Текст книги "Всадник"

Вера пошевелила разбитыми губами и прошептала:

– Я ничего, правда, ничего не знаю…

– Ооооо!.. – закатил глаза первый, – Я ее сейчас прямо тут порешу…

– Успеется,– поморщился первый,– Ладно, Вера Анатольевна. Помогать следствию вы не желаете, потому делаем мы вывод, что увязли вы по самые ушки в этом дерьме. Сейчас мы поедем в одно место и сделаем там укольчик… А то и вправду время теряем неизвестно на что…

Второй огорченно вздохнул и пнул Веру ногой:

– Подымайся, сука…

х х х

Египет символизирует мужское начало/ подземный город/

Озеро Титикака – женское

Тибет – нейтрален

/библиотека Острова Солнца Моореа… неразборчиво… дата не определена/

Далее следует перечень непонятных символов ∞¥,( и далее совсем неразборчиво…

Небо тут было странное. Неживое с застывшими барашками облаков, притом что ветер иногда дул, и порывы его порой были сильны. Но не сегодня. Сегодня все застыло, и воздух был вязким и липким как мармелад.

Коновалов лежал на спине посреди ромашкового поля и смотрел вверх. Головой он упирался в трак неведомо откуда взявшегося здесь посреди этого поля полусгоревшего танка и тупо ждал, когда ему это занятие надоест. Он искал причины, по которым должен встать и куда-нибудь пойти и чем дольше он лежал, тем меньше причин находил.

Мысли текли вяло, и капитан пару раз принюхивался, пытаясь уловить запах тления от самого себя, но не находил. Тут, похоже, вообще не было запахов. Коновалов сорвал ромашку и попробовал стебелек на вкус. Вкуса не было, никакого. И вся она была, как пластмассовая что ли. Хотя на вид очень даже и ничего. Как настоящая. Поставь рядом с живой и не отличишь.

В целом все это было похоже на глупую компьютерную игру. Почему глупую, Коновалов так и не смог себе объяснить. Может быть и умная она была, тут от создателя зависит. От замысла, в конце концов. А с другой стороны и предыдущая жизнь капитана, тоже особо замысловатой не была. Ну, жил себе человек, жил. Потом взял, умер. А смысл этого всего так ему и не открылся, а ведь сколько раз сам себя, да и друзей успокаивал.

«Да ладно мужики! Проживем, увидим, узнаем все. Может и есть в нашем существовании какой-нибудь смысл… Дурак. А многие верили, задумывались».

А тут все не так. Почему?

Наверное, потому что он не умирал, нет, не то. Пару раз он все-таки умер, но не по настоящему, понарошку что ли. Первый раз тогда, когда его в пещере опутали конечностями эти ужасные членистоногие неизвестного происхождения, и его знаменитый АК дал сбой в самый неподходящий момент. И потом когда налетел этот синий вихрь, и откуда он взялся? Капитан слишком поздно вспомнил о том, что нужно просто хлопнуть себя по правому карману, тогда срабатывала защита. Эти знания, тоже пришедшие вроде бы сами собой, были похожи на инстинкт животных. Иногда капитан ловил себя на мысли, что поступает определенным образом, потому что знает надо поступать именно так. А почему так? Этого он и в прошлой жизни не знал,. Нет конечно многое познавалось методом проб и ошибок, а некоторое… Но в принципе это его уже стало забавлять. Неприятно, конечно, каждый раз чувствовать, как жизнь покидает твое молодое тренированное тело, но был в этом все-таки какой-то наркотический кайф, вроде, и страшно, и больно, но все равно это все понарошку, и опять очнешься на каком-нибудь острове или в пустыне, или еще где-то, живой и невредимый, и никакой тебе больницы. Сафари, блин! Точно, бесконечное сафари для одинокого капитана.

Поначалу он задавался вопросами, а потом плюнул и просто стал получать удовольствие, ведь он все равно умер, еще там, на Земле, под бомбежкой, этой нелепой авиационной бомбежкой, значит все, что с ним происходит теперь, это просто жизнь после смерти и все. Значит так нужно, значит, это он заслужил, а кому-то досталось что-то другое. Наверное, здесь это нормально, принято здесь так, и теперь с этим надо жить, или как сказать правильно? Черт с ним, неважно.

