливостью над самим собой.

«Дела наши с голодающими идут прекрасно: в Воронеже мы у губернатора обедали и каждый вечер в театре сидели, а вчера весь день провели в казенном Хреновском конском заводе у управляющего Иловайского; у Иловайского в зале застали мы плотников, делающих эстраду и кулисы, и любителей, репетирующих «Женитьбу» в пользу голодающих. Затем блины, разговоры, очаровательные улыбки. Затем чаи, варенья, опять разговоры и, наконец, тройка с колоколами. Одним словом, с голодающими дела идут недурно… Утром мы бываем в духе, а вечером, говорим: за каким чертом мы поехали, ничего я тут не сделаю…»

* * *

Между тем, предстоящая покупка имения на время поглотила всё его существо.

«Мне снилось, что 200 р. данные в задаток Сорохтину пропали. Почему-то мне кажется, что иначе и быть не может. Стриженная голова нашего художника не обещает ничего хорошего…

Хорошо, если бы Миша был в Москве около 14–15 февраля, когда мы будем совершать купчую».

Конец февраля страдная нотариальная пора. Градус чеховского настроения повышается. Его письма этих дней как стихи влюбленного, готового под венец.

Он пишет в Петербург В. В. Билибину, остроумцу из «Осколков», доверенному лицу его жениховских упований и страданий в январе-марте 1886 года.

«Купчая уже написана и пошла к старшему нотариусу на утверждение. Через неделю буду уже знать, помещик я или нет. Я изменил хохлам и их песням. Волею судеб покупаю себе угол не в Малороссии, а в холодном Серпуховском уезде, в 70 верстах от Москвы. И покупаю, сударь, не 10–20 десятин, как хотел и мечтал, а 213. Хочу быть герцогом. Лесу 160 десятин. Дров-то, дров! Не хотите ли в подарочек сажень дров».

Другой приятель-петербуржец, редактор «Севера» Владимир Алексеевич Тихонов получил исполненную иронии справку о процессе оформления покупки имения и прощение «грехов»: «Вы напрасно думаете, что Вы пересолили на именинах Щеглова. Вы были выпивши, вот и всё. Вы плясали, когда все плясали, а Ваша джигитовка на извозчичьих козлах не вызвала ничего, кроме всеобщего удовольствия. Что же касается критики Вашей, то, вероятно, она была очень не строга, так как я ее не помню. Помню только, что я и Введенский чему-то, слушая Вас, много и долго хохотали».

Вообразите эту молодецкую компанию – правда ведь: мало кому знакомы такие вот, пушкинского склада, проявления веселости характера Чехова. Впрочем, чему удивляться. Он и был таким. Пора хорошенько с ним познакомиться. Просто – Чехов! Не какой-то там непостижимый, загадочный гений.

«Вам нужна моя биография? – переспрашивает Антон Павлович Тихонова. – Вот она. Родился я в Таганроге в 1860 г. В 1879 г. кончил курс в Таганрогской гимназии. В 1884 г. кончил курс в Московском Университете по медицинскому факультету. В 1888 г. получил Пушкинскую премию. В 1890 г. совершил путешествия на Сахалин через Сибирь и обратно морем. В 1891 г. совершил турне по Европе, где пил прекрасное вино и ел устриц. В 1892 г. гулял на именинах с В. А. Тихоновым. Писать начал в 1879 г. в «Стрекозе». Сборники мои суть: «Пестрые рассказы», «В сумерках», «Рассказы», «Хмурые люди» и повесть «Дуэль». Грешил и по драматической части, хотя и умеренно. Переведен на все языки, кроме иностранных. Впрочем, давно уже переведен немцами. Чехи и сербы также одобряют. И французы не чужды взаимности. Тайны любви постиг я в 13 лет. С товарищами, как врачами, так равно и литераторами, пребываю в отличнейших отношениях. Холост. Желал бы получать пенсию. Медициной занимаюсь и даже настолько, что случается, летом произвожу судебно-медицинские вскрытия, коих не совершал уже года 2–3. Из писателей предпочитаю Толстого, а из врачей Захарьина. Однако всё это вздор. Пишите, что угодно. Если нет фактов, то замените их лирикой».

