Текст книги "История российского конституционализма IX–XX веков"

Глава 2
Зарождение и попытки ограничения самодержавия в XVI–XVII вв.

§ 1. Субъекты и изначальные попытки ограничения самодержавия

Несмотря на выстроенную московскими царями систему власти, борьба за ограничение самодержавия велась параллельно с его упрочением и началась одновременно с первыми попытками усилить власть единоличную. В этом заключается, может быть, главный парадокс российской истории.

Предположительно с тех времен, когда в России стала выкристаллизовываться идея единовластия, возникли, развивались и сохранялись, в той или иной степени организованные[256]256
  В то время как светское общество было погружено в хаос случайных, неопределившихся отношений, когда среди розни, внесенной господством мелких частных и местных интересов, еще недавно пришедших во взаимное столкновение, не существовало крепкой объединяющей силы, церковь явилась первой сравнительно стройной общественной средой, организованной по готовому образцу, управляемой твердыми законами (см.: Ключевский В. О. О земельных владениях Всероссийских митрополитов, патриархов и Св. Синода // Православие в России. М., 2000. С. 502–503).


[Закрыть] и влиятельные, общественные группы, которые в разное время и с различным успехом создавали известный противовес княжеской, а затем и царской власти. Как уже говорилось, это православная церковь в лице своих высших иерархов, боярство и служивое сословие.

Попробуем проанализировать поведение духовенства и боярства в борьбе за участие во власти и ответить на вопрос, почему они так и не сумели ограничить российское самодержавие.

Церковь. Христианизация Руси (а россияне, как известно, были обращены в христианство последними в Европе) принесла с собой мощное культурное влияние Византии. Появляется новый общественный класс – духовенство, возникает новое, церковное общество, у которого свои правила и законы, иерархия, свой круг лиц и подведомственных учреждений. Все это положило начало постепенному развитию нового взгляда на общественные отношения.

Выбор Русью православия был вполне естественным, если принять во внимание тогдашнее богатство и могущество Византии, а также особое значение для Древней Руси торговых отношений с ней. Однако то, что Россия восприняла христианство у Византии, а не у Рима, имело далеко идущие последствия для ее дальнейшего исторического развития. Она стала единственным государством Европы, унаследовавшим византийскую схему построения государственно-общественных отношений. Видимо, это стало одним из наиболее судьбоносных факторов российской истории.

После принятия православия Русью Византия пришла в упадок. И уже к XVI в. Московское государство было единственным крупным царством в мире, проповедовавшим восточный вариант христианства. Подвергаясь постоянным нападкам со стороны католичества и ислама, православие, а с ним и Московское государство, все более замыкалось в себе и делалось все нетерпимее к иным взглядам как на религиозные вопросы, так и на проблемы государственного строительства. Таким образом, принятие христианства, вместо того чтобы сблизить Россию с христианским миром, привело ее к изоляции от соседей.[257]257
  Латиница, созданная на основе греческого алфавита, оказалась наиболее легкой для изучения, самой пригодной для создания «массовой», «мирской», «светской» письменной культуры. «Центры» развития мировой культуры все более перемещались в Западную Европу. Русь же, где доминировала церковная, недоступная народу письменная культура, что продуцировало членение исконной русской культуры на находящуюся под сильным церковным влиянием и контролем культуру высших сословий и языческую культуру низших, оказалась изолированной. В то же время в столь своеобразную русскую внутреннюю культуру легко интегрировались монголы, о чем говорят целые пласты тюркской лексики в русском языке. Таким образом, Византии удалось изолировать Русь от «латинских влияний» не только посредством внедрения константинопольского христианства, но и посредством алфавита (см.: Гринберг Ф. Рюриковичи, или Семисотлетие «вечных» вопросов. М., 1997. С. 64–67, 145–146).


[Закрыть]

Кроме того, православная церковь по своей природе децентрализована, состоит из самостоятельных национальных единиц, построенных по принципу автокефальности. Важнейшие церковные вопросы решаются соборами в традициях раннего христианства. Все это не создавало возможности для единства в борьбе за интересы церкви от покушений светской власти.

Рассматривая положение церкви в организации государственно-правовых отношений,[258]258
  Определенным итогом государственного строительства Византии было появление национальной индивидуальности, формирование национальной религии и утверждение ее единства с государством. Слиянием духовного (религии) и светского (политики) начал создаваться новый общественно-политический порядок жизни – византийское православие. Именно это единство (уклад) впоследствии воспримет Русь.


[Закрыть] следует обратить внимание на то, что в дохристианский период истории очень часто глава государства был облечен священным саном высшего жреца.[259]259
  Так было в Риме, где император являлся высшим первосвященником, выполняющим различные функции религиозного характера, и где религия служила материальным интересам государства. Чиновники подчинялись богам и первоначально сами исполняли религиозные обряды, а жречество, появившееся позже, являлось помощником чиновников и исполнителем обрядов (см.: Зызыкин М. В. Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи. М., 1995. С. 36–38).


[Закрыть] Александр Македонский заставлял греков признавать себя богом.[260]260
  См.: Воейков Н. Н. Церковь, Русь и Рим. Минск, 2000. С. 465.


[Закрыть] С появлением христианского учения должна была измениться и эта мировоззренческая установка, поскольку дело церкви как общества верующих – спасение людей. Подобная цель чужда государству, для которого приоритетами деятельности являются земное обогащение и приобретение мирской славы. Это и предполагает наличие двух порядков жизни – духовного и светского, которые должны совместно жить и развиваться.[261]261
  См.: Зызыкин М. В. Патриарх Никон. С. 49.