В конце концов, он обычный офицер, что он мог еще ожидать? Коновалова даже не интересовало рай это или ад. Какая собственно разница. Есть занятие, есть цели, есть противник. И более того присутствует определенная свобода выбора. Стрелять или не стрелять, вправо свернуть или влево, затаиться или переть напропалую?

И еще что-то было в этом. Он боялся сам себе признаться, но разок все-таки признался потихоньку. Черт побери, ему это нравилось. Да он отдавал себе отчет, что, похоже, его куда-то заманивают обыкновенно, и может быть не надо никуда идти или бежать, а может быть надо улечься и прочитать «Отче наш», но к стыду своему молитв капитан не знал никаких, лежать и ждать неизвестно чего абсолютно не хотелось, а потому оставалось играть по неизвестно кем придуманным для него правилам, что он и делал.

Он тряхнул головой. Хватит. Кто там у нас следующий? И что за оружие у меня на этот раз?

х х х

Глава III. В которой юный и неромантичный Марсильяк отправляется в путь, а добрый и остроумный виконт нарекает его аргонавтом.

Мне нравилось это ощущение. Я называл его ощущением Пути. Вроде бы все как вчера и тот же опостылевший пейзаж вокруг и тот же унылый дождь, ан нет, шалишь… Он перед тобой. Путь. И мысли в голове абсолютно иные и настроение приподнятое непонятно отчего, и конь бьет копытом как дурак… Тоже в предвкушении что ли?

Ему то чего предвкушать? Наверняка от седока заразился непонятным восторгом и не менее непонятными надеждами.

И что ему с них? В смысле седоку… Что изменится в его никчемном в целом пребывании на свете божьем из-за того, что понесет он свое бренное тело из одной пускай опостылевшей точки пространства в другую к тому же пока неведомую? В чем смысл его почти щенячьего восторга из-за того, что тело сие намеревается преодолеть некоторое расстояние, сидя на теле смиреной твари, обученной перевозить подобных ему (читай – седоку)? И, тем не менее, ожидание, предвкушение чуда…

Путь. Джереми Леко прервал мои возвышенные размышления громким пуком. Вот так всегда.

– Овощной суп…– пояснил этот плебей. Я глубокомысленно промолчал, лошади шарахнулись. Виконт довольно заржал.

– Прохладно, однако…– продолжил он, провоцируя меня на продолжение беседы. Мне беседовать отчего-то совсем не хотелось, к тому же было действительно прохладно, и вообще вся эта поездка мне абсолютно не нравилась. Можете смело назвать меня пессимистом, но согласитесь, что заключать браки в интересах королевства, это ужасное, просто немыслимое насилие над личной свободой брачующихся, а особенно над моей. Странные все-таки мысли иногда приходят в головы сильных мира сего, я имею в виду моего любезного батюшку, и, разумеется, герцогиню. Кто еще из руководителей Фронды имел отношение ко всей этой затее, я не знал. Но мог предположить.

Нет, я, конечно, понимаю, что дворянином меня можно назвать лишь отчасти, и опять же государственные интересы я тоже понимаю, безусловно. Но какого дьявола я должен трястись теперь под этим неприятным моросящим дождиком в чуждую мне до глубины души Британию, или как там ее… Но с другой стороны…

Я и сам не мог понять, почему согласился на эту авантюру. Разговор с батюшкой, последовавший следом за беседой с герцогиней, новой пищей для размышлений не стал, а лишь укрепил меня в мысли о том, что этот фрондер совсем съехал с ума от общения с герцогиней и болтал не весть что, причем явно с чужих слов. С чьих можете догадаться сами, это не трудно. Да он подтвердил мои полномочия, да он подтвердил обещания заняться моей судьбой, но зачем мне все это скажите на милость? Я вполне был доволен своим нынешним положением, если хотите привык, как привыкают к старой разношенной обуви. И, тем не менее, я дал согласие…

Наверное это все-таки прекрасно иллюстрирует мою неординарную натуру. Ну не люблю я поступать логично. Хотя они были уверены в том. Что я буду бодаться. Наверняка припасли еще аргументы. Наверняка что-то еще было у них припрятано, но я повел себя странно, и, прежде всего, для самого себя.

