Текст книги "Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки"

Глава 42

Для советской зарубежной агентуры наступила суровая пора. Сведения о заключении СССР пакта с нацистами и особенно слух о тостах Сталина за здоровье Гитлера подействовали на неё ошеломляюще.

Диверсии, конечно, прекратились. Точнее, приостановились… Боевики Особой группы решили выждать. Сориентироваться в новой обстановке.

Прекратившиеся было контакты группы «Густава» с филиалом такой же организации в Швеции быстро наладились. Изменений там не произошло. Это было отрадно, поскольку в ряде научных фирм работали специалисты, входившие в состав агентурной сети Особой группы. Они охотно взялись за усовершенствование взрывного устройства, но отказались возобновлять у себя в стране диверсии против Германии.

Мотивировка состояла в том, что в связи с оккупацией нацистами Норвегии и Дании угроза захвата нависла и над Швецией. Но в это время правительство Советского Союза, невзирая на заключенный Пакт и Договор о дружбе с Германией, выразило резкий протест в связи с намерениями Гитлера оккупировать Швецию, потребовало от него сохранить за ней нейтралитет. Германия воздерживалась от захвата Швеции. Шведы выражали признательность Советскому Союзу за заступничество.

Шведские друзья «Густава» ссылались также на то, что возобновление с их стороны диверсий против нацистов может послужить поводом для Германии оккупировать Швецию. Тем более что через её территорию, на что было вынуждено согласиться шведское правительство, проходят транзитом в Норвегию и Финляндию эшелоны с немецкими войсками.

«Густава» заверили, что во всем остальном будут оказывать ему постоянную помощь. Пообещали предоставить и новую конструкцию взрывного устройства.

Оккупанты и их местные пособники свыкались с наступившим затишьем. У них хватало и других забот. Севернее Нарвика англичане высадили бригаду шотландских войск, к которым присоединилась 6-я норвежская дивизия.

Расчёты боевиков группы «Густава» оправдывались. Нацисты действительно подумали, что диверсиям на флоте положен конец. Кое-кого из заподозренных в этом деле они интернировали. К счастью, никого из агентурной сети высылка не коснулась.

Шведские друзья решили, тем не менее, возобновить свою деятельность. Переправили новое взрывное устройство. Группа «Густава» не замедлила этим воспользоваться. Один за другим прогремели подряд три взрыва: в Ставангере на захваченном немцами нефтехранилище, в Осло на крупнейшем мукомольном комбинате, экспроприированном для нужд вермахта, и мощнейший – на погрузочном причале в Бергене, где накопилось огромное количество различного сырья, предназначенного для авиационной промышленности Третьего рейха.

Берлинское радио со ссылкой на агентство ДНБ передало краткое сообщение о том, что «на загруженном в Норвегии немецком крупнотоннажном судне к моменту его входа в территориальные воды фатерланда вспыхнул пожар, который последовал в результате произошедшего взрыва. Корабль затонул. Аналогичная судьба постигла и другое судно, загруженное в том же порту. Всё это свидетельствует о возобновлении ранее разгромленной службой безопасности рейха крупной диверсионно-террористической организации».

Нацисты выдавали желаемое за действительное. Никакому разгрому группа «Густава» пока не подвергалась. Ни на одного из боевиков до сих пор не пало подозрение в причастности к диверсиям. Немцы не назвали груз, который находился на затонувших судах. Один перевозил алюминий. Трюмы второго были заполнены какой-то очень ценной рудой из Эвье. По сведениям, которыми располагала агентура, на втором судне была урановая руда, недавно обнаруженная в Эвье, но немцы избегали называть её урановой.

Приятно было сознавать, что грузы вместе с кораблями нацистов никому уже не причинят вреда. Отрадно и то, что шведские друзья удачно потрудились над новым взрывным устройством. Ему ещё предстояло сыграть немалую роль в борьбе с фашистскими оккупантами.

Глава 43

Ход событий и ряд документов, в своё время добытых советской разведкой, подтверждали, что нацисты готовились к нападению на СССР.

Однако советское руководство частично проигнорировало эти сведения. По разным причинам. И из-за явного недостатка аналитической мысли, и из-за деформации взглядов на события, на людей, в том числе на преданных стране работников разведки, и из-за внутреннего террора, губительно сказывавшегося на всех сторонах жизни государства.

