Текст книги "Пророки и предсказатели, вещуны и провидцы"

Духовные провидцы Нового времени

Святой Иоанн родился в семье бедного сельского дьячка Илии Сергиева и жены его Феодоры. Живя в суровых условиях крайней нужды, отрок Иоанн рано познакомился с бедностью и страданиями. Это сделало его сосредоточенным, вдумчивым и замкнутым в себе и вместе с тем воспитало в нем сочувствие и сострадание к таким же беднякам. Не увлекаясь свойственными детскому возрасту играми, он, нося постоянно в сердце своем память о Боге, любил природу, которая возбуждала в нем умиление и преклонение пред величием Творца.

Готовясь к взрослой жизни, Иоанн успешно окончил сначала училище, а затем Архангельскую духовную семинарию, после чего был принят за казенный счет в С.-Петербургскую духовную академию. Учась в академии, он первоначально склонялся посвятить себя миссионерской работе среди жителей Сибири и Северной Америки. Но Промыслу Божию угодно было призвать его к иного рода пастырской деятельности.

Размышляя однажды о предстоящем ему служении Церкви Христовой во время уединенной прогулки по академическому саду, юноша, вернувшись домой, заснул и во сне увидел себя священником, служащим в Кронштадтском Андреевском соборе, в котором в действительности он никогда еще не был. Он принял это как указание свыше. Вскоре сон сбылся. В 1855 году, когда Иоанн Сергиев окончил курс академии со степенью кандидата богословия, ему было предложено вступить в брак с дочерью протоиерея Кронштадтского Андреевского собора К. Несвитского Елисаветой и принять сан священника для служения в том же соборе. 12 декабря 1855 года совершилось посвящение. Когда Иоанн впервые вошел в Кронштадтский Андреевский собор, он, ошеломленный, остановился на пороге: это был именно тот храм, который задолго до того представлялся ему в его детских видениях.

Вся остальная жизнь о. Иоанна и его пастырская деятельность протекала в Кронштадте, отчего многие забывали даже его фамилию «Сергиев» и называли его «Кронштадтский», да и сам он нередко так подписывался. «Надо любить всякого человека и в грехе его и в позоре его, – говорил о. Иоанн. – Не нужно смешивать человека – этот образ Божий – со злом, которое в нем»… С таким сознанием он и шел к людям, всех побеждая и возрождая силою своей истинно пастырской любви.

Скоро открылся в отце Иоанне и дивный дар чудотворения. Сохранилась точная запись рассказа самого отца Иоанна о первом его чуде своим сопастырям-священникам. «Кто-то в Кронштадте заболел, – так рассказывал он об этом. – Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда уже была такая привычка: никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая болящего в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим Его святой воли. Но неожиданно приходит ко мне одна старушка, которую я давно знал. Она была богобоязненная, глубоко верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански и в страхе Божием кончившая свое земное странствование. Приходит она ко мне и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе, как о его выздоровлении. Помню, тогда я почти испугался: как я могу, – думал я, – иметь такое дерзновение? Однако эта старушка твердо верила в силу моей молитвы и стояла на своем. Тогда я исповедал пред Господом свое ничтожество и свою греховность, увидел волю Божию во всем этом деле и стал просить для болящего исцеления. И Господь послал ему милость Свою – он выздоровел. Я же благодарил Господа за эту милость. В другой раз по моей молитве исцеление повторилось. Я тогда в этих двух случаях прямо уже усмотрел волю Божию, новое себе послушание от Бога – молиться за тех, кто будет этого просить»…

По молитве отца Иоанна действительно совершалось и теперь, по его блаженной кончине, продолжает совершаться множество дивных чудес. Излечивались молитвою и возложением рук отца Иоанна самые тяжкие болезни, когда медицина терялась в своей беспомощности. Исцеления совершались как наедине, так и при большом стечении народа, а весьма часто и заочно. Достаточно было иногда написать письмо или послать телеграмму, чтобы чудо исцеления совершилось.

