Текст книги "Спроси у реки"

Глава 7

Валентина Васильевна вернулась домой и, подсыпав кошке корма, после недолгих раздумий позвонила Зинаиде Смазневой. Она спросила, нет ли у той приправы к курице, а то, мол, замоталась и забыла сегодня купить в магазине.

Весь Речной переулок знал, что Зинаида мастерица по части домашних заготовок. В подвале у нее чего только не хранилось: и любисток, и чабрец, и эстрагон, и тимьян, даже тычинки цветков бархатцев. Так что Рыбаковой не составило особого труда найти повод для визита к Смазневым.

– Валя, приходи, найду! – зазвенел в трубке голос соседки. – Я ее сама делаю. Без всяких там глутаматов натрия! Понравится – рецепт дам. А как тебе моя гречневая каша? Ну, та, что я тебе на прошлой неделе рецепт давала? Помнишь?

– Да, да. Я уже попробовала. Отличная каша! Так я загляну к вам минут через пять-десять?

– Приходи, приходи! Калитку я еще не закрывала. Леша сегодня, слава Богу, трезвый. Можно посидеть, чайку похлебать.

Когда Валентина Васильевна вошла во двор Смазневых, хозяйская собака Дуня (помесь дворняги с овчаркой) радостно залаяла и бросилась к женщине, гремя цепью.

– Принесла я тебе гостинцы, принесла! Ты же любишь косточки? Держи!

Собака дернулась вперед и ловко поймала самую большую кость. Три других, поменьше, разлетевшись, упали на землю. Дуня, не медля, снесла их в кучку.

– Умница!

Собака коротко самодовольно гавкнула.

Из-за угла большого, сложенного из белого кирпича, дома выглянула хозяйка и поманила Валентину Васильевну рукой.

– Заходи, Валь!

Зинаида проводила Валентину Васильевну на кухню – в зале, лежа на диване, Алексей смотрел телевизор.

– Сейчас мы с тобой чайку попьем. Присаживайся. У меня пирожки с повидлом есть. Нынче делала. А это сразу, чтобы не забыть.

Зинаида поставила на стол полулитровую стеклянную банку с приправой.

– Хватит?

– Даже с излишком. Спасибо.

– Понюхай.

Зинаида взяла банку и поднесла ее к носу Рыбаковой.

– Как?

– Пахнет хорошо.

Смазнева закрыла банку синей полиэтиленовой крышкой и поставила ее на подоконник.

– Чтобы не забыть, – снова пояснила Зинаида гостье. – Сейчас чайку заварю. Ничего, что в пакетиках?

– Ничего.

Зинаида положила по бумажному пакетику в стоявшие на столе чашки и налила в них кипятку.

– Я руки помою? – поднялась с табурета Валентина Васильевна. – А то Дуне кости приносила – курицей пахнут.

– Конечно, Валя, конечно! Вот полотенце чистенькое.

Валентина Васильевна вымыла руки и снова села за стол.

– Пирожочки бери, – подвинула ей Смазнева большое блюдо с выпечкой. – Еще теплые. С повидлом. Я знаю, ты с яблоками любишь, но на безрыбье и рак рыба. Ты повидло-то ешь? А то я не спросила.

– Ем, конечно.

Пирожки поблескивали крутыми масляными боками и словно сами просились в рот, призывая наплевать на все советы диетологов. Рыбакова протянула руку и взяла, на ее взгляд, самый маленький пирожок.

– М-м-м! Зина, ты настоящий шеф-повар! – прожевав кусок, похвалила хозяйку Валентина Васильевна. Она нисколько не кривила душой – пирожки были восхитительные.

– А то! – расплылась в улыбке Зинаида, вытаскивая из кипятка чайные пакетики. – Рассказывай, что у тебя нового?

– Сегодня была на опознании. Слышала, наверное, про Квасову?

– Слышала. Что, правда?

– Да, утонула.

– Собаке собачья смерть, прости меня Господи! Ты же знаешь, какую подлянку она нам с Лешей учинила. Какой мы штраф пожарникам заплатили. И за что? Костер в своем саду развели. До ближнего дома – двадцать метров! Тварь бесстыжая.

– Зина, т-с-с. Не надо.

