Текст книги "Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки"

Глава 36

Посол Германии в Советском Союзе граф Шуленбург докладывал Министерству иностранных дел Рейха:

«Телеграмма № 463 от 3 октября 1939 г., Москва – 19.04

Получено в Берлине 3 октября 1939 г. – 23.10

Совершенно секретно! Весьма срочно!

Молотов вызвал меня в свою канцелярию сегодня в 14 часов, чтобы сообщить следующее.

Советское правительство объявит литовскому министру иностранных дел, который приезжает сегодня, что в ходе дружеского урегулирования взаимоотношений (возможно, такого же, как с Эстонией) Советское правительство желает уступить Литве город Вильно и его окрестности. Но в то же время Советское правительство укажет Литве, что она должна уступить хорошо известную часть своей территории Германии.

Молотов интересовался, какую формальную процедуру мы предполагали бы для того, чтобы решить это дело. Он предлагает одновременное подписание советско-литовского протокола в Вильно и немецко-литовского протокола на территории Литвы, которая должна отойти к нам.

Я ответил, что такое предложение никак меня не привлекает. Мне кажется более логичным, чтобы Советский Союз обменял Вильно на ту полосу территории, которая должна отойти к нам, и уже после этого сам её нам передал. Молотов не согласился с моим предложением и захотел, чтобы я выяснил точку зрения моего правительства и дал ему ответ завтра же до 12 часов дня.

Я считаю предложение Молотова пагубным, так как мы, в случае его осуществления, предстанем перед всем миром как «грабители» литовской территории, тогда как Советский Союз окажется дарующей стороной.

Я просил бы Вас подумать, не разумнее ли было бы отдельным секретным германо-советским протоколом предусмотреть передачу литовской полосы территории нам, пока Советский Союз, действительно, не присоединит Литву, что, как мне кажется, лежало первоначально в основе договорённости о Литве.

Шуленбург».

Министр иностранных дел Германии телеграфирует послу Шуленбургу:

«№ 488, Берлин, 4 октября 1939 г.

Совершенно секретно!

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 463.

Я также считаю неподходящим предложенный Молотовым способ передачи нам Литвой полосы её территории. Пожалуйста, попросите Молотова не обсуждать в настоящее время с литовцами вопрос об уступке этой полосы территории. Вместо этого пусть Советский Союз выполнит своё обязательство по отношению к Германии, т. е. не оккупирует эту часть территории в случае размещения в Литве советских войск и, более того, оставит на усмотрение Германии назначение даты официальной передачи ей этой территории. Договорённость по этому вопросу должна быть достигнута путём секретного обмена письмами между Вами и Молотовым.

Риббентроп».

Глава 37

Германский посол в Советском Союзе телеграфирует в Министерство иностранных дел Германии:

«№ 470 от 4 октября. Москва, 5 октября 1939 г. – 12.30

Совершенно секретно! Очень срочно!

Ссылаясь на мою телеграмму № 463 от 3 октября.

Сразу же после телефонного звонка помощника статс-секретаря Гауса я передал сегодня утром Молотову просьбу ничего не сообщать министру иностранных дел Литвы о германо-советской договорённости относительно его страны. Молотов попросил меня прийти в 17.00 и сказал, что, к сожалению, он вчера был вынужден информировать министра иностранных дел Литвы об этой договорённости, так как он не мог, хотя и понимал, что поступает нелояльно по отношению к нам, сделать иначе.

Литовская делегация пришла в сильное смятение и была очень огорчена. Она заявила, что потеря именно этой части территории будет особенно тяжело переносима ввиду того, что многие выдающиеся деятели Литвы были уроженцами именно этой области. Сегодня в 8 часов утра министр иностранных дел Литвы отбыл в Ковно и намеревается прилететь обратно в Москву через день или два.