Примечательно происшедшее на глазах у всех чудо в селе Кончанском (Суворовском), описанное случайно находившейся тогда там суворовской комиссией профессоров военной академии (в 1901 году). Женщина, много лет страдавшая беснованием и приведенная к о. Иоанну в бесчувственном состоянии, через несколько мгновений была им совершенно исцелена и приведена в нормальное состояние вполне здорового человека.

Одним из свидетелей описано чудесное пролитие дождя в местности, страдавшей засухой и угрожаемой лесным пожаром, после того как отец Иоанн вознес там свою молитву. Он исцелял силою своей молитвы не только православных людей, но и мусульман, и евреев, и обращавшихся к нему из-за границы иностранцев. Этот великий дар чудотворения был наградой о. Иоанну за его великие подвиги – молитвенные труды, пост и самоотверженные дела любви к Богу и ближним.

По желанию верующих о. Иоанну приходилось предпринимать поездки в разные города России. Стечение народа определялось десятками тысяч, и все бывали переполнены чувствами сердечной веры и благоговения, страхом Божиим и жаждою получить целительное благословение.

Несмотря на всю свою необыкновенную занятость, святой находил время вести как бы духовный дневник, записывая ежедневно свои мысли, приходившие ему во время молитвы и созерцания, в результате «благодатного озарения души, которого удостаивался он от всепросвещающего Духа Божия». Эти мысли составили собою целую замечательную книгу, изданную под заглавием: «Моя жизнь во Христе».

10 декабря 1908 года, собрав остаток своих сил, о. Иоанн в последний раз сам совершил Божественную литургию в Кронштадтском Андреевском соборе. А в 7 часов 40 минут утра 20 декабря 1908 года великий праведник мирно отошел ко Господу, заранее предсказав день своей кончины. В погребении о. Иоанна участвовали и присутствовали десятки тысяч людей, а у гробницы его и тогда и в последующее время совершалось немало чудес.

На Поместном соборе Русской православной церкви 7–8 июня 1990 года святой Иоанн Кронштадтский был канонизирован, и установлено совершать его память 20 декабря / 2 января – в день блаженной кончины святого праведника.

Перечитывая творения, дневники, воззвания Иоанна Кронштадтского, протоиерей Владимир Вигилянский сделал заметку в Фейсбуке о том, что тревожное предчувствие кровавого будущего России мучило святого, который постоянно искал истоки будущих бедствий русского народа и краха государственности. В его рассуждениях и пророчествах доставалось очень многим: властям, думцам, либералам, интеллигенции, журналистам, а главное – духовенству. Обличительные речи батюшки всегда сочетались с высочайшей требовательностью и беспощадностью к самому себе – отсюда возникает доверие к его словам.

«Россия забыла Бога спасающего; утратила веру в Него; оставила закон Божий, поработила себя всяким страстям, обоготворила слепой разум человеческий; вместо воли Божией премудрой, святой, праведной – поставила призрак свободы греховной, широко распахнула двери всякому произволу, и от того неизмеримо бедствует, терпит посрамление всего света, – достойное возмездие за свою гордость, – за свою спячку, бездействие, продажность, холодность к Церкви Божией. Бог карает нас за грехи; Владычица не посылает нам руку помощи. Россию можно назвать царством Господним. Это, впрочем, только с одной стороны. С другой же – по причине безбожия и нечестия многих русских, так называемых интеллигентов, сбившихся с пути, отпавших от веры и поносящих ее всячески, поправших все заповеди Евангелия и допускающих в жизни своей всякий разврат, – русское царство есть не Господне царство, а широкое и раздольное царство сатаны…

Правители-пастыри, что вы сделали из своего стада? Взыщет Господь овец Своих от рук Ваших!.. Господь преимущественно надзирает за поведением архиереев и священников, за их деятельностью просветительною, священнодейственною, пастырскою… Нынешний страшный упадок веры и нравов весьма много зависит от холодности к своим паствам многих иерархов и вообще священнического чина.

