Текст книги "Сталин: Взгляд со стороны. Опыт сравнительной антологии"

Посылаю тебе лимоны. Они тебе понадобятся.

Как дело с Васькой, с Сатанкой?

Целую к[р]епко [м]ного, очень [м]ного.

Твой Иосиф.

Н. С. Аллилуева – И. В. Сталину. 12 сентября 1930 г.

Здравствуй, Иосиф!

Письмо получила. За лимоны спасибо, конечно, пригодятся. Живем неплохо, но совсем уже по-зимнему – сегодня ночью было -7 по С. Утром все крыши были совершенно белые от инея. Очень хорошо, что ты греешься на солнце и лечишь зубы. Вообще же Москва вся шумит, стучит, разрыта и т. п., но всё же постепенно всё налаживается. Настроение у публики (в трамв[аях] и в др. общественных местах) сносное – жужжат, но не зло. Всех нас в Москве развлек прилет Цеппелина, зрелище было действительно достойное внимания. Глазела вся Москва на эту замечательную машину. По поводу стих[отворца] Демьяна все скулили, что мало пожертвовал, мы отчислили однодневный заработок. Видела новую оперу «Алмас», где Максакова совершенно исключительно станцевала лезгинку (армянскую), я давно не видела танца, так художественно выполненного. Тебе, думаю, очень понравится танец, да и опера.

Да, всё же, как я ни искала твоего экз[емляра] учебника – не нашла, посылаю другой экз[емляр]. Не сердись, но нигде не нашла. В Зубалове паровое отопление уже работает, и вообще всё в порядке, очевидно, скоро закончат. В день прилета Цеппелина Вася на велосипеде ездил из Кремля на аэродром через весь город. Справился неплохо, но, конечно, устал.

Очень умно делаешь, что не разъезжаешь, это во всех отношениях рискованно.

Целую тебя. Надя.

Н. С. Аллилуева – И. В. Сталину. 19 сентября 1930 г.

Здравствуй, Иосиф!

Как твое здоровье? Приехавшие тт. (Уханов и еще кто-то) рассказывают, что ты очень плохо выглядишь и чувствуешь себя. Я же знаю, что ты поправляешься (это из писем). По этому случаю на меня напали Молотовы с упреками, как это я могла оставить тебя одного, и тому подобные, по сути, совершенно справедливые вещи. Я объяснила свой отъезд занятиями, по существу же это, конечно, не так. Это лето я не чувствовала, что тебе будет приятно продление моего отъезда, а наоборот. Прошлое лето это очень чувствовалось, а это нет. Оставаться же с таким настроением, конечно, не было смысла, т. к. это уже меняет весь смысл и пользу моего пребывания. И я считаю, что упреков я не заслужила, но в их понимании, конечно, да.

На днях была у Молотовых, по его предложению, проинформироваться. Это очень хорошо, т. к. иначе я знаю только то, что в печати. В общем, приятного мало. Насчет же твоего приезда Авель [Енукидзе] говорит тт., я его не видела, что вернешься в конце октября; неужели ты будешь сидеть там так долго?

Ответь, если не очень недоволен будешь моим письмом, а в прочем[30]30
  Так в документе.


[Закрыть], как хочешь.

Всего хорошего. Целую. Надя.

И. В. Сталин – Н. С. Аллилуевой. 24 сентября 1930 г.

Татька!

Получил посылку от тебя. Посылаю тебе персики с нашего дерева.

Я здоров и чувствую себя как нельзя лучше. Возможно, что Уханов видел меня в тот самый день, когда Шапиро поточил у меня восемь (8!) зубов сразу, и у меня настроение было тогда, возможно, неважное. Но этот эпизод не имеет отношения к моему здоровью, которое я считаю поправившимся коренным образом.

Попрекнуть тебя в чем-либо насчет заботы обо мне могут лишь люди, не знающие дела. Такими людьми и оказались в данном случае Молотовы. Скажи от меня Молотовым, что они ошиблись насчет тебя и допустили в отношении тебя несправедливость. Что касается твоего предположения насчет нежелательности твоего пребывания в Сочи, то твои попреки также несправедливы, как несправедливы попреки Молотовых в отношении тебя. Так, Татька.