– Прости, Валя. Не сдержалась. Гадюка. Мало, что на нас пожарников натравила, так еще и на Катьку Грязеву. А у той рак неоперабельный и пенсия с гулькин нос. Даже эмчеэсовцы ей посочувствовали. Сказали, что еще одна такая сволочь, вроде Квасовой, на Садовой живет. Знаешь, как сворачиваешь за стадионом направо и идешь в сторону бензоколонки? У той твари тоже, говорят, богатый дом. Все они такие!

– Николай Квасов сейчас в полиции.

– Да ты что! Он ее утопил?

– Подозревают, но я сомневаюсь.

– Я чего тебе скажу. Бомба пропала во вторник. Так вот, в понедельник вечером мой Алексей видел ее на пляже с этим козлом Кармановым и Васькой Табаниным. Третьего он не разглядел – они за кустами сидели.

– Выпивали что ли?

– Выпивали. Алексей в тот день на рыбалку ездил, но клевало плохо, и он вернулся, когда еще совсем светло было. Лодку на берег вытащил и услышал эту гоп-компанию.

– Надо бы в полицию сообщить.

– Ради бога, Валя, не выдавай Лешку! Он же Бомбу убить грозился, когда она на нас пожарников навела. А так получается, что он на пляже ее вечером увидел, подкараулил – и того, головой в речку.

– За пару тысяч? На сколько вас оштрафовали?

– Валя! – Смазнева прижала правую руку к груди. – Сейчас и за просто так убивают. Вон Гришку Иванова из-за ста рублей как братья Дураковы покалечили.

– Не волнуйся. Я про Алексея никому не скажу. Только нет никакой гарантии, что его самого на пляже в тот вечер никто не видел.

– Алексей говорит, что там больше никого не было. Нет, до того, как он с пляжа отплыл, то с этой питерской встретился, с Сениной, а когда с рыбалки возвращался, то никого больше не видел. Ну, кроме этих…

– Он не видел, а его могли видеть.

– Господи прости!

– Зинаида, Алексей мне не расскажет, где он Квасову с компанией приметил?

– Ой, Валь! Как я его спрошу? Он же сбесится, когда узнает, что я тебе про Бомбу рассказала. Ну, что он ее видел в понедельник на пляже.

– А если все-таки кто-то его самого там видел? Подумай. Исключить этого нельзя. Возьмут и сообщат. Начнутся неприятности с полицией. А если он мне все расскажет, я, в этом случае, смогу ему пригодиться. Получится, что он, по сути, и не скрывал ничего, если я обо всем знаю.

– Я поняла. Ладно. Я его позову, а ты сама его спросишь про эту банду.

Зинаида тщательно расправила на коленях полы халата.

– Господи, лишь бы не заругался. Леш, Леша! Подойди к нам на секундочку. Валентина Васильевна что-то хочет у тебя узнать.

– Чего ты хотела, Васильевна? – спросил Смазнев, заходя на кухню. Он открыл холодильник и достал оттуда трехлитровую банку с компотом.

– Алексей, ты у реки в прошлый понедельник вечером Квасову видел?

Смазнев сурово посмотрел на жену, но ничего не сказал. Он налил компот в чашку, неспешно его выпил, вытер усы и только потом процедил сквозь зубы:

– Ну, видел, и что?

– Не расскажешь где?

Смазнев немного помолчал.

– На старом пляже я ее видел. Знаешь, толстенную иву, что почти у самой воды там растет? Ее ствол прямо над речкой склоняется. Не поняла? Ну, от того места, где дорога в пляж упирается, надо пройти наискось вправо шагов тридцать. Там на пригорке, за кустами, их компания и сидела.

– Алексей, может, на месте покажешь?

– Леша, сходи, а…

– Ладно, – нехотя согласился Алексей и, отодвинув штору на окне, выглянул на улицу. – Можем даже сейчас сходить. Еще видно. А зачем тебе, Васильевна?

– В полиции подозревают, что к этому делу, скорее всего, причастен Николай Квасов. Но, ведь, у Раисы было много врагов.

Смазнев повернул голову от окна и посмотрел на Рыбакову.

– Ага. Я, например.

– Поэтому и надо сходить.

– Пошли, – без раздумий ответил Смазнев. – Я телик только выключу. Зин, пока мы сходим, ты борщ разогрей. И еще там чего-нибудь сообрази. Ладно? Жрать уже охота.

Зинаида опрометью бросилась к холодильнику.

– Идите, идите! Я все сделаю. Как придешь, покушаешь. Все на столе уже будет стоять.