[Закрыть]

Сначала этот паритет отношений, по-видимому, поддерживался: христианские императоры не вмешивались в дела церкви (Константин, Валентиниан Маркиан, Феодисий I, Феодисий II и др.), а церковь в ответ формулировала обязанности верующих по отношению к государству: «надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Посл. ап. Павла к Римлянам, 13:6). Наконец, Августин (354–430), почувствовав, наверное, появляющиеся амбиции светской власти, говорит о том, что если власть приказывает что-то противное божественной воле, то можно ее не слушать: сказано, несть власти, нежели от Бога; все исходящее от Бога хорошо устроено; так дайте нам власть, хорошо устроенную, и мы не будем сопротивляться. Надо сказать, что пастыри открыто порицали нечестивых правителей, установки которых нарушали тот порядок, который ввел Константин Великий.[262]262
  См.: Воейков Н. Н. Церковь, Русь и Рим. С. 467–468.


[Закрыть] Так выстраивалась симфония властей, т. е. система взаимоотношений между церковью и государством.[263]263
  В дальнейшем обряд венчания на царство (коронация), родившийся в Византии и ставший, по существу, политическим актом, был признан во всех государствах Европы.


[Закрыть]

На Халкидонском соборе (451 г.) восточная церковь была включена в ритуал избрания и освящения императорской власти. В 451 г. впервые в истории император Маркиан был венчан на царство константинопольским патриархом.

Этим актом формально подтверждалась истинность идеи о превосходстве духовной власти.[264]264
  Акт коронации императора, при котором василевс получал венец из рук патриарха, должен был не только связать государя тесными узами с церковью, но и возвысить его власть в духовной сфере: василевс единственный из мирян получал право доступа в алтарь и участия вместе со священниками в совершении литургии (см.: Культура Византии. М., 1989. С. 62).


[Закрыть] Кроме того, на том же Соборе, не без усилий императора, константинопольский патриарх получил первенство над другими православными иерархами, а восточная церковь тем самым завершила совершенствование своей организации. Таким образом, интерес государства и церкви, будучи взаимным, завершился союзом. В частности, указами императора Маркиана в 452 г. началось государственное преследование религиозного инакомыслия: сочинения еретиков уничтожались, собрания запрещались, участие в них влекло за собой телесные наказания, штрафы, конфискацию имущества, ссылку, изгнание с государственной службы людей, проповедовавших другие формы религии.[265]265
  Преследование еретиков началось после решений того же Халкидонского собора.


[Закрыть]

Постепенно влияние императора на церковные дела усилилось; дальнейший же ход истории показал, что духовная власть стала лишь прикрытием власти политической. В результате система государственной власти получила еще один элемент – церковь и ее собственность. Право государства на церковное имущество признавалось неоспоримым.

Указание на божественное происхождение императорской власти в Византии разумелось в словах «во Христе верный» и предполагало право императора быть не только защитником и покровителем церкви, но и блюстителем чистоты веры (ортодоксии).[266]266
  См.: Культура Византии. С. 62.


[Закрыть]

Византийский император, ставший главой церкви, имел возможность и право вмешиваться в ее важнейшие дела, но и церковь была под покровительством государства, использовавшего власть для поддержки решений церкви на всей своей территории. Именно о такой царской обязанности напоминал Патриарх Константинопольский Василий I в 1993 г.: «Царство и Церковь имеют между собой тесное единение и общение, и невозможно отделить одно от другого».[267]267
  См.: Митрополит Московский Макарий. История русской церкви. СПб., 1886. Т. 5. Кн. 2. С. 480–481.


[Закрыть]

Юстиниан первым из императоров Византии осознал вселенское значение и величие императорской власти; в годы его правления была сформулирована идея объединить мир под началом империи и христианства. Он ощущал себя верховным правителем своих подданных, вне зависимости от их происхождения, богатства и прошлых заслуг.

Во времена Юстиниана (527–565) власть императора над церковью стала абсолютной. Он увлекался теологией и считался признанным теоретиком религии, автором законодательной регламентации религиозной деятельности. Император созывал соборы, утверждал их решения и возводил их до уровня закона, диктовал церкви догматы, дисциплину, право, обязанности – словом, сделал ее органом своей высшей, святейшей власти. Его законодательство наполнено актами о церковном устройстве, детальной регламентацией всей религиозной жизни. Защита и насаждение истинного вероучения в его сознании ассоциировались с главной обязанностью императора перед Богом и людьми. Он стремился к сосредоточению всех христиан в «одно стадо» и считал вполне справедливым лишать земных благ того, кто неправильно поклоняется Богу. Беспощадно борясь с язычниками, Юстиниан стремился к православному единению христианства. С этой целью он запретил распространение старых доктрин посредством преподавания и закрыл афинскую школу. В единой империи должны быть единый закон и единая вера, единая духовная власть – его вера и воля. После упорядочения законодательства и принятия «Кодекса Юстиниана» он запретил толковать и комментировать законы, поскольку это было прерогативой императора. Любопытно, что в конце жизни он все меньше и меньше обращался к делам государства и предпочитал проводить время в спорах с иерархами церкви и монахами.[268]268
  В дальнейшем многие великие правители, в том числе Владимир Креститель и Иван Грозный, в своей политике подражали Юстиниану. Здесь уместно вспомнить, что последний не допускал язычников на государственную службу, силой, угрозой или обманом забирал частное имущество граждан, конфисковывал имущество казненных, брал взятки за право учреждения монополий, освобождение от ответственности и т. д.


[Закрыть]

Наконец, византийский император Никифор I (802–812) окончательно обосновал идею первенства государства над церковью.[269]269
  Он же обложил налогами монастыри.


