Текст книги "Минтака Ориона"

Алла Геннадьевна была обстоятельной, вдумчивой женщиной. Эмоции почти никогда не захлестывали ее. Поэтому она прочитала послание от первой до последней строки, не торопясь делать каких-либо выводов.

– Ну, и что это за розыгрыш? – спросила она, наконец. – Малыш, первое апреля давно прошло.

– Это не розыгрыш, Алла, – смущенно ответил Игорь. – Это письмо я обнаружил между холстом и подложкой. Понимаешь, обычно на раму натягивают один только холст, а тут как будто специально был натянут еще один. А между ними лежала эта записка.

– Но это же твой почерк! Я его прекрасно знаю, малыш. К чему эти глупые шутки?

– Аллочка, послушай, это действительно не розыгрыш. Я сам в шоке! «Код да Винчи» просто отдыхает.

– Послушай, Игорь, – повысила голос Алла Геннадьевна, – я тебе всегда позволяла входить ко мне в кабинет без спроса. Но отрывать меня от работы подобными глупостями – это, извини, настоящее хамство с твоей стороны!

– Да не глупости это! – воскликнул он. – Повторяю еще раз: эта записка была спрятана в картине. Такой розыгрыш даже не пришел бы мне в голову.

Она посмотрела в его правдивые глаза, в которых вместе с удивлением плескались искорки досады. Потом встала, подошла к окну, еще раз вгляделась в документ.

– Говоришь, не розыгрыш?

– Да.

– Хорошо. Я сейчас позвоню одному своему знакомому. Попрошу его сделать экспертизу этой бумажки. И если окажется, что ты надо мной посмеялся… не боишься последствий?

– Нет, не боюсь.

Алла Геннадьевна пристально посмотрела на брата. Потом взяла со стола блокнот, полистала его, нашла нужный ей номер телефона и сняла трубку.

– Добрый день, – сказала она. – С вами говорит депутат Московской городской думы Алла Геннадьевна Раменская. Мне бы хотелось поговорить с профессором Звягиным. Да, подожду.

– Куда ты звонишь? – вяло спросил Игорь.

– В Химико-технологический институт имени Менделеева, – ответила Алла Геннадьевна, прикрывая трубку ладонью. – Профессор Звягин – это мой старый знакомый. Да-да. Лешенька, это Алла Раменская. Здравствуй. Как поживаешь? Как супруга? Дети? Ну, слава Богу! Наверное, у тебя сейчас много работы? Ну, как же – конец учебного года, скоро экзамены. Ну, да, много работы у твоих студентов! Это верно. У меня? Все нормально, дела идут. Представь себе, звоню тебе по делу. По какому? Как тебе сказать… В общем, чтобы долго не пустословить, скажу так: мне нужно установить возраст одного документа. Сможешь? Как это у вас называется – радиоуглеродный анализ, кажется? Нет, какое там наследство! У меня после смерти мужа и так наследства – выше головы. Сделаешь? Ну, заранее благодарю. Я к тебе сейчас брата своего пришлю с этой бумажкой, хорошо? Да, Игорь. Художник. Только, Леша, одна маленькая просьба еще. Заключение сделай на официальной бумаге, ну, как у вас там положено. Хорошо? Пока. Привет Инночке. Пока.

Она положила трубку, и некоторое время молча смотрела в окно. Игорь наблюдал за ней.

– Так, – повернулась к брату Алла Геннадьевна. – Сейчас ты мигом принимаешь душ, это в конце коридора, ты знаешь. Потом я вызову машину, и ты едешь к Звягину. Понял?

– Будет сделано, мой генерал!

– Не паясничай! – оборвала его Раменская. – И сегодня же с этой запиской и результатом анализа – ко мне домой. Будем разбираться. Все.

Глава 9

«Когда у тебя есть деньги – у тебя есть все». Этот афоризм, переживший многие века, неоднократно подтвердился на практике в следующие несколько месяцев. Сначала леди Елизавета и Эндрю потратили какое-то время для изучения возможного направления своих действий. Через многочисленных знакомых они выясняли любые детали жизни тех, у кого хотели приобрести нужные им украшения. Годилась любая информация – от полицейских досье, если таковые имелись, до сплетен кухарок или горничных. И когда, наконец, узнавать было уже нечего, они начали действовать.