Я сказал, что должен немедленно информировать по телефону моё правительство, и позвонил господину Гаусу. Через час Молотов сообщил мне, что Сталин лично просил правительство Германии не настаивать в данный момент на передаче ей части литовской территории.

Шуленбург».

В нацистском руководстве поднялся переполох. Относительно советских правителей, и особенно генсека Сталина, употреблялись самые резкие выражения, приклеивались унизительные ярлыки, всячески поносилась страна, её строй. Во внутренней переписке давно уже исчезло ранее употреблявшееся обращение «господин».

Глава 38

Председатель Совета Народных Комиссаров СССР направляет письмо послу Германии в Советском Союзе графу Шуленбургу:

«№ 163

Секретно!

Я имел честь убедиться в том, что в секретном дополнительном протоколе, подписанном 29 сентября 1939 года между СССР и Германией, мы пришли к следующему соглашению:

1) Литовская территория, упомянутая в протоколе и отмеченная на карте, приложенной к протоколу, не должна быть оккупирована в том случае, если контингенты Красной Армии будут размещены в Литве.

2) За Германией остаётся право определить дату выполнения договора о передаче Германии вышеупомянутой литовской территории.

Пожалуйста, примите, господин посол, выражение моего глубокого уважения. Молотов».

«Телеграмма № 495, Берлин, 5 октября 1939 г. – 03.43

Получено в Москве 5 октября 1939 г. – 11.55

Срочно! Секретно!

Ссылаясь на сегодняшнее телефонное сообщение посла.

Дипломатическая миссия в Ковно получила следующие инструкции:

1) Только для Вашего личного сведения. Извещаю Вас о следующем: во время подписания германо-советского Пакта о ненападении 23 августа было также произведено в строго секретном порядке разграничение сфер влияния в Восточной Европе.

В соответствии с этим Литва должна отойти в германскую сферу влияния, тогда как на территории бывшего Польского государства должна была быть установлена граница по так называемой линии четырёх рек Писса – Нарев – Висла – Сан. Уже тогда я потребовал, чтобы область Вильно отошла к Литве, на что советское правительство согласилось.

Во время переговоров 28 сентября относительно Договора о дружбе и границе между СССР и Германией была внесена поправка в соглашение о сферах влияния, согласно которой Литва вместе с областью Вильно включалась в советскую сферу влияния, а в обмен на это в Польше Люблянское воеводство и часть Варшавского воеводства, включая Сувальский коридор, должны были отойти к германской сфере влияния.

В связи с включением Сувальского коридора в сферу германского влияния возникли затруднения в описании пограничной линии, и мы договорились, что в том случае, если СССР предпримет особые меры в Литве, небольшая полоса на юго-западе Литвы, точно обозначенная на карте, должна будет отойти к Германии.

2) Сегодня граф Шуленбург доложил, что Молотов, вопреки нашим собственным намерениям, сообщил вчера вечером министру иностранных дел Литвы об этой секретной договорённости. Пожалуйста, теперь Вы с Вашей стороны передайте литовскому правительству в устной, совершенно конфиденциальной беседе следующее по поводу вышеупомянутого вопроса.

Уже 23 августа во время подписания германо-советского Пакта о ненападении, во избежание осложнений в Восточной Европе, были проведены переговоры между нами и Советским правительством о разграничении германской и советской сфер влияния. Во время этих переговоров я рекомендовал вернуть Литве область Вильно, с чем Советское правительство согласилось.

28 сентября во время переговоров, касавшихся Договора о дружбе и границе между СССР и Германией, Сувальский коридор, вклинивающийся между Германией и Литвой, передаётся Германии, как это явствует из опубликованной карты германо-советской демаркационной линии. Так как в результате этого образовалась малоудобная запутанная граница, я оговорил за Германией право откорректировать границу на этом участке таким образом, чтобы маленькая часть литовской территории была присоединена к нам. На этих переговорах ещё раз была подтверждена договорённость о передаче города Вильно Литве.