[Закрыть]Тем не менее официально признаваемым и внешне подчеркиваемым режимом взаимоотношений была так называемая симфония,[270]270
  Отношения симфонии привели к тому, что власть закона в Византии была заменена властью обычая, а христианская идея «сбила с толку ум человеческий, – вместо того, чтобы жить на земле, люди учились ходить по воздуху… долг людей по отношению к государству путали с чистыми отношениями людей к Богу и, сами не ведая того, положили в основу Византийской христианской империи… религию монахов, – как же могли не утратиться верные соотношения между обязанностями и правами и между сословиями государства?…» (Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 499).


[Закрыть] в рамках которой императоры чаще всего демонстрировали формальное равенство и уважение к церкви.[271]271
  Напр., в рамках утвержденного в 842–843 гг. обряда анафематствования всех ересей, которые, кстати сказать, были одинаково опасны как государству, так и церкви, император и патриарх одновременно вступали в храм, как бы символизируя единство государства и церкви. И таких символов было множество.


[Закрыть]

Будучи наследницей византийских традиций, русская православная церковь время от времени претендовала на более существенную роль при распределении государственной власти. Об этом свидетельствует хронология развития государственно-церковных отношений в России, которые, кстати сказать, развивались практически по тому же сценарию, что и в Византии.

Начиная с XIV в. церковь и государство находятся в некотором равновесии. Кроме того, к приходу монголов византийское христианство уже модифицировалось как неотъемлемая часть русской культуры. Однако завоеватели фактически устранили Рюриковичей от решения проблемы примата светской (княжеской) власти перед властью церковной, церковь получала небывалые имущественные, землевладельческие права и льготы. Язычники никак не намеревались вмешиваться в проблемы религии, и уж тем более не интересовали их вопросы догматики. Монголы дали русской церкви возможность небывалого возвышения, и она эту возможность использовала в полной мере: духовенство сделалось реальной политической силой. Если Рюриковичи были для монголов просто вассалами, покорными или непокорными, то духовенство – жрецами чужих богов, которых следовало задобрить, чтобы они не причиняли зла.[272]272
  См.: Гринберг Ф. Рюриковичи… С. 235–236.


[Закрыть]

Усилившись экономически, став крупнейшим землепользователем, церковь начала претендовать на принятие самостоятельных и независимых решений. Светская власть, в силу своей слабости, напротив, вынуждена была строить свои отношения с церковью на основе компромиссов. Отсюда можно сделать вывод, что в это время церковь не была послушной и беспрекословно следовавшей политике государства.

В период феодальной раздробленности Руси церковь достаточно спокойно переживает притязание княжеской власти и, помня византийскую традицию, усиленно участвует в процессе образования государства,[273]273
  Так, в деятельности митрополита Алексея и Сергия Радонежского – современников Дмитрия Донского, усматриваются тенденции к установлению на Руси теократического правления.


[Закрыть] помогает развитию основных государственных институтов.[274]274
  Многие историки церкви прямо говорят о государственной заслуге церкви в России, утверждая, что Рюрик принес с собой не государственное, а семейное и родовое удельное начало, которое должно было скорее раздробить, чем сплотить русский народ. Вот тут-то и началась миссия православной церкви для русского народа и государства.


[Закрыть]

Пришедшая на Русь православная церковь имела свои канонические законы, во многом не согласовывавшиеся с обычаями русских. Кроме того, из Византии прибыло множество образованных и влиятельных духовных и светских людей, которые привыкли к своему праву и не желали подчиниться ни в личных, ни в имущественных вопросах праву русскому. Тем более что обычное русское право во многом противоречило учению христианской морали и канонам церковного права (многоженство, способы и условия совершения брака, отпущение жены, наложничество и др.). Итак, христианство потребовало настоящего переворота во всех сферах правовой жизни Древней Руси.

Действительно, с самого начала русской государственности каноническое право стало основой права светского. Известно, например, что «Русская Правда» вышла из-под пера церковного законоведа; ее составитель, не заимствуя дословно тексты памятников церковного и византийского права, все же руководствовался этими документами. О том, что она родилась в сфере церковной юрисдикции, свидетельствует то, что «Русская Правда» как светский нормативный акт имела в качестве источников древнюю русскую Кормчую,[275]275
  Перевод византийского Номоканона – свода церковных правил и касающихся Церкви законов византийских императоров.


[Закрыть] извлечение из законов Моисеевых, эклогу (свод, составленный при иконоборческих императорах-соправителях первой половины VIII в., содержащий преимущественно постановления семейного и гражданского права), закон Судный людем – «Судебник» царя Константина, содержащий статьи о наказаниях[276]276
  Содержание отдельных византийских источников не воспринималось буквально. Они перерабатывались и тем самым приспосабливались к русскому праву. Сфера действия заимствованного византийского права простиралась в некоторых отношениях на все общество (семейное и некоторые части уголовного права) и полностью на «людей церковных». Для указания пределов непосредственного действия заимствованного права возникли такие нормативные документы, как церковные уставы русских князей, которые можно воспринимать фактом самостоятельной законодательной деятельности (см.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-н/Д, 1995. С. 114–115).


[Закрыть] и церковные уставы первых христианских князей Владимира и Ярослава.[277]277
  См.: Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций. Т. 1. С. 183.


[Закрыть]

То же можно сказать и о постановлениях Стоглавого церковно-государственного собора (1551), которые имеют двоякое значение. В частности, в них содержится много определений, прямо касающихся светской юрисдикции: семейного, гражданского, уголовного и, наконец, государственного права.[278]278
  См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 231–232.


[Закрыть]

Действия церковной власти были проникнуты духом соборности.[279]279
  В русской церкви уже в Киевские времена возник обычай – для решения важнейших вопросов митрополит собирал собор епископов.