Алексей, выключив телевизор, вышел в прихожую, где его ждала Рыбакова, и на босу ногу стал надевать старенькие коричневые полукеды.

Глава 8

Посохин поставил точку и поднял голову. Пока он писал, выражение лица Квасова совершенно не изменилось. Оно, как и прежде, говорило об отрешенности и страдании. Майор мысленно посочувствовал почти неделю находившемуся в загуле свежеиспеченному вдовцу.

– Николай, помнишь, когда пропала твоя жена?

Квасов наморщил лоб.

– Во вторник. В понедельник ушла, а во вторник ее уже весь день не было.

– Забавно. Наш судмедэксперт утверждает, что твою супругу, скорее всего, в ночь с понедельника на вторник и убили.

Посохин, положив локти на крышку стола, с невинной улыбкой посмотрел на Квасова. Тот никак не отреагировал на сказанное.

– Где ты был в прошлый вторник с ноля часов и до того момента как пришел в полицию? Или нет! Начни-ка с вечера понедельника. Часиков … с двадцати. Нет, лучше с девятнадцати. Ты же домой в понедельник пришел в семь вечера?

Квасов снова наморщил лоб и медленно кивнул.

– В семь.

– Видишь, мы уже точно знаем, во сколько ты пришел домой в понедельник. Мы и еще кое-что знаем.

– Что? – спросил Квасов, едва шевеля потрескавшимися губами. – Я ничего такого не делал. Можно я пойду? Мне домой надо.

– Николай, давай не будем отвлекаться. Возьми-ка пару таблеточек, а то головка у тебя, наверное, бо-бо.

Посохин достал из ящика стола начатую упаковку с лекарством и выдавил через фольгу на лежавший перед Квасовым чистый лист бумаги две таблетки.

– Мы же не изверги. Хотя многие о нас другого мнения. – Майор улыбнулся. Он считал, что улыбка не менее важный атрибут полицейского, чем пистолет или наручники.

Проводимое от имени государства насилие не должно выглядеть грубым и безжалостным, втолковывал он подчиненным. И всякий правонарушитель, в ком еще осталось что-то человеческое, оценит вашу доброжелательность по достоинству. Потом майор делал паузу и многозначительно добавлял: «Что может здорово сократить сроки расследования!»

– Николай, скажи, пожалуйста, ты домой в тот вечер пришел один?

– Один.

– Ты был выпивши?

Квасов слегка скривился.

– Вы же знаете. Чего спрашивать?

Он вздохнул и двумя пальцами, поочередно, положил таблетки себе на ладонь. Глядя на его руки, майор подумал, что они не мылись, наверное, уже неделю.

– Конечно, мы знаем, Николай, что ты был выпивши. Сколько ты выпил?

– Бутылку на двоих мы выпили.

– Водки?

– А чего еще? Не виски же.

– И пил ты с верным другом…

– С Ванькой Дрыном мы в тот вечер выпивали. С Иваном Дроновым то есть. Водички можно?

– Конечно.

Посохин плеснул из электрического чайника в стакан немного воды. Потом, взглянув на Квасова, долил стакан почти до края.

– Бери. Холодная.

Квасов поднес ладонь к лицу и, откинув голову назад, забросил обе таблетки в рот. Осушив стакан, он поставил его перед собой на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Так, дело пошло, – весело произнес Посохин, отставляя стакан в сторону. – Чуть попозже я тебя чайком уважу. И даже лимончик положу. У меня и мед есть. Тебе сейчас витамины и микроэлементы ох как нужны. Ты только рассказывай, рассказывай. Домой, значит, ты пришел один и был выпивши. Верно?

– Ну, да.

– Жена была дома?

– Раиса? Была дома. Где ей еще быть?

– Вы в тот вечер с ней поссорились, наверное? Да?

Квасов несколько раз громко шмыгнул носом.

– Она первая начала.

– И…

– Я ей ответил.

– Как? Вербально?

– Чего? Как обычно ответил. Послал… на три буквы.

– То есть в суд?

– В какой суд? – непонимающе уставился на Посохина Квасов. – Матом я ее послал.

Посохин подался назад. Спинка офисного кресла под весом его крепкого торса противно заскрипела.

– Ладно, общенародные шутки в сторону. Идем дальше.

– Дальше я пошел спать, – потупил голову Квасов.

– Куда?

– В дом. Куда еще?

– А где вы до этого с женой находились?

– Во времянке.

– Она не сказала тебе, что собирается куда-либо пойти?