Графиня Ковентри, женщина уже далеко не молодая, вдова, не утратившая, впрочем, желания бывать в обществе и принимать гостей у себя, оказалась весьма разговорчивой и потому простодушной. Сохранив легкую походку и старые, «летящие» манеры, она, вместе с тем, была много лет удручена одним жизненным обстоятельством, с которым не могла никак справиться. Этим обстоятельством являлся ее единственный сын – повеса и пьяница, которого она, как истинная мать, продолжала любить, не смотря ни на что.

Состояние, которое оставил после себя ее муж, благодаря мотовству молодого графа, таяло год от года. Вот почему, когда в дом к озабоченной женщине вдруг явился некий мистер Сейбл, деликатно разговорил ее, сочувственно входя в ее проблемы, графиня почувствовала, что сам Господь постучал в ее двери. Она, конечно, слышала от кого-то о клубе какой-то борьбы, которая будто бы не только укрепляет тело, но и очищает дух. А когда Эндрю предложил матери попробовать вылечить сына с помощью своих занятий, та и вовсе растаяла и была готова услужить гостю хоть чем-нибудь.

– Что за глупости, сударь, предлагать мне деньги за эту безделицу! – сказала она, когда Эндрю в качестве памяти и дружбы предложил графине купить у нее старую брошь, украшение ее молодости. – Я подарю ее вам просто так.

Искренне поблагодарив ослепшую в своей материнской любви женщину и уходя с брошью в кармане, Эндрю незаметно оставил на столе в гостиной конверт с шестью сотнями фунтов.

Следующей по плану герцогини Кингстон была леди Формен, супруга лорда-казначея. Она была женщиной азартной и недалекой, которую, к тому же, очень любил муж и прощал ей многие слабости. Поэтому на одном из балов, когда было выпито уже немало вина, от танцев все устали, и общество расселось за карточные столы, леди Елизавета в пух и прах обыграла леди Формен, которая осталась должна весьма кругленькую сумму.

Испугавшись гнева своего любящего мужа, не привыкшего разбрасываться такими большими деньгами, леди Арабелла Формен отвела победительницу в сторону и взмолилась простить ей долг. Тонко рассчитав именно такой шаг, леди Елизавета, в свою очередь, предложила компенсировать денежную сумму неким предметом из многочисленных украшений леди-казначейши.

– Дорогая моя! – воскликнула спасенная игрунья. – Вы возвращаете меня к жизни! Завтра же я сама заеду к вам и привезу этот браслет. По правде говоря, я давно его не ношу, и с удовольствием сделаю вам такой подарок.

К лорду Сеймуру, герцогу Соммервилю, пэру Англии и большому любителю украшать тело и одежду своей жены, леди Елизавета приехала сама, предупредив письменно накануне. Герцог, как и его супруга, был уже довольно стар, на заседания палаты лордов приезжал от случая к случаю, но еще устраивал иногда у себя в родовом замке приемы для избранных.

Со стариком Кингстоном герцог когда-то был довольно дружен, пока однажды между ними не пробежала черная кошка. Нетрудно догадаться, что этой кошкой оказалась нынешняя супруга герцога, Дебора. С тех пор за жизненными перипетиями в доме своего бывшего друга герцог Соммервиль наблюдал со стороны, и ему было весьма любопытно теперь познакомиться с той, кто разделил со старым другом его последние годы и дни.

Разыграв из себя женщину скромную, к тому же все еще скорбящую по любимому мужу, леди Елизавета сумела вызвать к себе симпатии со стороны хозяев. Она была ослепительно красива, к тому же навесила на себя множество украшений, от которых у жадной до подобных вещей герцогини немедленно вспыхнули глаза. Будто не замечая этого, молодая леди призналась, что совсем малоопытна в светских делах и попросила старого герцога и его супругу помогать ей по возможности советами, руководить ее поступками. Пожевав губами, старик Соммервиль дал согласие.