Грешили наши предки, но грех грехом и называли, а нынешние либералы, согрешая, стараются грех оправдать, будто бы он законное дело. Возьмите вы грехи похоти плотской – все это, по их учению, не только простые слабости человеческой природы, но и законы природы, ее требования.

Россия мятется, страдает, мучается от кровавой внутренней борьбы, от неурожая земли и голода, от страшной во всем дороговизны, от безбожия, от крайнего упадка нравов. Злые времена – люди обратились в зверей, даже в злых духов. Ослабела власть. Она сама ложно поняла свободу, которую дала народу. Сама помрачилась умом и народу не дала ясного понимания свободы. Зло усилилось в России до чудовищных размеров, и поправить его почти что невозможно.

Когда вследствие общего неповиновения властям и бездействия подчиненных членов общества, и при этом бездействии властей деятельность прекращается, словно в органическом теле прекращается кровообращение, – тогда все в обществе замирает, падает, разрушается, общественная безопасность исчезает и члены общества идут одни против других, дозволяются полный разгул воровства, хищений, вражды, убийства».

А вот еще несколько высказываний святого:

«Какого только еще не сделали зла русские люди и в России живущие? Какими еще не растлили себя грехами? Все, все сделали и сделают, что подвигает на нас праведный гнев Божий: и явное безверие, и богохульство, отвержение всяких истинных начал веры, разврат, пьянство, всякие увеселения вместо того, чтобы облечься в траур общественного покаяния печали о грехах, прогневляющих Бога, неповиновение начальству. ‹…› В бесовском царстве есть порядок и подчинение одних злых духов другим, низших – высшим, менее сильных – более сильным, а в христианском государстве исчезли всякое подчинение, всякая власть: дети не признают власти родителей, подчиненные – власти начальства, воспитанники – власти воспитателей… богослужение пренебрегается, проповедь бессильна, нравственность христианская более и более падает, анархия растет…».

В воспоминаниях современников о праведном Иоанне находим два примечательных эпизода – и для святого Иоанна, и для духовного состояния студенчества времен революции 1905 года, которая стала грозной предвестницей «России страшного года», 1917-го. Бывший студент М. Тимофеев вспоминал, как он с друзьями решил разоблачить мнимую святость знаменитого священника. Один из них притворился больным, а товарищи позвали о. Иоанна, чтобы помолился о выздоровлении. Приехав на квартиру, батюшка увидел притворщика в кровати и сказал:

– Теперь я тебе не нужен, но скоро понадоблюсь.

Помолился, денег не взял и уехал.

Участник розыгрыша вспоминал: «Мнимый больной хочет встать с кровати, но не может – его приковала неведомая сила. Сначала мы не поверили, думали, что притворяется, шутит, а затем и сами струхнули не на шутку».

Поехали студенты опять к отцу Иоанну и стали со слезами на глазах каяться в своем проступке. Святой их утешил, сказал, что их приятель здоров, и отпустил с миром. Когда они вернулись, оказалось, что он действительно выздоровел. «Этот урок на всю мою жизнь сделал из меня человека религиозного, верующего», – заключил шутник.

Становится понятной одна из записей в дневниках праведного Иоанна Кронштадтского, относящаяся к тем временам: «Господи, вразуми студентов; вразуми власти; дай им правду Твою и силу Твою, державу Твою. Господи, да воспрянет спящий царь, переставший действовать властью своею; дай ему мужество, мудрость, дальновидность. Господи, мир в смятении; диавол торжествует, правда поругана. Восстань, Господи, в помощь Церкви Святой. Аминь».

