Текст книги "Мифы и загадки Октября 1917 года"

Большевики не поступились принципами

Атакуя Ленина и его последователей, их хулители не устают обвинять их в измене, поскольку большевистская партия отказалась поддерживать царское правительство после начала Первой мировой войны и выступила за ее прекращение. На самом же деле большевистская партия оказалась единственной социалистической партией среди подобных партий воюющих стран, которая сохранила верность своим идейным и политическим принципам. Она не изменила обязательствам, которые взяли на себя социалистические и социал-демократические партии всех стран земного шара задолго до начала Первой мировой войны.

К 1914 году в легально действовавших социал-демократических партиях мира состояло уже более 4,2 миллиона человек. На выборах, состоявшихся накануне того года в 14 странах мира, за социалистов проголосовало 10,5 миллиона человек. Социалисты имели 646 мест в парламентах 14 стран и свыше 22 тысячи мандатов в местных представительных органах.

Возглавляя массовые партии и другие организации рабочего класса, руководители многих социал-демократических партий постоянно напоминали о целях борьбы, определенных основоположниками марксизма. О верности марксизму постоянно говорили такие руководители социал-демократических партий и II Интернационала, как К. Каутский (СДПГ), Р. Макдональд (Лейбористская партия Англии), А. Тома (Социалистическая партия Франции, или СФИО), Э. Вандервельде (Бельгийская социалистическая партия), О. Бауэр (АСДП). В то время многие в социал-демократическом движения были уверены в том, что в капиталистических странах складывается предреволюционная ситуация. Выступая на Магдебургском съезде социал-демократической партии Германии, ее ветеран Август Бебель говорил: «Классовые противоречия не смягчаются, а обостряются. Мы идем навстречу очень, очень серьезным временам». Казалось, что пролетарская революция, о неизбежности наступления которой сказано впервые за семь десятилетий до этого в «Манифесте коммунистической партии», была близка к осуществлению.

Выступления рабочего класса под руководством социал-демократов в борьбе за свои права, за демократизацию политической жизни, против милитаризации становились все более мощными и более массовыми. 23 мая 1912 года рабочие Венгрии по призыву социал-демократов двинулись колоннами к зданию парламента в Будапеште под лозунгами: «Долой классовое господство!», «Долой графскую банду!», «Да здравствует революция!». Демонстрация сопровождалась столкновениями с полицией и сооружением баррикад. Такие же выступления произошли на следующий день во многих городах Венгрии (Мишкольце, Дьёре, Пече, Братиславе, Кошице, Темишоаре, Араде и других городах). День 23 мая 1912 года вошел в историю Венгрии, как «Красный четверг».

Митинги и демонстрации трудящихся Каталонии переросли в 1909 году в баррикадные бои под лозунгами установления республиканского строя (эти события получили название «Кровавая неделя»). В 1911 году в ходе выступлений рабочих на улицах Вены развернулись уличные бои. Всеобщая пятинедельная забастовка в Брисбене (Австралия) в 1912 году сопровождалась фактическим захватом рабочими власти, когда без разрешения стачечного комитета не могло работать ни одно государственное учреждение.

Огромного накала достигли выступления в Италии в июне 1914 года. Расстрел антивоенной демонстрации 7 июня в Анконе вызвал протесты по всей стране. В считанные часы экономическая жизнь Италии оказалась парализованной. По призыву социалистов, синдикалистов, анархистов, профсоюзных руководителей были закрыты промышленные предприятия, магазины, не работал городской транспорт, было прервано железнодорожное сообщение. На улицах Рима, Милана, Флоренции, Анконы сооружались баррикады. Забастовщики захватывали оружие. Правительственные учреждения подвергались осаде. В выступлениях, продолжавшихся неделю (эти дни стали называться «Красной неделей»), приняло участие более 1 миллиона человек. В те дни главный редактор центрального органа Социалистической партии Италии «Аванти!» Бенито Муссолини провозглашал в своих передовых статьях, что «скоро Италия пойдет по пути коммунизма».

