Текст книги "Мифы и загадки Октября 1917 года"

Почему убили Распутина и не наказали его убийц?

Закабаление России ведущими капиталистическими державами, разграбление ее земель, оккупированных войсками Германии и Австро-Венгрии, обостряли трудности страны, которая вступила в Первую мировую войну неподготовленной. Особенно мучительны были испытания русских солдат, которые уже третий год вели тяжелую войну с противником, гораздо лучше подготовленным к военным действиям.

Хотя Брусилов признал, что «во время зимы 1916/17 года войска не могли жаловаться на недостаток теплой одежды», он тут же оговаривался, что «сапог уже не хватало, и военный министр на военном совете в Ставке нам заявил, что кожи почти нет, что они стараются добыть сапоги из Америки, но прибудут ли и когда, в каком количестве, он сказать не может… Питание также ухудшилось». Нормы выдачи хлеба солдатам сократили в 1,5 раза. Вместо мяса стали давать «рыбу, в большинстве случаев селедку… вместо гречневой каши пришлось зачастую давать чечевицу… Сомнительным было также состояние конского состава, так как овса и сена доставлялось из тыла чрезвычайно мало, а на месте не было возможности что-либо добывать, так как уже всё было съедено. Прорвать первую укрепленную полосу противника мы, безусловно, могли, но дальнейшее продвижение на запад при недостатке и слабости конского состава делалось сомнительным, о чем я доносил и настоятельно просил помочь этому бедствию».

Война истощила силы России. Давая показания чрезвычайной комиссии Временного правительства в 1917 году, бывший министр внутренних дел А. Д. Протопопов так охарактеризовал положение страны в конце 1916 года: «Финансы расстроены, товарооборот нарушен, производительность страны дала громадную убыль… пути сообщения – в полном расстройстве… Наборы в армию обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев… Деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков была несчастна. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций… Армия устала, недостатки всего понизили ее дух, а это не ведет к победе».

Хищения продуктов и обмундирования, направляемых на фронт, обогащали спекулянтов. Правительство же демонстрировало свою неспособность остановить воровство. Один из бывших солдат царской армии вспоминал, как однажды зимой в их часть приехал Николай II. Поприветствовав солдат, царь обратился к ним с вопросом: «На что жалуетесь, ребята?». В ответ один из солдат выкрикнул: «Провианта мало дают!». Тогда Николай приказал всем солдатам, стоявшим в строю, вытянуть руки перед собой. Затем он подошел к снежному сугробу, скатал большой ком снега и передал его одному из солдат. «Передавайте от одного к другому!» – приказал он. По мере того, как ком передавался из рук в руки, он уменьшался в размерах. Солдат, стоявший в ряду последним, получил в руки крохотный снежок. «Вот так и с провиантом, – сказал царь. – Мы достаточно его посылаем в армию, но по пути к рукам много прилипает!».

Сознание того, что идущих на смерть солдат систематически грабят, вызывало всеобщее возмущение. Брусилов признавал: «Глухое брожение всех умов в тылу невольно отражалось на фронте, и, можно сказать, что к февралю 1917 года вся армия – на одном фронте больше, на другом меньше – была подготовлена к революции. Офицерский корпус в это время также поколебался и в общем был крайне недоволен положением дел».

Объектом повсеместного недовольства становились все чаще царь и его окружение. Даже сторонники сохранения царского строя говорили о том, что Николай II был самым бездарным правителем из династии Романовых. При этом напоминали о гибели 1500 людей в дни коронации царя на Ходынском поле, поражениях, понесенных российскими сухопутными войсками и военно-морским флотом в ходе Русско-японской войны, расправы над участниками революционных выступлений в 1905–1907 гг. и последующие годы. Каждый день Первой мировой войны, приносивший известия о людских потерях и мучениях солдат в окопах, лишь усиливал всенародный ропот недовольства против того, кто в 1913 г. пышно отпраздновал 300-летие Дома Романовых и кого через год приветствовали толпы питерских рабочих на Дворцовой площади после объявления Германией войны России.