Нет. Наверное, внутренний голос посоветовал мне отправиться в путь. Это была некая тяга к путешествиям, заложенная во мне в прошлых жизнях. Если они есть… Черт побери! Короче, мы на пути в Англию, и плевать на все досужие домыслы с колокольни Святого Петра!

Джереми снова грубо ворвался в мои высокие материи:

– Да ладно не грусти, не все так ужасно…

Я с ненавистью поглядел на приятеля. Он снова неприятно рассмеялся, есть у него такая привычка.

– Подумаешь неприятность. Жениться его папочка заставил. Все женятся рано или поздно, ну или почти все…

Я пропустил его треп мимо ушей, но настроение между тем испортилось окончательно. Миссию, конечно, мой папочка приготовил мне ту еще. Нет можно, конечно, было заскочить к нему и безо всяких там сантиментов поинтересоваться:

«А не соблаговолите ли Вы, Ваше высочество, дать некоторые разъяснения своему не совсем законнорожденному отпрыску…» Но, но, но… Мне почему-то совсем не хотелось этого делать, а тем более наблюдать, как печать глубокой скорби ляжет на чело этого… даже не знаю, как и обзывать его теперь… И как будут в возбуждении дергаться его холеные ручки и нервно постукивать каблучками его не менее холеные ножки в мягких сапогах цвета дерьма…

Мда… И как губки его произнесут слова раскаяния и сожаления о том, что война это не хорошо, это, разумеется, очень плохо, а люди в силу своего происхождения всего лишь люди, и во всех грехах всегда обвиняют особ, наделенных властью, а это в свою очередь повлечет за собой крупные неприятности, как для репутации последних, так и тех, чьи интересы они защищают. Короче, кисло мне стало совсем от этих мыслей.

«Черт с тобой,– подумалось мне тогда,– ты выбрал этот способ ну и ладно, ну и прелестно. В принципе, кто я тебе такой, папочка? Я прекрасно понимаю, что разгребать дерьмо намного приятней чужими руками, тут я с тобой полностью и целиком согласен».

Хотя ситуация складывалась для нас с Дже весьма неприятная. Дело в том, что как я подозревал, этот английский сэр, как они там себя называют, с удовольствием выдал бы свою белокурую, или какую там еще Присциллу за нашего любезного красавчика Тони, даже, несмотря на его несколько нетрадиционную, скажем так, с обывательской точки зрения, приязнь по отношению к юношам… Ну, вы поняли, что я имею ввиду… Потому что Тони сам по себе, какой ни есть, являлся законным наследником титула. Может быть, этому Ледли на титулы и наплевать, он того гляди еще и маршалом станет, но не думаю, что он обрадуется, когда узнает что за ублюдка ему хотят подослать. Хотя у них там вроде бы все решено, и титул мне обещали… Черт! Как они меня… Но все равно меня не покидает ощущение, что все эти досужие домыслы могут оказаться фикцией и наши с Джереми головы отправят назад отдельно от наших тел, а тут уже возможны варианты. Это я насчет способа их отправки. Я же зато приобрету ореол мученика, разумеется, посмертно. Вместо титула. Все будут счастливы.

– И это называется дальновидная политика,– пробурчал я вслух.

Джереми сделал удивленное лицо:

– Да ладно тебе убиваться. Рано или поздно тебя все равно бы принесли в жертву. Это судьба всех незаконных наследников. Лучше представь, какие рожи будут у встречающих нас уродов, когда вместо Тони они увидят тебя. Извини, конечно, но я сильно сомневаюсь, что этих англичан предупредили. Наверняка эти хитрецы наобещали им старшего сына… А впрочем какая к чертям разница, для них скорее всего все французы одинаковы, а вы тем более так похожи…

– В каком это смысле?– обиделся.

– Во всех,– довольный собой сообщил Виконт. Потом сжалился, видя мое огорчение, – Ну-ну не дуйся! Представь эти перекошенные физиономии…

Он не преминул их скорчить.

– Уже представлял… – вздохнул я.

– Ну и?

Я произнес неприличное. Джереми остался доволен.