Я приеду, конечно, не в конце октября, а много раньше, в середине октября, как я говорил тебе в Сочи. В видах конспирации я пустил слух через Поскрёбышева о том, что смогу приехать лишь в конце октября. Авель, видимо, стал жертвой такого слуха. Не хотелось бы только, чтобы ты стала звонить об этом. О сроке моего приезда знают Татька, Молотов и, кажется, Серго.

Ну, всего хорошего.

Целую к[р]епко [м]ного. Твой Иосиф.

Р. S. Как здоровье ребят?

Н. С. Аллилуева – И. В. Сталину. 30 сентября 1930 г.

Здравствуй, Иосиф.

Еще раз начинаю с того же – письмо получила. Очень рада, что тебе хорошо на южном солнце. В Москве сейчас тоже неплохо, погода улучшилась, но в лесу определенная осень. День проходит быстро. Пока все здоровы. За восемь зубов молодец. Я же соревнуюсь с горлом, сделал мне профессор Свержевский операцию, вырезал 4 куска мяса, пришлось полежать четыре дня, а теперь я, можно сказать, вышла из полного ремонта. Чувствую себя хорошо, даже поправилась за время лежания с горлом.

Персики оказались замечательными. Неужели это с того дерева? Они замечательно красивые. Теперь тебе, при всем нежелании, но всё же скоро придется возвращаться в Москву, мы тебя ждем, но не торопим, отдыхай получше.

Привет. Целую тебя. Надя.

Р. S. Да, Каганович кв[артирой] очень остался доволен и взял ее. Вообще был тронут твоим вниманием. Сейчас вернулась с конференции ударников, где говорил Каганович. Очень неплохо, а также Ярославский. После была Кармен – под управлением] Голованова, замечательно. Н. А.

Н. С. Аллилуева – И. В. Сталину. 6 октября 1930 г.

Что-то от тебя никаких вестей последнее время. Справлялась у Двинского о почте, сказал, что давно не было. Наверное, путешествие на перепелов увлекло, или просто лень писать.

А в Москве уже вьюга снежная. Сейчас кружит вовсю. Вообще погода очень странная, холодно. Бедные москвичи зябнут, т. к. до 15/Х Москвотоп дал приказ не топить. Больных видимо-невидимо. Занимаемся в пальто, так как иначе нужно всё время дрожать. Вообще же у меня дела идут неплохо. Чувствую себя тоже совсем хорошо. Словом, теперь у меня прошла уже усталость от моего «кругосветного» путешествия, и вообще дела, вызвавшие всю эту суетню, также дали резкое улучшение.

О тебе я слышала от молодой интересной женщины, что ты выглядишь великолепно, она тебя видела у Калинина на обеде, что замечательно был веселый и тормошил всех, смущенных твоей персоной. Очень рада.

Ну, не сердись за глупое письмо, ну не знаю, стоит ли тебе писать в Сочи о скучных вещах, которых, к сожалению, достаточно в московской жизни. Поправляйся. Всего хорошего.

Целую. Надя.

P.S. Зубалово абсолютно готово. Очень, очень хорошо вышло.

И. В. Сталин – Н. С. Аллилуевой. 8 октября 1930 г.

Татька!

Получил твое письмо.

Ты что-то в последнее время начинаешь меня хвалить.

Что это значит? Хорошо или плохо?

Новостей у меня, к сожалению, никаких. Живу неплохо, ожидаю лучшего. У нас тут испортилась погода, будь она проклята. Придется бежать в Москву.

Ты намекаешь на какие-то мои поездки. Сообщаю, что никуда (абсолютно никуда!) не ездил и ездить не собираюсь.

Целую очень [м]ного, к[р]епко [м]ного. Твой Иосиф⁶⁸.

А. Ларина-Бухарина[31]31
  Ларина-Бухарина А. M. (1914–1996) – третья жена Н. И. Бухарина.