Очевидцы вспоминали, что в годы войны в появившихся тогда повсюду кинотеатрах перед показом художественных, еще немых фильмов, демонстрировали документальную хронику, которая часто открывалась кадрами о посещении царем фронтов войны. Зрители видели, как Николай II награждал солдат и офицеров. Чаще всего монарх раздавал «георгиевские кресты». И тут из темного зала звучал громко мужской голос: «Царь с «егорием, а царица – с Григорием!». В ответ звучали злорадные смешки или возмущенные выкрики.

«Григорий», о котором шла речь, стал к этому времени притчей во языцех. Из уст в уста передавались байки о том, что пока царь разъезжал по фронтам, его жена Александра Федоровна развлекалась с неким Григорием Распутиным.

Кем же был Григорий Ефимович Распутин-Новых? Он родился в 1869 году в селе Покровское Тобольской губернии в крестьянской семье. Григорий отличался набожностью и часто совершал паломничество по монастырям России. Побывал он паломником также в Иерусалиме и на Афоне. Паломничество изменило его образ жизни. Григорий бросил пить, курить, есть мясо, часами молился. О своих посещениях святых мест он стал рассказывать друзьям и знакомым. Свои яркие рассказы Григорий перемежал наставлениями о праведном образе жизни. У него появилось немало почитателей, которые внимали его поучениям.

Вероятно, некоторые из них считали, что молитвы Распутина оказывают благотворное воздействие на больных и немощных. Популярности такой веры способствовали в немалой степени широкое распространение в сельской местности болезней, неграмотность и низкий уровень элементарных знаний о медицине и гигиене. Его репутация «целителя» росла, и поэтому в качестве такового Распутин появился в Петербурге в 1903 году. Через два года он был представлен царской семье. Это было вызвано драматическими событиями в семье самодержца.

Подобно Людовику XVI, который не жаловал дела государства и предпочитал проводить время в семейном кругу, Николай II явно тяготился государственной деятельностью, обожая свою супругу Александру Федоровну (он звал ее Аликс) и своих детей. После рождения первенца, сына Алексея, царь и царица узнали, что наследник престола болен неизлечимой болезнью – гемофилией (несвертываемостью крови), в результате чего от любой ранки или даже ушиба он мог умереть. Как и всякие дети, малыш порой падал, получал царапины, а следствием этих небольших травм были тяжелые и болезненные приступы, во время которых царь и царица были буквально парализованы страхом за жизнь своего чада.

Переживания родителей усугублялись экзальтированным и раздражительным характером Александры Федоровны. Будучи с детства ревностной лютеранкой, она была вынуждена сменить религию перед вступлением в брак с русским монархом и вскоре превратилась в фанатичную последовательницу православия. Помимо строгого соблюдения новых для нее церковных обрядов Александра Федоровна явно была склонна к суевериям и поэтому, например, настаивала на том, чтобы ее муж причесывался «чудотворным» гребешком. Поскольку врачи не могли помочь сыну от страшной болезни, мать и отец обращались к тем, в ком они видели способных сотворить чудо. Среди таковых оказался Григорий Распутин.

Восторгу родителей не было предела, когда они увидели, как после молитв Распутина годовалому Алексею, который находился при смерти после очередного приступа, стало легче. Поскольку ситуации, когда мальчик получал травмы, повторялись, приступы его тяжелой болезни возникали снова и снова. Всякий раз Распутин избавлял малыша от острых болей, а то и спасал от гибели. Не удивительно, что набожные родители стали воспринимать «старца Григория» как посланного Богом. Они часто встречались с Распутиным в Царском Селе на даче фрейлины императрицы и ее лучшей подруги Анны Вырубовой. Последняя была фанатичной поклонницей Распутина, и под ее влиянием царица, а отчасти и царь стали прислушиваться к суждениям «старца» по самым разным вопросам, в том числе и тем, в которых он совершенно не разбирался. Так, когда в ходе войны остро встал вопрос о продовольственном снабжении фронта, Александра Федоровна писала мужу: «Наш друг Распутин советует, ты прикажи каждому эшелону, который идет на фронт, прицеплять один-два вагона с продовольствием, и все будет в порядке». Но еще до войны Распутин стал обязательным участником придворной жизни, сопровождая царя и царицу в дворцовой свите.