Теперь я поручаю Вам сообщить литовскому правительству, что в настоящий момент правительство Германского рейха не считает своевременным поднимать вопрос об указанном пересмотре границ. Мы при этом оговариваем, что литовское правительство должно хранить это дело в строгом секрете. Конец инструкций для Ковно.

Прошу Вас информировать Молотова о нашем сообщении литовскому правительству. Далее, пожалуйста, попросите его, как уже указывалось в предыдущей телеграмме, чтобы в случае возможного размещения советских войск в Литве не занимать вышеназванной полосы Литвы и также оставить за Германией инициативу в назначении даты передачи ей указанной территории в рамках достигнутой договорённости. Оба эти вопроса следует урегулировать путём секретной переписки между Вами и Молотовым.

Риббентроп».

Глава 39

В советских разведывательных ведомствах приходили к выводу, что соглашения, заключённые с нацистской Германией, вряд ли принесут сколько-нибудь ощутимую пользу стране. Исключение составлял лишь выигрыш времени, который, действительно, был крайне необходим государству для наращивания военного и экономического потенциала.

Парадоксально то, что советские руководители, прежде всего Сталин с присущей ему подозрительностью, недоверчивостью ко всему и ко всем, поверили не своим разведчикам, а национал-социалистскому руководству. Риббентропу и Гитлеру. Ведь к этому времени нацисты в полном объёме уже продемонстрировали всему миру своё вероломство. Как же можно было им поверить?

Ответить точно на эти вопросы могли лишь немногие. Быть может, только Сталин. Подавляющее же большинство советских людей вообще многого не знали и не понимали. Включая и наделённых властью должностных лиц. Тем паче не мог знать абсолютно ничего Яков Серебрянский. Минувшие два года времени был для него кромешным адом, предпочтительней которого смерть, как избавление от мук.

Сообщения же немецкого радио и газет ряда европейских стран о диверсиях на судах флота с военными грузами для Рейха вызывали удивление и обеспокоенность Кремля.

В то же время, воспользовавшись Пактом о ненападении и Договором о дружбе и границе с Германией, решили продолжить политику передвижения границы СССР в тех местах, где она проходила в непосредственной близости от важных стратегических пунктов страны.

К этому времени Кремль уже располагал сведениями о прибывающих в Хельсинки различных немецких делегациях, которые под видом торгово-экономических переговоров заключали соглашения по оснащению финской армии современным германским вооружением, об оказании ей помощи в переподготовке и размещении на территории Финляндии значительного контингента вермахта.

В этой связи руководители Советского Союза предложили правительству Финляндии отодвинуть на 15 километров в глубь страны границу, проходившую всего в тридцати двух километрах от Ленинграда. В качестве компенсации СССР готов был отдать в другом месте гораздо большую часть своей территории. Однако финны отвергли предложение правительства СССР.

Объективное изучение требований СССР свидетельствует, что они были рациональны, преследовали обеспечение безопасности русской территории, не нанося сколько-нибудь серьёзного ущерба безопасности Финляндии. И, безусловно, это затрудняло бы Германии использование территории Финляндии в своих целях.

Глава 40

На рассвете 30 ноября 1939 года части Красной армии под командованием маршала Советского Союза Тимошенко перешли границу с Финляндией. Началась советско-финская война.

Лондон и Париж восприняли вспыхнувший военный конфликт как повод для того, чтобы побудить руководителей Германии к широкомасштабному антисоветскому походу. Высший военный комитет англо-французского командования принял решение о направлении в Финляндию экспедиционной армии для оказания помощи в войне против Красной армии.

Англичане для участия в военных действиях на стороне Финляндии в срочном порядке готовили стопятидесятитысячную экспедиционную армию, разрабатывали план нанесения бомбовых ударов Королевских военно-воздушных сил по нефтепромыслам Баку, Грозного, Майкопа, порта Батуми.