В Свято-Ильинском издании 1980 года, во втором томе книги И. К. Сурского «Отец Иоанн Кронштадтский» читаем: «В одно из воскресений осени 1916 г. в Иоанновском монастыре, где собирались почитатели о. Иоанна, литургию совершал Московский митрополит Макарий. После обедни в покоях настоятельницы монастыря, игумении Ангелины, собрались несколько духовных лиц, а также и военных. Митрополит Макарий прочел собравшимся одно место из дневника о. Иоанна Кронштадтского, в котором были описаны его видения и предсказания, касавшиеся России… Оказывается, что о. Иоанн за много лет до мировой войны совершенно точно занес в свой дневник и участников войны, и ее исход. Военные неудачи царской России и связанную с ними революцию о. Иоанн также предсказал. Он указал на продолжительность господства революционных идей, на бесчисленные жертвы революции, на потоки крови, на горе и на несчастья всего населения».

Святой праведник не предвидел, а знал, был носителем высшего знания, от Духа Святого. Не случайно один из афонских монахов преподобный Силуан Афонский как-то сказал: «При жизни преподобного Серафима за молитвы его Господь хранил Россию; после него был другой столп, достигавший от земли до неба, – отец Иоанн Кронштадтский».

Преподобный Варсонофий был одним из великих Оптинских старцев, который, по отзыву преподобного Нектария, «из блестящего военного в одну ночь, по воле Божьей, стал святым». Он обладал всеми высокими достоинствами, присущими Оптинским старцам: прозорливостью, чудотворением, способностью изгонять нечистых духов, исцелять болезни, а также сподобился истинных пророчеств о рае. Его видели на молитве озаренным неземным светом.

По смерти своей он несколько раз являлся Оптинским инокам. Как говорил игумен Иннокентий (Павлов): «Это был гигант духа. Без его совета и благословения и сам настоятель монастыря отец Ксенофонт ничего не делал, а о его духовных качествах и великом обаянии, которое он имел на всех своих духовных чад, можно судить по краткому выражению из надгробного слова: “Гиганта малыми деревцами не заменишь”».

Путь в Оптину старца Варсонофия оказался длиннее всех остальных Оптинских старцев: он пришел сюда по благословению преподобного Амвросия на сорок седьмом году жизни, когда уже седина пробилась в его волосах. Каким же был этот путь? Почти совсем не сохранилось документов и свидетельств о жизни старца до поступления его в число братии Оптиной пустыни. Но отец Варсонофий сам нередко рассказывал о себе в беседах с духовными отцами – их записи и донесли до нас сведения о его жизни до Оптиной.

Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился в 1845 году в Самаре в день памяти преподобного Сергия Радонежского, которого он всегда считал своим покровителем. Мать его Наталия скончалась при родах, а сам ребенок остался жив благодаря таинству Крещения, которое немедленно совершил над ним священник. Отец его происходил из казаков, занимался торговлей.

Дед и прадед мальчика были весьма богаты. Почти все дома по Казанской улице принадлежали семье Плиханковых. Все члены семьи были благочестивыми и глубоко верующими людьми, много помогали находившемуся на этой же улице храму Казанской иконы Божией Матери. Семья считала, что их род находится под особым покровительством Казанского образа Божией Матери.

После смерти жены отец женился вторично, и в лице мачехи Господь послал младенцу глубоко верующую, добрейшей души наставницу, которая заменила ему родную мать. И вот Павел с раннего возраста – настоящее православное дитя. Он ходит с мамой (так называл он мачеху) в церковь, регулярно причащается, читает домашнее правило. Позднее он вспоминал: «Любила мама и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: «Пресвятая Богородице, спаси нас!» Пяти лет Павлуша начал прислуживать в алтаре и нередко слышал, как люди предсказывали: «Быть тебе священником!»

Знаменательный случай произошел с отроком, когда ему было около шести лет. Он сам вспоминал позднее: «Был я в саду с отцом. Вдруг по аллейке идет странник. И дивно, как он мог попасть в сад, когда сад окружен большими собаками, которые без лая никого не пропускают. Тихо подошел странник к отцу и, показывая на меня ручкой, говорит: “Помни, отец, это дитя в свое время будет таскать души из ада!” И после этих слов он вышел. Потом мы его нигде не могли найти. И Бог его знает, кто это был за странник».