– Я рад, что мы не теряем присутствия духа.

Я снова произнес неприличное, еще и в рифму. Было ужасно противно из-за всего этого. Подумать только, вчера еще попивая вино с глубокоуважаемым Джереми Леко, мы рассуждали о бесконечности и прочих многоумных глупостях, а сегодня вынуждены тащиться черт знает куда на наших бедных лошадках через холодный рассвет трезвые, злые и немного расстроенные тем глупым стечением обстоятельств, которое и привело нас к подобному состоянию. Мысли эти опять же. Как же счастливы должно быть люди обладающие способностью не думать. Ведь есть масса интересных занятий, бильбоке, например, соколиная там охота и прочее. Брр… Мерзость. И вообще на кой мне эта свадьба? Сам бы брал и женился, милейший папенька. Опять же вдовец… Ан нет. Он из тех, кто делает ходы, а потом наблюдает. Наблюдатель в домашнем халате. Удобная позиция во всех отношениях…

Да и Дже тоже чего печалиться, казнят, так казнят, а не казнят, так найдет себе горничную или две и будет радоваться жизни, в то время как я…

Мы остановились перекусить. Стало чуть веселей. Леко с набитым ртом стал давать мне советы по поводу моей будущей семейной жизни. Веселье из меня опять куда-то ушло.

– И вообще,– заявил он,– ты должен быть мне благодарен, за то у тебя есть такой мудрый советник как я. Хотя бы потому, что у твоего папа такого советника нет. Опять же и советы у меня бесплатные.

– Спасибо.

– Но-но. Веселей мой юный друг. Хотя конечно это свинство.

– Тут я с тобой совершенно согласен. Это свинство возведенное в степень.

Джереми поморщился:

– Да я не про то.

– А про что? – я удивился, ибо думал, что он о моем предстоящем бракосочетании.

– Видишь ли, союз мужчины и женщины, бесспорно, тоже является свинством, хотя некоторые личности имеют наглость утверждать, что именно венчание в церкви и отличает как раз род человеческий от свиней. В остальном мы удивительно похожи с этими милыми животными. Лично я заметьте, сэр… Кстати, можно я так теперь буду вас называть. Ой!

Ему повезло, потому что давать пинок под зад, когда сидишь на траве очень неудобно. Чего тогда ойкал скажите на милость?

Меж тем виконт продолжил:

– А я, между прочим, считаю эти союзы, союзами бога и сатаны. Потому что женщина, она от дьявола, не мне вам объяснять. Но я имею в виду другое,– он хохотнул,– свинство я считаю отправлять нас в столь ответственное предприятие без должной свиты, слуг, охраны, в конце концов… И вообще ты, почему не потребовал экипаж?

– Это часть его политики… Хотя за это я ему благодарен. Не люблю я этот официоз. А ты, я гляжу, становишься меркантильным. Или тебе необходимо побольше свидетелей нашего позора?

– Свидетели! – этот мерзавец расхохотался.– Конечно свидетели. А ты как думал? Ты у нас кто? Дворянин, без пяти минут… Тебе просто необходима достойная сану упаковка.

– Ну, это еще полностью не доказано. Может это вообще брехня собачья о моем происхождении. Может я сын рыбака…

– Ага,– кивнул виконт.– И тебя подобрали на берегу после кораблекрушения и принесли в родовой замок, очистив от рыбной чешуи. И добренький Марсильяк нарек тебя Аргонавтом…

– Ублюдком он меня нарек…– буркнул я.

– Да!– обрадовался Джереми,– именно ублюдочным Аргонавтом!– он даже в ладоши захлопал от удовольствия.– И, тем не менее, я желаю, чтоб все было красиво. С фейерверком, расшитыми золотом камзолами и пожарными в бронзовых касках.

– Камзолов не обещаю, а фейерверк – запросто! – я двинул кулаком в направлении столь ненавистной мне в данный момент радостной хари, но, к сожалению, промахнулся, чем привел последнюю в неописуемый восторг.

Когда восторг чуть утих, я поинтересовался:

– А пожарные-то тебе зачем, урод?