Во Франции велась запись добровольцев, формировалась бригада. Французы начали перебрасывать в Финляндию оружие, боеприпасы, вносить различные пожертвования. Французское правительство хотело чем-то отличиться. Хотя бы в угоду Германии, с которой Франция формально находилась в состоянии войны. И отличилось! Издало декрет о введении смертной казни за коммунистическую пропаганду.

США предоставили крупные денежные кредиты военному министерству Финляндии, во главе которого находился маршал Маннергейм, состоявший в близком родстве с супругой президента Рузвельта Элеонорой.

Советский Союз был исключен из Лиги Наций и объявлен агрессором.

Между тем на Западе с захваченной французскими войсками некоторое время тому назад части территории Германии в районе Саарбрюккена французы неожиданно отступили на исходные позиции.

Правители Англии и Франции ещё более утвердились в правильности проводимой по отношению к нацистам политики, когда немцы, согласившись на секретные переговоры с ними, определили место, день и час визита в Британию Германа Геринга с «высокой миссией». Были даже согласованы опознавательные знаки самолёта, который якобы принадлежал одной из нейтральных стран.

В Москве привыкли к информации подобного рода. В Кремле понимали, что у Лондона и Парижа вновь появилась надежда отвлечь от себя надвигавшуюся катастрофу и повернуть устремления германского фюрера против Советской России.

В сообщении Управления внешней разведки НКГБ отмечалось, что в Лондоне рассчитывают на альянс Германии с Англией и Францией при участии Соединённых Штатов Америки. Стало быть, речь снова шла о походе объединённых сил против большевизма.

Командующий армией вторжения на финляндскую территорию Маршал Советского Союза Тимошенко во время разговора с Верховным главнокомандующим в связи с предстоящим выполнением задания сумел получить обещание, что не будет нести ответственность за большие потери. Это свидетельствовало о его практичности, которая полностью проявилась в войне с финнами. И не только.

Начало русского наступления неожиданно захлебнулось.

В своём выступлении по радио 20 января 1940 года Черчилль, заявил, что Финляндия «открыла всему миру слабость Красной Армии». Это ошибочное мнение до некоторой степени разделял и Гитлер, что привело к серьёзнейшим последствиям.

2 декабря США наложили «моральное эмбарго на торговлю с СССР». Это лишний раз подтверждало, что нейтралитет США в недавней войне Германии с Польшей был вызван исключительно нежеланием оказывать помощь полякам и дать возможность нацистам заполучить плацдарм для продолжения подготовки наступления на Восток.

Военный конфликт с финнами подтвердил то, о чём работники Особой группы НКВД многократно информировали НКО: высокий уровень технического оснащения финской армии, постоянно перевооружавшейся благодаря поставкам новых видов оружия со стороны Германии, Англии и Франции.

Советские войска по ходу военных действий столкнулись с серьёзными трудностями. Наступавшей группировке предстояло, несмотря на огромные потери, прорвать финскую оборону на Карельском перешейке.

То и дело приходилось с ходу перегруппировывать свои силы и возобновлять упорные наступательные операции. Временами наступление советских войск самым настоящим образом «захлёбывалось».

Генсек был в курсе неудач. Как он мог реагировать на очередную подробную докладную о событиях в Финляндии? Она тяжело отражалась на его настроении.

Вместе с тем докладные содержали хотя и важную, но отнюдь не бог весть какую потрясающую новость для Кремля.

Беспристрастный анализ военных действий позволяет установить истинные причины неудач советских войск в первоначальный период. Но как только ценой невероятного напряжения и потерь в живой силе им удалось прорвать знаменитую своей неприступностью «фортификационную линию Маннергейма» и создать угрозу коммуникациям, поражение Финляндии стало неизбежным. Только капитуляция могла предотвратить катастрофу.

Финны пали духом. Начались разговоры о прекращении войны. Выдвигались различные условия. Обещанные франко-английские экспедиционнные силы так и не прибыли, хотя находились в полной готовности к отправке.

