Текст книги "О хирургии и не только"

Юрий Патютко
О хирургии и не только

Врач должен дать отчет человечеству

о каждой минуте своей жизни…

И если кто-то проводит время в

рассеянности или в изучении каких-либо

искусств, далеких от медицины,

теряет время, в ущерб благосостоянию людей…

то за такую небрежность свою

он будет в свое время отвечать перед Богом.

Гиппократ

Литературная обработка – Юлия Тимонина

Дизайн и фотография на обложке – Александр Зарубин

Глава 1
Выбор профессии

 
Профессия изначально должна быть актом любви.
И никак не браком по расчету.
 

X. Мураками

Почему я стал хирургом? Как вообще человек выбирает себе профессию? Как в 16–17 лет определить свою судьбу? Ведь это решение действительно судьбоносно: человек лишь тогда раскрывается полностью, когда работа доставляет радость. Как говорил Роберт Хайнлайн, счастье есть привилегия целый день заниматься тем, что тебе представляется важным.

Меня эта проблема интересует давно. Поэтому я попытался проанализировать, какими критериями руководствовались признанные корифеи хирургии, выбирая свой профессиональный путь.

Начну с Николая Ивановича Пирогова. Он родился в Москве в 1810 году в семье военного казначея, не имевшей к медицине никакого отношения. Однако в образовании Пирогова огромную роль сыграл друг семьи, доктор медицины и хирургии, анатомии, физиологии, судебной медицины и медицинской полиции Ефрем Осипович Мухин.

«Именно ему непременно предопределено было повлиять на мою судьбу Мухин был благодетельным волшебником (…), в то время едва ли не лучшим практиком в Москве. Родилось желание подражать», – писал в своих воспоминаниях Пирогов. Десятилетнему мальчику необычайно повезло, что он так рано встретил мудрого наставника, заразившего его любовью к медицине. Именно по совету старшего друга Николай Иванович поступил на медицинский факультет Московского университета.

Великий хирург Николай Васильевич Склифосовский родился в 1836 году на хуторе, недалеко от молдавского города Дубоссары, в обедневшей дворянской семье. Его отец служил письмоводителем в местной карантинной конторе. Еще в раннем детстве Коля заслушивался рассказами отца о борьбе с эпидемиями и мечтал стать врачом. Благодаря своим недюжинным способностям он с серебряной медалью окончил Одесскую гимназию и поступил в Московский университет.

Известен любопытный факт, что на первой увиденной операции Склифосовский упал в обморок от вида крови. Многие студенты и молодые медики прошли через это. Вспоминаю себя… 1962 год, я, студент-третьекурсник, впервые присутствую на операции. Доцент А. оперирует больного с эмпиемой плевры. Уровень хирургии в те годы был не слишком высок, и по существующим тогда канонам операция заключалась в резекции ребра, с последующим вскрытием и дренированием плевральной полости. Операция проводилась в гнойной перевязочной под местной анестезией. Больной, молодой мужчина, стал, мягко говоря, громко кричать уже в самом начале операции. Но самый ужасный момент, который я отчетливо помню по сей день, наступил тогда, когда хирург с помощью реберных кусачек удалял ребро. Услышав жуткий звук ломаемой кости, я побледнел, почувствовал слабость, лоб покрылся испариной. Состояние моего друга, стоящего рядом, было еще хуже. Это придало мне сил и помогло прийти в себя. Жаль, что тогда я еще не знал об обмороке великого Склифосовского, что, наверное, повысило бы мою самооценку.