С таким житейским и творческим багажом оказался он на перевале – в совершенно незнакомом ему Мелихове.

Третье подряд письмо в Петербург. Отчет для А. С. Суворина, конфидента, друга, покровителя, в отношениях с которым полное доверие и незамутненная независимость в финансовых расчетах. Если кто иногда по небрежности и забывчивости теряет счет деньгам в ущерб Антону Павловичу, так это хозяин «Нового времени», но недоразумения легко разрешаются и тотчас забываются. Их дружеские отношения вызывают ревнивую зависть коллег-писателей. Ходивший в ранге приятеля и соратника Иероним Ясинский записывает в дневнике: «Чехов – суворинская содержанка». Другой приятель, Жан Щеглов, услышав сие суждение, в своем дневнике присовокупил: «И вся эта сплетня, разумеется, из зависти к его слепому успеху». Вот так: оказывается, что успех к Чехову явился ни с того, ни с сего, «слепой успех»! И одному и другому Чехов помогал всячески – был Моцартом для милых приятелей, игравших иногда в Сальери.

Мелихово. Зима. 1892 год.

Семья переехала в Мелихово 1 марта 1892 года.

«22 февр.

Третьего дня я был в имении, которое покупаю. Впечатление ничего себе. Дорога от станции до имения всё время идет лесом. Само имение симпатично. Дом новый и крепкий, с затеями. Мой кабинет прекрасно освещен сплошными итальянскими окнами и просторнее московского. Амбары и прочие постройки новы. Сад и парк хороши. Инвентарь, если не считать рояля, никуда не годен.

Парники хороши. Оранжереи нет».

Он вполне удовлетворен увиденным.

«Вещи уже уложены. Вчера отправил 60 пудов багажа, что обошлось дешевле 6 рублей.

Миша был в Тапканове. Говорит, что там только 10 комнат. Комнаты велики. Но все-таки для вас тесно. Когда же поедем? Можно поехать на лошадях, прямо из Лопасни». Чехов по уговору с Сувориным хлопочет о покупке для Алексея Сергеевича имения поблизости от Мелихова. Не подошло Тапканово. Ладно. В Лопасне продается имение Садки, предводителя дворянства П. М. Рюмина. Имение в полном порядке. Говорят, есть даже зоологический сад.

«За деньги благодарю Вас, голубчик, от всей души. Вы дали мне крылья. Если бы не нововременский банк, то мне от натуги пришлось бы лопнуть. Половина ссуды будет погашена, вероятно, в августе, ибо денег я не брал за несколько изданий. В общем, долг уплачен будет года в три, не больше, или в два, не меньше. За книги я денег брать не буду до тех пор, пока долг мой не обратится в нуль. Купил я 20 линей и впустил их в пруд. На развод. Заказал рыбникам карпий».

На Псле привольные плесы – на мелиховской усадьбе пруд «Аквариум». Туда Антон Павлович запустил линей и готовится разводить карпов. Новоселу все в Мелихове по душе – даже неповторимое своеобразие вожделенной рыбалки. Александру в Петербург он на радостях так и отписал про это: «Я купил 20 линей и выпустил их в пруд, который находится в саду, в двадцати шагах от окна. Из окна можно рыбу ловить. Пруд ключевой, а когда я сделаю его еще проточным, то можно будет разводить и стерлядей».

Предводитель дворянства Серпуховского уезда Петр Михайлович Рюмин кормит из своих рук экзотического для Лопасни верблюда – гордость и украшение его зоосада. Суворин на верблюда и на поместье Рюмина в целом не позарился.

Спасибо Таганрогу

Назначенный в конце 1994 года директором Музея-заповедника «Мелихово», то есть на какой-то срок став хозяином воссозданного волей двух художников: племянника великого писателя С. М. Чехова и первопроходца-созидателя музея-заповедника Ю. К. Авдеева мемориальной усадьбы, я хотел понять, почувствовать с каким настроем, привычками и предпочтениями стал укореняться на новом месте Антон Павлович. Все вокруг, а старые работники музея прежде других, говорили о таганрогских корнях.