[Закрыть]: Как рассказывал Н.И. [Бухарин], первым, кто увидел Надежду Сергеевну мертвой, кроме няни, пришедшей ее разбудить, был Енукидзе, которому няня Светланы решилась позвонить, побоявшись сказать об этом первому Сталину. Не это ли послужило причиной того, что А. С. Енукидзе убрали раньше остальных членов ЦК?⁶⁹

С. И. Аллилуева: Мои тетки… говорили, что событие само по себе настолько потрясло всех тогда – что все растерялись и заботились лишь о том, чтобы как-то скрыть случившееся. Поэтому к телу не были допущены врачи, не было медицинского заключения, в некрологе таинственно сообщалось о «неожиданной кончине в ночь на 9-е ноября». Не разрешили даже набальзамировать тело до дня похорон; в дом никого не пускали.

Письмо И. В. Сталина дочери

Антипатия, страх, ненависть к фигуре отца были столь сильны в тот год, что немедленно распространился слух об убийстве.

Это казалось многим более правдоподобным, чем самоубийство молодой здоровой женщины, на стороне которой была общая симпатия. Мне приходилось не раз слышать разнообразные версии убийства самые противоречивые, но сводившиеся к одному: что оно было совершено руками отца.

Между тем, по словам моих теток (маминой сестры Анны Реденс и жены ее брата Евгении Аллилуевой), отец был потрясен больше всех, потому что вполне понял, что это был вызов и протест против него⁷⁰.

Информация к размышлению

Долгое время сведения о личной жизни Сталина оставались «большим секретом» для широкой публики. Даже в годы перестройки, несмотря на провозглашенную гласность, не увидела свет его переписка ни с матерью, ни с женой. Эти письма были опубликованы лишь в 1993 году. Переписка генсека с женой свидетельствует о непростых отношениях. Ссоры между супругами то затухали, то разгорались с новой силой. Поводы были самые разные. В конце августа 1929 года Сталин пишет жене, уехавшей из Сочи в Москву: «Оказывается, мое первое письмо (утерянное) получила в Кремле твоя мать. До чего надо быть глупой, чтобы получать и вскрывать чужие письма».

Что же касается документально подтвержденной информации о связи Сталина с Лидией Перепрыгиной, то она попала на страницы массовых изданий еще позже. Правда, первым об этой истории поведал советским читателям сын известного революционера А. В. Антонов-Овсеенко в книге «Сталин без маски» (М., 1990). «Документы по этому делу, – писал он, – зачитал на заседании Политбюро… Серов».

Однако никакими документальными свидетельствами автор не располагал. Он ссылался на слова члена Комитета партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС в 1956–1962 годах О. Г. Шатуновской (1901–1990). Заметим, что воспоминания самой Шатуновской увидели свет только в 2001 году. Впрочем, в них говорилось, что никаких документов КПК после отправки на пенсию у нее не хранилось. «Но я же, конечно, ничего не взяла из ЦК, из этих материалов, – рассказывала Шатуновская. – Этого же достаточно было, чтобы опять сесть, аяи так просидела семнадцать лет»⁷¹.

Документ, проливающий свет на события в Курейке, был частично введен в научный оборот сотрудником Института российской истории РАН Б. С. Илизаровым в 2000 году. Это записка председателя КГБ при СМ СССР И. А. Серова, адресованная «секретарю ЦК КПСС Хрущёву Н.С.» и датированная 4 июня 1956 года. Хранится она в личном фонде И. В. Сталина в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ).

В ней, в частности, говорится: «Как установлено нашими сотрудниками из беседы с работниками Красноярского архивного отдела, за последние пятнадцать лет туда часто приезжали работники из Москвы и забирали ряд документов, касающихся И. В. Сталина, содержание которых они не знают.

Кроме того, по рассказам гр-ки Перелыгиной (так в документе. – Авт.) было установлено, что И. В. Сталин, находясь в Курейке, совратил ее в возрасте четырнадцати лет и стал сожительствовать.

В связи с этим И. В. Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней.

И. В. Сталин дал слово жандарму жениться на Перелыгиной, когда она станет совершеннолетней.

Как рассказывала в мае с. г. Перелыгина, у нее примерно в 1913 году родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки Сталин уехал, и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина Давыдова, который и усыновил родившегося мальчика Александра. За всё время жизни Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время сын Александр служит в армии и является майором».

