Текст книги "Русь и Золотая Орда"

ЛИТВА. Мы уже несколько раз вскользь упоминали Литву. И вот тут настало время хотя бы конспективно изложить ее предысторию. В западных хрониках и русских летописях литовские племена упоминаются начиная с IХ—Х веков. Было известно, что люди эти занимаются охотой и рыболовством, осваивают земледелие и не гнушаются обычными для того времени набегами на соседние племена с целью грабежа и полона. Они доставляли много хлопот соседствующим с ними пруссам, латам, эстам и являлись одним из серьезнейших противников немецких колонизаторов, пришедших в Прибалтику на рубеже ХII—ХIII веков. Много проблем создавали литовские племена и ближайшему к ним Полоцкому княжеству, куда они с конца ХII века стали совершать систематические набеги.

Однако как Русь началась с Рюрика, так Литва зазвучала с Миндовга – незначительного на первых порах племенного князька, находившегося в состоянии перманентной войны со своими соотечественниками и с ближайшими соседями. Ко времени Батыева нашествия он уже имел на своем счету ряд впечатляющих побед, в том числе и над немецкими рыцарями в битве при Сауле (1235 г.), вследствие чего дружбы и союза с ним искали полоцкие и галицко-волынские князья.

То ли Миндовг в своей внутренней политике допустил какую-то ошибку, то ли так уж сложились внутрилитовские дела, но в 1240 году ему пришлось покинуть свою языческую родину – Аукштайтию (восточная часть современной Литвы) и обосноваться в православной Новогрудской земле (теперешняя часть Гродненской области Белоруссии). Отсюда и началось его восхождение. Очень скоро он с помощью русских воинов, бежавших от татар, восстанавливает свои владения в Литве и приступает к присоединению городов Северо-Западной Руси, жители и князья которых отдавали ему предпочтение перед наступающими татарскими ордами. Под началом Миндовга оказывается вся Черная Русь с городами Новгородком, Слонимом, Несвижем, Здитовом, Мозырем, Речицей и другими. Полоцк, Витебск и часть смоленских городов пригласили на княжение его племянников. Можно предположить, что, не будь татаро-монгольского нашествия, Миндовг так и остался бы мелким литовским князьком. Разгром Руси и разобщенность русских князей дали возможность реализоваться его пассионарности, и он за счет западных русских княжеств, оказавшихся беззащитными перед татарской угрозой, смог создать сильное Литовско-Русское княжество, которое было признано таковым не только соседями, но и Папой Римским. В надежде на расширение католического влияния за счет «русских схизматиков» и язычников Прибалтики Ватикан возвел Миндовга в королевское достоинство практически одновременно с Даниилом Галицким (1252 или 1253 г.).

Вот только зов крови для Миндовга оказался сильнее власти папских булл. Когда жители Жмуди, страдавшие от жестокой эксплуатации немецких баронов, подняли восстание, новоиспеченный король, отрекшись от католичества, нанес крестоносцам два сокрушительных поражения подряд – в 1260 и 1261 годах.

Теперь для полноты картины взглянем на Литву с другой, южной, стороны, ибо судьба ее с ХII—ХIII веков была неразрывно связана с судьбой Галицко-Волынской Руси, и не только из-за наличия общей границы, но и вследствие политики ордынских ханов, стремившихся стравливать своих потенциальных противников для их взаимного ослабления. Нужно сказать, что в доордынские времена удача чаще всего сопутствовала русичам, не зря же летописец упрекал Романа Мстиславича Галицкого (?–1205 г.): «Неправдой живешь, литвою пашешь». В период татарского нашествия и с появлением на исторической арене Миндовга ситуация изменилась. Верх попеременно берут то одни, то другие. В 1246 и 1247 годах литовцы терпят поражение от Даниила и Василька Романовичей, а в 1249 году Романовичи, принимавшие участие в татарском походе на Литву, оказываются битыми. В следующем году литовцы у реки Окуневки одерживают победу над татарскими войсками, усиленными галицко-волынскими полками.