Когда в 2000-м году отмечали 140-летие Антона Павловича, газетчики заказали статью на тему таганрогских влияний. Как мог, со старанием, исполнил заказ. Не зря говорится, все мы родом из детства. Детство и отрочество Антона Чехова было во многом поучительно.

Маленьким каторжником, по его собственному признанию, чувствовал себя Антоша Чехов, когда ему приходилось по воле отца в ранние утренние часы петь в церковном хоре. Другой каторгой для мальчика были постоянные дежурства в лавке, Чехов писал позже: «Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным». Но как не сказать тут о медали, у которой, как известно, две стороны. Пение в церковном хоре дало будущему писателю превосходное знание богослужебных текстов, основ православия, постигавшихся по необходимости, да еще пришлось кстати изучение Закона Божьего в гимназии.

Антон Павлович – гимназист. Характер, духовная стать, просыпающийся мощный интеллект налицо. И ранняя самостоятельность, достоинство личности, независимость невольно обращают на себя внимание.

Благодаря основательному, прочувствованному знанию богослужебных текстов, практической близости к церкви жизнь православной России в произведениях Чехова предстает достоверной, полнокровной, органически русской, ибо, известно, в ту пору норма жизни: без Бога ни до порога. Сборник Владимира Даля «Пословицы русского народа» открывается максимой, заключающей высший принцип бытия: «Жить – Богу служить». В это суждение каждому вдуматься надо. Русь свою тысячелетнюю историю сложила, руководствуясь этой сентенцией. Владимир Мономах наставлял русичей: «Кто велий яко Бог наш». Наконец, следует вспомнить исходный нравственный постулат: «Бог не в силе, а в правде». Им руководствовался Антон Павлович всегда и во всем. Для него синонимом правды была справедливость.

Привычка, пусть насаждаемая, рано вставать и быть при этом во всеоружии человеческих способностей стала нормой жизни. Также насаждаемые отцом-матерью трудолюбие, чувство ответственности, само собой выковали характер Антона Чехова. Великий писатель это ведь природный талант и великое трудолюбие. Чехову того и другого было не занимать. Не трудно догадаться, что «сидение в лавке» вырабатывало у даровитого мальчика наблюдательность, приметливость, памятливость на лица и характеры. Вот и в Мелихове, вставая по таганрогской привычке очень рано, он успевал сделать многое. Начинал с богоугодных дел – принимал больных крестьян, ожидавших с рассвета на скамейке под окном писательского кабинета, превращавшегося на это время в кабинет врача. Естественно, лица, характеры, нравы – прибыток писателя. Завершив прием страждущих, садился за писательский стол.

Парадная лестница Таганрогской мужской классической гимназии Кто усомнится в неистребимом, добром влиянии строгой красоты интерьеров этого здания на воспитание вкуса гимназистов!

Лавка Павла Егоровича Чехова, надо сказать, весьма приличное торговое заведение. К услугам покупателей-посетителей все, что угодно. Крах торгового предприятия П. Е. Чехова до сих пор не ясен вполне.

Чувство ответственности возрастало, крепло в таганрогской среде. Мальчиком он оставался один на один с покупателями при всем наличном товаре в отцовской лавке: чувство ответственности велико и обременительно, однако оно, с детских лет войдя в его нравственный кодекс, помогло сформировать личность выдающуюся во всех отношениях. Каково было Антону, когда он, гимназист старших классов, оставшись в Таганроге один на один с долгами, имущественной тяжбой и другими неустроенными делами, исхитрялся зарабатывать себе на хлеб и даже умудрялся поддерживать бедствующую в Москве семью. Полная самостоятельность в 16–17 лет! В этих условиях в нем выработался комплекс неутомимого трудолюбия и предприимчивости, обозначилось, ярко проявилось чувство хозяина, властителя, а не раба обстоятельств. Таганрогские реалии были суровы, но благодатны для становления характера, самостоятельного определения жизненного пути.

Органичен в роли хозяина Антон Павлович в Мелихове – корни этого естества в Таганроге.