В верхах разведывательных ведомств зачастую, затаив боль в душе, не реагировали на поступавшие извне сведения, поскольку в Кремле им не придавали должного значения, и по существу они там вызывали раздражение. Если же кто-либо из руководителей иностранной разведки отваживался доложить малоприятную информацию наверх, ему нередко грозила немилость: могла завершиться его карьера, а может быть, его ждало и что-то более неприятное.

Патологические формы и масштабы неосознанности подобных поступков, создававшие в стране атмосферу страха, лжи и демагогии, не могли не сказаться и на внешней политике СССР. Очевидно, чтобы люди лучше познали то, что было, и то, что могло ещё случиться. Гёте сказал: «В политике безошибочные решения крайне редки, однако самыми пагубными оказываются такие решения, которые не основаны на твёрдых нравственных принципах».

О нравственности и твёрдых принципах тогда говорить не приходилось.

Глава 44

Россетти заглянул к «портному». Поговорили о новом итальянском военном самолёте «Капрони», который Муссолини подарил военному аэродрому «Пипера» в надежде, что правительство Румынии закупит партию.

Неожиданно появился Кефулеску, готовый поделиться какой-то новостью. Это было видно по его раскрасневшейся физиономии.

– Марчеликэ, дорогой! Вчера не мог задержаться в клубе. Ты видел, меня дожидался мой давний знакомый, майор люфтваффе. Мы допоздна просидели в «Гамбринусе». Он рассказал любопытную новость. Ему недавно довелось слетать в большевистскую Россию. Специальный рейс с людьми «Sicherheit-Dienst» и «Abwehr»[12]12
  «Секретная служба» и «Служба безопасности» (нем.).


[Закрыть].

– Интересно! – тихо произнёс Марчел. – Я правильно тебя понял? Твой знакомый был в Москве?

– Абсолютно правильно!

Сидевший напротив Марчела Россетти уловил, что ни к чему присутствовать при подобном разговоре, привстал и сказал, что зайдет попозже. Знакомая щепетильность курсанта.

Однако «портной» не дал ему уйти. Россетти как будто заколебался, но тот кивнул на стул:

– Сидите, сидите!

– С моим приятелем, немецким шеф-пилотом, мы заглянули в «Гамбринус». Вполне приличное заведение. Посидели по всем правилам! Никакого сравнения с «Корсо», хотя тот считается фешенебельным. Но его клиентура меня раздражает. А в «Гамбринусе» спокойно и уютно. Поговорили о многом. Оказывается, тот слушок, что был в ходу у нас несколько лет тому назад по поводу бегства из Германии известных в мире крупных учёных, подтвердился. Некоторые учёные эмигрировали в Англию, часть оттуда уехали в США… Все они не были согласны с режимом, установленным фюрером в Германии. Но фон Риббентроп добился, чтобы русские вернули Рейху двух немецких учёных, которые в своё время тайным путём бежали к ним. Так вот эти двое, которых вернули большевики, уже в фатерланде. Один немец, второй – еврей.

– Значит, русские пошли на попятную? – обрадованно заметил Марчел. – Эти учёные наверняка выложили им всё, что знали… Теперь им придётся крепко расплачиваться!

– Не сомневаюсь! – злобно отреагировал Кефулеску. – Фюрер загонит этих именитых на важные проекты! К тому же немцам станет известно, над чем они трудились у русских! Надо полагать, на секретных объектах.

– Это уж точно… Тем более что оба с мировой известностью.

– Приятно, что Риббентроп сумел вернуть их в фатерланд. Мой друг, немецкий пилот, был в восторге. А я тем более.

– Ещё бы!

Глава 45

На первой же после этого встрече курсант пересказал дядюшке Сильвестру разговор «портного» с Кефулеску по поводу эмигрировавших в своё время к большевикам немецких учёных, которых русские теперь выдали Германии.

Выслушав его до конца, Сильвестру впервые за всё время их общения вышел из себя:

– Враньё от начало до конца! Придумано. Если не нацистским авиатором, то вашим Кефулеску. Правда, в новом толковании. Подобный слушок уже был в ходу у нас в Румынии. Но никто этому не верил. За исключением законченных фашистских идиотов. И вообще, я больше не желаю об этом слышать! Вы ничего мне не рассказывали! Запомните это! И упаси вас нечистая сила кому-либо заикнуться! Если вы не прислушаетесь к моему совету, когда-нибудь сильно пожалеете. На этом ставим точку. Скажите лучше, что нового в гараже?