За этим эпизодом невольно всплывают в памяти и другие, связанные с моим первым учителем хирургии, доцентом А, впоследствии ставшим профессором. Мне довелось работать с ним в одном учреждении, где он заведовал отделением радиохирургии, а я – отделением опухолей печени и поджелудочной железы. У моего учителя выявили рак левой доли печени, и мне пришлось его оперировать вместе с директором нашей клиники. Мы произвели левостороннюю гемигепатэктомию и экономную резекцию правой доли. Но процесс, увы, был слишком распространенным и через полгода моего учителя не стало. Он умер от метастазов в кости. Но я отвлекся…

Сейчас в Москве есть Институт скорой помощи, носящий имя Н.В. Склифосовского, который хорошо известен не только москвичам, но и во всем мире. Но мало кто знает, как страна «отблагодарила» великого ученого, хирурга, гуманиста, как трагична была его жизнь!

Первым страшным ударом судьбы стала смерть любимой жены Лизы. Она умерла в возрасте двадцати четырех лет. В семье осталось трое детей. Впоследствии он женился на их гувернантке Софье Александровне, родившей ему еще четверых детей. Но один его сын умер еще в младенчестве, другой скончался в семнадцать лет от туберкулеза почек Старший сын Владимир вступил в террористическую организацию, где ему поручили убить губернатора Полтавы, большого друга семьи Склифосовских. Молодой человек не мог выполнить это задание, но и трусом прослыть не хотел. Владимир застрелился. После смерти сына Склифосовский оставил столицу, работу и поселился в своем имении, где и умер в 1904 году в 67 лет от инсульта. И уже не суждено ему было узнать, что еще один сын погиб во время русско-японской войны, другой пропал без вести в Гражданскую, а жена и дочь были зверски убиты в собственном имении в 1918 году Само же имение позже было превращено в свинарник.

Сергей Иванович Спасокукоцкий родился в 1870 году, в Костроме, в семье земского врача. Дед его был священником в селе Спасском, что на реке Кукоть, отсюда и происходит столь интересная фамилия. Поскольку мальчик рос в семье врачей, вопрос выбора профессии перед ним не стоял. И Сергей Иванович стал студентом медицинского факультета Московского университета. Наибольшее влияние на формирование научных взглядов Спасокукоцкого оказал Н.В. Склифосовский, возглавлявший в то время кафедру факультетской хирургии. С.И. Спасокукоцкий окончательно утвердился в своем стремлении быть хирургом, и вскоре имя его стало известно не только в России, но и за рубежом. До последних дней своей жизни, уже будучи больным, он продолжал работать. В 1943 году он провел последнюю операцию – резекцию желудка по поводу язвы. Через двенадцать дней Сергея Ивановича не стало. Умер С.И. Спасокукоцкий от рака печени.

Очень интересной мотивацией для поступления в медицинский институт руководствовался Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, архиепископ Лука. Он родился в Керчи в 1877 году в семье аптекаря. Окончил Киевскую гимназию и рисовальную школу и собирался продолжить художественное образование, но после длительных размышлений отказался от этой мысли. Впоследствии он писал: «Влечение к живописи было у меня настолько сильным, что по окончании гимназии я решил поступать в Петербургскую академию художеств. Но во время вступительного экзамена тяжело задумался о том, правильный ли путь избираю. Недолгие колебания закончились тем, что я признал себя не вправе заниматься тем, что мне нравится, и обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей». Валентин осуществляет свое горячее желание «быть полезным для крестьян, так плохо обеспеченных врачебной помощью», и поступает на медицинский факультет Киевского университета. Учение давалось с большим трудом, было почти физическое ощущение, что приходится насильно заставлять мозг работать над тем, что ему чуждо. Однако учился он на одни пятерки, а на третьем курсе неожиданно для себя увлекся анатомией. В 1903 году Валентин Феликсович окончил университет с искренним желанием быть «мужицким врачом».

Величайший российский хирург Сергей Сергеевич Юдин родился в 1891 году в Москве в богатой купеческой семье. Мальчик получил хорошее образование, был разносторонне развит: хорошо рисовал, играл на скрипке и гитаре, столярничал, разводил фазанов, прекрасно знал французский и немецкий языки. В гимназические годы юношу больше интересовали естественные науки, а по остальным предметам учился он неважно. С.С. Юдин много читал медицинской литературы, с большим интересом препарировал лягушек и мечтал стать хирургом.