На первом листе документа красуются подписи членов Президиума ЦК КПСС (так в те годы называлось Политбюро). Что удивительно – не всех, а лишь давних сталинских соратников: Н.А. БулганинаК.Е. Ворошилова, Л.М. Кагановича, Г.М. МаленковаВ.М. Молотова, а кроме того, М.А. Суслова и секретаря ЦК КПСС А. Б. Аристова. Это свидетельство того, что Хрущёв разослал серовскую записку для сведения «вкруговую».

Как это часто бывает, новый документ помимо ответов на вопросы, имевшиеся относительно личной жизни Сталина в Туруханской ссылке, породил новые вопросы. Почему Серов исказил фамилию сталинской сожительницы? Почему датой рождения первого ребенка указан 1913 год? Ведь широко известно, что в Курейку Сталин и Свердлов были переведены в марте 1914 года. В Курейке в то время еще существовал сталинский мемориал, частью которого была изба Перепрыгиных. И наконец, почему с запиской Серова ознакомили не только членов Президиума, но и Аристова?

На последний вопрос пролила свет еще одна архивная находка, сделанная в 2016 году. В газете «Совершенно секретно» были опубликованы два документа из РГАСПИ⁷².

Первый из них – письмо Аристова Хрущёву, датированное 28 мая 1956 года. Приведем его полностью.

«В бытность мою секретарем Красноярского крайкома КПСС в один из приездов в Москву в конце 1946 года мне позвонил тов. Поскрёбышев и спросил меня, что я знаю об Ивановых и Перепрыгиных, проживающих в Курейке, где был в ссылке тов. Сталин. Я ему ответил, что ничего не знаю об Ивановых и Перепрыгиных. Тов. Поскрёбышев попросил меня навести справки об этих людях по возвращении в Красноярск, так как ими интересуется тов. Сталин.

Вернувшись в Красноярск, я направил инструктора крайкома КПСС П. Сиротенко в Курейку и в Дудинку по этому вопросу. Возвратившись из командировки, тов. Сиротенко доложил мне, что он нашел Ивановых и Перепрыгиных, и рассказал мне о том, что тов. Сталин жил с четырнадцатилетней Лидией Перепрыгиной, и что она имеет от него сына. Лидия Перепрыгина тогда же передала фотокарточку сына Александра.

В то время, получив такие сведения, я, конечно, не мог передать тов. Поскрёбышеву об Иванове Петре, который знал Сталина и возмущался его сожительством с несовершеннолетней Лидией Перепрыгинойи о Перепрыгине Ионе – старшем брате Лидии, жаловавшемся на Сталина жандарму. Перепрыгины Ион и Лидия были сиротами.

Сейчас я всё это восстановил и решил Вас об этом информировать.

Прилагаю письмо тов. Сиротенко и две фотографии Александра – сына Лидии Перепрыгиной, которого она считает сыном Сталина».

Письмо напечатано на машинке, но не на бланке, а на обычном листе бумаги. Примечательно, что в последнее предложение внесена рукописная правка: зачеркнуто слово «две», а множественное число в слове «фотографии» исправлено на единственное.

В тот же день письмо Аристова было разослано членам и кандидатам в члены Президиума ЦК и секретарям ЦК КПСС. Об этом свидетельствует резолюция заместителя заведующего общим отделом ЦК В. Н. Чернухи.

Как упоминал Аристов, к своему письму он приложил письмо бывшего инструктора отдела пропаганды и агитации Красноярского крайкома КПСС Сиротенко. Написано оно на машинке, на двух обычных листах, и датировано 4 мая 1956 года.

«.В январе месяце 1947 года, когда Вы были секретарем Крайкома КПСС, Вы поручили мне вылететь на север: Дудинка – Курейка и найти носителей двух фамилий: ИВАНОВ и ПЕРЕТОКИН.

На основании материалов, собранных во время поездки, мною было установлено, что никакого ПЕРЕТОКИНА на свете нет, а что это не кто иной, как ПЕРЕПРЫГНИ, фамилия той семьи, у которой на квартире жил тов. СТАЛИН.