Однако эти отдельные выступления рабочего класса не превратились во всеобщую европейскую революцию. Дело в том, что к такому повороту событий не была готова значительная часть рабочего класса стран Западной Европы. Успехи, достигнутые рабочим движением в мирной борьбе, успокаивали ее участников, а рост рядов «рабочей аристократии» окончательно расхолаживал их. У многих создавалось впечатление, что переход к социализму может быть достигнут путем постепенной эволюции общества. А определенная часть рабочих, удовлетворенная своим положением, теряла интерес к достижению революционных целей. Эти настроения отражались и в позиции руководства социал-демократии.

То обстоятельство, что предвыборные кампании за завоевание мест в парламенте занимала все большее место в текущей деятельности социал-демократических партий, способствовало тому, что окончательные цели борьбы пролетариата уходили на второй план, а то и забывались. На конгрессах II Интернационала многие лидеры социал-демократических партий отказывались осудить ревизионизм, фактически отрицавший революционную цель пролетарского движения. На 6-м конгрессе II Интернационала в Амстердаме против резолюции, осуждавшей ревизионизм, выступили лидер АСДП В. Адлер, лидер бельгийских социалистов Э. Вандервельде, один из видных деятелей СФИО Ж. Жорес, а К. Каутский проявил колебания в ходе голосования.

На этом же конгрессе была принята резолюция, которая провозгласила массовую стачку «крайним средством» борьбы. Таким образом, ставилась под сомнение возможность перерастания массовых выступлений пролетариата в вооруженное восстание. В это же время руководители ряда профсоюзов выступали против стачек. Так, в руководстве французской Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) стали говорить, что нужно избегать стачек, разрешая конфликты с предпринимателями путем переговоров.

И все же, несмотря на явные свидетельства отказа от методов решительной борьбы рабочего класса и забвения целей этой борьбы, создавалось впечатление, что социал-демократическое движение, как и во времена «Союза коммунистов» и I Интернационала, готово поднять пролетариев мира на «последний и решительный бой» против капитала. В резолюции 7-го Штутгартского конгресса II Интернационала (1907 г.) говорилось: «В случае возникновения войны социалисты обязаны приложить все усилия к тому, чтобы ее как можно скорее прекратить и всеми силами стремиться использовать вызванный войной экономический и политический кризис для того, чтобы пробудить политическое сознание народных масс и ускорить крушение господства класса капиталистов». На 10-м Базельском конгрессе II Интернационала (1912) был принят манифест, в котором говорилось: «Пусть правительства хорошо запомнят, что при современном состоянии Европы и настроении умов в среде рабочего класса они не могут развязать войну, не подвергая опасности самих себя… Пролетарии считают преступлением стрелять друг в друга ради увеличения прибылей капиталистов». Начало Первой мировой войны стало суровым испытанием верности социал-демократов принятым антивоенным обязательствам солидарности с рабочими других стран и готовности превратить империалистическую войну в пролетарскую революцию.

Гонка вооружений, ускорявшаяся в течение нескольких десятилетий, а также столкновение противоречий во всех частях земного шара, превратили ведущие капиталистические страны мира в два вооруженных противостоящих лагеря, накапливавших все более совершенную технику уничтожения людей. С началом войны страны Антанты и их союзники (первоначально в этом блоке состояли Великобритания, Франция, Россия, Бельгия, Сербия, Черногория) мобилизовали в вооруженные силы 6179 тысяч человек. В их распоряжении имелось 12134 легких и 1013 тяжелых орудий. Страны Центрального блока (на первых порах в ее рядах были лишь Германия и Австро-Венгрия) в рядах вооруженных сил имели 3568 тысяч человек, 11232 легких и 2244 тяжелых орудий (не считая крепостной артиллерии). Эта масса вооруженных людей и военной техники была предназначена для того, чтобы сеять смерть и разрушение.

Начавшаяся война сопровождалась невиданной по своим масштабам шовинистической пропагандой, заразившей значительную часть населения всех стран-участниц войны. В Лондоне, Париже, Берлине, Вене и других столицах воюющих стран восторженные толпы провожали солдат на фронт, уверенные в скором их возвращении победителями в целостности и сохранности.