И вот тут леди Елизавете будто в голову пришла замечательная мысль – скрепить согласие и дальнейшую дружбу двух поколений обменом подарками. Ей ничего не стоило, например, снять с себя и передать герцогине свое изумрудное ожерелье в обмен на то, с восьмью золотыми капельками, которое она когда-то видела на ней.

Посидев для приличия еще какое-то время, леди Елизавета покинула родовой замок Соммервиля. Теперь в ее коллекции было уже три предмета из девяти, а с начала активной деятельности не прошло и года. «Если дела и в дальнейшем пойдут так же успешно…» – думала она и боялась загадывать дальше.

Что же касается пояса с пряжкой, который должен был принадлежать первой жене герцога Кингстона, то ни в огромном особняке на Пэлл-Мэлл, ни в имении в Сомерсетвилле, ни в родовом замке в Кингстоне его не оказалось. К неудовольствию всей прислуги и управляющих, молодая герцогиня перевернула вверх дном все три дома, но ничего не нашла. Пояс исчез бесследно.

* * *

Любовь к живописи у графини Ланской была почти патологической. И выражалась она в том, что ей хотелось иметь портреты всей своей многочисленной семьи. А состояла эта семья ни много, ни мало – из семи человек. Но если сама графиня с большой охотою приезжала к Сумскому, чтобы позировать, супруг ее, сенатор, Николай Алексеевич бывал редко, да и то ненадолго, то пятеро детей Ланских относились к увлечению матери по-разному.

Старшая дочь, двадцатилетняя Елена, больше балами да приемами интересовалась – тут интерес иного рода, тут «уж замуж невтерпеж», как говорится. Кружить в вальсе или плавно проходить с кавалером в мазурке было ей куда важнее нудного сидения на стуле перед художником. Да еще голову держать вот так, руки эдак, глазки – туда, теперь – сюда. Каторга, одним словом.

Вторая дочь, Мария, которой недавно исполнилось шестнадцать, во многом старалась подражать сестре. Это и не удивительно: ее тоже недавно стали вывозить на балы, и она с жадностью, известной всем девушкам, стремилась перенять манеры Еленушки, которую обожала. Что же касается позирования и терпения, необходимого для этого, то у Марии оно, как ни странно, еще находилось. Сумской сам не раз отмечал, что это у Машеньки от матери – и грация, и достоинство, и само терпение.

Трое же сыновей Ланских – Саша, Дмитрий и даже пятилетний Николенька – вообще считали живопись занятием праздным, пустым и необязательным. Подражая друг другу, они во время сеансов смеялись, вскакивали с мест, а то и корчили рожицы Ивану Христофоровичу. Немалых трудов стоило Сумскому, да и самой графине совладать с такой ватагой непоседливых сорванцов.

– Елена Дмитриевна, дорогая, – взмолился как-то Иван Христофорович, – привозите же их по одному. Ну, просто никакого сладу нет.

– Хорошо, Иван Христофорович, я так и буду делать, – отвечала графиня, любуясь мальчиками.

И тут вдруг помощник Сумского, до сих пор молчаливо стоявший за мольбертом и делавший наброски, подал голос.

– Господа, – сказал он тихо и мягко, – позвольте попробовать. Может быть, мне удастся занять детей?

– Что ж, попробуйте, – согласилась Ланская, переглянувшись с Иваном Христофоровичем. И добавила, обращаясь к детям: – Мальчики, послушайте господина Шумилова.

– Почему мы должны его слушать? – тут же спросил девятилетний Дмитрий. – Этот кривоносик не наш учитель. Он мне не нравится!

– И мне-е! – потянул вслед за братом Николенька.

Графиня извинительно посмотрела на Сергея, но тот, ничуть не смутившись, продолжил.