Мне в Дудинке удалось очень быстро установить, что ИВАНОВ Пётр, близко знавший тов. Сталина, по утверждению его жены Дарьи Алексеевны, очень был возмущен, что Сталин вступил в сожительство с одной из дочерей ПЕРЕПРЫГИНЫХ.

Выяснив всё это еще в Дудинке, мне предстояло установить место жительства этих людей. В Дудинке мне посоветовали побывать в Курейке у ТАРАСЕЕВА Алексея Яковлевича.

Встретился я с ним в конце марта 1947 года, ему было в это время 102 года. Он мне рассказал, что с ИВАНОВЫМ они ПЕРЕПРЫГНИ Ион, старший из детей сирот ПЕРЕПРЫГИНЫХ, вызывались к жандарму ЛАЛЕТИНУ для составления дела о сожительстве ссыльного поселенца ДЖУГАШВИЛИ с несовершеннолетней Лидией ПЕРЕПРЫГИНОЙ.

И только после того, как он дал слово, что оформит с нею брак по наступлению совершеннолетия, дело было прекращено.

Этот же ТАРАСЕЕВ обратил мое внимание, что они, старожилы, как мыкали горе при царизме, так и мыкают его и теперь. И в самом деле, все они жили в развалившихся лачугах, испытывая невероятную нужду, тогда как спецконтингент – латыши и эстонцы, семьи фашистов, состоя в колхозе, получают ссуды, строят дома, и всё под предлогом того, что колхоз Курейки, где жил СТАЛИН, должен выглядеть зажиточным.

Старик мне сказал, что Лидия Платоновна ПЕРЕПРЫГНИ А/ДАВЫДОВА живет в станке Ангутихе, что расположен на середине пути между Курейкой и Туруханским.

При встрече с ней в апреле месяце 1947 года я записал следующее.

ПЕРЕПРЫГИНА Лидия Платоновна, 1900 года рождения, начала жить со СТАЛИНЫМ 14 лет, при СТАЛИНЕ родила мальчика, но он прожил недолго и умер. СТАЛИН дал слово жандармам, что когда она достигнет совершеннолетия, он оформит брак с ней. Перед его побегом она осталась беременной и родила мальчика уже без него, которого назвала Александром.

Утверждает, что первое время получала от него письма и даже одну карточку, которую по ее указанию директор музея ЮРИН нашел спрятанной на крыше домика в Курейке.

А когда прошел слух, что СТАЛИН убит на фронте, ее посватал ДАБЫДОВ Яков Семёнович, и она вышла за него замуж. И только через четыре года, когда ей показали один из портретов СТАЛИНА в газете, она узнала в нем отца своего сына, но так как она была замужем теперь за другим, то не сочла нужным напоминать ему о себе и своем и его сыне. По моей просьбе Лидия Платоновна передала мне карточку своего сына Александра, которую я и передаю вам с этим письмом.

Директор Березовского карьероуправления Сиротенко».

На письме Аристова стоит высший гриф партийной секретности «ОП» – особая папка. Такой же гриф был присвоен сотрудниками общего отдела ЦК КПСС и цитировавшейся выше записке Серова. Согласно резолюции Молотова: «В архив Президиума ЦК. 18.VII.56», она была надежно укрыта от посторонних глаз на долгие годы.

К этому моменту уже было принято и опубликовано постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий». В отличие от кампании по дискредитации Берии разоблачение культа личности Сталина пошло не по «сталинским рецептам», то есть без афиширования его аморальных поступков в быту.

Глава 5
Революционер-подпольщик: «петербургский период»

И. В. Сталин: Со второй половины 1911 года наступает петербургский период революционной деятельности товарища Сталина. 6 сентября 1911 года товарищ Сталин нелегально выезжает из Вологды в Петербург. В Петербурге товарищ Сталин устанавливает связи с петербургской партийной организацией; направляет и организует борьбу против ликвидаторов – меньшевиков и троцкистов, сплачивает и укрепляет большевистские организации Петербурга. 9 сентября 1911 года товарищ Сталин был арестован в Петербурге и сослан в Вологодскую губернию, откуда ему удалось совершить побег в феврале 1912 года⁷³.