Шовинистическим угаром оказались охваченными и лидеры многих социал-демократических партий. Депутаты от социал-демократической партии Германии в рейхстаге и депутаты от социалистической партии Франции в Национальном собрании голосовали за военные кредиты для буржуазных правительств своих стран. Лидер Бельгийской социалистической партии Э. Вандервельде не только обещал «голосовать за все кредиты, которые потребует правительство для защиты нации», но к тому же вскоре стал министром правительства Бельгии. После начала мировой войны в правительства своих стран вошли лидеры французских социалистов О. Ж. Гед, М. Самба и А. Тома, один из лидеров Лейбористской партии А. Гендерсон. В поддержку правительства выступили и лидеры Австрийской социал-демократической партии. Центральный орган партии газета «Арбайтер-цайтунг» писала: «Теперь, когда… немецкое отечество в опасности, социал-демократия выступает на защиту родины… Никогда политическая партия не поступала более возвышенно, чем ныне немецкая социал-демократия».

Бенито Муссолини, который еще в начале осени 1914 года в своих статьях осуждал войну, как чисто «капиталистическое дело», в ноябре вышел из Социалистической партии и создал газету «Иль пополо д’ Италиа», в которой призывал правительство своей страны объявить войну Австро-Венгрии и захватить Триест, Далмацию и другие территории. А после окончания войны Муссолини возглавил созданное им фашистское движение.

Для социалистов в странах Центрального блока оправданием их предательства служили широко распространенные в их среде представления о том, что главным врагом мировой цивилизации является Россия. Еще в 1890 году в своей статье «Внешняя политика русского царизма» Фридрих Энгельс, говоря об угрозе мировой войны, писал: «Вся эта опасность мировой войны исчезнет в тот день, когда дела в России примут такой оборот, что русский народ сможет поставить крест над традиционной завоевательной политикой своих царей и вместо фантазий о мировом господстве заняться своими собственными жизненными интересами внутри страны, интересами, которым угрожает крайняя опасность… Русское Национальное собрание, которое захочет справиться хотя бы с самыми неотложными внутренними задачами, должно будет решительно положить конец всяким стремлениям к новым завоеваниям… С возрастающей быстротой, как по наклонной плоскости, катится Европа в пропасть мировой войны неслыханного размаха и силы. Одно только может остановить ее: перемена строя в России. Что это должно произойти в ближайшие годы, – не подлежит никакому сомнению… В тот день, когда падет царская власть, эта последняя твердыня общеевропейской реакции, – в этот день совсем другой ветер подует в Европе».

Через 44 года после публикации этой статьи с ее критикой выступил И.В. Сталин. Он писал: «Энгельс несколько увлекся и, увлекшись, забыл на минуту о некоторых элементарных, хорошо известных вещах». По мнению Сталина, Энгельсом был «упущен один важный момент, сыгравший потом решающую роль, а именно момент империалистической борьбы за колонии, за рынки сбыта, за источники сырья, имевший уже тогда серьезнейшее значение, упущены роль Англии как фактора грядущей мировой войны, момент противоречий между Германией и Англией, противоречий, имевших уже тогда серьезное значение и сыгравших потом почти определяющую роль в деле возникновения и развития мировой войны».

Комментируя же замечания Энгельса о роли царской России в провоцировании мировой войны, Сталин назвал их «преувеличением». Сталин напоминал: «Характерно, что в своих письмах на имя Бебеля, писанных в 1891 году… где трактуется о перспективах надвигающейся войны, Энгельс прямо говорит, что «победа Германии есть, стало быть, победа революции», что «если Россия начнет войну, – вперед на русских и их союзников, кто бы они ни были!». Комментируя слова Энгельса, Сталин замечал: «Едва ли можно сомневаться, что подобный ход мыслей должен был облегчить грехопадение германской социал-демократии 4 августа 1914 года, когда она решила голосовать за военные кредиты и провозгласила лозунг «защиты буржуазного отечества от царской России, от «русского варварства» и т. д.».

Сразу же после начала войны руководящие деятели СДПГ, продолжая заявлять о верности «социалистическим принципам Интернационала», выступили со статьями в печати и на рабочих собраниях с призывами защищать Германию от «реакционных посягательств царизма», «сибирского бескультурья», «диких казаков» и т. д. Аналогичную позицию заняло и руководство социал-демократической партии Австрии. Русофобия, которая давно заразила значительную часть общественности Западной Европы, помогала лидерам социал-демократов Германии и Австрии солидаризироваться с империалистическими кругами мира, развязавшими невиданную до тех пор по своим масштабам и жестокости бесчеловечную бойню.