Препятствием для поступления на медицинский факультет Московского университета стал высокий конкурс аттестатов. Имея далеко не отличный аттестат, С.С. Юдин поступает на естественное отделение физико-математического факультета. Спустя год он переводится на медицинский факультет, где полностью раскрываются его недюжинные дарования. Сергей Сергеевич стал виртуозным хирургом со своеобразной, лишь ему присущей техникой оперирования. В науке он стал идеологом романтики научной мысли. Прожил он трудную, короткую, но очень яркую жизнь. Умер в шестьдесят два года от инфаркта миокарда.

Не сразу нашел свой путь в жизни известный хирург Николай Михайлович Амосов. Родился он в 1913 году в селе близ города Череповца Вологодской области. Мать его была акушеркой, жили бедно. После школы молодой человек поступил в механический техникум, стал механиком. Но Н.М. Амосов жаждал знаний и в 1934 году поступил в заочный индустриальный институт, а 1935-м – в Архангельский медицинский, который окончил с отличием в 1939 году. Он хотел дальше заниматься физиологией, но свободное место в аспирантуре было лишь на хирургии. Так волею судьбы Н.М. Амосов и стал хирургом. Параллельно аспирантуре он продолжал учебу в заочном индустриальном институте, по окончании которого в 1940 году получил диплом инженера с отличием. Основным направлением его работы стала кардиохирургия. Именно он в 1963 году произвел первое в СССР протезирование митрального клапана. Весьма интересно, что самого Н.М. Амосова в 1999 году прооперировал в Бад-Эйнхаузене (Германия) профессор Рейнер Корбер (Reiner Korber). Ему вшили биологический аортальный клапан и сделали аортокоронарное шунтирование (АКШ). Скончался Николай Михайлович в 2002 году от инфаркта.

И наконец, Николай Николаевич Блохин. Родился он в городе Лукоянове под Нижним Новгородом в 1912 году. Отец его был земским врачом, а потому выбор будущей профессии для Блохина был вопросом решенным. В 1929 году он поступает на медицинский факультет Нижегородского университета. Первые шаги в хирургии Николай Николаевич сделал в Дивеевской районной больнице, где проработал полгода после окончания университета. Сейчас эта больница носит его имя, там же организован и небольшой музей. Знаменитый Дивеевский женский монастырь расположен неподалеку от больницы. Я рекомендовал бы многочисленным паломникам, едущим в монастырь, посетить и маленькую больничку имени Н.Н. Блохина, чтобы поклониться памяти этого великого человека, внесшего колоссальный вклад в развитие российской онкологии.

Этот беглый обзор показал, на мой взгляд, отсутствие какой-либо закономерности при выборе профессии известными хирургами. Не найдется и двух одинаковых случаев – да их и не должно быть! Хорошо, если дети, вдохновленные примером родителей, следуют по стопам отцов. Прекрасно, когда еще в детстве, как это было у Н.Н. Пирогова, появляется мудрый наставник. Но чаще всего выбор происходит спонтанно или даже курьезно, как это случилось с Н.М. Амосовым. Ведь он стал хирургом только потому, что в аспирантуре не было места физиолога. У меня же получилось наоборот – после института мне предложили поступать в аспирантуру именно на кафедру физиологии. Но я уже был влюблен в хирургию и предпочел уехать простым хирургом в отдаленный район.

Таким образом, зачастую выбор профессии можно объяснить словами нашего известного писателя Григория Горина: «Заканчивая школу, я точно знал, что буду писателем. Поэтому поступил в медицинский институт». Кстати, о влюбленности в хирургию… Как-то на банкете один известный хирург предложил тост, популярный в среде моих коллег, – «за любимую женщину, хирургию». На что академик М.И. Давыдов отреагировал, на мой взгляд, замечательно. Он сказал, что мы слишком самонадеянны, ведь хирургия это девушка, и никто из нас не может сказать, что обладает ею полностью!