– Что ж, господа, я, действительно, не ваш учитель. Но разве только учитель может рассказать что-то интересное? Вот, к примеру, знаком ли вам древнегреческий философ Сократ? Вижу, что слышали о нем, да? Особенно Саша. Так вот, скажу я вам, он был ужасно некрасив. Современники, а греки умели ценить красоту, считали его просто уродцем. И вместе с тем, у Сократа было множество учеников, которые приходили к нему для занятий наукою, как на праздник, боготворили учителя и вовсе не замечали его неприятной внешности. Красота человека ведь не в одном лице заключается. Есть еще душа – это самое загадочное, что в природе существует. И вот красота души, по моему глубокому убеждению, определяет красоту каждого человека. А вот как же сделать душу красивою? Как воспитать в себе самые лучшие качества, которые неизменно будут привлекать к тебе людей? Не задумывались вы об этом?

Говоря это, Сергей заметил, как затихли и успокоились мальчики, как умилительно смотрит на них мать, переводя восторженно-удивленный взгляд на самого Сергея. Сумской в это время отошел в угол мастерской и тихо присел на свободный стул. Наблюдал.

– Так вот, господа, – продолжал Сергей, – я знаю, что вам не терпится закончить наш сеанс позирования. Дома каждого из вас ждут более интересные занятия, и это неоспоримо. Но ведь каждый из вас должен, по крайней мере, уважать свою мать, что привезла вас сюда, а значит, должен набраться терпения и высидеть перед художником необходимое время. Я уже не говорю об уважении к самому художнику, который работает в тот час, когда вы сами отдыхаете. Уважительное отношение к ближним, господа, – одна из многих составляющих красивой души. Я вижу, что мои слова не стали для вас спорными, и это радует. Тогда, господа, предлагаю вам немного развлечься и поиграть со мной в одну простую игру. Ни в коей мере не претендуя на роль Сократа, я буду рассказывать вам разные истории. Вы же будете сидеть на стульях в рядок, как сейчас, и задавать любые вопросы. Вопросы ваши могут касаться темы моего рассказа, но могут быть и отвлеченными.

– А в чем тогда смысл игры? – спросил тринадцатилетний Саша.

– А вот в чем. Обещаю вам, что как только я не смогу ответить на какой-нибудь вопрос, – наш сеанс тут же прекратится. Ну, как, согласны?

– Я согласен, – серьезно ответил Саша.

– И я, и я, – повторили его братья.

– В таком случае, начнем нашу игру, – сказал Сергей. – Итак, вот вам моя история. Однажды во Франции пришел к власти человек по имени Наполеон. Он был невысокого роста, слегка полон и не отличался завидным здоровьем. Но вот чего у него было в избытке – это государственного мышления и честолюбия. К тому же этот самый Наполеон был очень хорошим военным стратегом.

– А что такое «военным стратегом»? – спросил Дмитрий.

– Это особое чутье, которое позволяет военачальнику выигрывать крупные и принципиальные сражения. Так вот, когда Наполеон встал во главе Франции, он однажды посмотрел на карту своей страны и удивился: до чего же маленькой она ему показалась.

– А на самом деле Франция – большая? – спросил Саша.

– Да, это одна из самых больших стран в Европе, – ответил Сергей.

– Почему же тогда она показалась Наполеону маленькой?

– Потому что человеку, у которого есть одно яблоко, всегда хочется иметь два, потом три и еще больше, особенно, если эти яблоки вкусные. Итак, продолжим. Дмитрий Николаевич, взгляните на меня. Вот так, хорошо. Ну, так вот, посмотрел Наполеон на карту и подумал: рядом с моей Францией находится столько прекрасных стран. Почему бы мне не завоевать их и присоединить к своей империи? И он пошел с войском на Италию и покорил ее. Затем так же, без особого труда и потерь, завоевал Голландию, Пруссию, Австрию, Венгрию, Польшу – почти половину Европы.

– Как Александр Македонский? – спросил Саша.

– Почти, – ответил Сергей. – Мне приятно, что вы читаете исторические книги, знаете героев прошлого. Хотя, по большому счету, история – самая неточная из наук.

– Почему?

– Потому что всякую историю можно описать по-разному. Пойди тогда разберись, что было на самом деле. Итак, на чем мы остановились? Ах, да. И вот однажды, подойдя к границам Российской империи, Наполеон задумался: а не покорить ли мне еще и Россию? Это ведь самый загадочный и самый лакомый кусок на карте всего мира! России нет ни конца, ни края, и если мне удастся победить ее, то я прославлюсь навсегда, как самый великий завоеватель всех времен и народов. И вот однажды, собрав огромное войско, Наполеон объявил войну России.