Девяти лет Павлушу зачислили в гимназию, учился он очень хорошо, много читал, прекрасно знал литературу. Позднее, будучи старцем, он часто говорил о пользе книжных знаний, в первую очередь – житий святых. Об учебе в гимназии вспоминал: «Летом нас переселяли на каникулы в живописное казенное имение… Там была прекрасная березовая аллея… Воспитанники обыкновенно вставали в шесть часов, а я вставал в пять часов, уходил в ту аллею и, стоя меж тех берез, молился. И тогда я молился так, как никогда уже более не молился: то была чистая молитва невинного отрока. Я думаю, что там я себе и выпросил, вымолил у Бога монашество».

Затем была учеба в Оренбургском военном училище, штабные офицерские курсы в Петербурге. Постепенно повышаясь в чинах, он скоро стал начальником мобилизационного отделения, а затем полковником. О поступлении в монастырь он тогда еще не думал, представляя себе монашескую жизнь так: «страшная скука, – там только редька, постное масло да поклоны». Но он уже был призван; часто незаметно, но иногда явственно Господь вел его в монастырь. Отсюда и многочисленные «странности» офицера Павла Ивановича Плиханкова.

Павел Иванович был молодым военным, сослуживцы его проводили много времени во всяких развлечениях – он же больше тяготел к аскетизму. Комната его напоминала келью монаха простотой убранства, порядком, а также множеством икон и книг.

Шли годы. Товарищи его один за другим переженились. Позднее старец вспоминал об этом времени: «Когда мне было тридцать пять лет, матушка обратилась ко мне: “Что же ты, Павлуша, все сторонишься женщин, скоро и лета твои выйдут, никто за тебя не пойдет”. За послушание я исполнил желание матери… В этот день у одних знакомых давался званый обед. “Ну, – думаю, – с кем мне придется рядом сидеть, с тем и вступлю в пространный разговор”. И вдруг рядом со мной, на обеде, поместился священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завел со мной беседу о молитве Иисусовой… Когда же обед кончился, у меня уже созрело решение не жениться».

Военная служба, блестящая карьера. По службе он был на самом лучшем счету, и не за горами был для него генеральский чин, а значит, и возможность к стяжанию всех мирских благ. И… отказ от всего. Сослуживцы и знакомые никак не могли понять: что же за «изъян» в стройном, красивом полковнике, весь облик которого так дышал каким-то удивительным внутренним благородством? Не женится, балов и званых обедов, равно как и прочих светских развлечений, избегает. В театр, бывало, ходил, да и то хождение оставил. За спиной у Павла Ивановича даже поговаривали порой: «С ума сошел, а какой был человек!..»

Однажды поехал Павел Иванович в оперный театр по приглашению своего военного начальства. Среди развлекательного представления он вдруг почувствовал невыразимую тоску. Позднее он вспоминал: «В душе как будто кто-то говорил: “Ты пришел в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрешь, что тогда? Господь сказал: В чем застану, в том и сужу… С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрешь?”»

И он ушел из театра и больше там не появлялся. Прошли годы, и Павлу Ивановичу захотелось узнать, какое число было тогда, чья была память. Он справился и узнал, что была память святителей Гурия и Варсонофия, Казанских чудотворцев. И Павел Иванович понял: «Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра! Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается – точно по какому-то особенному таинственному плану».