Пойдя на трусливую и беспринципную сделку со своей буржуазией, европейская социал-демократия упустила исторический шанс, когда не только можно было сорвать начало мировой бойни, но и поднять рабочих многих стран мира на массовые революционные выступления. Безоговорочная капитуляция лидеров социал-демократии стала первой крупной победой буржуазии всех стран в мировой войне, в результате чего миллионные армии пролетариата были идейно разоружены и преданы. Вместо участия в революционных боях против класса капиталистов и их наемников социал-демократические лидеры повели рабочих Европы на поля сражений против своих братьев по классу.

Лишь меньшинство из видных деятелей социал-демократии Западной Европы сохранило верность принципам пролетарского интернационализма. Против военных кредитов проголосовали в сербской Скупщине два депутата, представлявших социал-демократическую партию. 10 сентября Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Франц Меринг и Клара Цеткин опубликовали заявление, в котором осудили позицию руководства социал-демократической партии Германии. А вскоре Либкнехт, Люксембург и Цеткин были заключены под стражу за ведение антивоенной пропаганды.

С самого начала Первой мировой войны большевистская партия выступила против бойни, развязанной империалистами всех стран. Эта позиция была определена Лениным 6 сентября 1914 г. в его речи на собрании группы российских большевиков в Берне. Тезисы этого выступления легли в основу Манифеста ЦК большевистской партии. В нем Ленин разоблачал грабительские цели организаторов войны. Заклеймив капитулянтство вождей II Интернационала, Ленин обрушил огонь критики не только на откровенных социал-шовинистов, но и на так называемых «центристов» во главе с Карлом Каутским. Осуждая войну, Каутский и его единомышленники ограничивались обращениями к правительствам воюющих стран с просьбой заключить мир. Центристы отказались от призывов к пролетарской революции против капиталистической системы, банкротство которой было доказано мировой войной. Ленин выдвинул лозунг: «Превратить империалистическую войну в гражданскую». В Манифесте ЦК подчеркивалось, что «политику поражения «своего» империалистического правительства должны проводить не только русские революционеры, но и революционные партии всех воюющих стран».

Большевистская партия во главе с Лениным стала единственной социалистической партией, которая оказалась верной декларациям международных конгрессов социалистов о превращении мировой войны в революционное выступление против капитала. А ведь большевистская партия не была самой крупной социал-демократической партией в мире. Позиция Ленина и большевиков была следствием их морального превосходства над большинством социалистов мира, капитулировавших перед правящими кругами своих стран.

Отказ пойти на трусливую сделку с буржуазным классом был порожден опытом борьбы российских большевиков в революции 1905–1907 гг., долгого пребывания в условиях полицейских преследований и подполья, которого не было у большинства социал-демократов в других странах мира. Приверженность большевиков идейно-политическим принципам, одобренным на международных конгрессах социалистов, была следствием глубокого и серьезного изучения марксистско-ленинского учения подавляющим большинством членов большевистской партии. В подполье, тюрьмах, ссылках и на каторгах они упорно изучали марксистскую теорию, обсуждали труды Маркса, Энгельса и их продолжателей в кружках. Они приучались видеть в теории не ритуальное пособие, а руководство к практическим делам, действенность которого подтверждал им каждый день тяжелой борьбы.

Ленин не ограничился декларациями об особой позиции большевиков. Он участвовал в публичных дебатах, полемизируя с Плехановым и Мартовым, поддержавшими войну. Одновременно Ленин предпринял усилия по организации сотрудничества с интернационалистами различных социалистических партий мира. Ленин активно переписывался с левыми голландскими социалистами Г. Гортером, А. Паннекуком и другими, создавшими группу вокруг журнала «Трибуна». Ленин связался с революционной молодежью Норвегии и Швеции, издававшей в то время три ежедневные газеты. Шведские левые имели 13 депутатских мест в риксдаге. Ленин установил контакты с болгарскими социалистами-«тесняками» во главе с Г. Димитровым и Д. Благоевым и социал-демократами Сербии. Он постоянно выражал поддержку К. Либкнехту, Р. Люксембург и другим германским социалистам, объединившимся в группу «Союз Спартака».