Мировая история не знает коллективов более нездоровых в духовном и моральном отношении, чем высший «свет завистливый и душный». Интриги, порожденные стремлением возвыситься за счет конкурентов, лесть и наушничество, распространение злобных слухов, а то и убийства соперников с помощью яда и оружия были характерны для монарших дворов Рима и Византии, Китая и Персии, государств феодальной Европы. Не исключением был и двор Романовых. Жертвами не прекращавшейся в течение трех столетий придворной борьбы становились мелкие сошки, влиятельные фавориты, родственники монархов и даже сами цари. Множество из тех, кто «жадною толпой» стояли у трона, могли неожиданно подвергнуться опале, их ссылали и даже казнили. Были убиты без суда и следствия цари: Павел I, Петр III, Иван VI. Погиб во время следствия арестованный сын Петра I царевич Алексей.

Возвышение полуграмотного крестьянина из Сибири вызвало смятение среди лиц из высшего света. Хотя некоторые сиятельные князья и их челядь старались заручиться поддержкой нового фаворита, большинство придворных пыталось опорочить нового царского любимца. По распоряжению правительства питерская полиция установила слежку за Распутиным. Однако царь распорядился прекратить ее, сказав, что пребывание Распутина при дворе – это его личное дело, не имеющее никакого отношения к деятельности государственных учреждений.

Однако Распутин стал не просто царским фаворитом. В российском обществе он обрел репутацию «чудотворца». К тому времени вера в мистические учения, шарлатанов, сулящих чудесные способы общения с потусторонним миром, и другие проявления духовного нездоровья широко распространилась в правящих классах России, как, впрочем, и в других «развитых» странах мира. В пьесе «Плоды просвещения» Лев Толстой высмеивал привезенное из-за рубежа увлечение спиритизмом. Характеризуя тогдашнее российское общество, Чехов писал о засилье «мистиков, психопатов».

Богомольный крестьянин внезапно очутился в окружении светских львов и львиц, богатых и спесивых, прикрывавших свое невежество повторением модных суждений, глубоко развращенных и озабоченных лишь борьбой за высокое положение. Одни хотели пообщаться со «старцем» из любопытства, другие желали заполучить модного «целителя», чтобы избавить себя или своих близких от разных недугов, третьи старались воспользоваться положением Распутина, чтобы через него выпросить у царя выгодную должность или иные блага. Светские рауты и обеды, на которые постоянно приглашали Распутина, сопровождались обильным угощением и выпивкой. Распутин, который еще недавно соблюдал вегетарианскую диету, воздерживался от питья и требовал того же от других, стал пренебрегать строгими правилами. Так как от него ждали интересных рассказов, то он много болтал, часто фантазируя, а сказанное им весьма вольно искажалось.

Откликался Распутин и на просьбы об оказании помощи. Написанные корявым почерком и с грамматическими ошибками его записки царю нередко содержали ходатайства за разных людей. Те, кому царь помог, быстро забывали о помощи Распутина. Те, кому царь отказывал, становились лютыми врагами «старца», и они осуждали засилье в правительстве людей, назначенных на высокие посты благодаря протекции Распутина. Их возмущение объяснялось тем, что распутинские выдвиженцы заняли посты, на которые претендовали они сами.

Слухи о Распутине распространялись не только из уст в уста. Уже с 1910 года в газетных публикациях недвусмысленно намекали на то, что по советам Распутина был сформирован состав Святейшего Синода. С 1912 года в прессе стали утверждать, что назначения министров происходили по запискам некоего влиятельного лица (и все догадывались, что речь шла о Распутине). Между тем из сохранившейся в архивах переписки царя и царицы ясно, что, хотя Распутин участвовал в беседах царской четы о тех или иных государственных деятелях, его мнение в кадровых вопросах не было решающим. В некоторых письмах Николай II иронизировал над оценками «старца», называя их «слишком экзотичными». Распутин чувствовал, что надо быть осторожным, и предпочитал присоединяться к тем суждениям, которые одобряли царь и царица. Однако в стране распространялись слухи о том, что страной правит не император, а «близкий друг» его жены. В Распутине видели воплощение «темных сил», которые губят империю.