– Нет. Только обзывалась. Это у нее хорошо получается.

Квасов говорил ровным тоном, глядя на пустой стакан и лишь время от времени тяжело вздыхал.

– Ты проспал весь вечер?

– Сначала я смотрел телевизор. Спать лег часов около двенадцати.

– По телевизору что показывали?

– Кино какое-то. Комедию.

– Название помнишь?

– Что-то американское. С неграми. Дурь несусветная. Мне не понравилось.

– Этот фильмец по какому каналу шел?

На некоторое время Квасов задумался.

– Не помню, – мотнул он головой и тотчас скривился.

– А жена где в это время была?

– Не знаю. В тот вечер я ее больше не видел. И потом не видел.

– Я понял. А ночью ты вставал? Водички попить, например? Пописать?

– Компот пил.

– Во сколько это было?

Квасов снова шмыгнул носом и потер грязной пятерней лоб.

– Не знаю. Я на часы не смотрел.

– Жены дома не было?

– Я не обратил внимания. Летом она обычно спит во времянке.

– Так. Не обратил внимания. А утром?

– А утром я заметил, что на веревке нет ее купальника. Она летом вечером почти всегда ходит на пляж, а мокрый купальник после этого вешает во дворе на веревку. И полотенца ее банного тоже не было.

– И ты сразу понял, что жены нет дома?

– Нет, я сначала все осмотрел. Времянку, баню. Гараж еще. Душ. Все облазил. В погреб даже спустился. Подумал, может она туда грохнулась. Женщина она упитанная. Объемы, габариты и все такое… Могла оступиться.

– Во сколько ты утром проснулся, помнишь?

– Часов в шесть. Я так думаю.

– Кровать, на которой обычно жена спала, была разобрана?

– Нет.

– Точно? Не ошибаешься.

– Нет, говорю вам. Она, по-моему, на ней и не спала в ту ночь. Кровать была застлана покрывалом.

– Во сколько жена обычно вставала по утрам?

– Во сколько вставала? Ну, в неторговые дни часов в девять. Иногда немного позже.

– А в те дни, когда вы торговали?

– В пять, если надо было ехать в Битюгово или в Новолиганьск. Если торговали у нас, то в шесть. Когда ездили за товаром, бывало по-разному.

– Не заметил где-нибудь от нее записки в тот день? Я имею в виду 31 мая. Или ты записку позже нашел?

– Не было никакой записки. Я же не слепой. Увидел бы рано или поздно, наверное.

Посохин взял стакан, из которого пил Квасов, повертел его в руке и, налив из чайника немного воды, пополоскал. Воду он выплеснул через открытое окно на газон.

– Не вспомнишь в чем твоя жена, ну, в какой одежде в тот день пошла на пляж?

Квасов сделал глотательное движение.

– В тот день не знаю. А обычно она ходила в махровом коротком таком халате, чтобы ляжки были видны как можно больше. Она их еще с молодости любила показывать, да и сиськи тоже. Красивая была. Потом так и не отвыкла. У нее два халата пляжных было. Один белый, а другой голубой.

– В понедельник какого цвета халат она надела? – спросил Посохин. Наполнив стакан на треть водой, он сделал несколько глотков, а остатки снова выплеснул за окно.

– Не знаю. Я же говорю, что не видел, в чем она пошла. Надо посмотреть какой дома остался.

– А что за обувь на ней могла быть?

– Босоножки белые. С тонкими такими ремешками.

– Не сланцы?

– Она в итальянских босоножках всегда на пляж ходила. Любила понты всякие.

– Брала она с собой обычно часы или телефон на пляж? Может еще что-нибудь? Сумку, там?

– Телефон брала, но она его почти всегда выключала, когда на пляж шла. Включала только, когда назад возвращалась. Часы не брала. Ключи еще от калитки и от дома брала. У нее на связке все домашние ключи висели. А, на ней еще очки солнечные могли быть.

– Серьги она постоянно носила? У нее уши проколоты, но сережек на ней не было, когда мы ее нашли.

– Она, когда шла купаться, сережки всегда снимала. Дома, скорее всего, лежат. Надо посмотреть. Она как-то купалась, давно уже, и сережку одну потеряла. Золотую. После этого стала их снимать, если на пляж собиралась идти.

– Кошелек брала?

– Зачем? Что у нас на пляже можно покупать? У нас не курорт. Я ее кошелек на следующий день на веранде на столе нашел.