– А в каком году это было? – спросил Саша, пытливо глядя на Сергея.

– Это, господа, будет в тысяча восемьсот двенадцатом году, – спокойно и уверенно ответил Сергей.

– Ха-ха-ха! – рассмеялись старшие мальчики. – Так это всё сказка! Выдумка!

– Для вас – пока да, – сказал Сергей. – Для меня – это история. Самая настоящая история России.

– Вы обманули нас! – возмутился Дмитрий. – Я не хочу больше позировать!

– А больше и не нужно, – ответил Сергей. – Эскизы и так уже готовы.

Мальчики радостно повскакивали со стульев, обступили мать. Обхватив всех троих руками, она поцеловала каждого и наказала всем одеваться. Обгоняя друг друга, ребята покинули мастерскую Сумского и отправились в прихожую, где их терпеливо дожидался гувернер-француз.

– У-у, наполеонище! – пригрозил ему кулаком Дмитрий.

Тем временем в мастерской Ивана Христофоровича графиня Ланская подошла к Сергею.

– Послушайте, – сказала она с нежностью, – я никогда бы не подумала, что кроме таланта художника у вас есть и талант воспитателя.

– Благодарю вас, – скромно ответил Сергей.

– Не откажите в любезности отобедать у нас в ближайшую субботу, – продолжила графиня. – Я расскажу о вас мужу, он будет очень рад познакомиться с вами.

– Еще раз благодарю вас, сударыня, – ответил Сергей. – Однако прошу разрешения явиться к вам не ранее, чем портреты закончу. Не люблю авансом получать благодарности. Суеверие такое имею, вы уж не обессудьте.

– Ну, коли так, приходите в любую субботу, как сделаете портреты. Думаю, мальчики будут рады вам. И потом… – она понизила голос, – мне самой очень хочется узнать, что там было дальше…

* * *

– Ну, что, убедилась?

Игорь подождал, пока сестра прочтет заключение экспертов из Химико-технологического института.

– Да, – ответила Раменская. – Но я все равно ничего не понимаю. Как могло получиться так, что записка двухсотлетней давности написана твоей рукой и подписана твоим псевдонимом?

– Ты думаешь, что я сам что-то понимаю?

– Тут какая-то загадка, какой-то парадокс, – размышляя вслух, сказала Алла Геннадьевна, вертя в руках письмо. – И нам нужно его разгадать.

– Я даже не знаю, с какой стороны к этому подступиться, – признался Игорь. – Может быть, в Санкт-Петербурге того времени жил какой-то мой двойник?

– Это только в кино бывают подобные фокусы, – возразила Раменская. – Давай-ка теперь почитаем это письмо еще раз, и более тщательно. Здесь, как мне кажется, находится ключ ко всему, что происходит.

Она снова развернула послание «Пузырька» и стала его читать.

«Изображенная на нем женщина, – читала она, – известна как авантюристка, которая незаконно завладела огромным состоянием герцога Кингстона. Она приехала в Санкт-Петербург с целью стать первой статс-дамой при дворе Екатерины Второй. Изображенные на портрете украшения являются…»

– Послушай, малыш, – вдруг сказала Алла Геннадьевна, – а мы можем в каких-то современных источниках найти что-нибудь об этой герцогине?

– Госпожа Раменская, – ответил Игорь, – к вашим услугам Интернет, а там есть все!

– И то верно, – согласилась Алла Геннадьевна. – Пойди в гостиную, возьми мой ноутбук и поройся в Интернете. А я почитаю про эти украшения.

Минут через десять Игорь вернулся в домашний кабинет сестры.

– Нашел что-нибудь? – спросила она.

– Что-нибудь нашел, – ответил Игорь. – Во-первых, электронный адрес герцога Кингстона. Может быть, это именно он выставил на аукцион портрет своей пра-пра-прабабушки. А во-вторых, в сборнике «Сто великих авантюристов» есть статья про эту герцогиню. Я скачал текст, можем почитать хоть сейчас.