Таганрог и окружающие его села во времена детства и юности Антона Чехова были изрядно украинизированными. Не даром Антон Павлович в одном из первых мелиховских писем А. С. Суворину посмеивается на эту тему: «Во мне говорит хохлацкая кровь. Я велел убрать из колодца культурный насос, взвизгивающий, когда качают воду и хочу поставить скрипящий журавль, который у здешних мужиков будет вызывать недоумение». В сегодняшнем Мелихове напоминает об этом поступке Чехова ветхий сруб со склоненной к нему слегой – корпусом журавля.

Привязанность к украинскому сельскому быту была усилена дачными сезонами в имении Лука на окраине Сум, у Линтваревых. Очень хотелось Антону Павловичу стать полтавским помещиком и на родину тянуло, но судьба распорядилась так, что семь самых плодотворных писательских лет владел он поместьем с домом и службами в Мелихове. И, естественно, привычки и обычаи таганрогские, южные, потянулись за семьей Чеховых в Южное Подмосковье. Непременно синенькие на грядках, характерные для юга мальвы и подсолнухи, плетеные оградки, разделяющие усадьбу на ягодники, цветники, огород, сады вишневый и яблоневый. Паломников и экскурсантов радуют уютной красотой невысокие оградки-плетушки. Все спрашивают: почему так, откуда это?

Чехов в августе 1895-го сообщает Н. А. Лейкину: «Теперь огородные дела… Тыквы Ваши грандиозны, так что трудно поднять, посолили в них огурцы. Репа тоже большая, какой мы никогда не видели. Лето вообще было удачное, у нас все дозрело, даже баклажаны, не говоря уже о томатах и кукурузе». Прямо-таки не «холодный Серпуховской уезд», а благодатное Приазовье!

«Я изменил хохлам и их песням», – сообщал он в феврале 1892-го писателю Виктору Билибину.

«Хохлы» и украинские мотивы долго будут присутствовать в мелиховских письмах Антона Павловича:

«А Вы хотите в актрисы? Что ж? Это мыло, как говорят хохлы. Я первый буду аплодировать Вам и даже в бенефис поднесу венок и серебряный портсигар», – подшучивает он над своей ученицей и пламенной поклонницей Еленой Михайловной Шавровой. А стилистика письма к златокудрой деве, Канталупе, Кукурузе души Лике Мизиновой таковы, что невольно возникают вкусовые аллюзии, намеки на перенесенные в Мелихово характерные таганрогские и полтавские застольные радости: «Поспевают вишни. Вчера ели уже вареники из вишен с кружовенным вареньем». Варенье, заметим, «кружовенное», так говаривали в Таганроге. Соседа, помещика Ивана Аркадьевича Вареникова Чехов в письмах и разговорах переиначивает на южный лад – «господин Варэников».

Из Таганрога в Мелихово перешло гостеприимство Чеховых. «Мать и сестра у меня народ теплый, любят гостей и мастера кормить, коли есть чем», – делится Антон Павлович с писателем Баранцевичем. «Уроженцы Таганрога, они (Чеховы) любили малорусские кушанья, и Евгения Яковлевна мастерски их готовила и любила угощать по-украински», – вспоминал В. А. Гиляровский.

Плетеные оградки, колодезь с ведром на цепи. Куст бузины возле угла рубленой избы-пятистенки: кухни и жилого помещения для прислуги.

Ощущение степных просторов, вольного воздуха жило в нем от ранних лет и то, что было достоинством родины, он искал и находил в мелиховском окружении. 16 февраля 1894 года он пишет из Мелихова своей доброй знакомой, актрисе Клеопатре Александровне Каратыгиной:

«Живу я не в городе, потому что жизнь в деревне обходится мне вдвое дешевле… Здесь у меня и свой сад, и лес, и собаки, и свои лошади, здесь, когда выйдешь за ворота, горизонт видно». А далекая родина манит, рождает ностальгические мысли и желания: «Воздух родины самый здоровый воздух. Жаль, что я небогатый человек и живу только на заработок, а то бы я непременно купил себе в Таганроге домишко поближе к морю, чтобы было бы, где погреться в старости».