Но вернемся к выбору профессии. Что касается корифеев, мне кажется, что все эти люди при их разностороннем развитии и одаренности принесли бы огромную пользу в любой сфере деятельности. А как этот выбор происходит у нас, простых смертных? Я помню студенческий диспут на первом курсе института на тему «Почему я решил стать врачом». Все выступающие, особенно девушки, говорили, что чуть ли не с ясельного возраста мечтали о профессии врача, что все их игры были связаны с лечением кукол и прочее. Я сидел молча, меня удручало, что сказать мне особенно и нечего.

Но тут на трибуну вышел наш замечательный педагог, заведующий кафедрой анатомии профессор Лавров. Казалось бы, что интересного можно рассказать о таком сухом и нудном предмете, как анатомия человека? Но он был так искренне увлечен наукой, влюблен в нее, так интересно рассказывал, что послушать его лекции приходили студенты из других вузов. И вот, стоя на кафедре, Лавров поведал нам свою историю о том, как он стал врачом. Он работал простым разнорабочим на каком-то заводе. Уйти в отпуск летом было маловероятно, а ему так хотелось к морю! Тогда он написал заявление, что едет в Одессу поступать в институт. Медицинский выбрал просто так, ни к каким экзаменам, естественно, не готовился и получил, конечно, заслуженные двойки. Да и как могло быть иначе, если все свободное время абитуриент проводил на пляже? Хорошо отдохнув, он пришел забрать документы и, к своему удивлению, узнал о зачислении в студенты. Оказывается, в те годы в медицинский институт поступали практически одни только девушки, и было отдано негласное распоряжение принимать юношей с любыми оценками. Так Лавров стал студентом-медиком, уже на первом курсе влюбился в анатомию и никогда ей больше не изменял.

Этот рассказ меня сильно обрадовал, ведь и мое поступление в мединститут было делом случая. Среднюю школу я закончил в маленьком городке Троицке на Урале. Родители мои были учителями, но я не хотел становиться учителем, а каких-то определенных предпочтений у меня не было. В единственный институт нашего городка – ветеринарный, я также поступать не хотел. Я вообще тогда не очень задумывался над тем, кем хочу стать, чем заниматься.

Вспоминаю один эпизод из детства, который, наверное, мог бы и привести к увлечению медициной. Мой младший брат, Валера, рос настоящим шпаненком, лез везде, куда надо и не надо! Когда ему было семь, а мне двенадцать лет, произошел очень неприятный случай. Они с приятелем развлекались тем, что закупоривали в бутылках негашеную известь, разведенную водой, и подрывали эти «гранаты». Одна такая бутылка и разорвалась в руках у брата, практически оторвав ему большой палец и ранив в живот. Весь в крови, Валера еле добежал до дома. Родители были на работе, а дома только я и старший брат. До сих пор я помню тот ужас, который испытал при виде ран братишки. Усадив Валерку на раму первого попавшегося велосипеда, я помчался в больницу, благо ехать было недалеко. К счастью, все обошлось: палец пришили, а рана на животе оказалась неглубокой. Может быть, этот эпизод и не повлиял непосредственно на выбор профессии, но я понял одно – я могу самостоятельно принимать правильные решения. Я был горд собой! Тогда абсолютным авторитетом для меня был старший брат Сергей, я беспрекословно ему подчинялся. Но в экстремальной ситуации, как оказалось, я смог сам принять единственно верное решение и отвечать за все возможные последствия. В дальнейшем мне не раз приходилось это делать, но я уже привык отвечать за свои поступки.