А. В. Островский: Пока И. В. Джугашвили следовал в Петербург, обгоняя его, туда полетела телеграмма: «Поездом третьим выехал Джугашвили под наблюдением филера Ильчукова. Прошу принять. Подробности почтой. Ротмистр Попель».

В столицу поезд прибыл в 08.40. И. В. Джугашвили был передан филерам Петербургского охранного отделения и почти сразу же ими утерян. То ли, избавляясь от «хвоста», И. В. Джугашвили потерял своего спутника, то ли, не желая обнаруживать новые явки, с вокзала он один пошел по старому адресу, к С. Я. Аллилуеву, а не застав его, отправился в центр города и здесь на Невском проспекте совершенно случайно встретил Сильвестра Тодрию. От него он вернулся на вокзал за вещами и здесь снова был взят в наблюдение.

По воспоминаниям С. Аллилуева, ночь с 7 на 8 сентября И. В. Джугашвили провел у С. Тодрии.

Согласно дневнику наружного наблюдения, с вокзала он поехал в гостиницу «Россия» и здесь был оставлен до утра, а 8 сентября в 09.15 при выходе из гостиницы снова оказался под наблюдением филеров.

С. Я. Аллилуев утверждал, что в этот день И. В. Джугашвили посетил его квартиру, а поскольку за ним была обнаружена слежка, то он переправил его на квартиру рабочего Забелина, где И. В. Джугашвили и провел следующую ночь.

Несколько иную картину рисуют сохранившиеся дневники наружного наблюдения. Из гостиницы «Россия» наружное наблюдение провело И. В. Джугашвили на Невский проспект в дом 106, кв. 34, где проживали Сильвестр Тодрия и прибывший 5 сентября из Батума Иоганн Герасимович Жожиашвили. Здесь И. В. Джугашвили пробыл около двух часов и около 11.30 отправился в дом 134 на этом же проспекте, где посетил подъезд, в котором находились квартиры 9, 10 и п. Из проживавших в них лиц внимание охранки привлекли Сура Янкель-Фраимовна Готесман, 27 лет, дочь каменец-подольского купца, прибывшая в столицу 18 августа 1911 года, хозяин квартиры Абель Шевелевич Левенсон, 35 лет, мещанин Могилёвской губернии, живший по этому адресу с з августа 1906 года, Моисей Шевелевич Левенсон, 21 год, ученик Петербургской консерватории, прибыл в Петербург 26 августа 1911 года, Элька Шевелевна Левенсон, 30 лет, повивальная бабка, прибыла из Сестрорецка 27 июля 1911 года, Лейзер Абрамович Берсон, 35 лет, аптекарский помощник, прибыл из Смоленска 6 ноября 1911 года.

На Невском проспекте в доме 134 И. В. Джугашвили тоже пробыл около двух часов и в 13.30 с неизвестным, проживавшим в доме 106, отправился на Пушкинскую улицу, дом 8, в столовую. Здесь его уже ждал мужчина, с которым он приехал из Вологды. Пробыв пятнадцать минут, то есть около 14.00, И. В. Джугашвили и неизвестный ушли. Дойдя до Литейного проспекта, они сели в трамвай и поехали на Сампсониевский проспект, 16. Здесь находился дежурный пункт «Общества 1886 года», где с весны 1911 года работал С. Я. Аллилуев. Приехав туда в 14.20, они ушли в 17.30. С.Я. Аллилуев вспоминал, что по этому адресу его действительно посетили С. Тодрия и И. В. Джугашвили. После этого И. В. Джугашвили снова был потерян и взят в наблюдение только в 23.15, когда вернулся в гостиницу. Через некоторое время он вышел с неизвестным, проживавшим на Невском проспекте, к памятнику Александру III и пробыл здесь до 00.45, после чего возвратился в гостиницу…

На следующее утро, 9 сентября, в 07.50 в гостиницу «Россия» явилась полиция. И. В. Джугашвили вынужден был назвать свою настоящую фамилию, после чего он был отправлен в Александро-Невскую полицейскую часть. По одним данным, «при обыске были найдены записная книжка, географическая карта, одно письмо не на русском языке и две фотографические карточки: одна – группа и одна маленькая, одно лицо», по другим («литера Б») – «паспорт на имя крестьянина Орловской губернии Петра Чижикова и записная книжка со сборником фраз на немецком языке, в коих может встречаться надобность при поездке по железной дороге в Берлине, и отдельных немецких слов (глаголов)». В этот же день И. В. Джугашвили был помещен в Петербургский дом предварительного заключения⁷⁴.