– Хорошо, распечатай, – ответила Алла Геннадьевна. – Я не люблю читать с экрана.

Игорь снова вышел, а его сестра положила перед собой загадочное послание и стала задумчиво смотреть в окно. Вскоре они уже читали статью о герцогине Кингстон. Но если Игорю вся загадочная история ее жизни напоминала просто хорошо придуманную сказку, то у Аллы Геннадьевны совершенно неожиданно сложилось обратное впечатление. Она вся как-то подтянулась, отбросила эмоции, которые по-прежнему искали выхода, стала какою-то излишне твердой, даже неприступной.

Игорь заметил в сестре эти перемены. Но он слишком хорошо ее знал, чтобы не задавать лишних вопросов. Он ждал, прекрасно понимая, что его сестра Алла находится на пороге принятия какого-то ответственного для себя решения. Так случалось не раз в ее жизни, но касалось больше коммерческих сторон. У Аллы Геннадьевны, по сути, был мужской характер, и решение важнейших вопросов она никогда не доверяла посторонним лицам. Она целиком полагалась на свой ум и на свою интуицию, которая еще ни разу ее не подводила.

– Да, биография весьма интересна, – сказала Алла Геннадьевна, дочитав статью. – Но здесь ничего не сказано об этих украшениях…

– Скорее всего, о них мало кто знает, – ответил Игорь. – Или вообще никто. Кроме самой герцогини-самозванки и нас с тобой.

– Ты думаешь, что ее потомки ничего не знают? У дворян все ценности, как и земли, постройки и вообще все прочее, передаются по наследству. Неужели ты думаешь, что этот набор украшений, который описан в таинственном послании, пропал бесследно? Наверняка им кто-то давно воспользовался.

– Тогда мы из исторических документов знали бы, по крайней мере, одного человека, который сохранил вечную молодость. Этот факт не остался бы незамеченным в Европе, согласись, – рассудил Игорь.

– Да, история такого случая не знает. Чапек писал о так называемом «средстве Макропулоса», но это фантастическая повесть, не более. И совсем не связанная с какими-то украшениями, – задумчиво сказала Алла Геннадьевна.

– По-моему, все это бред, – неуверенно сказал Игорь. – Не стóит зацикливаться на подобной ерунде.

– Ты так считаешь? – Алла Геннадьевна выразительно посмотрела на брата. В ее карих глазах замелькали искры азарта. – А, по-моему, это приключение нам нужно пройти до конца.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Игорь, настороженно глядя на сестру.

– Если уж судьбе было угодно сохранить этот документ в веках и дать его в руки именно нам с тобой, то глупо было бы отворачиваться от подобной возможности, – деловито заключила Алла Геннадьевна.

– Ты хочешь сказать, что нам следует отыскать эти украшения?! – удивленно спросил Игорь. – Ты хочешь получить вечную молодость?

– Да, хочу! – твердо, но с каким-то даже капризом в голосе заявила Раменская. – Как и каждая женщина, я имею право на какую-нибудь слабость.

– Скорее, право на глупость, – поправил ее Игорь.

– Нет, малыш, – с некоторым пафосом заявила Алла Геннадьевна, – здесь я чувствую глубоко спрятанную реальность. Моя интуиция подсказывает мне, что нужно немедленно заняться этим делом. А своей интуиции я доверяю всегда.

– Я не думал, сестричка, что в свои годы ты еще веришь в какие-то сказки, – иронично заметил Игорь.

– Это не сказка, малыш, я чувствую. В этом что-то есть. И я уже не отступлюсь.

– А что остается мне?

– Разделить со мной этот путь, – сказала Алла Геннадьевна, с легким высокомерием глядя на брата.

– И что я должен делать?

– До осени ты ведь ничем не занят, – сказала Раменская. – И вместо того, чтобы бесцельно болтаться по Москве, теперь ты поедешь в Лондон.

– Я? Зачем?

– Ты найдешь герцога Кингстона, – четко пояснила Алла Геннадьевна. Мозг этой женщины, как компьютер, моментально выстроил нужную комбинацию. – Ты познакомишься с ним и попытаешься разузнать все, что касается его древней родственницы. Может быть, от нее остались дневники – аристократы того времени любили записывать свои жизненные наблюдения.