После окончания средней школы с серебряной медалью я заодно с Сергеем решил поступать в политехнический институт. Родственники наши жили в Киргизии, в городе Фрунзе. Туда мы и уехали поступать. В этот год были отменены льготы для медалистов (раньше они поступали в вузы без экзаменов), и мне пришлось сдавать вступительные экзамены. Мы с братом не добрали по одному баллу и пошли работать на завод. Сначала мне довелось работать слесарем-сборщиком стиральных машин, затем сборщиком керогазов, разнорабочим. Работа мне совсем не нравилась, да и учиться на инженера я не хотел категорически. Брат Сергей был моим верным другом и советчиком. После одного серьезного разговора о будущем, об учебе и профессиях, мы решили вместе поступать в медицинский институт. Так мы стали студентами Киргизского государственного медицинского института.

Когда подросли мои сыновья и им пришло время выбирать профессию, я попытался как-то вмешаться в этот процесс. Старшего сына, Михаила, привел в операционную, когда он еще учился в 10-м классе. Операция произвела на него большое впечатление, и сын тоже решил стать хирургом. Поступил в 3-й Московский мединститут без каких-либо проблем, успешно окончил его и стал работать хирургом в проктологическом отделении 24-й больницы. По моему настоянию он начал заниматься наукой и через несколько лет защитил кандидатскую диссертацию. Но в то время в стране был глубокий кризис, зарабатывали врачи крайне мало, а у него родился сын. Денег, несмотря на постоянные ночные дежурства, катастрофически не хватало, и сын вынужден был уйти в частный сектор. Пройдя довольно сложный путь, он стал вполне успешным бизнесменом. Его бизнес связан непосредственно с медициной, медицинским оборудованием и строительством медучреждений.

Младшего сына, Дениса, я тоже хотел приобщить к медицине и тоже привел в операционную, но он решил поступать на юридический факультет РГГУ. После окончания университета он учился в аспирантуре в институте интеллектуальной собственности, успешно защитил там кандидатскую диссертацию и сейчас работает юристом в частной фирме.

В общем, дети мои неплохо устроены в этой жизни, но меня все-таки не покидает чувство какой-то вины и неудовлетворенности, что они не пошли по моим стопам. А я смог бы им помочь своим опытом и знаниями в овладении профессией врача.

Глава 2
Ученики и учителя

Чтобы научить другого,

требуется больше ума,

чем чтобы научиться самому.

Мишель Монтень

Груда книг не заменит

хорошего учителя.

Китайская пословица

В начале третьего курса я уже был твердо уверен, что стану именно хирургом. Не могу сказать, кто или что повлияло на мой выбор. Никакого воздействия со стороны я не испытывал, ярких хирургов еще не видел, да и первые два года мы были заняты лишь на теоретических кафедрах. Скорее всего, этот выбор был сделан методом исключения. Я не хотел быть ни терапевтом, ни невропатологом, ни инфекционистом. Ни, ни, ни… Оставалась только хирургия. Она соответствовала моим представлениям о врачевании, моему темпераменту. Хотя и первая лекция о хирургии и хирургах, которую блестяще прочитал профессор кафедры пропедевтики хирургии Шубладзе, не только не воодушевила меня склониться в пользу хирургии, но даже ввергла в определенные сомнения. Он начал лекцию словами, что «у хирурга должно быть сердце льва, глаз орла и руки женщины». Я не видел в себе этих качеств. Впрочем, в дальнейшей своей деятельности я и у многих других хирургов их не наблюдал. Наверное, так должно быть в идеале.