– Как зачем?– искренне удивился Джереми, – а чтоб пожары тушили, вдруг мы пожелаем чего-нибудь поджечь, как на свадьбе Фернана.

Я непроизвольно втянул голову в плечи. Было дело. Тут он прав. И самое обидное то, что мысль поджечь платье графини Конкордии принадлежала мне. Конечно, во всем виновато вино, но получилось действительно неудобно.

– Вот,– видя мое ставшее озабоченным лицо, ласково улыбнулся противный Виконт,– вот и ты согласен со мной, что без пожарных никак не обойтись.

– Да ну тебя,– мысли мои потекли в неожиданное русло,– слушай! А может ну его совсем? Давай вообще никуда не поедем?

– Давай! – легко согласился Джереми,– и отправимся скитаться в дальние страны и веси. Станем бродягами и разбойниками, сколотим шайку себе подобных, и будем дерзкими набегами нарушать спокойствие старины Карла. А потом возведем тебя на трон и женим…

– На Присцилле.– заключил я, и мы впервые с момента нашего отправления облегченно расхохотались.

х х х

Видя Мишкину тоску,

а он в тоске опасный,

я еще хлебнул кваску,

и сказал «Согласный!»

( Владимир Семенович Высоцкий )

Сегодня мое отражение вело себя странно. Поначалу оно долго не появлялось в поле зрения, потом появилось на миг, хмуро ухмыльнулось и снова надолго исчезло. И вообще странное оно у меня. Вечно хочет выглядеть чуть хуже, чем я есть на самом деле. У меня часто бывает впечатление, что мы с ним вообще два разных человека. Вчера вроде бы пистолетом мне, то есть себе грозило, а потом кажется застрелилось.

Я хотел спросить у него… Или нет, ничего я не хотел, ну его… Отражение это. Просто хотелось на чем-то сфокусироваться, но черт с ним. Обойдемся.

Блин… О! Вода… Вода где-то журчит, точно, где-то далеко, очень далеко идут грибные дожди… Это у меня точно от грибов, подожди, а вчера грибы были? Или нет? Отражение опять на секундочку вынырнуло из окружающего тумана и глупо осклабилось. Вот тварь, не помню. Нет определенно вода где-то рядом. Так и есть, вот она чистая прозрачная струя из водопроводного крана. Я попытался приблизиться к ней. Припасть. Непонятная сила потащила меня вниз, мир в очередной раз перевернулся, и холодный кафельный пол больно стукнул по моему несчастному затылку…

…В следующей серии герой лежал на полу ванной и сосредоточенно рассматривал давно небеленый потолок с ржавыми разводами на оном. Разводы эти складывались в похабные издевательские ругательства, относящиеся к неподвижно лежащему под ними телу, чем медленно, но очень верно, приводили последнее в состояние тихого помешательства. Потом из великого информационного поля земли выплыла первая устойчивая мысль: «На хрена я так нажрался!»

Мир постепенно обретал упругость и объем. Потолочная графика сложилась в слово «слабак», мозг услужливо добавил: «и пить не умеет». Я разозлился и совершил подвиг – нащупал край ванны и рванул на себя. Ванна как всегда оказалась сильней, и отражение возникло почти прямо передо мной, ну может быть только чуть-чуть наискосок.

– И уже в 15-м веке он ухитрился изготавливать диоптриевые призмы,– произнесло оно.

– Ну и хули? – поинтересовался я, и картинка исчезла, зато плоть моя, наконец, погрузилась в долгожданный прохладный и оживляющий водопроводный океан, бурлящий и пенящийся как водопад, успокаивающий и приятный как джакузи, светящийся и переливающийся всеми радугами сознания как весенний ручей, нежный, как ангельское… Стоп! Стоп!!! Вот оно ключевое слово… Ангел!

Мое частично умытое мокрое отражение тупо глядело глаза в глаза. Ангел, блин… Ангел… Допился, блин. Мои поздравления, мадемуазель.

Я снова нырнул. Надолго. После вынырнул и снова нырнул. Неясный крылатый образ никуда из сознания не исчез, и исчезать не собирался.