В перерывах между татарскими набегами у Миндовга и Даниила Галицкого появляется возможность хоть как-то договориться между собой и, несмотря на периодически происходящие акты взаимной агрессии, распределить сферы влияния в Южной и Юго-Западной Руси. Договоренность эту где-то на рубеже 40–50-х годов они решают подкрепить браком Даниила и племянницы Миндовга. Однако в 1253 году галицко-волынские князья оказываются втянутыми в междоусобицу литовских князей, где их противником вновь становится Миндовг, которого в результате вынуждают пойти на очередные уступки. Одному сыну Даниила (Роману) он передает в управление старые русские города Слоним, Волковыйск, Новогрудок, а за другого (Шварна) отдает замуж свою дочь. Но вскоре литовский князь меняет свое решение, и это приводит к военным действиям между новыми родственниками. И опять страдают мирные жители старорусских (!) городов. Последний набег литовцев при жизни Миндовга закончился полным истреблением их отряда у города Небла (1262 г.).

Смерть Миндовга и двух его сыновей от рук Довмонта и жмудского князя Тройната (1263 г.) повлекла за собой новую литовскую междоусобицу, в которой активное участие приняли Василько Волынский и его племянник Шварн Данилович. С их помощью к власти в Литве пришел Войшелк – последний Миндовгов сын, типичный представитель раннего Средневековья, отличавшийся крайней жестокостью по отношению к своим противникам. Правил он недолго. Побуждаемый искренним раскаянием в ранее совершенных грехах, Войшелк принимает православие и уходит в монастырь, оставляя на княжении русского (!) князя Шварна Даниловича (1264 г.).

Появилась уникальная возможность объединения литовских земель и Северо-Западной Руси под патронажем Православной церкви и под началом русских князей с последующей перспективой если не на объединение, то хотя бы на союз с Галицко-Волынским и Владимирским княжествами. Случись это, и неизвестно, как бы сложилась дальнейшая история, но Шварн княжил недолго и умер бездетным. Войшелк вышел из «затвора» и начал консультации с заинтересованными сторонами о кандидатуре нового князя, и вполне возможно, что этим князем мог стать кто-то из Мономаховичей, если бы не произошло пьяной ссоры между бывшими затворниками и еще одним сыном Даниила – Львом, в результате которой Войшелк погиб (1267 г.).

С этого момента Литва на полстолетия погружается в полосу бесконечных заговоров и войн, пока в 1315 году к власти не приходит такой харизматический лидер, как Гедимин, – то ли конюх, то ли сын, то ли брат прежнего великого князя литовского Витяниса, о жизнедеятельности которого мало что известно. (Напомним, что это были времена, когда на трон Золотой Орды только-только взошел хан Узбек, а Северо-Восточной Русью правил Михаил Ярославич Тверской, когда Юрий Данилович Московский обивал пороги в Орде, добиваясь руки ханской сестры и ярлыка на великое княжение). Именно с Гедимином связано становление Литвы как великого княжества, с которым, хотели они того или нет, вынуждены были считаться и немцы, и татары, и поляки, и, естественно, русские. Свою экспансию Гедимин начал с того, что в 1320 году то ли силой, то ли посредством брака своего сына Любарта и дочери волынского князя он присоединил к своим владениям Владимир и Луцк, сохранив в них прежние права, обычаи и веру. На следующий год предпринял поход на Киев. В битве над рекой Ирпень он одолел сводный отряд князей Южной Руси и с триумфом въехал в Киев через Золотые ворота.