Собеседник Сильвестру был огорошен такой внезапной реакцией обычно спокойного земляка. Того словно ужалило!

– В гараже ждут новый транспорт, – переменил курсант тему. – Пока их нет. Но знаю, должна подойти колонна тяжёлогрузов. Что касается нашего «портного», то он говорил, будто готовится призыв резервистов. Причем якобы многих контингентов!

– Чем «портной» обосновывал такой призыв? – спросил дядюшка. – Конкретно!

Юрий рассказал, что «портной» говорил об изменениях, которые якобы начали происходить в стране благодаря тандему Хории Симы и генерала Антонеску… А из этого, дескать, как раз и следует, что в самое ближайшее время в армию начнут призывать резервистов на переподготовку. «Портной» отметил, что это происходит в связи с поступлением нового вооружения… Для ознакомления не только офицерского, но и среднего состава вооружённых сил.

– Меня поразило, что призывать собираются резервистов всех возрастов! – пояснил Жюря. – Манёвры будут проходить в основном на севере страны вдоль всей границы на Днестре. При этом впервые в огромном масштабе. Кое-какие инструкторы будто бы уже прибывают из Германии.

– Это что-то новенькое, – уже более спокойно заговорил дядюшка Сильвестру. – Но нельзя забывать, что в верхах иногда преднамеренно запускают подобные слухи, чтобы ввести кое-кого в заблуждение. Вы слышали, что некоторые германские инструкторы уже прибыли?

– «Портной» сказал: уже прибывают! Переспрашивать я не стал. Слушал только. Он по своей инициативе говорил, что в скором времени будто бы произойдут большие события. И ничего больше! Но меня удивляет, почему бездействует грозная сигуранца, наша тайная полиция. Или и она вынуждена прикрывать один глаз? А иногда и оба.

Дядюшка Сильвестру оставил это высказывание без комментариев, но усмехнулся. Снова подчеркнул важность общения курсанта с легионерами.

Подопечный резко заметил:

– Я могу только внешне соглашаться, делать вид, что у них всё чуть ли не гениально! Но меня иногда начинает поташнивать от бредовых высказываний. Их только могила исправит.

Старик вроде бы остался доволен таким выводом, но промолчал. Расставаясь, назначил свидание через два дня.

Время пролетело незаметно. При встрече Сильвестру опять заявил, что посещение клуба – дело полезное. И тоном, не терпящим возражений, добавил:

– Непременно надо там бывать. Больше об этом напоминать не буду.

– Только с пулемётом! – вырвалось у курсанта.

Старик на мгновение зажмурился.

– Вы опять за своё. Прошу вас самым серьёзным образом – выкиньте эти мысли из головы! Надеюсь, поняли меня наконец?

Молодой земляк ответил туманно и одновременно прозрачно:

– Я уже сказал вам: с кем поведёшься, от того и наберёшься.

– Это не пример для подражания, – резко отреагировал Сильвестру. – Что касается того, с чем туда надо являться, то будем считать ваши слова шуткой. В последний раз!

– Полагаете, что таким образом долго удастся тянуть кота за хвост?

– Удастся! – решительным тоном произнёс Сильвестру. – Если с умом. Кстати, вы здесь не одиноки. У вас есть известная родственница с серьёзными сторонниками. Вы знаете. Это благодаря ей мы познакомились. Где она – вы в курсе… Даже там беспокоится о вас, – продолжил он. – Это о многом говорит!

– Знаю, – ответил молодой земляк. – При возможности передайте ей мою искреннюю признательность и самые лучшие пожелания! Вам тоже спасибо. И извините за мою реакцию. Ненавижу их. Если честно, частенько себя корю за беспомощность.

Очевидно, реагируя на последние слова курсанта, Сильвестру сказал:

– К вам деликатная просьба. Недалеко от вашего жилья, за углом улицы Выкырешть в сторону Дудешть на небольшой улочке Олтень – знаете, где это? – Жюря кивнул, – есть молитвенный дом. Небольшой. Вход со двора.

Это было нечто новое для парня, но он промолчал.

– По утрам верующие, с десяток или полтора мужчин, в основном пожилые, там молятся. Такой обычай. – продолжал дядюшка Сильвестру, понизив голос, словно речь шла о чём-то таинственном. – Там в это время бывает пожилой человек с седой бородой, полной комплекции, в чёрной шляпе. Фамилия Паукер. Попросите кого-нибудь передать ему, чтобы вышел к вам. Подождёте его в коридорчике.