– И что я с этим буду делать?

– Малыш, ты прекрасно понимаешь, что я не могу ехать с тобой. Бросать такое огромное хозяйство ради… словом, это неразумно. Поэтому о каждом своем шаге ты будешь сообщать мне, а я уже буду ориентировать тебя на следующие действия.

– То есть, я стану как бы марионеткой в твоих умелых руках?

– Если хочешь, да! А что ты хотел?

– Нет, ничего, – ответил Игорь, насупившись. – А если у меня ничего не получится?

– Должно получиться, – уверенно сказала Алла Геннадьевна. – Ты же у меня умница. Ты сможешь расположить к себе герцога. Пойми, сейчас это уже не то дворянство, что было двести лет назад. Это вполне современные люди, они ничем не отличаются от других. Вспомни Криса де Бурга, известного певца. Он ведь граф по происхождению.

– И футболист Тедди Шерингем – тоже, – вставил Игорь, будто успокаиваясь.

– Ну вот, видишь. У тебя, малыш, будет достаточно денег на расходы. Представишься этому человеку так, как есть на самом деле: художник, брат знаменитой в России бизнес-леди. Запомни, никогда не надо врать, потому что рано или поздно можно запутаться.

– Ну, хорошо, – сказал Игорь после паузы. – А когда ехать?

– Да хоть завтра, мой дорогой! Чем раньше, тем лучше, – ответила Алла Геннадьевна и потрепала брата по волосам.

Глава 10

– Мистер Сейбл, не суетитесь, – просто и без затей сказал Натаниель Шейфус. – Я понимаю так: если вас ко мне прислал мой брат, значит, он доверяет вам, и у меня нет оснований отказывать вам в помощи. Все, что будет в моих силах, я для вас сделаю, не сомневайтесь.

Натаниель Шейфус, которого Эндрю нашел в Париже, практически ничем не отличался от своего брата. Глядя на него, создавалось впечатление, что перед Эндрю находится сам Айзек, но лет на пять или семь моложе – те же густые бакенбарды, тот же недоверчивый взгляд из-под нависших бровей. Только руки младшего брата, в отличие от рук Айзека, были белыми и слегка припухлыми, и больше напоминали женские, чем мужские.

Он усадил гостя в мягкое кресло в своем просторном, со вкусом и на французский манер обставленном кабинете, сам же устроился перед ним на низком табурете, будто подчеркивая свою приниженность перед знатным английским аристократом, о котором прочитал в письме брата, привезенном Эндрю.

– Итак, – продолжил Натаниель, – какое же неотложное и чрезвычайно важное дело привело вас ко мне? Должен признаться, к слову, что я уже лет восемь ни с кем не разговаривал по-английски. А вы, сударь, своим визитом поможете мне, наконец-то, насладиться родной речью. Вот почему, предупреждаю сразу, наша беседа может затянуться и плавно перейти в ужин. Моя жена Ребекка, между прочим, прекрасно готовит!

Эндрю, привыкший в своей жизни к терпению, мужественно выслушал эту прелюдию, ничем не выдавая своего волнения. Глядя на словоохотливого ювелира, он вдруг поймал себя на мысли о том, что его дело, их с леди Елизаветой дело, сопровождает удача, какая-то искра божья, позволяющая находить нужных людей и нужные слова для них. Улыбнувшись своим мыслям, он приветливо взглянул на мистера, точнее, мсье Шейфуса-младшего.

– Итак, – повторил тот, – вас интересуют некоторые предметы из набора украшений Клеопатры?

– Да, именно. Мне осталось разыскать местонахождение серег, диадемы, ножного браслета, перстня и кольца. Остальные вещи находятся в Англии.

– Хм, серег, диадемы, ножного браслета… – повторил вслед за ним Натаниель. – Я знаю эти украшения, мало того, кое-что из всего этого я даже в свое время держал в руках…

По его лицу пробежала странная улыбка, будто блеск старинного золота озарил воспоминания этого человека.