Но вот парадокс. Три четверти подданных Гедимина – русские, сам он – дважды женат на русских княжнах Ольге и Евве, дочь свою Августу выдал замуж за Симеона Гордого, сыновей Любарта и Ольгерда женил на дочерях волынского и витебского князей. Казалось бы, он должен быть прорусским властителем. Не тут-то было. Он, литвин, не уверен, что в будущем союзе с Владимирским княжеством сможет сохранить за собой и за своими потомками благоприобретенные русские земли. Он явно боится, что набирающая силу Северо-Восточная Русь в конце концов захочет возвратить себе утраченные русские земли на северо-западе, а заодно прихватить и его родовую Литву. По этой причине Гедимин делает решительный шаг навстречу католическому Западу – дает согласие на крещение Литвы и заключает мир с Ливонией, Ригой, Данией, а потом и со своим извечным врагом – Тевтонским орденом, надеясь, что теперь его земли будут целее.

Итак, где оружием, а где и дипломатическим путем шло укрепление нового сильного государства, которое «в пику» Москве некоторые историки называют чуть ли не единственным противником ордынской экспансии: мол, именно Литва вела за собой и католический мир, и подвластных ей русских князей на свержение татаро-монгольского ига. Только вот странное дело: свою борьбу с Ордой и Гедимин, и его «обрусевающие» наследники почему-то начинали не с создания широкой антиордынской коалиции с целью организации «нового крестового похода» по освобождению порабощенных народов, а с попытки подчинить себе полубесхозные земли бывшей Киевской Руси и переподчинить земли Северо-Восточной Руси. Зарятся они на Псков и Новгород, заигрывают с Тверью, что не очень-то вяжется ни с освободительной миссией, ни с логикой развития русско-литовских отношений, ни с той практикой, что насаждали католики на подвластных им землях.

Учитывая все это, мы вынуждены вновь положительно оценить значимость исторического выбора Александра Невского, который предпочел языческую и веротерпимую Орду, а не воинствующий папизм Западной Европы. Планы и действия Гедимина в отношении Русской земли оказались не чем иным, как своекорыстной экспансией очередного пассионарного лидера соседнего государства. Он «мягко стлал», сохраняя в покоренных русских городах прежних князей, защищая собственность русских бояр и купцов и не препятствуя отправлению русскими их обрядов и обычаев, но каково было бы «спать» в этом гипотетически объединенном государстве? Да и не нужно было выжившей и оправившейся от татарских погромов Московии, имевшей хорошую тенденцию к возрождению национального самосознания и национальной независимости, возвращаться к выбору собственного исторического пути. Правление Ивана Калиты, Семиона Гордого, митрополита Алексия, Дмитрия (Донского) обеспечило не просто относительно стабильное существование, но и выявило хорошую перспективу на будущее. А русские, как известно, «от добра добра не ищут». Умирая в 1341 году, Гедимин оставил в наследство семи своим сыновьям лишь два чисто литовских удела: Виленский (Евнутию) и Трокайский (Кейстуту); остальные же были благоприобретенными русскими землями – Слонимский удел (Монвиду), Туровско-Пинский (Нариманту), Витебский (Ольгерду), Волынский (Любарту), Новогрудский (Кориату).

Полулитовцы-полурусские Ольгерд и Кейстут достаточно быстро отстранили от великого княжения своего младшего брата Евнутия (1345 г.), поделив между собой сферы влияния: Кейстуту достались коренная Литва и борьба против немецкого Ордена, а Ольгерду – западные русские земли и московско-ордынские проблемы. Нужно сказать, что княжили они достойно и не просто обезопасили свои уделы, но и раздвинули границы всего великого княжества. Но в самом начале правления Ольгерд совершил достаточно серьезную тактическую ошибку: попытался договориться с ханом Джанибеком о территориальном разделе Северо-Восточной Руси, послав к нему своего брата Кориада. Для Орды, регулярно получавшей дань через московских князей, такое предложение было явно невыгодным. Более того, хан, не желая чрезмерного усиления Северо-Западной Руси, выдал Симеону посла Ольгерда. Но великий князь московский до поры до времени тоже не хотел ссориться с Ольгердом, а потому отпустил неудачливого посла подобру-поздорову. Потерпев дипломатическое поражение, новый литовский князь решает идти более длинным путем. Сначала он вместе со своим племянником Витовтом, о котором речь еще впереди, принимает крещение по православному обряду, а потом, памятуя, как получил Витебское княжество (через брак с дочерью витебского князя), женится вторым браком на тверской княжне Ульяне Александровне, а его брат Любарт берет в жены племянницу московского князя.