Но жизнь протекает то в Мелихове, то в Москве и Петербурге, то в Ялте, то в Ницце. Наиболее подходящая жизнь в Мелихове. Антон с детства был страстным рыболовом – в Таганроге преимущественно ловили бычков. Ну а в Мелихове, благо пруд рядом, хоть из окна спальни удочку закидывай, ловил карасей и всех прочих рыб центральной России, коих Антон Павлович, купив мальков в Москве на Кузнецком мосту, запускал в свой пруд с очень точным названием «Аквариум». В 1895 году он затеял рыть большой пруд, на свободной земле, в поле, вне усадьбы и туда запускал многие виды рыб. Любил Антон Павлович посидеть с удочкой на берегу пруда. Тоже таганрогская привычка, перенесенная в Мелихово.

Апрель. Весенняя страда. На дальнем плане, на лавочке сидит Антон Павлович.

В 1896 году благородный, благодарный таганрожец Антон Чехов передает свою мелиховскую библиотеку в дар родному городу и обязуется в дальнейшем заботиться о ее пополнении. С пересылкой книг чеховской библиотеки в Таганрог напрямую связана кончина Павла Егоровича Чехова. Поднимая тяжеленный ящик с книгами, он почувствовал острую боль – случилось защемление грыжи. Павел Егорович скончался в Москве, в клинике после второй операции, не принесшей, как и первая, положительного результата. Незадолго до этого, в начале октября 1898 года, Павел Егорович посадил полученные в посылке Антона из Риги два прутика – саженцы берлинских тополей. Гиганты-тополи по сей день, живы. Они осеняют своими могучими кронами мелиховский усадебный дом Чеховых. А вокруг дома и пруда «Аквариум», вблизи Четырехугольника – поднимаются их сыновья.

1 мая 1897 года сосед художник Порфирий Новович Серегин запечатлел Чехова, собирающегося на рыбалку. Идти далеко не надо – пруд в 10 саженях от угла веранды, к которой Антон Павлович прислонил самодельные, из орешин, удочки.

Уют, тепло, гостеприимство в мелиховском доме блюли родители – Евгения Яковлевна и Павел Егорович. Антон Павлович все сделал для того, чтобы им жилось хорошо на старости лет.

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, человек близкий мелиховскому дому, кума, постоянная гостья, опекаемая Павлом Егоровичем, как-то заметила: «У всех Чеховых есть одно замечательное свойство – их слушаются цветы и растения, и всё, чтобы они ни посадили, принимается хорошо».

«Отец и мать, единственные для меня люди на всем земном шаре, для которых я ничего никогда не пожалею. Если я буду высоко стоять, то это дело их рук», – писал, в июле 1877 года, в точности предвидя свое будущее, семнадцатилетний Чехов. В Мелихове отец и мать жили на покое. Характеры, как известно, и в старости, в сущности, не меняются. Хотя, несомненно, люди мягчают, добреют, впрочем, оставаясь самими собой.

В Таганроге гимназист Антон Чехов сроднился с театром.

С детских лет до последних дней жизни театр не терял для Чехова притягательной силы. Трудно назвать писателя, отдавшего сцене столько душевных сил, как Чехов. Думается, по сей день, недооценивается роль Таганрога в формировании Чехова-театрала. Иван Павлович Чехов вспоминал: «Приходили обычно еще до начала. Весь театр был совершенно пуст и не освещен. На всю громадную черную яму, горел только один газовый рожок. И, помню, нестерпимо пахло газом. Задним рядам было трудно стоять без опоры, и они обыкновенно устраивались локтями на наших спинах и плечах. Кроме того, все зрители грызли подсолнухи. Бывало так тесно, что весь вечер так и не удавалось снять шуб. Но, несмотря на все эти неудобства, в антрактах мы не покидали своих мест, зная, что их тотчас же займут другие».

Зрительный зал Таганрогского городского театра – альма матер великого драматурга Антона Чехова.

Спустя много лет Антон Павлович так передает ощущения, испытываемые во время посещения похожего на таганрогский Ялтинского театра: «Пишу это в театре, сидя на галерке в шубе. Пошлый оркестрик и галерка напоминает мне детство…» А в годы гимназического увлечения театром чувства были иными – восторг, упоение сценой и увлечение актерами. В семидесятые годы в труппе Таганрогского театра выделялись Николай Новиков, Михаил Яковлев, Фаина Козловская и ее сестра Ольга Козловская. Конечно же, там, где царят на сцене таланты, есть и восторженные поклонники.