[Закрыть] Соборы малые и большие происходили часто, на них обсуждались вопросы церковной жизни и важнейшие дела церкви, начиная с выборов высших иерархов (да и государства, поскольку часто было очень трудно прочертить границу между ними). При этом значение соборов как церковной власти было очень существенным, что видно из происходящих время от времени столкновений иерархии и государства.[280]280
  Напр., по поводу ереси жидовствующих, которая охватила даже представителей царского окружения, или по поводу свадьбы царевны Ирины и крещения королевича Вольдемара.


[Закрыть] Таким образом, Соборы представляли вполне реально высшую церковную власть, и государственная власть, признавая это, сама обращалась к ним в случае различных недоразумений. Наконец, именно духовные Соборы дали форму и имя будущим Земским соборам.

С принятием христианства духовенство в той или иной форме участвует в работе органов власти и управления Российского государства. Более того, успехи российской государственности находились в тесной связи с успехами христианства.

Начнем с того, что в работе веча наравне со всеми участвовали и духовные лица; часто, как, например, на киевском вече 1147 г., работой этого органа руководил митрополит или другое духовное лицо.[281]281
  См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 78.


[Закрыть] Более того, в Новгороде существовала традиция вечевого избрания владыки. В выборах, помимо народа, принимали участие князь, духовенство и мирские чиновники, состоящие на службе при особе владыки.[282]282
  См.: Соловьев С. М. Соч. Т. 2. С. 55.


[Закрыть]

Важным обстоятельством участия в государственной деятельности было утверждение и религиозное освящение княжеской, а позже и царской власти. Религиозные обряды совершались при вступлении нового князя на престол уже с древних времен. В начале XIV в. в обряде посажения на стол участвует митрополит; в 1319 г. «прииде благоверный князь Михайло (Ярославич Тверской) в Русь (из Орды) и посажен бысть на столе великого княжения в Володимери… митрополитом Киевским и всея Руси Максимом»; посажение совершалось тогда в церкви (сначала во Владимире, потом в Москве, в Успенском соборе).[283]283
  Об истории и процедуре венчания на царство было подробно рассказано в предыдущей главе.


[Закрыть]

Достаточно часто высшее духовенство призывалось в Боярскую думу.[284]284
  Напр., историк церкви А. В. Карташев использует следующие формулы: «государственное значение и государственный авторитет митрополита», «митрополит при всех важных делах государственных был неизменным советником князя» (см.: Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. С. 363).


[Закрыть] Боярская дума в чрезвычайных, но, впрочем, очень частых случаях усиливалась новыми членами и превращалась в Земский собор. Соборы возникли в форме усиленного состава Думы уже во времена объединения Руси, но особенно торжественную и правильную форму выражения мнения всей земли им придал Иоанн Грозный.

Наконец, согласно традиции, в случаях междуцарствия царская власть представляется на Земском соборе лицом, заменяющим государя (патриархом[285]285
  Само утверждение патриаршества в России имело прежде всего государственное значение, а потом уже духовное. Именно посредством церкви русские цари существенно изменили свой статус. Она становилась национальным учреждением, государственной церковью, которая признает за собой верховенство государственной власти и входит в рамки московских правительственных учреждений (Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994. Т. 2. Ч. 1. С. 35–37).


[Закрыть] или Думой). Поэтому патриархи или лица, их замещающие, имели право созывать Земский собор[286]286
  Такая ситуация сложилась на Соборах 1598 и 1645 гг. Кроме того, Собор начинался с торжественного богослужения в Успенском соборе Кремля, и в зависимости от вопроса, явившегося причиной его созыва, патриархом мог быть объявлен пост.


[Закрыть] и вести его заседания.

Видимо, уместно говорить также и о косвенном участии церкви в решении государственных дел. Речь, конечно, идет о советах, личном влиянии пастыря, например духовника, исповедях, демонстрации солидарности и единства и т. п.[287]287
  Кроме того, цари в период острого соперничества подражали даже костюму патриарха. Уже при Иване III меняется парадный костюм правителя. Если прежний князь, воин и военачальник, отличался от своих дружинников лишь богатством воинского снаряжения, то теперь характерным становится роскошное длиннополое одеяние, ведь нынешний царь– священная особа, сам едва ли не священник.


[Закрыть]

С середины XV и в начале XVI в. государство постепенно берет перевес над церковью. Это связано с тем, что границы влияния русской православной церкви (со времени отделения Киевской митрополии) совпадали с границами государства, и поэтому все высшие чины церкви стали подданными великого князя и царя.[288]288
  См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 174.


[Закрыть] Связь церкви и государства усилилась и стала еще тесней со времени, когда русские митрополиты посвящались уже не в Царьграде, а в Москве.

В Древней Руси с введением христианства постепенно утверждается мнение о верховенстве духовной власти. Византийские патриархи в настольных грамотах новопоставленных митрополитов писали, что великие князья, равно как и другие русские князья и сановники, должны воздавать им честь, показывать духовную любовь и послушание с благоговением.[289]289
  См.: Соловьев С. М. Соч. Т. 2. С. 571.


[Закрыть] Позиция эта укрепилась с введением в 1589 г. патриаршества, когда значение церкви начало уравновешиваться со значением государства.[290]290
  Однако учреждение патриаршества на Руси не сделало церковь самостоятельнее, она осталась орудием в руках светской власти. Владея обширными землями, церковь видела в царе источник своего богатства, а это сразу ставило ее в зависимое положение и связывало действия.