Были и другие знаки. Зашел как-то Павел Иванович в Казанский монастырь на исповедь и узнал случайно, что настоятеля монастыря зовут игумен Варсонофий. Когда Павел Иванович заметил, что это имя трудное на слух, ему ответили: «Чем же трудное? Для нас привычное… Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия и архиепископа Гурия…» С этого дня Павел Иванович стал часто молиться у мощей Казанского чудотворца, испрашивая у него покровительства себе: «Святителю отче Варсонофие, моли Бога о мне!» Посещая этот монастырь, он невольно обратил внимание на его бедность и стал помогать: купил лампадку, киот на большую икону, еще что-то… «И так полюбил все в этом монастыре! Воистину: где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше».

Теперь сослуживцы уже не звали Павла Ивановича ни на пирушки, ни в театр. Зато у него появились маленькие друзья. Денщик Павла Ивановича, Александр, доброй души человек, помогал ему найти детей, которые жили в бедных домах и хижинах, в подвалах. Впоследствии старец рассказывал: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне и детям радость… А также я им рассказывал о чем-нибудь полезном для души, из житий святых, или вообще о чем-нибудь духовном. Все слушают с удовольствием и вниманием. Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило еще большее впечатление… Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов… И хорошо мне тогда бывало, – сколько радости – и чистой радости – испытывал я тогда, и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»

В Москве Павел Иванович встретился со святым праведным отцом Иоанном Кронштадтским. Эта судьбоносная встреча запомнилась ему на всю жизнь, позднее он напишет: «Когда я был еще офицером, мне по службе надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошел в церковь, обедня уже кончалась. Я прошел в алтарь. В это время отец Иоанн переносил святые Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу, он вдруг подходит ко мне, целует мою руку и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись, и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни, и решили, что я буду священником… А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах».

После этого случая Павел Иванович окончательно утвердился в мысли идти в монастырь, правда, в какой, куда – здесь была полная неопределенность. В период этих раздумий попался ему в руки один духовный журнал, а в нем – статья об Оптиной пустыни и преподобном старце Амвросии. «Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить», – подумал молодой военный и взял отпуск. Когда он только подходил к Оптинскому скиту, находившаяся в «хибарке» старца Амвросия одна блаженная неожиданно с радостью произнесла: – Павел Иванович приехали.

– Вот и слава Богу, – спокойно отозвался преподобный Амвросий… Оба они духом знали, что приехал будущий старец. Когда Павел Иванович пришел в келью святого отца, то нашел там, кроме отца Амвросия, еще и отца Анатолия (Зерцалова). Оба они встретили его, как он вспоминал, «очень радостно», а недомогавший отец Амвросий даже встал, оказывая особый почет приехавшему.

Здесь же, в «хибарке», и услышал Павел Иванович поразившие его слова преподобного: «Искус должен продолжаться еще два года, а после приезжайте ко мне, я вас приму». Дано было и послушание – жертвовать на определенные храмы некоторые суммы из своего жалованья полковника.

В 1881 году Павел заболел воспалением легких. Когда по просьбе больного полковника денщик начал читать Евангелие, последовало чудесное видение, во время которого наступило духовное прозрение больного. Он увидел открытыми небеса и содрогнулся весь, от великого страха и света. Вся жизнь пронеслась мгновенно перед ним. Глубоко проникнут был Павел Иванович сознанием покаяния за всю свою жизнь и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, «из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божиему, он стал старцем».

Спустя три месяца полковник Плиханков явился в Оптину пустынь. Десятого февраля 1892 года он был зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Каждый вечер в течение трех лет ходил Павел для бесед к старцам: сначала к преподобному Анатолию, а затем к преподобному Иосифу, преемникам старца Амвросия.

Преподобный Анатолий дал новоначальному послушание быть келейником иеромонаха Нектария (последнего великого Оптинского старца). Около отца Нектария его келейник прошел в течение десяти лет все степени иноческие: через год, двадцать шестого марта 1893 года, Великим постом, послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года, по болезни, пострижен в мантию с именем Варсонофий, двадцать девятого декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а первого января 1903 года был рукоположен в сан иеромонаха.