Заросший волосами, бородатый крестьянин, не знакомый со светскими манерами, вызывал возмущение у российских аристократов, которые воспринимали появление Распутина при дворе как вторжение «дикаря» в их избранное общество. Чтобы подчеркнуть свое превосходство над Распутиным, они старались приписать ему всевозможные пороки в самых отталкивающих проявлениях, а потому близость царицы к Распутину объясняли не заботой матери о безнадежно больном сыне, а извращенным влечением аристократки к грубому мужику. Чем хуже становилось положение страны, тем больше распространялись грязные домыслы о Распутине и царице.

После начала войны все воюющие страны были охвачены шпиономанией. Россия в этом отношении не была исключением. Теперь распространители слухов о Распутине утверждали, что он – немецкий шпион и предает Россию кайзеру. Поскольку же Александра Федоровна была немкой, то поражения русской армии объясняли предательством царицы и ее окружения. «Знающие люди» авторитетно заявляли, что у императрицы есть телефон с прямым проводом в Берлин, и она передает Вильгельму II все секретные планы русского командования.

Кадет П. Н. Милюков на заседании Государственной думы в ноябре 1916 года в течение свой пространной обличительной речи, в которой перечислял провалы царского правительства, несколько раз вопрошал: «Что это – глупость или измена?». Речь Милюкова, распечатанная на многих пишущих машинках, широко распространялась по всей стране.

В тот же день в Думе выступил лидер крайне правых В. М. Пуришкевич, который, по словам Керенского, «закончил свою речь призывом ко всем членам Думы, сохранившим верность России и монархии, отправиться в Царское Село и «коленопреклоненно» молить царя спасти Россию и трон от происков предательских «темных сил». Ни для кого в Думе не было сомнений, что под «темными силами» имелись в виду царица и Распутин.

О необходимости «спасения России от темных сил» говорили и в ряде общественных организаций, включая Союзы земств и городов. Поэтому по распоряжению министра внутренних дел Протопопова 8 и 9 декабря 1916 г. полиция разогнала съезды этих Союзов, собравшиеся в Москве. 13 декабря на заседании Думы слово взял Керенский, который зачитал две резолюции съездов, принятых накануне их разгонов. В резолюции съезда Союза городов говорилось: «В России всем сословиям, всем классам, всякому единению честных людей ясно, что безответственные преступники, гонимые суеверным страхом, изуверы, кощунственно произносящие слова любви к России, готовят ей поражение, позор и рабство!». Резолюция требовала создания «ответственного правительства».

Керенский огласил также резолюцию съезда Союза земств, возглавлявшегося князем Г. Е. Львовым. Она гласила: «Историческая власть страны стоит у бездны… Правительство, ставшее орудием в руках темных сил, ведет Россию по пути гибели и колеблет царский трон… Время не терпит, истекли все сроки для отсрочек, данные нам историей».

Эти заявления и выступления в Думе свидетельствовали о том, что подспудная борьба в правящих классах достигла предела. В своих воспоминаниях А. Ф. Керенский писал: «Чтобы лучше понять атмосферу, царившую на последней сессии Думы, которая длилась с 1 ноября 1916 года по 26 февраля 1917 года, надо иметь в виду, что мысли всех депутатов были заняты ожиданием дворцовой революции». Как следует из воспоминаний А. Ф. Керенского и А. И. Гучкова, еще в сентябре 1916 г. состоялась тайная встреча руководителей «Прогрессивного блока», в которой приняли участие Гучков, Родзянко, Некрасов и Милюков.

Керенский писал, что участники встречи «согласились с тем, что «Прогрессивный блок» должен был принять меры для предотвращения революции снизу… А посему блоку следует самому сделать первый шаг, сместив нынешнего правителя… Детали подготовки заговора были известны лишь тем, кто в нем непосредственно участвовал… Лидеры «Прогрессивного блока» знали лишь то, что подготовка к осуществлению заговора идет своим чередом, и соответственно готовились к нему со своей стороны. Знали о заговоре и мы, руководители масонской организации». В своих воспоминаниях Керенский сообщал, что он вступил в ряды масонов в 1912 году после своего избрания в Государственную Думу.