Но когда еще эти браки принесут выгоду, а новых земель и новых даней хочется уже сейчас. Поэтому Ольгерд, пользуясь некоторым ослаблением власти московских князей, связанным со смертью Семиона Гордого, безволием его преемника Ивана Красного, временной передачей великого стола Дмитрию Суздальскому и малолетством Дмитрия (будущего Донского), укрепляет свои позиции в Смоленском и Брянском княжествах, захватывая Ржев (1356 г.), Мстислав (1359 г.) и Торопец (1362 г.). Почти в это же время он присоединяет к своим владениям земли по Березине и Среднему Приднепровью.

Воспользовался он и слабостью Золотой Орды, вызванной «великой замятней», – явочным порядком включил в состав Литовского княжества Киев и Чернигов. В 1362 году между литовско-русскими войсками Ольгерда, с одной стороны, и отрядами трех татарских орд Мамая – с другой, происходит историческое сражение у Синих Вод (ныне река Синюха, приток Южного Буга), положившее начало освобождению русских земель от татаро-монгольского ига. В этом прологе к Донскому побоищу татары терпят сокрушительное поражение, и границы Литовско-Русского государства передвигаются к берегам Черного моря. Ольгерд посчитал, что он стал действительно великим и вполне может «застолбить» перед католическим Западом приоритетное право на завоевание Руси. Его амбиции подогревались также подстрекательской позицией Михаила Александровича Тверского – шурина литовского князя, боровшегося с Дмитрием Московским сначала за великокняжеский стол, а потом – за свое самовластие в Тверском княжестве. К тому же Михаил затаил обиду на Дмитрия и митрополита Алексия: они зазвали его в Москву на третейский суд с дядей Василием Кашинским и удерживали некоторое время в качестве пленника (1368 г.).

Агрессивную политику литовских князей подстегивала и достаточно нейтральная позиция Новгорода и Пскова, которые в то время находились в тесных отношениях с литовским княжеским двором, даже приглашали время от времени его представителей к себе на княжение (Наримунта – в 1333 г., Андрея Ольгердовича – в 1341 г.).

Но если Новгород и Псков лишь выжидали, чем кончится противостояние Литвы с Москвой, то Тверь, утратившая способность самостоятельно сопротивляться более сильному соседу, постоянно обращалась за поддержкой то к Ольгерду, то к ордынскому хану. После инцидента со своим арестом Михаил уговорил шурина на совместный поход. Уже в ноябре 1368 года Ольгерд, разграбив пограничные города, нанес поражение сторожевому московскому полку на реке Тросне. Путь на Москву оказался открытым – лишь недавно возведенные стены Московского Кремля спасли Дмитрия и митрополита Алексия от окончательного поражения. Однако бед эта «литовщина» принесла немало. Урон, причиненный землям, по которым прошел Ольгерд, летописцы приравнивают к урону, нанесенному Батыевым нашествием. Это был первый серьезный набег литовских полков на Московское княжество. За ним последовали походы-набеги Ольгерда в 1370 и 1372 годах, к которым Дмитрий подготовился уже более основательно. На его стороне выступали теперь не только двоюродный брат Владимир Андреевич Серпуховской, но и Олег Рязанский, и Владимир Пронский. Да и результат этих походов был другим. В первом случае Ольгерд, опасаясь поражения, даже не вступил в бой и заключил перемирие, по условию которого он обещал отдать свою дочь Елену в жены князю Владимиру Андреевичу. Во второй раз Ольгерд практически отступился от Михаила Александровича: во-первых, он признал незаконными его приобретения в землях, подвластных великому князю, а во-вторых, согласился с тем, что великий князь может требовать защиты от агрессивных действий тверского князя. Отказался престарелый литовец и от своих притязаний на роль третейского судьи в спорах между Тверью и Москвой, оставив это право за Ордой.