Жюря кивнул.

– Фамилию запомнили?

– Паукер, вы сказали?

– Правильно. Передадите ему конверт. Сможете это сделать?

– Наверное, смогу, – промолвил Жюря. – Но… о другом думаю… Вдруг кто-нибудь из приятелей моего «портного» увидит, что я вхожу в молитвенный дом. Это, наверное, синагога?!

– В такую рань ваши железногвардейцы в районе борделей не появляются. Околачиваются они там только ночью, чтобы бить окна спортивного зала «Маккаби». Он тоже на Дудешть. А вы должны быть к семи утра. Поняли? К семи часам! Даже лучше без десяти минут семь!

– Понял, – ответил Жюря и повторил время.

– Главное – передать конверт так, чтобы никто из богомольцев не видел. Вы меня поняли?

Жюря согласился без особого желания, но вида не подал. Заверил, что всё будет выполнено, как положено.

– Постараюсь сделать вид, как вы советуете, будто вместо борделя случайно забрёл в молитвенный дом.

– О-о, – протянул дядюшка Сильвестру. – Вы умеете злословить. Но не подумайте, что я обиделся. Сам неверующий. Но ко всем религиям отношусь уважительно. И вам советую.

– Я тоже с уважением отношусь к серьёзным религиям. Кстати, в лицее у меня по религии была восьмёрка и однажды даже получил десять! Мне симпатизировал батюшка Богач. Благодаря ему меня освободили от платы за обучение! Мама ездила к нему с такой просьбой. Иначе мне не видать окончания лицея!

Передав конверт, Сильвестру спохватился:

– Ну и ну… Самое главное чуть не забыл! Когда войдёте в молитвенный дом, непременно наденьте на голову свой берет! И не вздумайте там его снять! Это вам не церковь. И, разумеется, не в авиационной форме. Вы меня поняли?!

– Понял, конечно. И свастику моего дорогого приятеля, пропади он пропадом, с собой не возьму.

– Пожалуйста, без шуток. Я говорю с вами серьёзно! Между прочим, человек, которому вы передадите конверт, – отец женщины, с которой ваша родственница сидит за решёткой. Теперь поняли, что вам поручается?!

– А кто такая эта дама? Дочь бородатого? За какие «грехи» сидит, догадываюсь. А кто она? Если не секрет.

– Немного постарше вашей родственницы. Не только по возрасту, но и ещё кое в чём… Конверт передадите, как условились. Ещё вопросы есть?

– Нет. Всё понятно. Не беспокойтесь, будет выполнено лучшим образом.

– Надеюсь.

– Теперь на когда назначаете нашу встречу?

– В субботу под вечер в гараже. Устроит?

– Вполне.

– Стало быть, до встречи.

– В гараже.

При очередной встрече с бессарабским наставником Юрий доложил, что конверт толстяку Паукеру передал.

Глава 46

Неожиданно в ангаре появился начальник взлётно-посадочной площадки аэродрома Кефулеску. Отыскал Россетти, взял его под руку и, отведя в сторону, стал извиняться за допущенную в своё время промашку.

Курсант не столько растрогался, сколько растерялся. При этом Кефулеску слегка обнял его. Полосной шрам на его щеке настолько расширился, что стал незаметен. А Жюрий только и мямлил, что вовсе не обижен, а наоборот, принял к сведению, что надо строго соблюдать принятые на аэродроме порядки.

Кефулеску был польщён реакцией курсанта. Он улыбался и долго тряс его руку.

Казалось, Юрий должен был радоваться приходу Кефулеску, как бывало с другими в подобных случаях. Однако на него нахлынули тревожные мысли о корректировке поведения в зависимости от среды, в которой он очутился. Во всяком случае, предписал себе строгий рецепт: меньше говорить и больше слушать.

Свидетелям общения курсанта с Кефулеску он сказал, что неважно себя чувствует. Его одолевали далеко не радостные мысли.

Часть пятая

Глава 1

Курсант авиашколы во время встреч с «портным» и некоторыми его единомышленниками обращал внимание на их крайне националистические настроения, постоянно звучавшие темы наведения порядка и принятия неотложных жёстких мер во имя процветания «Patria Мuma»[13]13
  Родина-мать (рум.).