– Когда? Время.

– Утром. – Квасов немного помолчал. – А, нет! Получается тогда, не на следующий день, а в среду, первого числа. Во вторник мне не до этого было.

– Твоя жена его всегда на веранде оставляла, если шла на пляж?

– Не знаю, где она его оставляла. Но в ту среду я его на веранде нашел.

– Деньги в кошельке были?

– Были. На глаз девять тысяч с копейками. Точно не скажу. Я все не пересчитывал.

О деньгах Квасов говорил, как и обо всем остальном, с полнейшим равнодушием. Может причина крылась в его тяжелом самочувствии? Но выглядело все очень естественно. Посохин не ощущал никакого наигрыша.

– Она в сумку или в пакет все складывала, когда на пляж шла? Телефон, ключи…

– Нет. В халате карманы были. Два больших по бокам.

– У нее какой телефон был? Марка.

– «Нокиа».

– Модель?

– Не знаю. Говорила, что он почти тысячу баксов стоит. Большой такой, в алюминиевом корпусе.

– Ладно, Николай. Не буду скрывать, следователь склонен считать гибель твоей жены несчастным случаем. Повезло тебе, что этим делом Александр Петрович занимается. Человек он гуманный. Будешь сегодня спать в собственной постели.

– Спасибо, – безучастно поблагодарил Квасов.

– Не мне спасибо. Я пока еще над этим делом размышляю. Да и Карельский, между прочим, в твою невиновность до конца не уверовал. Человек он, конечно, добрый, но не лох. Хватка у него бульдожья.

– Дочка моя не приехала? – Николай второй раз за время допроса поднял глаза на майора. – Вы ей позвонили насчет матери? У меня в телефоне номер ее забит был. – Квасов стал ощупывать карманы. – Башка совсем никакая… Не помню…

– Успокойся. О смерти матери мы ей сообщили. Пока не приехала. Но, наверное, уже скоро будет. Телефон свой и ключи возьмешь на выходе у дежурного. Кстати, у жены в понедельник ты на ладонях не заметил никаких порезов?

– Нет. А что?

– И ладони у нее не были перебинтованы или пластырем заклеены?

– Нет, ничего такого не было. Я запомнил бы.

– Все, дуй домой, господин Квасов. Если надо будет, следователь тебя вызовет. Напоследок еще один вопрос. Можно?

– Ну?

– Твоя жена завещания не оставляла?

– …Не знаю. Зачем ей? Она не болела, так уж, чтобы совсем. Не, не думаю. Зачем ей?

– А ты позвони в нотариальную контору. Возьми трубку. – Посохин подвинул телефонный аппарат на край стола. – Номер я сам наберу.

– А что говорить?

Квасов поднял трубку и теперь держал ее так, словно хотел ударить ею майора по голове.

Посохин по памяти набрал пять цифр. Нажимая кнопки, он то и дело поглядывал на Николая. Доверия к нему майор не испытывал.

– Представься и скажи, что звонишь им в связи со смертью жены. Ну, чего сидишь?

Квасов приложил трубку к уху.

– Алло, это Квасов Николай вас беспокоит. У меня жена на днях тут утонула,

и в полиции мне сказали, что она могла написать завещание. Не посмотрите? Кто сказал? Посохин… Да, Павел Петрович. Я у него сейчас на допросе по случаю гибели жены.

Выслушав ответ, Квасов с растерянным видом протянул трубку майору.

– Есть завещание. Я и не знал.

– Самое время, Николай, выпить нам с тобой чайку с лимончиком. Присаживайся.

Майор взял у Квасова трубку.

– Алло, Юлий Маркович? Это Посохин. Спасибо за помощь!

Глава 9

Утром во вторник Валентина Васильевна снова пошла на пляж, чтобы как следует осмотреть то место, где, по словам Алексея Смазнева, тридцатого мая выпивали Карманов, Табанин, некто третий и, вероятно, не без удовольствия примкнувшая к ним Раиса Квасова.

По дороге к реке Рыбакова встретила старушку, которая пасла около дюжины коз на прибрежном лугу. Благообразная пастушка и ее ухоженное белоснежное стадо на фоне изумрудной травы смотрелись и живописно, и в тоже время несколько комично. Валентине Васильевне непроизвольно пришли на память картины Ивана Генералича.

– Маркиза, Розочка! Не разбредайтесь, девочки! – то и дело приговаривала старушка. – Эммануэль, сейчас получишь по попе! Хочешь по попе, плохая девчонка?