Летом 1915 года Ленин обменялся мнениями с руководителями интернационалистских групп ряда стран и пришел к выводу о том, что «возможна левая международная декларация принципов». Ленин написал проект резолюции левых социал-демократов к первой Международной социалистической конференции, подчеркивая в нем, что социалисты, не отказываясь ни от одного средства легальной борьбы, должны подчинить ее главнейшей задаче – подготовке пролетарской революции, которая откроет дорогу к миру и свободе народов. Развивая политическое сознание рабочих, необходимо поддерживать и двигать вперед всякое революционное выступление, стремиться к превращению империалистической войны в «войну за экспроприацию класса капиталистов, за завоевание политической власти пролетариатом, за осуществление социализма».

К началу сентября 1915 года, когда в небольшой швейцарской деревне Циммервальд должна была состояться Международная социалистическая конференция, пошел второй год Первой мировой войны. Военные действия велись на трех континентах планеты и окружавших их океанах и морях, а также – впервые – в воздухе. Воюющие стороны применяли созданные задолго до начала войны вооружения, обладавшие невиданной прежде убойной силой.

С первых же дней войны стало ясно, что в начавшейся войне правовые нормы и мораль оказались попраны так же, как их уже давно попирали ведущие державы мира в колониальных войнах за пределами Европы. Второго августа 1914 года немецкие войска вступили в нейтральный Люксембург, а 4 августа – в нейтральную Бельгию. Историк Барбара Тачмэн в своей книге «Пушки августа» писала, что в ответ на сопротивление бельгийского народа этой наглой агрессии командующий 1-й германской армии генерала фон Клюк с самого начала своего вступления в Бельгию своей армии «счел необходимым принять, говоря его собственными словами, «суровые и безжалостные репрессии», включая «расстрел людей и сожжение домов».

Тачмэн писала: «Сожженные деревни и убитые заложники стали вехами на пути германской армии». В небольшом городке Аэршот было расстреляно 150 жителей. «Число жертв в аналогичных случаях росло, – отмечала Тачмэн, – по мере того, как эти действия повторяла армия фон Бюлова в Арденнах. В городе Динант армией Хауссена было расстреляно 664 жителя. Прибегали к следующей процедуре: жителей собирали на главной площади, женщин отводили в одну сторону, мужчин – в другую. Из мужчин выбирали каждого десятого, или каждого второго, или же забирали всех мужчин, в зависимости от прихоти того или иного офицера. Их вели в ближайшее поле или на пустырь у железной дороги и расстреливали. В Бельгии до сих пор много городов с кладбищами, на которых находятся бесконечные ряды камней. На них стоят надписи с именами и одинаковыми надписями: «Расстрелян немцами».

Военные действия, репрессии и безудержный грабеж разорили Бельгию. В стране было уничтожено 100 тысяч домов. Из 8800 километров железных дорог уцелело лишь 5150 километров. Из 57 имевшихся в Бельгии доменных печей 26 было разрушено.

Такое же разорение принесла война и всем другим странам, где шли военные действия и хозяйничали оккупанты. В ходе войны только в Северной Франции было уничтожено 23 тысячи промышленных предприятия, 4 тысячи километров железных дорог, 50 доменных печей, 9700 железнодорожных мостов, 290 тысяч жилых домов, а всего разрушено 500 тысяч зданий.

Участник войны Анри Барбюс в своей книге «Огонь» описал, как в ходе военных действий уничтожались целые селения: «Мы в Суше. Деревня исчезла. Никогда я еще не видел подобного исчезновения… Среди истерзанных деревьев, окружающих нас, как призраки, всё потеряло первоначальный облик; нет даже обломка стены, решетки, двери, и под грудой балок, камней и железной рухляди странно видеть остатки мостовой: здесь была улица. Это похоже на грязный болотистый пустырь в окрестностях города, куда годами сваливали хлам, всякие отбросы, старую утварь; среди этих разнообразных куч мусора пробираешься очень медленно, с большим трудом. После бомбардировок изменился весь облик местности; даже речонка повернула в сторону от мельницы, течет куда попало и образует пруд посреди маленькой разрушенной площади, где стоял крест. В ямах, вырытых снарядами, гниют огромные, раздувшиеся трупы лошадей; кое-где валяются изуродованные чудовищной раной останки того, что когда-то было человеческим существом».