На том временно прекращаются враждебные действия между двумя государствами, равными по численности населения и близкими как по этническому составу и языку, так и по вероисповеданию. Через пять лет (1377 г.) Ольгерд, приняв схиму, умирает. Великокняжеский стол он завещает своему младшему сыну, Ягайло, который, не желая делить власть со своим дядей Кейстутом, коварно убивает его, а Витовта Кейстутовича принуждает бежать в Пруссию. Не сложились у Ягайло отношения и со своими старшими братьями – Андреем и Дмитрием Ольгердовичами: те вынуждены были искать защиты у московского князя – он принял их на службу и посадил первого на княжение в Псков (1377 г.), а второго – в Переславль (1379 г.).

Глава 3

Тверь. Ярослав Ярославич, его сын и внук. Щелкан. Дмитрий Иванович и митрополит Алексий. Мамай. Куликовская Битва и ее значение для судеб Руси и ввропы. Тохтамыш. Своекорыстная позиция рязанских и нижегородских князей. Завещание Дмитрия Донского. Великий князь Василий Дмитриевич. Тохтамыш, Тимур и Едигей

Трагично складывалась судьба тверских князей и самого Тверского княжества, ставшего самостоятельным еще во времена непродолжительного великого княжения (1246 г.) Святослава Всеволодича, сына великого князя Всеволода Большое Гнездо. Он утвердил за своими племянниками города, завещанные Ярославом – его братом и предшественником на великом столе: Тверь досталась среднему брату Ярославу, а Москва – младшему из Ярославичей, Михаилу Хоробриту.

Старшие братья, Александр Невский и Андрей, два года провели в Золотой Орде и в Каракоруме и в результате получили ярлыки соответственно на Киевское и Владимирское княжества. Уже этим распределением татары закладывали будущие распри между братьями за обладание великокняжеским столом. И действительно, Александр посчитал такой раздел несправедливым, в Киев не поехал, а занялся делами Переславля и Великого Новгорода. Однако, узнав, что Андрей совместно с Даниилом Галицким замышляет выступление против Орды, он отправился к Батыю и через побратимство с его сыном Сартаком стал приемным сыном хана. Ход ли это дальновидного политика, пекущегося об интересах Руси, или пресловутая борьба за власть возревновавшего старшего брата – трудно судить. Известно лишь, что после этой поездки (1252 г.) на Русь обрушилась татарская Неврюева рать, подвергшая опустошению города и села Владимирской Руси. Набег оказался трагичным и для союзника, Андрея Ярослава Тверского, потерявшего в бою у Переславля жену. Несколько лет после этого он прожил в Ладоге, Пскове, Новгороде. А когда власть в Орде поменялась, он и его мятежный брат Андрей, скрывавшийся все это время в Швеции, не без помощи Александра Невского вернулись во Владимирскую Русь: один – в Тверь, другой – в Суздаль. Но это было лишь начало междоусобной борьбы потомков двух братьев (Александра и Ярослава) за главенство в Северо-Восточной Руси.

Славные страницы в истории Твери связаны с сыном Ярослава Ярославича Михаилом, княжившим там с 1285 по 1318 год и добившимся еще в подростковом возрасте фактической самостоятельности от великого князя владимирского. В двадцать лет (1293 г.) он оказался единственным князем Северо-Восточной Руси, посмевшим с оружием в руках противостоять набегу Дюденевой рати, самой опустошительной после Батыева нашествия, и сохранить в неприкосновенности Тверское княжество. Через одиннадцать лет (1304 г.) Михаил по лествичному праву – праву старшинства в княжеском роду, добивается в Орде ярлыка на великое княжение, а еще через тринадцать лет (1317 г.) наносит поражение татарам, пришедшим на Тверь вместе с Юрием Московским, жену которого, Кончаку, он берет в плен. Увы, победа эта и последующая смерть княгини стоили жизни тверскому князю.