«Любопытно, – глядя на коз, подумала про себя Рыбакова, тотчас забыв и о попе Эммануэль, и о югославском художнике-самоучке, – а где паслась в позапрошлый понедельник скотина Ивана нашего Дронова? Он ее все время в разных местах привязывает, но обязательно недалеко от речки. И забирает вечером часов в девять. Мог, ведь, что-нибудь и заметить, если не был сильно пьян».

Интересовавшая Рыбакову полянка оказалась размером примерно три на три метра, и, вероятно, в хорошую погоду регулярно использовалась бирючинскими адептами Бахуса для богослужений.

За одним из кустов виднелась куча мусора – стеклянные и пластиковые бутылки, в основном пивные, пустые консервные банки, мятые пачки из-под сигарет. На самой полянке валялись несколько пестрых обрывков газет и большой желтый пакет из-под чипсов. Траву на этом пятачке, как ни странно, до сего дня любители пикников вытоптать, еще не успели. Присмотревшись, Валентина Васильевна заметила в ней изрядное количество окурков и жженых спичек.

– Мамма миа, что здесь можно найти?! За прошедшую неделю тут наверняка уже не одна компания погуляла.

Протиснувшись между кустами, Рыбакова прошла на середину поляны. С трех сторон ее окружали густой кустарник и, не менее чем в пол-обхвата, деревья. Открыт был только спуск к реке.

Женщина сошла к воде и осмотрелась. Широкую полоску влажного песка, на которой сегодня еще никто не оставил следов, вяло поглаживал прибой. На мелководье, сверкая чешуей, суетились мальки. Может Квасова на этом месте в тот вечер и купалась, подумала Валентина Васильевна. Дно здесь, вроде, песчаное. Водорослей не видно.

Немного понаблюдав за стайкой рыбешек, она разулась и вошла в воду.

– Черт! – сделав несколько шагов, Рыбакова инстинктивно поджала правую ногу. Отступив в сторону, она завернула рукава рубашки и, наклонившись, достала со дна ракушку. Она была увесистая, с довольно острой кромкой.

– Зараза!

Рыбакова швырнула ракушку подальше в реку и, подняв ногу, внимательно ее осмотрела. Потом она ощупала подошву пальцами – пореза, вроде, не было.

– Черт! – снова воскликнула женщина, но уже радостно. – Как я сразу не поняла!

Она опустила ногу, наклонилась и стала осторожно шарить по дну руками.

– Да их тут видимо – не видимо! – выпрямившись, Валентина Васильевна, разжала мокрые ладони, на которых лежало несколько ракушек разного размера.

Положив ракушки на песок, она сполоснула руки и, торопливо обтерев их носовым платком, достала из заднего кармана шортов мобильный телефон.

– Алло! Павел? Да, это Рыбакова. Вы где сейчас?.. Да, поняла. Можете подъехать на старый пляж?.. Я вам кое-что хочу показать… Да, важно. Через сколько?.. Я подожду.

Рыбакова спрятала телефон в карман и, взяв двумя пальцами кроссовки за задники, прошла на тот участок пляжа, где было удобнее всего купаться.

Песчаный плес еще пустовал: бирючинцы так рано на пляж не ходили, а приезжих в городке в начале июня было пока мало, хотя недавно в интервью областной газете глава местной администрации и рекламировал Бирючинский район как «маленькую Швейцарию». Подавляющее число бирючинцев с ним согласилось: и ландшафт, а главное цены в магазинах и на рынках были здесь действительно «швейцарские».

Валентина Васильевна поставила на песок кроссовки и, сняв шорты и рубашку, аккуратно уложила их сверху. Она вошла по колено в воду, поправила бретельки купальника и, рывком из-за спины выкинув вперед руки, нырнула.

Она не ожидала, что вода будет такой холодной и, снова оказавшись на поверхности, энергично заработала руками и ногами. Без особых усилий она доплыла кролем почти до середины реки и, прекратив грести, стала сбывать по течению. Вода уже не казалась ей ледяной.

Продрейфовав почти до конца пляжа, Валентина Васильевна, перевернулась вниз головой и, сделав несколько сильных гребков, почти вертикально ушла в глубину. Как это обычно делают дети, она коснулась рукой речного дна. Песок покрывал тонкий противный на ощупь слой ила.