Наконец мое негибкое тело, подмигнув напоследок отражению, выбралось из ванной и наощупь направилось вглубь квартиры, потому что следующим ключевым словом было «диван». Но, увы, и ах, диван оказался занят. На нем, чинно сложив крылья, восседал мой вчерашний собутыльник и глядел на меня с явным сочувствием. Перед ним на табуретке возвышалась заиндевевшая бутылка «Немирова» и на блюдечке возлежало нарезанное румяное яблочко. Я кивнул, и ангел не заставил себя упрашивать.

Вскоре в мир вернулись все краски жизни, и мысли мои потекли более плавно.

– Чтож Саша слова все сказаны,– негромко произнес ангел,– похоже, тебе действительно пора.

Меня опять затошнило:

– Я…

Собутыльник недоуменно изогнул бровь.

– Ты что хочешь отказаться?

Мне было ужасно неудобно все-таки человек, тьфу ты… с выпивкой закуской по-людски, а я… Но, тем не менее, голова моя неубедительно кивнула.

– Так.– Ангел встал, хрустнул крыльями, словно жестким веером, прошелся по комнате.

– Начнем сначала, – его лицо не предвещало мне ничего хорошего, но терпение было видимо действительно ангельским.

– Может быть, я ничего не понимаю,– саркастически начал он или оно, как его величать в этом смысле я слава богу не знал,– но потрудись объяснить мне одну вещь… Вот сидишь ты тут один одинешенек, страдаешь неизвестно отчего. Бросили тебя все, работу потерял, из квартиры скоро выгонят или пропьешь ее к херам. И тут к тебе является мифическое так сказать существо, поит тебя, кормит, предлагает некоторую сумму… И просит за это. Просит, заметь!– палец Ангела взметнулся указующим перстом, сущую безделицу, так просто, пустяк! Выполнить непыльную, хорошо оплачиваемую работу, которая пользы принесет массу, от мыслей о суициде избавит, а вдобавок откроет душе твоей бессмертной тайны, которые и не снились, а ты, Саша не видишь в этой ситуации ничего лучшего, кроме как отказаться! Не стыдно?

Я понуро молчал, верно, ведь бает сволочь, и все равно…

– А чего это вдруг я квартиру потеряю? – неожиданно для самого себя спросил я.

– А потому,– ангел так глянул мне в душу, что она ушла в тапочки,– потому уважаемый квартиросъемщик Маношин, что ваш не менее уважаемый горсовет готовит ввести в жизнь распоряжение за номером 445689Г о принудительном выселении граждан неоплачивающих коммунальные услуги сроком более двух лет. А вы уважаемый, когда за свет за газ, за жилплощадь последний раз изволили платить? Предъявите квитанции!

«Вот ведь гад, – подумалось мне,– а ведь добреньким прикидывался!»

– Угу,– кивнул ангел,– гад я, правильно. Не стесняйтесь гражданин.

«И мысли читает!»

– Сильно надо, – фыркнул ангел,– они у тебя примитивные, а для настоящего чтения напрягаться нужно. Впрочем, могу научить, если поладим. Хотя Саша веришь, сдается мне, что все твои беды от банальной тупости.

– Ну, хорошо. Вот тебе еще аргумент. Ты знаешь, что такое предначертанность. Ага. Допустим, летит самолет Москва-Ташкент. Хороший самолет, надежный. Но понимаешь, какая беда. Витя Трофименко, который предполетную подготовку проводил одну штуку не заметил. А самолетик аккурат над твоим домом рейс производит. Догадываешься. Наступает время «Ч»… Отваливается от него некая деталь. Небольшая. Но ускорение свободного падения вещь неумолимая и неприятная… для смертных. И прошивает эта деталька крышу дома твоего насквозь аккурат над твоим любимым диваном… Ну…

– А я диван переставлю…

– Нет, у тебя сил не будет. На тот момент ты в отключке будешь лежать, потому что старого приятеля встретишь. Грех отказаться будет. Даже зная об этом, я не уверен, что, во-первых, ты отнесешься к моему предупреждению с должной серьезностью, во-вторых, тебе просто не будет облом и, в-третьих, принятых тобою мер безопасности будет недостаточно. Более того ты можешь уехать, спрятаться в бункер какой-нибудь, милицию вызвать даже в Ташкент позвонить, но… Случится что-нибудь еще и ты в этот момент все равно окажешься на своем любимом диване.