Появление молодых ярких солисток оперетты Кольцовой и Полонской, как во времена гастролей итальянских мадонн, разделило таганрогских театралов на две партии. Каждая партия носила галстук определенного цвета. Молодой Чехов, по воспоминаниям современников, тоже носил цветной галстук поклонника Кольцовой.

Антон Павлович всю жизнь любил театр, любил хорошеньких актрис. Если в театре любоваться некем – очень огорчался. Вот впечатление московского периода жизни:

«Бываю в театре. Ни одной хорошенькой… Все рылиндроны, харитоны и мордомондии. Даже жутко делается…» Это из письма к Марии Владимировне Киселевой, хозяйке Бабкина. Впрочем, хорошеньких на его жизненном пути было предостаточно. Мелихово, хотя и находилось на некотором удалении от театральных столиц, эстафету почитания хорошеньких приняло от Таганрога достойно. Комиссаржевская и Заньковецкая, Озерова и Яворская, Книппер и Шаврова, судя по переписке с автором «Иванова», «Чайки», «Дяди Вани», обожали Антона Павловича. И к этому времени (Мелиховский период) его суждения о хорошеньких, причастных к театральному миру и близко ему знакомых женщинах, куда мягче «мордомондии» и все же: «От Елены Михайловны Шавровой получен ответ: она очень рада. Играть ей очень хочется, а актриса она, повторяю, очень недурная. Первое впечатление она дает какое-то сюсюкающее – не смущайтесь этим. У нее есть огонек и задор. Хорошо поет цыганские песни и не дура выпить. Умеет одеться, но причесывается глупо». И это о родственной душе, человеке очень близком сообщает Антон Павлович антрепренеру князю Александру Ивановичу Урусову. Примечательный факт – сестра Е. М. Шавровой Ольга начинала свою театральную карьеру в Таганроге. Из Ниццы 29 октября 1897 года Чехов пишет Е. М. Шавровой: «Ваша сестра поступила на сцену? Как это хорошо! Я рад за Таганрог. В самом деле, это недурной город, там любят театр и понимают, и, если там теперь хорошая погода (едва ли) то он не должен показаться Ольге Михайловне очень противным. Сообщите мне, под какой фамилией она играет, я напишу в Таганрог, чтобы ее угостили пирогом. Там мои тетушки пекут превкусные пироги. А тамошние борщи и соусы – это сплошное блаженство».

Антон Павлович заботливо, с оттенком влюбленности относился к Ольге Шавровой, выступавшей в театральном мире под артистическим именем Ольга Оленина (по мужу Дарская). Когда возникали ситуации, в которых позарез нужна была актриса лирического амплуа, он тот час вспоминал об Ольге Михайловне. Из Ялты в октябре 1898 года он пишет Шавровой-Юст: “Вчера был в доме Иловайской. Говорили о Вашей сестре Ольге Михайловне. В самом деле, если она хворает, то отчего бы ей не приехать в Ялту? Здешний воздух скоро бы поправил Вашу сестру.”

Спустя месяц Антон Павлович пишет в Таганрог двоюродному брату:

«Милый Жоржик, в настоящее время в Таганроге подвизается артистка Оленина. Будь добр, напиши мне, имеет ли она успех, а главное познакомься с ней и передай, что я ей низко кланяюсь». Далее в письме пояснение – путь Ольги Шавровой в театр весьма труден. Ее, Ольгу Оленину, надо поддержать, помочь освоиться в Таганроге. Как видим, репутация родного города для Чехова важное дело. И к судьбе Ольги Михайловны он не равнодушен.

24 марта 1898 года из Ниццы, где его держит мучительница-болезнь, Чехов обращается к Елене Михайловне:

«Если Ваша сестра будет работать в Таганроге (в этом сезоне после Пасхи), то пусть поклонится степи, которая там, в апреле очень хороша. Кстати сказать, недавно я послал в Таганрогскую библиотеку всех французских классических авторов, около 400 томов».