Керенский писал: «А тем временем вызревал другой заговор, осуществление которого было намечено провести в Ставке царя 15–16 ноября. Его разработали князь Львов и генерал Алексеев. Они пришли к твердому выводу, что необходимо покончить с влиянием царицы на государя, положив тем самым конец давлению, которое через нее оказывала на царя клика Распутина. В заранее намеченное время Алексеев и Львов надеялись убедить царя отослать императрицу в Крым или в Англию».

Вспомнил Керенский и ряд заговоров среди офицеров российской армии. «В одном из них, – писал Керенский, – принимал участие известный военный летчик капитан Костенко, который намеревался спикировать на своем самолете на автомобиль императора, когда тот прибудет на фронт, лишив тем самым жизни его и себя. Два других офицера… явились ко мне, чтобы заручиться согласием на их план организовать засаду и взять царя в плен, когда тот прибудет с инспекцией на фронт».

Заговоры против царя плели и некоторые члены императорской семьи. Смещение Николая II могло поставить во главе страны другого Романова и улучшить положение тех из царственной семьи, кто был близок к новому монарху. Заговорщики знали, что убийство Распутина нанесет сокрушительный удар по царю и царице, которые считали, что без «чудотворной» помощи «старца» наследник не сможет долго прожить.

Из книги А. Н. Боханова «Правда о Григории Распутине», мемуаров Феликса Юсупова и многих других источников известно, что «старца» убили в ночь с 16-го на 17-е декабря 1916 года во дворце князя Юсупова. Убийцами были хозяин дома, член Государственной думы Пуришкевич и двоюродный брат царя великий князь Дмитрий Павлович. Помимо них участие в убийстве принимали Станислав Лазаверт – доктор из санитарного отряда В. М. Пуришкевича, а также знакомый Юсупова поручик Сергей Сухотин, который раньше лечился в лазарете Юсуповых. Распутин был приглашен в дом князя от имени его жены Ирины, которая якобы пожелала познакомиться с Григорием. На самом деле Ирина в тот день находилась в Крыму.

Поздно вечером 16 декабря Юсупов поехал на квартиру Распутина. Дочь Матрёна вспоминала: «В 12 часов ночи к нам приехал Юсупов. Отец встретил его словами: „Ах, Маленький, ты пришел“. Юсупов спросил его: „Посторонних нет?“. Отец ответил, что никого нет. Тогда Юсупов сказал ему: „Пойдем кутить“. Они уехали, и больше отец не возвращался».

Боханов пишет: «Что происходило в подвале дома на Мойке, какие разговоры вели Феликс Юсупов и Григорий Распутин на протяжении примерно двух часов, о том известно лишь из воспоминаний Юсупова. Однако вышедшие в разные годы и в разных странах откровения князя-убийцы содержат множество противоречий и неточностей, а некоторые места наполнены нарочитой мистической патетикой и как будто позаимствованы из низкопробных бульварных романов. Но другого источника нет и не будет, и узнать, в какой степени мемуарные реминисценции князя соответствовали действительности, никогда не удастся». К этому следует добавить, что из мемуаров Юсупова ясно, что князь обожал розыгрыши и обманы, во время которых он переодевался в женские наряды.

Боханов продолжает: «В изложении князя всё походило на какую-то дешевую и мрачную оперетку. В общих чертах картина той ночи выглядела следующим образом. Юсупов прибыл со своим гостем во дворец вскоре после полуночи 17 декабря. Провел его в подвал, пригласил к столу, стал угощать его пирожными и вином (в бокалы тоже был подсыпан порошок) и вёл с ним разговоры «за жизнь». Распутин попросил князя спеть, и тот исполнил под гитару несколько столь им любимых «жестоких романсов. Яд не действовал. Несколько раз Распутин спрашивал, где же хозяйка, на что Феликс отвечал, что она провожает гостей. Распутин собирался уходить, но задержался у эбенового шкафа с распятием, стал его рассматривать. В этот момент Юсупов выстрелил ему в спину из браунинга. Распутин упал, как показалось, замертво. На шум выстрела прибежали сообщники».