[Закрыть]. Иной раз проскальзывали и вполне разумные мысли. Но в подавляющем большинстве это были сумасбродные прожекты ущемления элементарных прав людей включая физическое уничтожение.

Общение с обитателями «Зелёного дома» позволяло курсанту Россетти приносить наставнику ценные сведения. А благодаря работе по вечерам мойщиком автомашин, он был в курсе поставок из Германии грузовиков типа «Опель-блиц» и огромных с прицепом дизельных «МАН» с вооружением.

Как-то курсант рассказал дядюшке Сильвестру:

– Могу с полным основанием утверждать, что мой самый близкий на свете друг «портной» ведает в клубе электрическими делами. Это точно! В то же время он там не простой и тем более не рядовой. Полагаю, имеет определённое отношение к руководству самого «Зелёного дома». Знает много того, что несвойственно обычному электрику. Не прочь похвастать. Но не болтун. Точно. Насколько его знания достоверны, ручаться трудно.

Воспользовавшись благоприятной атмосферой, Журя поделился с наставником своими переживаниями от встречи с аджудан-шефом Кефулеску.

Дядюшка Сильвестру спокойно заметил:

– Получается, не так страшен чёрт, как его малюют.

Очередную встречу наметили на ближайший понедельник.

Глава 2

Благодаря целому ряду обстоятельств, у будущего авиатора возник определённый круг знакомств, обещавший заманчивые перспективы. Но не тут-то было…

Накануне Рождества 1939 года начальник «Пилотажной школы Мирча Кантакузино» капитан Абелес посоветовал своему питомцу сменить место учёбы.

В глазах Журия вмиг потемнело, в висках застучало, в горле застрял ком. Этот совет был дан в добродушной форме, пожалуй, с некоторым сочувствием в голосе, во время короткой беседы в главной канцелярии школы в центре Бухареста, на улице Бисерика Албы.

Покидая кабинет руководителя школы и уже подойдя к двери, бывший курсант Россетти опомнился, обернулся и подавленным голосом принёс начальнику свои извинения, поблагодарил за доброе отношение и знания, приобретённые в авиашколе.

Такой исход не был неожиданным для Юрия. Пребывая в постоянном напряжении, он подспудно ждал неприятностей или, как он частенько говорил, «падения кирпича на голову».

Расстроенный, он вышел на улицу и вдруг почувствовал, что «падение того самого кирпича» принесло ему огромное облегчение. Он ощутил: небо неожиданно прояснилось. Стало быть, что «обязано случиться, неминуемо последует!»

Дядюшка Сильвестру воспринял отчисление подопечного с огорчением. Это было видно по его лицу. Поинтересовался, при каких обстоятельствах произошло печальное событие. Земляк коротко рассказал.

Сильвестру спросил о его планах в связи с изменившимся положением. Что намерен делать? Удивился, когда Юрий ответил, что собирается ехать домой.

Сильвестру предложил остаться, обещал помочь. Сказал, что найдёт для него в Бухаресте приличную работу. Юрий поблагодарил, но заявил, что никакая сила его здесь не удержит.

– Исключено С националистами, легионерами и прочей фашистской швалью надо разделываться с оружием в руках. В противном случае мир будет залит кровью безвинных людей.

Впервые за всё время их знакомства Сильвестру по-родственному прижал к себе земляка. Чувствовалось, что он взволнован. Извинился, если чем-то, сам того не желая, обидел.

– Вам, уважаемый дядюшка, ничего, кроме благодарности. Поверьте, пожалуйста, говорю от души! За это время многое понял из того, о чём прежде понятия не имел. Искреннее вам спасибо за всё!

Сильвестру назначил на вечер встречу. Посидели, поговорили, как близкие люди. Он дал денег на дорогу и некоторую часть для передачи матери. Оказалось, он дважды её навещал и оказывал незначительную материальную поддержку. Видимо, не по своей инициативе.

Очередная встреча состоялась накануне отъезда земляка в Болград. К удивлению отъезжающего, Сильвестру пригласил его в ресторан. Поговорили на многие темы, которых прежде ни тот, ни другой не касались.

По принятому в Бессарабии обычаю растроганный бывший авиатор в знак благодарности попытался прикоснуться губами к руке старика, но тот мгновенно отдёрнул её и обнял парня. Оба были искренне взволнованы.