О профессоре Шубладзе у меня впоследствии сложилось крайне негативное впечатление. Причина была в следующем. В летнюю сессию третьего курса мы сдавали экзамен по пропедевтике хирургии, который он и принимал в нашей группе. Моя будущая жена Римма сдавала экзамен вместе со мной. Одна из наших сокурсниц постоянно обращалась к ней за помощью. В конце концов экзаменатор категорично заявил, что за подсказки снизит ей оценку на один балл. Римма ответила блестяще. Профессор долго листал отличную, без единой четверки зачетку. На третьем курсе хирургия была последним экзаменом, и за отлично сданную сессию полагалась повышенная стипендия. Шубладзе прекрасно это знал, но тем не менее поставил четыре. Он, видимо, очень гордился своей принципиальностью, а я бы назвал его поступок дуростью. Мы жили очень бедно, считали каждый рубль, так что нам эта идиотская принципиальность обошлась в прямом смысле дорого. Он же считал себя педагогом…

Для меня его поступок послужил уроком на всю жизнь! Никогда, ни при каких обстоятельствах не быть самодуром и не ущемлять своих подчиненных материально. Для наказания существуют другие меры.

На третьем курсе, к удивлению сокурсников, хирургическому кружку я предпочел кружок патологической анатомии, решив, что для хирурга знание анатомии – первостепенное дело. В своем выборе я не разочаровался. Определенная польза от занятий в кружке, безусловно, была. Через несколько месяцев я уже самостоятельно (но под контролем квалифицированного прозектора, конечно) препарировал трупы. Не скрою, занятие это не для меня: никогда, даже под нажимом со стороны, я не стал бы прозектором!

Заведующий кафедрой патанатомии профессор Б.П. Малышев был личностью незаурядной и произвел на меня сильное впечатление. Этот по моим представлениям глубокий старик (а ему было тогда лет 60–65) был влюблен в свою профессию, как молодой исследователь. Его всегда можно было найти в секционном зале, где он с большим любопытством наблюдал за работой других прозекторов, а если вдруг возникала ситуация, сложная для диагностики, он немедленно подключался к работе и продолжал секцию сам. При этом он непрерывно курил папиросы и поправлял свой «Беломор» во рту теми же руками, что производил вскрытие. И что здесь такого, спросите вы? Ничего… Просто, препарируя внутренние органы, он никогда не надевал перчатки. Профессор был профессионалом высокого класса. Он всегда находил причину смерти и откровенно радовался, когда удавалось докопаться до истины или обнаружить ошибки в лечении, если таковые имелись. По сей день я с большой теплотой и уважением вспоминаю этого человека! Для меня он был и остается примером того, как надо любить свою профессию.

Года учебы в прозекторской мне хватило для работы, поэтому на четвертом курсе я решил пойти в кружок по хирургии. Кафедру факультетской хирургии возглавлял профессор А.Н Круглов – незаурядный человек интересной судьбы. В 1916 году, после окончания медицинского факультета Томского университета, он был призван в армию как военврач. После демобилизации переехал в Петроград и работал доцентом у академика Н.Н. Петрова. Под его руководством стал видным хирургом-онкологом. И уже в 1933 году Анатолий Николаевич возглавляет кафедру факультетской, а затем и госпитальной хирургии, совмещая это с должностью директора Крымского онкологического института. В 1941 году вуз эвакуируется на Кавказ, а затем в Среднюю Азию. А.Н. Круглов получает предписание осуществить медицинское обеспечение грузопассажирского корабля «Армения», следующего из Ялты на Кавказ. Но в Ялту Круглов прибывает с опозданием на несколько часов, его корабль уже отплыл. До места назначения «Армения» не дошла: судно было потоплено немцами. Волею судьбы опоздание спасло Анатолию Николаевичу жизнь.

А.Н. Круглов возвращается в оккупированный Симферополь и продолжает исполнять свои профессиональные обязанности – лечит людей. В лояльном отношении к нему оккупационных властей большую роль сыграло то, что он был беспартийным, происходил из семьи священника и прекрасно знал немецкий язык В мае 1944 года Крым был освобожден и мединститут вернулся из эвакуации. И хотя никаких обвинений в пособничестве немцам АН. Круглову предъявлено не было, места для него в институте не нашлось. В 1945 году он уезжает в город Фрунзе, где возглавляет кафедру факультетской хирургии, бессменно проработав в этой должности до 1967 года.