Об увиденном написал Пуришкевич: «Нам представилась следующая картина: перед диваном, в гостиной, на шкуре белого медведя лежал умирающий Григорий Распутин, а над ним, держа револьвер в правой руке, заложенной за спину, совершенно спокойно стоял Юсупов… Не знаю, сколько времени простоял я здесь; в конце концов раздался голос Юсупова: „Ну-с, господа, идёмте наверх, нужно кончать начатое“. Мы вышли из столовой, погасив в ней электричество и притворив слегка дверь».

Как писал Боханов, «соучастники выпили на радостях вина и были необычайно возбуждены… Через некоторое время Юсупов вернулся вниз, включил свет и стал смотреть на убитого. Далее произошло невероятное. Распутин «внезапно открыл левый глаз. Через несколько мгновений его правое веко тоже стало подрагивать, потом поднялось… Внезапным и сильным движением Распутин вскочил на ноги с пеной у рта. Дикий вопль раздался под сводами, его руки конвульсивно хватали воздух. Он бросился на меня, пытаясь схватить меня за горло, его пальцы, как клещи, впивались в мои плечи. Глаза его вылезали из орбит, изо рта текла кровь. Низким и хриплым голосом он всё время звал меня по имени… Нечеловеческим усилием я вырвался из его хватки… Я бросился наверх, зовя Пуришкевича, оставшегося в моем кабинете».

«На помощь почти обезумевшему от страха князю пришел скандальный борец «за чистоту монархической идеи». «Медлить было нельзя ни мгновенья, и я, не растерявшись, выхватил из кармана мой „соваж“. Поставил его на „огонь“ и бегом спустился с лестницы… Григорий Распутин, которого я полчаса назад созерцал при последнем издыхании, лежащим на каменном полу столовой, переваливаясь с боку на бок, быстро бежал по рыхлому снегу во дворе дворца вдоль железной решетки, выходившей на улицу… Я бросился за ним вдогонку и выстрелил».

«Стрелял Пуришкевич четыре раза, три раза промахнулся, а в четвертый попал Распутину в голову. Потом обезумевшие заговорщики пинали и избивали бездыханное тело. С главным же организатором князем Юсуповым «от избытка нежных чувств» тут же, около убитого, сделался обморок, и сообщникам пришлось тащить Феликса во дворец и там приводить в сознание».

Как констатировал прокурор С. В. Завадский, ведший дело об убийстве Распутина, проведенное вскрытие тела показало, что «Распутину были нанесены три смертельные раны: в почки, в печень и в мозг. По мнению вскрывавших, после первой раны Распутин не мог жить более 20 минут, а все три были прижизненные, следовательно, третья должна была последовать за первою в промежуток времени самое большее около четверти часа».

По данным медицинского освидетельствования, кроме пулевых ран в спину и голову у Распутина была «огромная рваная рана в левом боку, сделанная ножом или шпорой». Боханов добавлял: «Никакого яда в организме Распутина обнаружено не было. Маклаков сказал правду. Акт медицинского освидетельствования трупа Распутина почему-то был уничтожен ещё при Временном правительстве… Заговорщики придавали большое значение тщательному сокрытию следов преступления. Тело Григория Распутина на автомобиле Великого князя Дмитрия отвезли подальше от юсуповского дворца и бросили под лед».

Боханов пишет: «Участники условились категорически отрицать возможные обвинения, хотя, казалось бы, они делали «великое дело», совершали, по их представлениям, чуть не «подвиг самопожертвования». Вели же себя, как заурядные убийцы. Князь Юсупов отправил Царице письмо, где отрицал какую-либо причастность к убийству и в заключение восклицал: «Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся. Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству Феликс».

Характеризуя реакцию высших лиц государства, Боханов замечает: «Сенсационная новость о его смерти быстро распространилась. Многие ликовали. Председатель Думы М. В. Родзянко, находившийся в курсе этого «важного дела», встретив Юсупова, обнял, прослезился и не смог удержаться от публичного выражения восторга. Князь потом признавался, что такое «отеческое отношение успокоило и окрылило» его».