– Пожалуй, я смогу сказать вам, где теперь находятся эти вещи, – несколько мгновений подумав, промолвил Натаниель Шейфус. – Но, прежде всего, хочу спросить, знаете ли вы, каким странным и загадочным образом эти украшения попали в Европу?

– Я не знаток истории, – признался Эндрю. – Мне трудно судить о каких-то далеких событиях.

– А знаете, мистер Сейбл, – вдруг оживился ювелир, – вы, сами того не замечая, натолкнули меня на замечательную мысль. Вот, вдумайтесь: вся история человечества – это история ювелирных украшений. Ну, каково?!

Эндрю неопределенно пожал плечами. В его глазах мелькнуло едва уловимое разочарование. И вдруг стало казаться, что мсье Шейфус – всего лишь большой охотник поговорить, а не деловой человек.

– Эх, я бы мог рассказать вам столько занимательных историй! – воскликнул Натаниель, но, заметив, движение гостя, вовремя осекся. – А расскажу вам только одну. Так вот, восемнадцатого марта тысяча триста четырнадцатого года на маленьком островке Иль-де-Жавио, что расположен посреди Сены, между королевским садом и монастырем святого Августина, были сожжены два человека. Это было сделано по приказу самого короля Франции Филиппа IV Красивого. Одним из казненных был приор Нормандии Жоффруа де Шарне. Другим – Великий Магистр Ордена тамплиеров Жак де Моле. Так перестал существовать великий и до сих пор никем не превзойденный по могуществу Орден. Вся эта кровавая история довольно длинна и туманна, известно лишь, что после смерти Великого Магистра, в руках короля оказалось множество драгоценностей, которыми владел Орден, и которые рыцари его, сумевшие скрыться от преследований, все же не успели спрятать. Так в руках Филиппа Красивого оказался и некий ларец с набором ювелирных украшений, о котором мы сейчас говорим. А ларец этот, как свидетельствуют некоторые источники, был в свое время вывезен тамплиерами из храма Гроба Господня в Иерусалиме, и являлся не чем иным, как Ковчегом Завета!

– А как же Клеопатра? – спросил Эндрю.

– А дело в том, что до того времени, как ларец с драгоценностями попал в Иерусалим, он находился в Египте, и украшения эти принадлежали правителям этой древней и славной страны. Когда берет начало вся эта история, мне в точности неизвестно. Думаю, что еще во времена фараонов эти золотые предметы с камнями имели какое-то значение.

– Позвольте, мсье Шейфус, – настороженно спросил Эндрю, – если вы говорите о Ковчеге Завета, то не слишком ли однобоко рассуждают историки, будто в ларце кроме украшений ничего не было? Может быть, там был еще какой-нибудь манускрипт или что-то подобное…

– Этого, сударь, теперь не скажет никто. Известно лишь, что пока украшения находились вместе, они представляли собой нечто единое, цельное. Они сами собой олицетворяли некую силу, которая способна была изменить мир. Не случайно, что ими владели великие женщины своего времени – Клеопатра, Екатерина Медичи.

Ювелир поднялся, разминая ноги, прошелся по комнате.

– Ну, что, – спросил он, в упор глядя на английского гостя, – вы не испугались? Не утратили желания отыскать все предметы? Может быть, за этим кроется нечто великое, чего вам не преодолеть…

– Я не привык отступать, сударь, – ответил Эндрю. – Если уж мне довелось встать на этот путь, то я пройду его до конца.

Позднее, уже за ужином, после выпитой бутылки вина, Натаниель Шейфус, не утративший ясности мысли и памяти, назвал Эндрю тех, кому принадлежали теперь интересующие гостя предметы. Тепло поблагодарив ювелира, Эндрю удалился в гостиницу, где сразу после приезда снял комнату на два дня, и, завалившись на мягкую постель, предался долгим размышлениям.

* * *

– Ну, друг мой, – воскликнул Сумской, проводивший графиню с детьми и вернувшийся в мастерскую, – ты поражаешь меня все больше! Как тебе удалось эдакий урок преподать? И ведь сидели! Слушали! Ну, удружил! Избавил меня от стольких часов мучений!