Несмотря на, казалось бы, очевидную семейную антиордынскую традицию тверских князей, ярлык на великое владимирское княжение в 1326 году вновь достается представителю этого рода – Александру Михайловичу. Но не долго он правил. Те испытания, что подготовила ему судьба, мы, может быть, так до конца и не оценили. А дело заключалось вот в чем. В период противостояния Твери и Москвы татары чуть ли не каждый год совершали опустошительные набеги: Кострома и Ростов, Владимир и Кашин, Ярославль, другие низовские города. Одни исследователи склонны усмотреть в этом попытку Орды спровоцировать русских князей на своеобразное соревнование: «кто больше пообещает дани за ярлык на великое княжение». Другие отмечают куда более далеко идущие планы татар: их уже не устраивало дистанционное управление и нерегулярное получение дани, они стремились к непосредственному управлению покоренными русскими землями и систематическому их ограблению, что подтверждается действиями татарского посла Щелкана, прибывшего в Тверь в 1327 году с многочисленной свитой. Щелкан выгнал великого князя из его резиденции и разместился там со своим окружением. По окрестностям Тверского княжества он разослал татарские отряды для сбора дани. Сбор этот сопровождался грабежами, насилием и глумлением над бесправными жителями. Но когда в народе распространился слух, что такой порядок устанавливается если не навсегда, то надолго, тверичи поднялись на татар с оружием в руках и князю Александру ничего другого не оставалось, как возглавить восставших. Им удалось расправиться с ненавистными татарами: Щелкан, его свита, ордынские купцы были уничтожены. Важно, что этим выступлением русские показали свою волю и способность к сопротивлению. Больше того, именно после описанных событий татары отказались от самостоятельного сбора дани.

Тверь и тверичи заплатили очень высокую цену за это восстание. Города и села были опустошены, князь Александр Михайлович бежал в Псков, а затем и в Литву. Лишь через десять лет с разрешения хана Узбека он вернулся в Тверь, а еще через два года (1339 г.) в результате интриги, затеянной Иваном Калитой, он был вызван в Орду, где его вместе с сыном Федором казнили. Их подвиг и мученическая смерть получили посмертную оценку: Русская православная церковь причислила их к лику святых, а следовательно, признала правыми.

Увы, но последующие тверские князья уже мало походили на радетелей о земле Русской. Тверское княжество, разделенное между детьми и внуками святого Михаила на частные уделы, превратилось в поле раздора, поле битвы. Дядя шел на племянника, племянник – на дядю и брата, вновь горели города, разорялись и опустошались села, но виновниками этих бедствий были уже не татары и даже не москвичи, а свои же князья и их дружины. Хуже того, эта междоусобная борьба трансформировалась и вовлекла в свою орбиту московских и литовских князей.

Самым деятельным, самым предприимчивым из тверских князей оказался микулинский князь Михаил Александрович, тесть самого Ольгерда Литовского. Сначала он боролся за Тверское княжество. Получив его, нарекся великим князем тверским и замахнулся уже на великое владимирское княжение. Причем, не имея собственных сил, он достаточно искусно интриговал как в Литве, так и в Орде. Это благодаря его подстрекательству Ольгерд, нарушив сорокалетнее затишье на Руси, трижды подступал к Москве, о чем мы говорили выше. Это по его своекорыстному умыслу были разорены Стародуб, Оболенск, Кострома, Молога, Углич, Бежецкий Верх, Торжок, где «тверичи донага обдирали всех, даже чернецов и черниц… что, – как говорит летописец, – и поганые не делают». Михаил трижды выпрашивал в Орде ярлык на великое владимирское княжение. Но в 1370 и 1371 годах он отступил от своей затеи, устрашившись грозного ответа Дмитрия Московского «к ярлыку не еду», подкрепленного решительными действиями московских полков. А в третий раз (1375 г.), понадеявшись на помощь Литвы и Орды, Михаил объявил войну Москве на горе себе и тверичам – помощи со стороны он не дождался, в то время как к Дмитрию Московскому собрались практически все князья русские. И вновь горят посады, гибнет урожай, жители подвергаются грабежу, насилию, принудительному переселению в чужие края. Находясь в безвыходном положении, Михаил капитулирует перед коалицией русских князей, отказывается от союза с Литвой и своих претензий на великое княжение владимирское, соглашается на независимость от Твери Кашинского княжества, обязуется считать себя младшим братом Дмитрия Московского и выступать на его стороне в случае войны с Литвой или Ордой. Однако крестоцелование Михаила в подтверждение искренности своих помыслов оказалось притворным, о чем свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что в том же 1375 году он не то что не порывает с Литвой, а наоборот, укрепляет эту связь: женит своего сына Ивана на Марии, дочери Кейстута.