Вынырнув, Рыбакова по-собачьи помотала головой. Капли серебристыми бусинами рассыпались по пологим речным волнам. На секунду прикрыв глаза, она ладонью вытерла воду с лица и, откинув назад мокрые пряди волос, быстро поплыла к берегу.

Добравшись до пляжа и нащупав дно, Валентина Васильевна встала на ноги и несколько раз глубоко вздохнула. Пахло холодной речной водой и молодой зеленью.

Выйдя из реки на теплый песок, женщина склонила голову к плечу и, отжав двумя руками волосы, неторопливо направилась к тому месту, где оставила свои вещи.

Посохин был уже там. Он сидел на обрезке доски рядом с ее одеждой и, бросая в реку камешки, наблюдал, как на воде расходятся от них круги. Заметив Валентину Васильевну, полицейский поднялся и отряхнул джинсы.

– Здравствуйте! Как водичка?

– Здравствуйте, Павел! Водичка в самый раз.

– А вы загорели.

– Я купальный сезон открыла еще двадцатого мая.

– Понятно. Ну, чем займемся?

– Пойдемте я вам кое-что покажу.

– Одеваться не будете?

– Нет. Потом. Я не замерзла.

Рыбакова достала из кармана рубашки расческу и зачесала назад мокрые волосы.

– Вам идет, – сказал Посохин.

– Спасибо. Мама, когда в детстве заплетала мне косу, всегда волосы назад зачесывала. Мне тогда это жутко не нравилось. Я казалась себе самой уродливой девочкой на свете. Ужас. Переживала страшно. До сих пор в памяти сидит.

Они прошли к полянке, где в позапрошлый понедельник, по словам Алексея Смазнева, он видел Квасову вместе с тремя мужчинами.

– Здесь тридцатого вечером, накануне того дня как исчезнуть, проводила свободное время госпожа Квасова, – сказала Валентина Васильевна.

– Откуда вы знаете?

– Поведал один человек. По секрету.

– И кто этот человек?

– Неважно.

– Почему неважно? А вдруг он врет?

– Не врет. Я проверила.

– Валентина Васильевна!

– Павел, не нужно возмущаться. Я вас понимаю, но есть некоторые причины, по которым я вам его пока не могу назвать. Надеюсь, немного позже он к вам сам придет.

– Хорошо! Оставим этот вопрос на потом.

– Главное, – продолжила Рыбакова, еще раз обводя взглядом поляну, – погибшая была тут не одна. Здесь в тот вечер находились еще три человека: Аркадий Карманов, Табанин Василий и некто неизвестный.

– Ваську Табанина я хорошо знаю. В конце девяностых он получил два года за воровство. Отбыл полтора. Обычный раздолбай. Карманов приезжий?

– Да, из Москвы.

– Не встречались. Надо будет навести справки. А третий из себя что представлял?

– Его человек не видел за кустами. Даже цвет одежды он не разглядел.

– Значит, поведал вам об этом пикнике мужчина?

– Мужчина. Это я могу вам сказать. – Рыбакова добродушно усмехнулась.

– Все?

– Нет. Квасова держала в руках пластиковый стакан.

– Они бухали что ли?

– Совершенно верно.

Посохин помолчал, обдумывая только что услышанное.

– Неплохо. Очень даже неплохо.

– И это еще не все, Павел Петрович. Смотрите.

Валентина Васильевна спустилась к берегу и показала пальцем на кучку сложенных на песке ракушек.

– Ну, и что? – спросил Посохин, непонимающе глядя на Рыбакову.

– Майор, напрягите извилины!

Посохин упер руки в бока и уставился на горку моллюсков. Валентина Васильевна с ироничной улыбкой смотрела на полицейского.

– Ежиков блиндаж! – развел руками Посохин. – А я думал, что мне эти порезы на ладонях у Квасовой напоминают. Вика моя две недели тому назад ракушкой ногу рассадила. Гуляла с одноклассниками после уроков и залезла в воду. Женушка моя боится даже царапин, так что Посохину-младшую я сам перевязывал.

Наклонившись, он поднял одну из ракушек и осторожно провел пальцем по острой кромке.

– Ну, Васильевна, ну, голова! Что желаете в качестве премии?

– Хороший зеленый чай сгодится. Лучше цейлонский. И, пожалуйста, упакованный не в России.

– Будет!

Майор размахнулся и швырнул ракушку далеко в реку. Когда булькнув, она ушла под воду, он сказал деловым тоном:

– Итак, попробуем воссоздать эпизод погружения.