Помимо заслуг в хирургии, Анатолия Николаевича следует признать организатором онкологической службы в Киргизии. Именно он создал онкологический диспансер, на базе которого в 1959 году открылся Киргизский институт онкологии и радиологии. В 1961 году Круглов был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Умер Анатолий Николаевич в 1976 году, прожив долгую, сложную, но насыщенную, плодотворную и интересную жизнь.

Вот на кафедру этого выдающегося человека я и пришел в хирургический кружок. Вел его доцент С.Г. Горин. Не берусь судить, как он оперировал, ибо в то время все хирурги такого уровня казались мне полубогами, а проводимые ими операции – волшебством. На первом же занятии С.Г. Горин предложил нам, поскольку мы еще ничего не знаем и не умеем, заняться теоретическими проблемами. Перед нами была поставлена задача: по обрывочным и достаточно скудным данным выяснить, что именно стало причиной смерти выдающихся людей. Мой приятель и однокурсник Лев Ян заметил, что работа нам предстоит неблагодарная и малоэффективная, так как времени у нас всего год, а великих людей много и все они уже умерли. Но, увы, преподаватель наш не оценил остроумия студента и изгнал его из кружка.

Для начала С.Г. Горин рассказал нам историю болезни Н. А. Некрасова. Интернета в те времена не было, широкому кругу лиц эти сведения были недоступны, поэтому все рассказанное было очень интересно! Позже я внимательно изучал все, что касалось болезни НА Некрасова, и убедился, что рассказ С.Г. Горина был абсолютно верным. Он даже не ошибся в размере гонорара, полученного врачом.

Поэт почувствовал себя плохо в конце 1870 года. Правильный диагноз не могли поставить очень долго, и лишь после осмотра профессором Н.В. Склифосовским в декабре 1876 года была диагностирована опухоль прямой кишки. Каковы были шансы великого поэта? Увы, он был обречен. О первой операции по удалению опухоли доложил немецкий хирург Краске (Kraske) в 1885 году. В России радикальные операции на прямой кишке в то время еще не проводились.

Ситуацию осложняла начавшаяся кишечная непроходимость. НА Некрасова лечил блестящий российский хирург Е.И. Богдановский. Ему удалось ликвидировать непроходимость путем бужирования, но ситуация постепенно ухудшалась. Помимо сильнейших болей наступила полная кишечная непроходимость. Стал вопрос о наложении противоестественного anus'a. Сначала НА Некрасов отказывался от операции, но наступил момент, когда нестерпимые боли заставили его согласиться. Был назначен день операции (Об апреля 1877 года), проводить ее должен был профессор Е.И. Богдановский. Но еще раньше сестра поэта обратилась к знаменитому венскому хирургу Теодору Бильроту с просьбой приехать в Петербург и провести операцию. Пятого апреля было получено согласие хирурга и указана стоимость операции – 15 000 прусских марок Е.И. Богдановскому пришлось согласовывать сроки операции с датой приезда венского хирурга. Одну из комнат в квартире поэта переоборудовали под операционную, и 12 апреля 1887 года под хлороформным наркозом была произведена операция. Двадцатипятиминутную операцию пациент перенес хорошо, она продлила его жизнь еще на восемь месяцев. Но какая это была жизнь?

 
Я примирился с судьбой неизбежною.
Нет ни охоты, ни силы терпеть
Невыносимую муку кромешную!
Жадно желаю скорей умереть.
 

Это не стихи, это крик души онкологического больного в последней стадии заболевания. Крик, полный нечеловеческого страдания и боли!

Даже сейчас, при современном уровне развития медицины и большом диапазоне обезболивающих препаратов, бывают ситуации, когда и введением наркотиков не удается облегчить состояние пациента. А уж во времена НА Некрасова и говорить не о чем. Душа содрогается, когда пытаешься представить, какие страдания претерпевал умирающий поэт!