ОРДА. Что она представляла собой к этому времени? Даже краткий обзор происходящих там событий будет полезен для осознания всего того, что предшествовало и сопутствовало Куликовской битве. Итак, что же произошло в Орде после смерти «грозного царя Узбека»? Да то же самое, что и в большинстве раннефеодальных государств – началась борьба за личную власть. Тинбека, старшего сына Узбека и его преемника, через год-два убивает его младший брат Джанибек, пятнадцатилетнее правление которого русские летописцы оценивают как благоприятное, ибо «при нем была большая льгота Земле Русской». Объяснялось это, с одной стороны, особенностью характера и достаточной просвещенностью данного ордынского владыки, а с другой – исключительностью его отношений с митрополитом Алексием, вылечившим жену хана Тайдулу от какой-то неведомой глазной болезни. Но было и еще одно обстоятельство, сблизившее Москву с Ордой – это их отрицательное отношение к проникновению на Восток представителей западно-европейского торгового капитала и идеологии католической церкви. А тут еще генуэзцы, обосновавшиеся в Крыму и Северном Причерноморье, воспользовались разразившимся голодом и стали «за кусок хлеба» скупать в татарских кочевьях малолетних детей в расчете на будущие барыши. Такого коварства Джанибек не мог простить своим соседям и поэтому решил наказать их. Он осадил крепость Кафу (современная Феодосия) и катапультой забросил через ее стены труп человека, умершего от чумы. Эпидемия охватила город, а потом через бежавших оттуда генуэзцев перекинулась на Европу, уничтожив там чуть ли не половину всего населения.

Внутри же самой Орды, уже при Джанибеке, начался неуправляемый процесс феодальной раздробленности и ожесточенной борьбы за личную власть. Первой жертвой этой борьбы стал сам Джанибек. Его убил в 1357 году собственный сын – Бердибек, который, захватив трон, казнил практически всех своих братьев, возможных конкурентов на трон. Однако и сам он вскоре был убит самозванцем Кульпой (1359 г.). Через полгода таким же путем Кульпу сменил очередной авантюрист Навруз. Воспользовавшись внутренними распрями в Золотой Орде, в события вмешался хан Синей Орды Хызр, управлявший до этого территорией от Тюмени до Мангышлака. При захвате золотоордынской столицы Навруз был убит, а вместе с ним и ханша Тайдула – покровительница митрополита Алексия, а следовательно, и всей Руси. Так Золотая Орда превратилась в Синюю. Междоусобица же не прекратилась. Менее чем через год Хызра убил его сын Темир-ходжа, но и тот в свою очередь пал жертвой темника Мамая, женатого на одной из дочерей Бардибека. Не имея прав на престол, Мамай, будучи полноправным правителем Орды, номинально привел к власти малоизвестного отпрыска ханского рода – Абдаллаха.