В 1904 году с началом Русско-японской войны преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт обслуживать лазарет имени преподобного Серафима Саровского. В нем он должен был исповедовать, причащать, соборовать раненых и умирающих солдат.

По возвращении после окончания войны в Оптину пустынь, в 1907 году, отец Варсонофий был возведен в сан игумена и назначен святейшим Синодом настоятелем Оптинского скита. К этому времени слава о нем разнеслась уже по всей России. Ушли в вечные обители святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, преподобный старец Варнава Гефсиманский. Страна приближалась к страшной войне и неизмеримо более страшной революции.

Как в спасительную гавань, стремились люди в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию за исцелением не только телесным, но и духовным. Он видел человеческую душу, и, по молитвам, ему открывалось в человеке самое сокровенное. А это давало ему возможность поднимать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни, душевные и телесные.

Во время бесед с духовными детьми старец Варсонофий говорил: «Есть разные пути ко спасению. Одних Господь спасает в монастыре, других в миру… Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову – и Христос не оставит вас. Говоря о мире, считаю долгом сказать, что под этим словом я подразумеваю служение страстям, где бы оно ни совершалось, можно и в монастыре жить по-мирски. Стены и черные одежды сами по себе не спасают.

Верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего начинает избегать ходить в церковь, сначала старается прийти к службе попозже, а затем и совсем перестает посещать храм Божий. Ищущие Христа обретают Его, по неложному евангельскому слову: «Стучите и отверзется вам, ищите и обрящете», «В доме Отца Моего обителей много». И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях, и не только о внутренних, но и о внешних.

Каждую душу ставит Господь в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию. Это и есть внешняя обитель, исполняет же душу покой мира и радования – внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его»…

Оптину за все время своей монашеской жизни преподобный Варсонофий покидал лишь несколько раз – только по послушанию. В 1910 году, также «за послушание», ездил на станцию Астапово для напутствия умиравшего Л. Н. Толстого.

В 1912 году преподобного Варсонофия назначили настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря. Смиренно просил он оставить его в скиту для жительства на покое, просил позволить ему остаться хотя бы и в качестве простого послушника. Но, несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путем жалоб и доносов он был удален из Оптиной.

Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принялся за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. И как прежде, стекался к преподобному Варсонофию народ за помощью и утешением. И он, сам уже изнемогавший от многочисленных недугов, принимал всех без отказа, врачевал телесные и душевные недуги, наставлял, направлял на тесный и скорбный, но единственно спасительный путь.

Здесь, в Старо-Голутвине, совершилось по его молитвам чудо исцеления глухонемого юноши. «Страшная болезнь – следствие тяжкого греха, совершенного юношей в детстве», – поясняет старец его несчастной матери и что-то тихо шепчет на ухо глухонемому. «Батюшка, он же вас не слышит, – растерянно восклицает мать, – он же глухой…» – «Это он тебя не слышит, – отвечает старец – а меня слышит», – и снова произносит что-то шепотом на самое ухо молодому человеку. Глаза того расширяются от ужаса, и он покорно кивает головой… После исповеди преподобный Варсонофий причащает его, и болезнь оставляет страдальца.

Меньше года управлял старец обителью. Страдания его во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отказавшийся от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте…» Причащался старец ежедневно.

Первого (четырнадцатого) апреля 1913 года Варсонофий Оптинский предал свою чистую душу Господу. Он не дожил до 1917 года и не узнал, насколько пророчески сбылись его предсказания о Божьем наказании российского Содома. Много раз говорил он об этом своему ученику, будущему иеромонаху старцу Никону (Беляеву): «Мы-то уж уйдем, а вы будете участниками и современниками многих великих и страшных человеческих деяний…»

В 1996 году преподобный Варсонофий был причислен к лику местночтимых святых Оптиной пустыни, а в августе 2000 года Юбилейным Архиерейским собором Русской православной церкви прославлен для общецерковного почитания. Мощи его покоятся во Владимирском храме Оптиной пустыни.