18 февраля 1915 года Германия объявила неограниченную подводную войну. Помимо военных судов жертвами действий подводных лодок стали многие торговые и пассажирские суда, в том числе и нейтральных стран. В ходе войны, помимо 630 боевых кораблей и 1000 вспомогательных судов, было уничтожено около 6 тысяч торговых судов, общим тоннажем свыше 13,3 миллиона тонн. Жертвы уничтоженных судов зачастую гибли в море.

22 апреля 1915 года во время атаки англо-французских позиций у города Ипр германские войска, в нарушение международной конвенции, применили отравляющие вещества. Было отравлено 15 тысяч человек, при этом 5 тысяч скончались. После этого боя химические средства стали применяться армиями обеих воюющих коалиций. Многие солдаты гибли от ядовитых газов, другие становились инвалидами на всю жизнь. Советский писатель Константин Федин, оказавшийся в годы войны интернированным в Германии, в своем романе «Города и годы» описал жуткую сцену: тысячи солдат, ослепших после газовой атаки, перемещаются толпой по германскому городу под руководством военных поводырей.

Участник войны Эрих Мария Ремарк так описал одну из химических атак: «Глухие хлопки химических снарядов смешиваются с грохотом разрывов. Между разрывами слышно гудение набатного колокола; гонги и металлические трещотки возвещают далеко вокруг: «Газ, газ, газ!»… В эти первые минуты решается вопрос жизни и смерти: герметична ли маска? Я помню страшные картины в лазарете: отравленные газом, которые еще несколько долгих дней умирают от удушья и рвоты, по кусочкам отхаркивая перегоревшие легкие… Моя голова в противогазе звенит и гудит, она, кажется, вот-вот лопнет. Легкие работают с большой нагрузкой: им приходится вдыхать все тот же горячий, уже не раз побывавший в них воздух, вены на висках вздуваются. Еще немного, и я наверное задохнусь… Но вот в нескольких метрах подальше кто-то поднимается с земли… он не падает, он что-то ищет глазами и делает несколько шагов, – ветер разогнал газ, воздух чист. Тогда и я тоже с хрипом срываю с себя маску и падаю. Воздух хлынул мне в грудь, как холодная вода, глаза вылезают из орбит, какая-то темная волна захлестывает меня и гасит сознание».

Возросшая мощь военной техники Первой мировой войны превратила солдата в беспомощное существо. Ремарк писал: «Среди ночи мы просыпаемся. Земля гудит. Над нами тяжелая завеса огня… Блиндаж дрожит, ночь ревет и мечет молнии… Каждый ощущает всем своим телом, как тяжелые снаряды сносят бруствер окопа, как они вскапывают откос блиндажа и крошат лежащие сверху бетонные глыбы… Фронт – это клетка, и тому, кто в нее попал, приходится, напрягая нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы сидим за решеткой, прутья которой – траектории снарядов; мы живем в напряженном ожидании неведомого. Мы отданы во власть случая. Когда на меня летит снаряд, я могу пригнуться, – и это всё; я не могу знать, куда он ударит, и никак не могу воздействовать на него… Меня могут убить, – это дело случая. Но то, что я остаюсь в живых, – это опять-таки дело случая. Я могу погибнуть в надежно укрепленном блиндаже, раздавленный его стенами, и могу остаться невредимым, пролежав десять часов в чистом поле под шквальным огнем. Каждый солдат остается в живых лишь благодаря тысяче разных случаев. И каждый солдат верит в случай и полагается на него».

Ожидание смерти в ходе артобстрела сменялось атакой, и тогда солдаты деловито готовились к беспощадной схватке, в которой не признают никаких правил, не знают никакой жалости. Война, утверждал Ремарк, уничтожала в солдатах все человеческое: «Мы превратились в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты не в людей, – какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках?… Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхваченные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы – в дьяволов, и, вселяя в нас страх, ярость и жажду жизни, удесятеряет наши силы… Мы утратили всякое чувство близости друг к другу, и когда наш затравленный взгляд останавливается на ком-нибудь из товарищей, мы с трудом узнаем его. Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать».