Итак, семья НА Некрасова не доверила лечение российским врачам. Так же поступил и великий Н.И. Пирогов, когда профессор Н.В. Склифосовский диагностировал у него рак верхней челюсти и предложил операцию. Николай Иванович предпочел поехать в Вену на консультацию к тому же Бильроту. Венский хирург уверил Пирогова, что это не рак, и назначил противовоспалительное лечение. Был ли этот диагноз врачебной ошибкой Бильрота или, посчитав опухоль неоперабельной, он сделал это из гуманных соображений – неизвестно. Хочется, конечно, предполагать именно второй вариант.

Раньше я упоминал, что и Н.М. Амосов уехал лечиться за границу. Вот уж поистине «нет пророка в своем отечестве»! Больно и обидно думать и говорить об этом…

За свою долгую жизнь я не раз сталкивался с ситуацией, когда больные уезжали лечиться за границу, но потом возвращались в Россию. Чтобы не выглядеть голословным, приведу несколько тому примеров.

Бизнесмен А. из Сибири отправил свою жену на лечение в США. Ранее у нее был диагностирован рак головки поджелудочной железы. Американские врачи признали опухоль неоперабельной и провели курс дистанционной лучевой терапии. Лечение обошлось бизнесмену в 170 000 долларов. Через какое-то время состояние больной ухудшилось. Муж к тому времени обанкротился, денег на заграничное лечение не стало, и они «вынуждены» были обратиться к отечественной медицине. Так эта пациентка оказалась у мет на лечении. Было проведено обследование, и я провел радикальную операцию в объеме гастропанкреатодуоденальной резекции. Операция прошла гладко, без каких-либо технических сложностей. Обанкротившийся, но благодарный супруг пациентки презентовал мне бутылку коньяка. Мой друг, профессор Л.И. Гусев, человек с отменным чувством юмора, рассказывал потом, что мы с ним единственные люди в мире, попробовавшие коньяк за 170 000 долларов.

Еще у одного моего пациента, журналиста Н., работавшего в Южной Корее, была выявлена опухоль головки поджелудочной железы с метастазами в правую долю печени. Врачи, обследовавшие его в ведущей клинике Сеула, признали опухоль неоперабельной. Врачи больницы при английском посольстве диагноз и неоперабельность опухоли подтвердили. Прогнозы были самые неблагоприятные. Тогда Н. вернулся в Москву и обратился к нам в Центр. При обследовании мы выявили нейроэндокринный рак головки поджелудочной железы с метастазами в печень. Частично мы были согласны с корейскими и английскими врачами, но абсолютно не были согласны с критерием неоперабельности. Я произвел гастропанкреатодуоденальную резекцию, а через два месяца – правостороннюю гемигепатэктомию. Через несколько месяцев Н. приехал в Сеул и пришел в ту больницу, где его признали неоперабельным. Увидев «умиравшего» пациента живым и здоровым, врач обошел его со всех сторон, усадил и детально расспросил, где и что ему делали, как лечили. Не поверив своим глазам и словам Н., врач даже провел некоторое обследование. Но результаты говорили сами за себя! Сеульские врачи написали пациенту пространное письмо с извинениями за неправильно поставленный диагноз и, как следствие, неоказанное лечение. Я не против, чтобы люди лечились за границей. В крупных клиниках хороший уровень хирургии и сервис. Я убедился в этом лично, посетив не одну европейскую и японскую клинику. Так что, если есть финансовые возможности для лечения за границей – ради Бога! Но будь на то моя воля, я бы законодательно запретил лицам, стоящим у власти, лечиться за границей! Надо пользоваться той медициной, которую создали в своей стране. Выделять на нужды медицины в стране мизер, а в случае личной необходимости уезжать лечиться за границу – аморально! Как и в других сферах, здесь не должно быть двойных стандартов.