12 февраля 1940 года на «линии Маннергейма» произошло окончательное физическое поражение финской армии. Сталин проявил мудрость, и СССР выдвинул весьма скромные требования.

21 февраля боевые действия прекратились. 6 марта финское правительство начало переговоры о мире в Москве. Взаимные уступки во время переговоров позволили положить конец кровопролитию лишь 12 марта 1940 года.

Маршал Тимошенко высоко оценил боеспособность Красной армии в боях на территории Финляндии. Накопленный опыт он в полной мере использовал при проведении реорганизации в Красной Армии, когда стал наркомом обороны. Ему тогда было немногим более сорока лет.

Семён Константинович Тимошенко – выходец из Бессарабии. Трудовой путь начинал бондарём, служил унтер-офицером в царской армии (Маннергейм тогда уже имел чин генерала). Высокого роста, крепкого телосложения, бритоголовый. Обладал внушительной фигурой, ровными чертами лица, громовым голосом. Отличался серьёзностью и чувством справедливости. Но самое главное – к нему благоволил Сталин.

Глава 41

Недоразумение, вызванное протестом нацистов в связи с диверсиями советской агентуры, не замедлило сказаться на судьбах оставшихся в живых бывших работников Особой группы. Для отбывавших сроки наказания затеяли «доследование», для находившихся под следствием изменили «ракурс». Автоматически он отразился и на Серебрянском. Ему вновь досталось больше, чем кому бы то ни было. Повезло только расстрелянным. Им завидовали.

Очередной виток «расследования» обещал быть крайне жестоким. В чём состояло обвинение? По общему шаблону: «Насаждая за кордоном агентуру и оснащая её необходимыми техническими средствами для осуществления диверсионных актов против агрессора, руководителем Особой группы и его сотрудниками преднамеренно не было чётко обговорено при постановке задачи исполнителям, что «в качестве агрессора» должна рассматриваться любая страна, которая вступит в вооружённый конфликт с Советским Союзом».

Далее: «…Под определением «агрессор» по самовольному и преднамеренному решению Особой группы и её непосредственного руководителя подразумевался только фашизм, что совершенно не соответствует целям и задачам боевых групп за рубежом…»

И ещё: «… «агрессором» может быть не только фашистское государство, но и любая другая страна, которая вступит в военный конфликт с СССР».

– Помилуйте, – взмолился Серебрянский во время следствия, – мы создавали подпольные группы на случай войны с фашистской Германией. Такова была установка руководства наркомата и стоящего над ней верховного руководителя. Поэтому подавляющее большинство нашей агентуры состояло из антифашистов.

Он настойчиво пытался урезонить следователя, избегая, согласно общепринятому порядку, произносить слово «Сталин». За случайно по былой привычке упомянутым «святым» именем следовал удар или избиение. Заключённый недостоин произносить это имя. Дозволено только: «один из руководителей страны». Без конкретизации.

Старания Серебрянского представить дело так, как оно имело место в действительности, были напрасны. Выдвинутое и утверждённое начальником следственной части обвинение оставалось неизменным. Вплоть до суда. А там и вовсе бесполезно пытаться доказывать противоположное. Приговоры проштамповывались автоматически, как на почте конверты. Только здесь были не конверты.

Поэтому почти от каждого заключенного последовало «полное признание в преднамеренности совершённых антигосударственных действий при создании за кордоном агентурной сети боевиков…»

Некоторым работникам Особой группы, ранее осуждённым, теперь предстояло увеличение сроков наказания. Тем, у кого сроки были максимальны, следовало ожидать высшей меры. Лишь осуждённым к расстрелу не могли изменить наказание. Но и это был не предел. Наказанию предполагалось подвергнуть родных и близких.