Сердце мое бешено заколотилось. Но вслух я промямлил:

– Ты как Сан Мьюнг Мун.

– Чего это вдруг?

– А он считал, что все беды от коммунизма. Устроил у себя что-то типа колонии или коммуны. Народ на него пахал по шестнадцать часов в сутки за еду, а он их проповедями кормил, загоняя в состояние отрешенности и тем самым лечил от алкоголизма.

Ангел расхохотался:

– Уел, уел. Ловко ты меня. Ну ладно,– он театрально вытер крылом несуществующие слезы.– Прости мя грешного. Давай по пятьдесят за мир и согласие.

– Да не дрейфь,– продолжил он, разливая,– я ж тебя не куском хлеба попрекал, а разозлить хотел, что-то ты совсем расклеился, парниша.

Я тяжело вздохнул и выпил, не чокаясь и не закусывая.

– Ладно, попал и попал. Говори что делать?

х х х

Спящая красавица. За мгновение до пробуждения.

Почти Пикассо.

Было совсем темно. Пространство на ощупь казалось жидким и скользким как грязь. Оно лезло в ноздри, растекалось по лицу, и воздух был где-то очень далеко и казался недостижимым. Руки пытались раздвинуть этот ужас, но были бессильны перед наступившей тьмой. Не было голоса, чтобы кричать… Мысль была только одна, но она заполняла весь мозг без остатка: «Меня закапывают живьем…»

А потом вдруг все как-то сразу закончилось. И свет стал проступать вокруг и тени куда-то ушли. Вера ясно увидела перед глазами пластиковый пол, незнакомый и память растерянно засуетилась.

Чье то прикосновение, Вера дернулась, и тело отозвалось болью.

«Меня били?»

«Да».

Кровь.

«Моя? Да что же это такое?»

Она с усилием приподнялась, нога уперлась во что-то мягкое. Человеческое тело. Мужчина. Не двигается.

Чей то голос.

– Вера Анатольевна, не стоит так напрягаться, сейчас Вам станет легче, сможете подняться и все вспомнить. Давайте!

Вера оперлась руками в пол и действительно почувствовала, что может подняться.

«Светка!» – словно выстрел в мозгу. Она вспомнила.

– Вот видите как хорошо… – удовлетворенно произнес голос, и Вера осмотрелась.

Картина предстала перед ней весьма занятная. Помещение на первый взгляд напоминало лабораторию, но чем здесь занимались, кроме истязания Веры было непонятно. На пластиковом полу лежало два мужских тела, безнадежно мертвых, судя по синюшному цвету лиц, а еще одно тело сидело на стульчике в дальнем от Веры углу и приветливо ей улыбалось.

– Сигаретку?– участливо вопросило лицо.

– Дда…

Зажженная сигаретка необъяснимым образом оказалась в руке Веры, но она на такие мелочи просто не обратила внимания, лишь жадно затянулась и какое-то время молча курила.

Ее спаситель за это время неспеша приподнялся и с интересом стал рассматривать тело одного из мертвецов. Потом хмыкнул и произнес:

– Странное какое создание человек. Он единственное существо, в котором есть все, что было, существует и даже будет во Вселенной, но этот сумасшедший потенциал почему-то практически не реализуется. Не правда ли парадокс, Вера Анатольевна?

Вера судорожно сглотнула.

– Да ладно не обращайте внимания. Подумаешь, человечество… Даже смешно с одной стороны. Минут так несколько назад не думаю, что вас оно с его глобальными проблемами так уж и волновало, просто хотелось жить. Даже подруга ваша с ее проблемами вас не волновала, не правда ли? Инстинкт, что поделаешь, выжить любой ценой, понимаешь, и без всяких там дурацких вопросов: «Зачем? Почему?» Просто выжить и все… Нормально.

– Вы кто? – выдохнула Вера.

Незнакомец засмеялся тихонько:

– Ну вот, я же говорил, что уже лучше. Вас уже стали интересовать несущественные подробности. Вроде того, кто я…

Вера не нашлась что сказать.

– Сейчас мы уйдем отсюда, для начала, а потом спокойно поговорим.