[Закрыть]Важно подчеркнуть, что отношения царя с митрополитами и патриархами были непосредственными, и взаимовлияние часто зависело от личных качеств, амбиций и целей сторон. Голос церкви и ее иерархии, по образному выражению Л. Тихомирова, был слышен как во дворце, так и во время царского совещания с боярами и Земскими соборами.[291]291
  См.: Тихомиров Л. Монархическая государственность. Калуга, 1998. С. 247–254.


[Закрыть] Во всяком случае, высшее духовенство принимало непосредственное участие в обсуждении и решении наиболее острых политических вопросов государства.[292]292
  В качестве примера можно упомянуть вопрос о соправительстве Иоанна и Петра в 1682 г.


[Закрыть]

Некоторые патриархи, стремясь к независимости, считают себя даже равными во власти с царями и титулуются «Великими государями» (Филарет при Михаиле Федоровиче, Никон при Алексее Михайловиче)[293]293
  См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 174.


[Закрыть]; в таких случаях обнаруживается обратное влияние церкви на государственные дела.

Попытка утверждения идеи о главенстве церкви над государством была предпринята Никоном на церковном Соборе 1666 г.[294]294
  Папа римский Григорий Великий (590–604) провозгласил главенство церкви над государством за 1000 лет до попытки Никона.


[Закрыть]Успеха она не имела, Собор подтвердил, что царь имеет право управлять всеми своими подданными, включая духовенство, которые, вплоть до патриарха, должны подчиняться ему во всех вопросах, включая догматические.[295]295
  См.: Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1909. Т. 2. С. 181–183.


[Закрыть] С падением Никона равновесие восстанавливается.

Многие иерархи считали, что основой верховенства церкви, кроме морального авторитета, является еще и ее хозяйственно-общественная организация. Православная церковь постепенно становится крупнейшей хозяйственной организацией. У духовенства большая часть времени и помыслов уходила на заботу, поддержание и охрану своего имущества. По некоторым оценкам, в XVI в. в собственности церкви находилось до трети всей земли. Правда, о собственности в строго юридическом смысле говорить не приходится. Государство (князья и цари), по существу, передавали ее по праву условного владения, которое нужно было постоянно подтверждать. Таким образом, церковная земля была специализированным видом казенной собственности.[296]296
  См.: Ключевский В. О. О земельных владениях Всероссийских митрополитов, патриархов и Св. Синода// Православие в России. М., 2000. С. 496, 508, 516–517.


[Закрыть] Именно поэтому церковь не имела особого желания ссориться с государством и царями.[297]297
  Митрополит Макарий в речи на Стоглавом соборе, ссылаясь на греческих императоров, русских государей и даже на татарских ханов, доказывал, что все они уважали собственность церкви.


[Закрыть]

В конце XV в. на почве хозяйственной деятельности в глубине самой церкви появилось новое движение нестяжателей, деятельность которых разбила церковь на две партии, различно смотревшие на политическую функцию церкви в обществе. Одни говорили, что русское духовенство настолько поглощено мирским богатством, что, забыв о духовном росте, ласкается всячески к властям и угождает им, чтобы сохранить свое и приобрести еще большее; только нищая церковь, не погрязшая в суете мирской, способна не склонить головы перед государством, а послужить совестью народной. Консервативная же партия любостяжателей, которую возглавлял настоятель Волоколамского монастыря Иосиф, стояла за тесное сотрудничество с монархией, мотивируя свою позицию стремлением сохранить в государстве истинно христианский дух. Философия этой партии приводила церковь к роли сотрудницы государства.

Особое место в этом споре заняло боярство. Интересы стяжателей разошлись с интересами боярства, которое воспринимало церковь как конкурента в борьбе за землю. Поэтому боярство было против любого ее усиления, противником монастырского землевладения и автокефальности русской церкви, так как ее независимость открывала возможность вмешательства русского государя в церковные дела. Боярство возражало против подчинения церкви государству и поддерживало нестяжателей.

Однако победительницей в споре нестяжателей и любостяжателей стала монархия,[298]298
  Так, Иван III достаточно просто выразил отношение государства к церковному имуществу, забрав большую его часть в покоренном демократическом и прозападном Новгороде в казну. По некоторым сведениям, сын Ивана Василий III предпринял более жесткий, чем практиковался ранее, контроль за церковными и монастырскими доходами. Он, в частности, запрещал монастырям покупать землю без царского разрешения. Церковь, однако, сама поддерживала государственные меры, ограничивающие ее право на приобретение новой земли. Об этом говорят решения Соборов 1551 и 1584 гг.


[Закрыть] которая, используя и поддерживая обе стороны, сумела сначала избавиться от влияния любостяжателей, а затем приступила к секвестированию церковной земли.[299]299
  См.: Павлов А. Исторический опыт секуляризации церковных земель в России. Одесса. 1781. С. 84.


[Закрыть]

Чрезмерная занятость церкви своим хозяйством и обогащением, упущения в области духовности и образования привели к дальнейшему усилению государства в противоборстве с церковью и расколу, который стал мощным ударом по престижу церкви.

Всему этому предшествовал драматический период относительно короткого по времени усиления церкви времен первых Романовых. Это усиление связано с именами патриарха Филарета, отца Михаила Романова и особенно патриарха Никона.

Никон был шестым патриархом Московским и всея Руси. Он считал, что чрезмерная власть государства над церковью, существовавшая в то время (надзор государственной власти за церковью, смещение и назначение патриархов, созыв и направление деятельности духовных соборов, вплоть до изменения их решений, издание царем церковных законов и т. д.), недопустима. Никон пытался остановить вмешательство светской власти в дела церкви и построить церковную организацию по аналогии с государственной – с полновластным патриархом (вселенским) во главе. В итоге честолюбивый Никон добился многого: царь во время своих отлучек из Москвы оставлял Никона своим заместителем, и, наконец, в официальных документах патриарх стал именовать себя великим государем. Тем самым дружба царя и Никона способствовала восстановлению на какое-то время равновесия между церковью и государством.