Захват вражеских позиций позволял солдатам завладеть трофейной едой. Ремарк писал: «Трофейная тушенка славится по всему фронту. Она даже является иногда главной целью тех внезапных ударов, которые время от времени предпринимаются с нашей стороны, – ведь кормят нас плохо, – и мы постоянно голодны». Борьба с голодом, как показал Ремарк, это тоже часть солдатских будней, как борьба со вшами и огромными крысами, питавшимися трупами солдат.

Описания боев и фронтовой жизни по другую линию боевых позиций, которое оставил Анри Барбюс в романе «Огонь», мало отличаются по содержанию от романа Ремарка. Французский писатель свидетельствовал: «Вокруг нас дьявольский шум. У меня небывалое ощущение беспрерывного нарастания, бесконечного умножения всемирного гнева. Буря глухих ударов, хриплых, яростных воплей, пронзительных, звериных криков неистовствует над землей, сплошь покрытой клочьями дыма; мы зарылись по самую шею; земля несется и качается от вихря снарядов… Ружейные выстрелы, канонада, Над нами везде треск или грохот – продолжительные раскаты или отдельные удары. Черная огненная гроза не стихает никогда, никогда. Уже больше пятнадцати месяцев, уже пятьсот дней в этом уголке мира перестрелка и бомбардировка идут непрестанно: с утра до вечера и с вечера до утра. Мы погребены в недрах поля вечной битвы…»

Еще один участник войны – английский писатель Ричард Олдингтон так рассказал об артподготовке перед наступлением: «Всё происходившее не поддавалось описанию – ужасающее зрелище, грандиозная симфония звука. Дьявол-постановщик этого спектакля был мастером, по сравнению с которыми все другие создатели величественного и ужасного были просто младенцами. Рёв пушек превосходил остальной шум – он был полон мощной, ритмичной гармонии, супер-джазом громадных барабанов. Это был «полёт валькирий», исполненный тремя тысячами пушек. Интенсивный треск пулеметов вёл сопровождающую мелодию ужаса. Было слишком темно, чтобы разглядеть наступающие войска, но Уинтерборн понимал с ужасом, что каждая из этих устрашающих вибраций звука означает смерть и уничтожение. Он думал о рваной линии британских войск, которые, спотыкаясь, бредут вперед в дыму и огне, крошась под напором немецкого защитительного огня и резервной линии пулеметов. Он думал о немецкой линии обороны, уже уничтоженной под беспощадным ливнем взрывов и летящего металла. Ничто не могло остаться в живых в зоне действия этого шторма, разве что благодаря чудесному случаю. Уже за полчаса этой бомбардировки сотни и сотни людей были жестоко убиты, раздавлены, разорваны, раздолблены, раздроблены, покалечены».

Между тем число участников войны росло. На стороне Германии и Австро-Венгрии выступили Османская империя и Болгария. На стороне Антанты – Япония, Китай, Италия и ряд других стран. К концу войны число ее участников достигло 33 (из 59 независимых государств) с населением свыше 1,5 миллиарда человек (что тогда составляло 87 % населения планеты). Военные действия происходили в Европе, Азии, Африке и на островах Тихого океана.

Число погибших в ходе этой войны было беспрецедентным в мировой истории. Из 73515 тысяч мобилизованных всеми воюющими странами было убито и умерло от ран около 10 миллиона человек, ранено и искалечено 20 миллионов. Около 10 миллионов умерло от голода и эпидемий инфекционных заболеваний. Жертвами мировой войны стало армянское население Турции, которое с апреля 1915 года было подвергнуто геноциду. Зверские расправы с армянами под предлогом их сотрудничества с наступавшими российскими армиями привели к уничтожению 1,5 миллиона людей.

Мировая война нанесла огромный урон хозяйству многих стран мира. Сильно сократилось производство гражданских видов продукции. Это порождало товарный голод, повышение цен, спекуляцию. Изнашивалось и не заменялось оборудование на заводах, разрушался транспорт. Пришло в упадок и сельское хозяйство. Сократилось и поголовье скота, особенно лошадей. Реальная заработная плата во многих странах сократилась. В Германии резко сократилось потребление продовольствия: многие страдали от недоедания. Зато прибыли капиталистических предприятий росли. Чистая прибыль 416 германских акционерных обществ выросла в первые два года войны в 1,5 раза. Чистые прибыли американских корпораций США увеличились за годы войны более чем в 2 раза.