После этого Орда разделилась на две части: на левом берегу Волги правят ханы Синей Орды, а на правом – мятежник Мамай под ширмой своих марионеток, которых он сменяет чуть ли не ежегодно. И те и другие считают Русь своим улусом и пытаются, как во времена Ногая, влиять на ее внутреннюю и внешнюю политику. И те и другие выдают ярлыки на княжение, требуя «выхода». Дмитрий Иванович, в частности, имел ярлыки от обеих противоборствующих сторон (кстати, стоили они немалых денег), и каждый хан считал себя оскорбленным тем, что Москва поддерживает отношения с его противником.

В 1370 году Мамай наносит очередной удар по Синей Орде. На короткое время захватывает Сарай, убивает хана Азиза, но и сам не удерживается на троне. Теперь Орда разделилась уже на семь независимых друг от друга владений. Мамай со своими ставленниками довольствовался Причерноморьем, где жили предки хазар, половцев, касогов, алан, ясов, крымских готов и где вели активную торговую экспансию генуэзцы – неутомимые проводники западно-европейского менталитета и западно-европейских ценностей.

Где-то в это же время стал набирать силы хан Мангышлакской Орды Тохтамыш, победивший с помощью Тимура Бухарского, повелителя Белой Орды, Урус-хана и подчинивший своему влиянию большинство сибирских татарских князей. К 1376 году он, как истинный чингисид, уже заявил о своих притязаниях на наследство, оставшееся после развала некогда могущественной Золотой Орды, однако до боевых столкновений с Мамаем дело у него еще не доходило, ибо оба они только накапливали силы для решительного столкновения.

Как ни странно, но ослабление Орды отрицательно сказалось и на Владимирском княжестве, потому что, потеряв сильного союзника, а Орда все-таки была таковым, князьям Северо-Восточной Руси пришлось чуть ли не в одиночку противостоять внешней экспансии. Да и сама Золотая Орда во время этой «великой замятни» многое потеряла. С востока ее теснила Синяя Орда – орда сибирских татар, с юго-востока – воинственный Тимур, с юго-запада – генуэзские колонии Крыма, с запада – набиравший мощь Ольгерд Литовский.

Ну а что же наш будущий герой Дмитрий Иванович? Конечно, его судьба была счастливой, ибо с детского возраста, когда он унаследовал Московское княжество, его окружали испытанные временем преданные бояре, служившие еще его дяде и отцу, во главе с митрополитом Алексием. Первые шаги юного князя, зафиксированные летописцами, были, безусловно, продиктованы этими мудрыми, но достаточно скромными советниками, которые, насмотревшись на непрекращающиеся княжеские междоусобицы в Твери, Нижнем Новгороде, Рязани, решили связать свою судьбу и свое благополучие с потомками младшего сына Александра Невского, вот уже четвертое поколение возводившими практически с нуля родовое княжество, так привлекавшее переселенцев с Южной Руси, Литвы и даже Орды. Кто, как не бояре, добыли ярлык на владимирское княжение сначала у ордынского хана Мюрида (1362 г.), а через год и у хана Мамаевой орды Абдуллы? Кто, как не бояре московские, посадив молодого князя на коня, повели в 1363 году свои полки против Дмитрия Суздальского, вознамерившегося закрепиться на Владимирском столе, а потом и на князей ростовского, стародубского, галицкого? Кого-то они сделали «подручниками» своего князя, а кого-то изгнали из городов, утвердив там наместников великого князя. Это они: бояре московские, митрополит Алексий и игумен Сергий Радонежский урядили тяжбу Дмитрия Суздальского и его брата Бориса за Нижний Новгород, вследствие чего Дмитрий, получив Нижний Новгород, в 1365 году отказался в пользу московского князя от очередного ярлыка на Владимир, присланного ему из Орды, и отдал ему в жены свою дочь Евдокию. А мог ли Дмитрий Иванович без деятельной помощи своих бояр и бояр, пришедших к нему на службу из Южной Руси, затеять и осуществить такой грандиозный проект, как строительство первого на Москве каменного кремля? Кремля, который за пять лет (1368–1372 гг.) выдержал три «литовщины».