Никон, однако, будучи человеком весьма своевластным, бестактным и подчас очень жестоким, в своем безудержном реформаторском пылу восстановил против себя широкие массы духовенства, а затем вызвал злобу виднейших царедворцев, которых раздражали его повелительные манеры и, по существу, присвоение части державной власти. Как в церковной среде, так и при дворе против Никона плелись многочисленные интриги, целью которых было обострение отношений между патриархом и царем. Наконец, Алексея Михайловича убедили, что патриарх и в самом деле переступил границы своих полномочий, и царь заметно охладел к Никону.

В 1666 г. царь созвал церковный Собор, на который были приглашены авторитетные церковные деятели из Греции; они должны были разрешить разногласия между царем и патриархом и высказать свое мнение о реформах Никона. Защищаясь от выдвинутых против себя обвинений, Никон, впервые для православия, высказал идею о главенстве церкви над государством: «Священство царства преболе есть: священство от Бога есть, от священство же царство помазание».[300]300
  Цит. по: Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. Т. 2. С. 178–208.


[Закрыть]

Церковный Собор признает вину Никона и лишает его сана патриарха. Главным обвинителем на суде выступал сам царь, который перечислил все «вины» бывшего патриарха. Никону не удалось убедить Собор, который подтвердил приверженность византийской традиции: царь управляет всеми своими подданными, включая духовенство во главе с патриархом, которым следует подчиняться ему во всех вопросах, исключая догматические.[301]301
  После Собора царь достаточно жестко повел себя по отношению к церкви: в 1672 г. он отменил торговые привилегии духовенства.


[Закрыть]

Другим важным решением Собора было согласие с реформами Никона, которые приводили русскую церковную жизнь в большее соответствие с греческой традицией.

Духовенство решениям Собора повиновалось, несмотря на то, что от церкви начали отпадать целые приходы. Для того чтобы предотвратить массовый отток из своих рядов, церковь нуждалась в мощной государственной поддержке, а получив ее, попала в еще более жесткую зависимость от государства.

Это решение Собора было отвергнуто значительной частью верующих, которые отказывались принять требуемые изменения и предпочитали жить по-старому. Таким образом, реформы патриарха Никона отвратили от правящей церкви многих ее ревностных сторонников, толкнув их в движения религиозного иноверчества.

Деление православной церкви на старообрядческую и господствующую (никонианскую) привело к интенсификации религиозной жизни и, как следствие, к расколу русского общества, каждый член которого должен был сделать выбор между официальной церковью и раскольниками.[302]302
  В то же время религиозная плюралистическая жизнь в России началась именно с реформ Никона и раскола, который заставил каждого православного занять определенную позицию. Русских религиозных диссидентов обычно делят на две основные группы: староверов и сектантов. Несмотря на значительные расхождения в культовых вопросах, они были согласны в одном – в непримиримом отношении к государству и господствующей церкви.


[Закрыть] Раскол оказал непреходящее влияние на политическое положение церкви. Он стал настоящим бедствием для русского православия, так как, лишенная единства, церковь совершенно утрачивала возможность сопротивления амбициям монархии и отдавала себя на милость государства.

Видимо, процесс этот был естественным в силу того, что, фактически создавая мощную неограниченную монархию, церковь традиционно «воспитывала» приемлемого для себя хозяина, который должен был олицетворять сильную царскую власть, способную поддерживать священнослужителей в искоренении ересей и защищать православных, находящихся под иноверным владычеством. Она поставила весь свой авторитет на развитие имперских амбиций, уходящих корнями к императору Августу, божественному происхождению царской власти и т. д.[303]303
  Уже Владимира Святого епископы величают царем и самодержцем, говоря ему: «Ты поставлен от Бога». Лука Жидята так поучает народ: «Бога бойтеся, князя чтите: мы рабы, во-первых, Бога, а потом государя». Та же мысль звучит и в рассуждениях митрополита Никифора об отношении власти духовной и светской и в его поучении Владимиру Мономаху: «Князья избраны от Бога; Он царствует на небесах, а князю определено царствовать на земле» (Цит. по: Соловьев С. М. Соч. Т. 2. С. 74–75, 79).


[Закрыть]

К XVI в. церковь практически добровольно поставила себя под опеку государства. Дело в том, что православие говорит о духовной и светской властях как о постоянной и необходимой константе единства, установленного Богом. Эту истину одинаково понимали как цари, так и духовенство, отсюда борьба за верховенство носила не сущностный, не принципиальный, не длительный, а субъективно-личностный, амбициозный и поэтому временный характер.[304]304
  Это путь спасения России и русского православия. Это путь симфонии властей, в которой государство добровольно признает своим долгом воцерковление и связывает себя с церковью узами по образцу соединения неслиянного, неизменного, нераздельного и непреложного, выражаясь метафорически (см.: Зызыкин М. В. Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи. В 2 т. М., 1995. Т. 1. С. 327).


[Закрыть] Цари стали назначать высших иерархов церкви,[305]305
  Надо сказать, что обряды и формулы избрания русских патриархов были почти полностью скопированы с византийских; в этом явственно видно закрепление канонических прав византийского императора за русскими великими князьями и царями.