Яков Исаакович пребывал в состоянии полной прострации. А следователь настаивал. Между вопросами истязал, мучил, пытал, потом «воскрешал» и вновь принимался задавать чудовищные вопросы, требовать немыслимых ответов. Снова одно и то же:

– Кто конкретно дал указание зарубежной агентуре провоцировать другие страны на военный конфликт с СССР?

Наконец, Серебрянский с трудом выдавил из себя:

– Какие страны вам нужны? Скажите, и я назову.

– Чего захотел! Сам признайся. Ты превосходно всё знаешь, а упорствуешь, паскуда… Дурачков ищешь. Не выйдет. Всё равно признаешься. Да и смысла нет тебе изображать из себя незнайку. Правду не утаить, как бы ни выкручивался. Сколько раз мы договаривались – выкладывай всё, как было, и дело с концом. А ты что? Обещаешь, а потом, как уж, начинаешь изворачиваться! Не так разве?

Что мог ответить Серебрянский? Что следователь лицемер? Фальсификатор? Да он и сам это знал. К тому же сил не было опровергать или доказывать обратное. Перед ним сидел не человек, называвший себя коммунистом, чекистом, следователем…

Не вдаваясь в подробности, Серебрянский кивнул:

– Так, да. Но вы скажите прямо, что вам нужно, и я отвечу. Если, к примеру, речь идёт о борьбе против Германии, то вся наша работа была направлена против фашизма. И всё это проводилось по инициативе… вы знаете кого.

Следователь погрозил пальцем. Святое имя! Но как быть, если по Его указанию и с Его ведома делалось всё, что теперь ставится в вину?

Об этом следователь не говорил. Никого конкретно не касался. Избегал называть Германию, Гитлера, нацизм. Подследственный сам должен во всём сознаться, раскаяться. В чём?

Серебрянский отвечал, насколько хватало сил. Говорил о многом, но не называл имени генсека. Догадывался, почему следователь не упоминает Германию, фюрера, немцев. Понял, что где-то здесь собака зарыта.

Следователь упорствовал и по-прежнему не упоминал фашизм. Будто не о нём шла речь. Будто фашизм не при чём. Против кого в таком случае создавалась за рубежом агентурная сеть боевиков? Кто непосредственно давал указание на создание за кордоном диверсионных групп на случай агрессии со стороны фашистской Германии? А разве каждый отчёт о проведённой акции не поступал «наверх»? И возвращался с замечаниями или очередными поручениями? Во имя безопасности СССР. Во имя счастливого будущего всего советского народа. Во славу великого вождя и учителя!

Но эта сторона вопроса не принималась следственной частью во внимание.

Яков Исаакович не был способен ни отвечать, ни защищаться, ни размышлять. Порой даже с самим собой. Единственно, о чём ещё мог помечтать, это о том, чтобы его поскорее расстреляли. С этой мыслью засыпал, с ней просыпался. Она стала его заветной мечтой.

Между тем бывшим сотрудникам Особой группы, арестованным до советско-германского сближения, были предъявлены обвинения в сотрудничестве с фашистами: одни якобы работали на нацистскую Германию, другие – на фашистскую Италию, третьи – на милитаристскую Японию, четвёртые – на все три разведки одновременно.

Чудовищно, но факт!

В выводах затеянного «расследования» имелась оправдательная ссылка на то, что, дескать, в ходе разбирательства раскрыто множество фактов, свидетельствующих о тесном сотрудничестве обвиняемых со шпионскими центрами Англии и Франции, ряда других капиталистических и империалистических государств, а также о готовившихся по их заданию крупномасштабных диверсиях и террористических актах против ряда руководителей Советского государства.

Некоторые работники из Оперативно-следственной группы приписали себе в качестве «необыкновенной заслуги» своевременное «раскрытие и предотвращение подрывных действий вражеской агентуры». Подлинные «спасители целостности Союза ССР!» И это зафиксировано в документах, подтверждено подписями признавших себя «причастными», «соучастными», «виновными» в несуществующих преступлениях.