В эти дни великий князь Николай Михайлович 19 декабря встретился с Юсуповым в доме Дмитрия Павловича. Признавшись великому князю в совершенном убийстве, Юсупов утверждал, что он получил надежные сведения о том, что «к концу декабря было решено подписать сепаратный мир с Германией. Это вызвало у Юсупова желание, а вскоре и твердое решение покончить с ним во что бы то ни стало». Юсупов умалчивал о том, от кого он получил эти сведения, и поэтому версия о том, что к убийству были причастны британские разведчики, находившиеся в его доме в ночь с 16 на 17 декабря, не лишена основания.

Помимо великого князя Николая Михайловича одобряли убийство и другие члены императорской семьи. Боханов замечает: «Еще не зная подробностей и того, что в убийстве замешан брат Дмитрий, Великая княгиня Мария Павловна (младшая) 19 декабря писала своей мачехе, княгине О. В. Палей: «Со вчерашнего утра весь Псков… чрезвычайно взволнован известием об убийстве Р., но подробностей мы никаких не знаем, и даже штаб не имеет никаких подробных сведений. Страшно интересно узнать, кто это сделал и как всё произошло: напиши мне хоть два слова. Письмо, чтобы не посылать по почте, можно отослать с тем же санитаром, которого я посылаю сейчас в Петроград. Сколько народу по всей России перекрестились, узнав, что больше нет этого злого гения…»

Эти свидетельства показывают, что сомнений в правоте действий Юсупова, Пуришкевича, великого князя Дмитрия, врача Лазаверта не возникало ни у лиц из высшего общества, ни у вождей Государственной думы. Даже если Распутин оказывал протекцию другим лицам и любил пьяные оргии, в чем его обвиняла молва, за это не казнили. Тем более Юсупов и другие не имели права убивать Распутина без суда и следствия.

Впоследствии рассказ о жестоком и противозаконном самосуде служил поводом для того, чтобы поражаться физической силе и выносливости Распутина, которого не брали ни яд, ни пули. Подробное описание смерти Распутина было бы уместно в устах гиммлеровских палачей, совершавших опыты по умерщвлению людей. Между тем смакование деталей убийства Распутина на долгие годы стало любимым развлечением многих «знатоков истории». Возмущаясь байками о Распутине и «распутинщине», светское общество, а затем и значительная часть населения страны, не думали осуждать Юсупова и «юсуповщину». Князь, трусливо прятавшийся от боевых действий в тылу в годы войны, выглядел в этих рассказах героем. Такими же безупречными борцами за правое дело выглядели его сообщники бессарабский помещик Пуришкевич, доктор Лазаверт и великий князь Дмитрий Павлович.

Реакция российского общества доказывала крайнюю степень деградации представлений о праве, морали и человечности в российском обществе. Князь, купавшийся в богатстве и любивший роскошь, а также его сообщники могли рассчитывать на снисходительное отношение света и тех, кто жаждал подражать светской жизни. Распутин же воспринимался аристократами и подражателями высшим кругам общества как бешеный зверь, не достойный ни правового суда, ни элементарной жалости. Но могли ли в дальнейшем эти люди рассчитывать на соблюдение права, морали и человечности в отношении себя?

Как и рассчитывали заговорщики, убийство Распутина стало шоком для царственной четы. Хотя в своем дневнике царь называл убийц «извергами», никаких серьезных попыток разыскать и наказать их не предпринималось. Даже похороны Распутина были совершены тайно. Для этого были основания. Вскоре могила Распутина была осквернена. Неизвестно, задумывался ли царь о том, что пренебрежение к праву, морали и человечности, которые он не раз проявлял во время своего царствования, в частности, в январе 1905 года, на сей раз продемонстрировали его враги из высшего света, убив человека, который был ему близок и дорог, за то, что он спасал жизнь его сына?

Верхи России демонстрировали не только атрофию морали и человечности, но также интеллекта. Сиятельные князья, умевшие устраивать розыгрыши с переодеваниями или убийства с отравлением и стрельбой, оказались близорукими политиканами, не сумевшими просчитать последствия совершенного ими уголовного преступления. Надежды светских заговорщиков на то, что убийство Распутина даст монархии новый шанс для выживания, оказались несостоятельными. Убийство в доме на Мойке лишь ускорило крушение самодержавия.