[Закрыть] вмешиваться в церковное законодательство[306]306
  Русские князья и цари сначала приобрели право участия в выборе и низложении высшего иерарха церкви (митрополита и патриарха) и местных епископов. Позже установили порядок, при котором государь обыкновенно призывал известных ему кандидатов и из их числа избирал одного по своему усмотрению. В дальнейшем митрополиты, по-видимому, назначались без соборного участия. Позже, при введении патриаршества, порядок выбора патриарха был следующий: царь избирает несколько кандидатов, тайно запечатывает в воск их имена и пересылает свитки церковному Собору для избрания по жребию. Иерархи не знают имени избранного ими патриарха, так как свиток без вскрытия и объявления имени отсылается к царю. Таким образом, такого рода процедуру сложно назвать выборами, это скорее завуалированная форма царского назначения. Наконец, цари инициируют принятие церковного законодательства, вступают непосредственно в решение обрядовых и догматических вопросов, например по поводу борьбы с ересью жидовствующих. По учению Грозного, главная задача государственной власти есть религиозное воспитание подданных, так как государственная власть имеет, кроме всего прочего, еще и духовные цели (см.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 175).


[Закрыть] и судопроизводство, постепенно лишая церковь прав и автономии.[307]307
  Здесь очень важно подчеркнуть, что православие в качестве государственной религии России прежде было воспринято и учреждено государством, а потом навязано народу. Поэтому каждый из митрополитов, а потом патриархов, существовал и действовал под князем или царем: церковь как общественный институт никогда не противилась светской власти. Противились отдельные ее представители, впоследствии ею же осужденные, противились раскольники, еретики, но не церковь.


[Закрыть]

До Петра I, который, как известно, недолюбливал русское духовенство и тяготел к протестантизму, церковь все же сохраняла некоторую автономию и имела хотя бы внешние черты отдельного от государства института, тем более что принцип симфонии властей, утвержденный на Соборе 1666 г., по-прежнему оставался в силе. Она официально стояла отдельно от государства, имела своего руководителя – патриарха, собственные органы управления (административные, судебные, налоговые), владения, приносившие доход.

Церковная реформа Петра I разрушила видимую конструкцию симфонии светской и духовной властей, покончила с самостоятельностью церкви и несколько двусмысленным ее статусом. Думаю, не будет большим преувеличением утверждение, что церковь стала жертвой собственного отношения к государству.[308]308
  «Разумные люди полагают, что Петр не успел бы провести свои реформы, если бы имел дело с более опытным духовенством, которое пользовалось в народе большим уважением и умело бы располагать общим мнением в свою пользу» (Брикнер А. Г. История Петра Великого. М., 1996. Т. 2. С. 242).


[Закрыть]Петр I упразднил патриаршество,[309]309
  Царь обезглавил русскую православную церковь после смерти патриарха Адриана в 1700 г., оставив патриарший престол незанятым и создав органы временного управления церковью. Это было очень важное решение Петра на пути к еще большему укреплению самодержавия, ибо сильный и мужественный патриарх еще мог бы противодействовать светской власти. Во всяком случае, в истории есть такие примеры.


[Закрыть] отдельную церковную администрацию[310]310
  Органы государственно-церковного управления в допетровское время представляли собой церковные приказы (патриарший разряд, приказ церковных дел, патриарший двор) и монастырский приказ, который был учрежден Земским собором 1643–1649 гг. для суда над самими церковными властями. Дела такого рода были изъяты из ведомства большого дворца (см.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 204).


[Закрыть], конфисковал доходы и таким образом поставил церковь на государственное содержание. Он передал управление церковным имуществом Монастырскому приказу, поручив ему управление церковными вотчинами и их налогообложение. И хотя имущество церкви секуляризовано не было, его до такой степени вписали в общую административную структуру государства, что, когда полвека спустя произошла настоящая секуляризация, она выглядела уже простой формальностью.

Кульминационной точкой церковной политики Петра I явился «Духовный регламент»;[311]311
  Духовный регламент был составлен в 1719 г. под руководством епископа Феофана Прокоповича и под личным надзором Петра.


[Закрыть] в нем прямо говорилось, что не может быть единоличного церковного управления в государстве «монаршеском».[312]312
  См.: Духовный регламент// Законодательство Петра I. M., 1997. С. 544.


[Закрыть] Этот документ, в котором до мельчайших подробностей была расписана вся деятельность духовенства, стал бюрократической конструкцией русской православной церкви. Патриаршество было отменено[313]313
  В литературе описан случай, когда царь, присутствуя на собрании церковных иерархов, обнаружил их желание иметь патриарха. Петр вынул из кармана Духовный регламент и голосом, не допускавшим возражений, произнес: «Вы просите патриарха, – вот вам духовный патриарх». Другой рукой он извлек из ножен кортик, ударил им по столу и, обращаясь к недовольным, добавил: «А противомыслящим вот булатный патриарх» (цит по: Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1998. С. 553).


[Закрыть] и заменено министерством по делам религии – Священным синодом,[314]314
  В рамках регламента в 1721 г. была учреждена Духовная коллегия, позднее преобразованная в Священный синод. Таким образом, единоличное управление церковью московским патриархом заменялось соборным коллегиальным правлением, которому было поручено ведать текущими церковными делами и осуществлять контроль за деятельностью духовенства, кстати не только православного. Ему были подчинены также иноверческие церкви (лютеранская и католическая) и отчасти нехристианские исповедания. В 1723 г. Синод был признан антиахийским и константинопольскими патриархами.


[Закрыть] глава которого, как правило, был военным, именовался обер-прокурором и назначался на должность непосредственно царем.[315]315
  Обер-прокурор становился, с одной стороны, представителем государства в Синоде, с другой – представителем псевдособора и псевдопатриарха. Эта бюрократическая схема, по существу, устранила возможность эволюционных отношений между церковью и государством.


[Закрыть]

Духовенство, по существу, становилось государственным чиновничеством, и ему полагалось, как и военным, давать присягу на верность царю в послушании и преданности, «рабом и подданным быть».[316]316
  Духовный регламент. С. 542.