– Я думаю, Квасова вошла в воду и…

– Поскольку была пьяна, споткнулась и, падая, порезала себе ладошки. Вот так.

Посохин выбросил вперед руки, показывая, как это могло произойти.

– Нет! Насколько я знаю, Квасова почти не пила спиртного.

– Но в тот раз она ведь могла в веселой компании расслабиться и бухануть не по-детски?

– Исключено. Поесть она любила, но хватить лишнего… Я помню, мы как-то вместе оказались в гостях, так она за весь вечер выпила лишь два неполных бокала белого вина. Что-то легкое, французское. Хотя водка была там тоже очень недурная. И коньяк на столе стоял.

– Может, в изысканном обществе застеснялась?

– Такое чувство Рае Квасовой было неведомо.

– Ладно, опросим родственников и знакомых о ее пристрастиях.

– Я, думаю, кто-то поспособствовал ее падению. Допустим, она все-таки позволила себе выпить водки. Сколько это могло быть граммов? Уверена, не больше пятидесяти.

– А если она пила вино?

– Хорошего вина она могла выпить граммов двести-триста, наверное. С такой дозы не зашатаешься даже без закуски. Тем более при ее габаритах. Экспертиза не обнаружила никаких следов токсинов в крови? Яды, лекарства, наркотики?

– Ничего из того, что наши химики в состоянии были обнаружить. Может, нога подвернулась, и она упала?

– Спуск здесь очень пологий. Ям нет. В реку она всегда заходила чинно. Благородные дамы, а она себя таковой и считала, не прыгают в воду с разбега.

– Толкнули и придержали головку?

– Человек, ее толкнувший, должен отличаться недюжинной силой. Раиса весила около центнера.

– Или это был не один человек.

– Может быть.

– Так. – Посохин глянул на часы. – Вытирайтесь, одевайтесь и пойдемте, уважаемая Валентина Васильевна, навестим соседей господ Квасовых.

– Дубко?

– Можно начать и с Дубко. Одевайтесь, а я пока поляну осмотрю.

– А что с вещами Квасовой? Вы в морге мне про них ничего не сказали. Не голышом же она сюда пришла?

– Нет, конечно. Пропали халат, босоножки, мобильный телефон. Еще очки и полотенце. Стоимость телефона, вернее смартфона, под тридцать тысяч. «Нокиа Е7». Куплен был в начале этого года. Дочка сказала. Во всяком случае, за него тетку могли укокошить. Но местных при таком раскладе я отбрасываю сразу. Связка ключей еще пропала. Квасов обещал хорошенько посмотреть, все ли в их доме на месте. Дочка приедет – ее тоже озадачу.

– Разговоры по телефону Квасовой после ее смерти были?

– Мы запрос еще не подавали. Вчера нужно было срочно одно дело закончить. А главное Карельский пока не определился…

– Павел, если это было ограбление, то почему с Квасовой кольца не сняли?

– В запале могли забыть. Утопили и тут же труп оттолкнули подальше от берега, чтобы все было шито-крыто. А потом уже плыть было поздно. Или снять не смогли. Например, времени не хватило. Хотя, никаких повреждений на ее пальцах не было. Да и на теле, между прочим, тоже. Вы сами видели. Ладно, телефончик мы пробьем, у местных урок насчет чужаков поинтересуемся… Черт! Нет у меня ощущения, что это банальное ограбление. Подсознание упорно отказывается принимать данную трактовку событий.

– Что тогда? Небанальный несчастный случай?

– Тем более не верю. Почти трезвая, выросшая на реке, здоровая как лошадь тетка и вдруг ни с того ни с сего утонула?

– Всякое бывает. Почему она случайно не могла утонуть?

– Пока по кочану, как любит говорить мой начальник. Душок какой-то нехороший от этой Квасовой идет. Она просто напрашивалась, чтобы ей голову свернули. – Посохин нагнулся, подобрал пару ракушек и, обтерев песок, сунул их в нагрудный карман рубашки. – Карельский теперь будет вынужден со мной согласиться, что здесь не все так просто. Ссоры с мужем, соседями. Причем постоянно. И с братьями по классу свары были. Я Жарких вчера поручил навести про нее кое-какие справки. Так, осторожненько. Что он и сделал. Эта бизнесвумен многим дорогу перешла. И местные торгаши на нее зуб имели, и приезжие…