Сразу предупрежу, чтобы избежать излишних вопросов, то да, я благотворительностью не занимаюсь, в отличие от некоторых голубых спасителей. И мне от вас кое-что нужно. Более того, надеюсь, что мы с вами придем к этому пресловутому консенсусу, в хорошем, разумеется, смысле этого слова, но времени признаюсь у нас с вами не так уж и много.

Вера, наконец, почувствовала под ногами пол, и ее стошнило. Незнакомец выждал для приличия пару минут, а потом накинул на Веру какой-то плащ-не плащ, и распахнул дверь.

– Пойдемте. Только, чур, ничему не удивляться, пока. Ибо время!

В полутемном коридоре удивляться было нечему, кроме того, что он был неестественно длинным. Потом вдали показалась, какая-то серая дымка и незнакомец обнял Веру за талию и шепнул в ухо:

– А теперь полетели…

И они действительно полетели…

Самое странное, что голова совершенно не болела, да и восприятие окружающего было необычайно ярким и каким-то… необычайным, словно во сне, когда чувствуешь что сон наверняка вещий, а просыпаешься и знаешь, что все это понарошку. Вера словно пронзала собой самую суть мира, величественные картины событий грядущих и бывших когда-то возникали из сияющего Ничто и рассыпались брызгами хрустальных зеркал… И Неизвестный попутчик исчез, и в то же время присутствие его ощущалось вокруг в пространстве и движении, и голос его был в молчании сверкающих меняющихся фантастических пейзажей…

А потом они сидели в маленькой уютной комнатке у нежаркого камина, и вино было отменным и хотелось остаться тут навсегда, и голос Незнакомца рассказывал длинную пахнущую вечностью сказку, которой хотелось верить…

– …Ход, ведущий в залы Хроник – на правом плече Сфинкса, что на плато Гиза. Когда откроется голова и будет найдена капсула времени, оно потечет вспять и отворятся Врата.

Врата откроются голосу. За ними увидят Идущие винтовую лестницу, которая приведет их в комнату без углов. Ведут из комнаты три канала, а также в ней сокрыт от глаз человеческих глиняный горшок.

В нем указание пути. В случае ошибки Идущих ожидает скорая смерть.

Но тот, кто выберет правильный путь по каменному переходу, освещенному светящимся воздухом пройдет дальше и увидит 49 сакральных геометрических рисунков, где две и сорок шесть – Хромосомы Христового Сознания, а на последнем – цветок жизни. Потом все вправо, и вправо, до Зала Свидетельств. Пять с половиной миллионов лет откроют Идущим тайны цивилизации. У входа камень на нем фотография, где Идущие увидят себя и прочтут свои имена и имя дня их прихода.

..Чертог правителя…

Плоская крыша…

Это голос незнакомца или фантастический сон наяву? Голос заменил мир целиком, и Вера растворилась в нем.

Чертог правительницы… Скат… Туннель, уход никуда… Спираль черного цвета, ведущая к центру Земли… Залы Аменти…

Чтобы попасть туда, необходимо миновать нулевую точку спирали и тогда туннель обретет объем…

Там все ваши мысли мгновенно будут обретать реальность. Там нельзя выпускать наружу свой страх, ибо он убьет Идущих… Но здесь же и первый этап Посвящения… Надо пройти туннель для погашения черного цвета, и очутившись в чертоге, Идущие увидят саркофаг, спираль пройдет через него. И здесь они покинут трехмерный мир, расширив сознание…

Цвет спирали измениться на белый, и Туннель поведет дальше к чертогу Правительницы… Там необходимо будет вновь обрести свое тело, ибо чертог этот – стабилизация.

Великая Спираль Логарифма… Залы Аменти… Семена жизни… Геометрическая фигура… Бело-голубое пламя высотой четыре фута… Холодное, водворенное в Залы Аменти более пяти миллионов лет назад нефилимцами жителями Сириуса. Они возникли сразу после разрушения Хроник и представляют собой искривленное пространство… За ними вход в Залы Хроник… Внутри них Космос. Залы расположены на расстоянии 440 000 миль от земли, если находиться в 4-м измерении, а если в 3-м, то на тысячу миль внутри Земли…