[Закрыть] Теперь священники обязаны были сообщать властям особые, даже полученные на исповеди сведения, направленные против интересов императора. С этого времени началось сотрудничество церкви с полицией, а доносы священников на своих прихожан стали должностной обязанностью.[317]317
  Там же. С. 541–542.


[Закрыть]

Увы, получив от Петра унизительные для нее обязанности, церковь роптала, но не протестовала, а это говорит о том, что духовная жизнь церкви кафедральных соборов была просто ширмой, за которой скрывались вполне земные желания – достаток и жизнь. Она покинула столицу, центры губерний и ушла в лоно деревенской церкви и монастырей. Сломав и подчинив себе церковь, власть еще более отдалила себя от народа.

Петровским регламентом устанавливался принцип, в соответствии с которым император становился главным судьей во всяких духовных делах русской церкви.[318]318
  Там же. С. 540.


[Закрыть] Следовательно, в церковном управлении высшая власть принадлежала исключительно императору,[319]319
  По мнению отдельных историков церкви, такому пониманию своего положения Петра научили протестанты; так, говорят, в Голландии Вильгельм Оранский советовал Петру сделаться «главою религии», чтобы быть полным господином в своем государстве (см.: Доброклонский А. Руководство по истории Русской Православной Церкви. Вып. 1. С. 188–189).


[Закрыть] а Синод был лишь его аппаратом, таким же, как сенат и другие органы управления монархией.[320]320
  Синод как глава церковного управления номинально состоял из небольшого числа лиц, приглашаемых и увольняемых по воле государственной власти. Его права определялись как «равнопатриаршеские». Между тем значения слов «соборность» и «коллегиальность» не тождественны. Здесь наблюдается явная подмена понятий, в результате чего «равнопатриарший» Синод определяется так же, как «постоянно действующий собор». Именно на этом основании поместные соборы в России не собирались двести лет. Синод, таким образом, заменил не только патриарха, но и поместные соборы русской православной церкви.


[Закрыть] Таким образом, на церковь был распространен общий дух бюрократизма, присущий всем государственным учреждениям России.[321]321
  Позже положение об императоре как религиозном руководителе вошло в содержание акта Павла I о престолонаследии от 5 апреля 1797 г., где император прямо называется главой церкви: «Император, яко христианский государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния».


[Закрыть]

Так русская православная церковь перестает существовать как самостоятельный институт общества и центр власти, официально сливается с государственным аппаратом, а духовные ведомства превращаются в филиалы органов светской администрации.

Последующая эволюция церковного управления отчасти немного исправляла ситуацию, отчасти же, напротив, еще более ухудшала положение дел, однако уровень бюрократизации органов церковного управления не отставал от бюрократизации светских органов государства.

Притеснение православной церкви, начатое при Петре I и продолженное при Анне Иоанновне, в царствование Елизаветы начинает понемногу ослабевать, укрепляется экономическое положение церкви, духовенство мало-помалу освобождается от прежних тяжестей и возвышается в своих правах. Елизавета всюду демонстрировала свое уважение к вере отцов, при ней некоторые из остзейских дворянских фамилий даже приняли православие.

Однако именно во времена царствования Елизаветы началось влияние западноевропейского либерализма на русское общество.[322]322
  В это время западноевропейская интеллигенция начинала увлекаться французской философией, отдельные представители которой отвергали христианство, проповедуя деизм (Вольтер), или признавали за ним только политическое (Монтескье) и нравственное (Руссо) значение, не признавая вполне его догматического учения, отрицали веру в чудеса, откровение, божественность Христа и т. д. Увлекаясь материей и ее движением (Гольбах и др.), они забывали о духовном; вместо христианской морали, основанной на любви и самоотвержении, проповедовали или одно себялюбие (Гельвеций) с чувственными наслаждениями (Ла-Метри), или деятельность, согласную с природой человека (Руссо); высмеивали духовенство как невежественное сословие, препятствующее успехам цивилизации, ненавидели монашество, с его подвигами воздержания; требовали полной терпимости для всякого рода религий (см.: Доброклонский А. Руководство по истории Русской православной церкви. С. 319–320).


[Закрыть] Все это создавало необходимые условия для развития антицерковных настроений в высших слоях общества.

Унаследовавшего после Елизаветы Петровны российский трон Петра III только условно можно было назвать православным человеком. Это, собственно, снимало с него какие-либо ограничения во взаимоотношениях с церковью. Экспроприация церковного имущества, проведенная им в 1762 г., привела к тому, что примерно миллион сидевших на церковных землях крестьян перешли в руки государства, а приходское и монастырское духовенство было переведено на казенное жалованье. Те же священники, кому не досталось приходов, должны были призываться в армию.[323]323
  Это правило соблюдалось не очень строго, и лишь в 1860-х гг. государство добилось того, что число получающих жалованье священников соответствовало числу действующих приходов.


[Закрыть] Тем самым реформа предполагала еще и физическое сокращение духовного сословия. Наконец, многие монастыри, не приносящие государству дохода, закрывались.

Императрица Екатерина II, как известно, не отличалась набожностью, религиозные обряды и требования наружного благочестия она исполняла лишь в силу тактических соображений и была далека от какой-либо духовности. Более того, она была деисткой и поклонницей Вольтера.[324]324
  По мысли Вольтера, религия – это узда для народа, и «если бы не было Бога, то Его нужно было выдумать», чтобы держать народ в повиновении.


[Закрыть] Екатерине, которая смотрела на религию с чисто утилитарной точки зрения, церковь представлялась исключительно как дополнительный механизм управления государством.