Л. Д. Троцкий: Коба не гонялся за открытой ареной, как ораторы и журналисты меньшевизма, ибо на открытой арене обнаруживались больше его слабые, чем сильные стороны… Зато он в избытке был наделен упорством. В годы реакции он принадлежал не к тем десяткам тысяч, которые покидали партию, а к тем немногим сотням, которые, несмотря ни на что, сохраняли верность ей.

Вскоре после Лондонского съезда молодой Зиновьев, выбранный в ЦК, превратился в эмигранта, как и Каменев, включенный в Большевистский центр. Коба оставался в России. Впоследствии он вменял себе это в исключительную заслугу. В действительности дело обстояло иначе. Выбор места и характера работы только в небольшой мере зависел от заинтересованного. Если б ЦК видел в Кобе молодого теоретика или публициста, способного за границей подняться на более высокую ступень, его, несомненно, оставили бы в эмиграции, и у него не было бы ни возможности, ни желания отказаться. Но никто не звал его за границу. С тех пор как на верхах партии вообще узнали о нем, его рассматривали как «практика», то есть рядового революционера, пригодного преимущественно для местной организационной работы. Да и самого Кобу, смерившего свои силы на съездах в Таммерфорсе, Стокгольме и Лондоне, вряд ли тянуло в эмиграцию, где он был бы обречен на третьи роли. Позже, после смерти Ленина, нужда была превращена в добродетель…⁷⁵

И. В. Сталин: Пражская конференция предсказала в своих решениях неизбежность в недалеком будущем революционного подъема и приняла все меры, для того чтобы партия встретила во всеоружии этот подъем. Конференция избрала большевистский Центральный комитет, создала практический центр для руководства революционной работой в России (Русское бюро ЦК), приняла решение об издании «Правды». Конференция заочно избирает Сталина, который уже с 1910 года являлся уполномоченным ЦК партии («агентом ЦК»), членом ЦК партии. Сталин по предложению Ленина возглавляет Русское бюро ЦК⁷⁶.

Л. Д. Троцкий: Новейшая «История» партии, изданная под редакцией Сталина в 1938 году, гласит: «В состав этого ЦК вошли Ленин, Сталин, Орджоникидзе, Свердлов, Голощёкин и другие. Сталин и Свердлов были избраны в ЦК заочно, так как они находились в ссылке». Между тем в официальном сборнике документов партии (1926) читаем: «Конференция выбрала новый Центральный комитет, в который вошли Ленин, Зиновьев, Орджоникидзе, Спандарьян, Виктор (Ордынский), Малиновский и Голощёкин». «История» не включает в ЦК, с одной стороны, Зиновьева, с другой – провокатора Малиновского, зато включает Сталина, которого нет в старом списке. Разъяснение этой загадки способно бросить свет и на тогдашнее положение Сталина в партии, и на методы нынешней московской историографии. На самом деле Сталин не был выбран на конференции, а был включен в ЦК вскоре после конференции путем так называемой кооптации. Об этом совершенно точно говорит цитированный выше официальный источник: «…Затем были кооптированы в ЦК тов. Коба (Джугашвили-Сталин) и Владимир (Белостоцкий, бывший рабочий Путиловского завода)». Также и по материалам Московского охранного отделения Джугашвили был включен в ЦК после конференции «на основании предоставленного цекистам права кооптирования». Тождественную информацию дают все без исключения советские справочники, кончая 1929 годом…⁷⁷

И. В. Сталин: 22 апреля 1912 года Сталина арестовали в Петербурге на улице и после нескольких месяцев заключения в тюрьме выслали на этот раз дальше – в Нарымский край на три года. Но уже 1 сентября 1912 года Сталин вновь бежит из ссылки в Питер. Здесь он редактирует большевистскую газету «Правда», руководит деятельностью большевиков в избирательной кампании в IV Государственную думу⁷⁸.

Л.Д. Троцкий: В статье «К десятилетию “Правды”» (1922) сам Сталин рассказал: «Это было в середине апреля 1912 года, вечером, на квартире у Полетаева, где двое депутатов Думы (Покровский и Полетаев), двое литераторов (Ольминский и Батурин) и я, член ЦК… сговорились о платформе “Правды” и составили первый номер газеты».

Ответственность Сталина за платформу «Правды» устанавливается здесь им самим. Суть этой платформы можно резюмировать словами «работай, остальное приложится». Сам Сталин был, правда, арестован уже 22 апреля, в день выхода первого номера «Правды». Но в течение почти трех месяцев «Правда» упорно держалась платформы, выработанной при его участии. Самое слово «ликвидатор» было изгнано из словаря газеты. «С ликвидаторством необходима была непримиримая борьба, – пишет Крупская. – Вот почему Владимира Ильича так волновало, что “Правда” вначале упорно вычеркивала из его статей полемику с ликвидаторами. Он писал в “Правду” сердитые письма». Часть их, видимо, небольшая, успела увидеть свет. «Иногда, хоть и редко это было, – жалуется она далее, – пропадали без вести и статьи Ильича. Иногда статьи его задерживались, не помещались сразу. Ильич тогда нервничал, писал в “Правду” сердитые письма, но помогало мало!»⁷⁹

И. В. Сталин: 23 февраля 1913 года Сталин был арестован на вечеринке, устроенной Петербургским комитетом большевиков в зале Калашниковской биржи. На этот раз царское правительство высылает Сталина в далекий Туруханский край на четыре года. Сталин вначале живет в станке Костино, а затем, в начале 1914 года, царские жандармы, опасаясь нового побега, переводят его еще севернее – в станок Курейка, к самому Полярному кругу. Здесь он проводит 1914,1915 и 1916 годы. Это была самая тяжелая политическая ссылка, какая только могла быть в глухой сибирской дали⁸⁰.

Л.Д. Троцкий: Социалист-революционер Карганов, ставший впоследствии оперным певцом, относит встречу со Сталиным в туруханской ссылке к 1911 году вместо 1913; хронологические ошибки в таких случаях обычны. В числе прочего Карганов рассказывает, как Сталин, выступая на защиту уголовного ссыльного по прозвищу Чайка, который обокрал крестьянина, доказывал, что Чайку нельзя осуждать, что нужно привлечь его на свою сторону, что люди такого сорта нужны для будущей борьбы… Нарушая все традиции ссыльных, он вступил, если верить Карганову, в приятельские отношения с полицейским приставом, осетином Кибировым. На упреки товарищей Сталин ответил, что приятельские отношения не помешают ему, в случае надобности, уничтожить пристава как политического врага. По словам того же Карганова, Сталин поражал ссыльных «своей полной беспринципностью, хитростью и необычайной жестокостью… Даже в мелочах проявлялось его… честолюбие». Где во всем этом кончается правда и начинается выдумка, решить трудно. Но в общем рассказ Карганова довольно близко напоминает наблюдения Верещака в бакинской тюрьме…

«Социалист-революционер» Верещак еще совсем молодым попал в 1909 году в бакинскую, так называемую баиловскую, тюрьму, где провел 3,5 года. Арестованный 25 марта Коба просидел в той же тюрьме полгода, покинул ее для ссылки, провел там девять месяцев, вернулся нелегально в Баку, был снова арестован в марте 1910 года и снова оставался бок о бок с Верещаком, около шести месяцев в заключении. В 1912 году товарищи по тюрьме столкнулись в Нарыме, в Сибири. Наконец, после Февральской революции Верещак в качестве делегата от тифлисского гарнизона встретил старого знакомца на Первом съезде Советов в Петрограде. После политического возвышения Сталина Верещак подробно рассказал в эмигрантской газете о совместной жизни в тюрьме…

«Развит был Коба крайне односторонне, – пишет Верещак, – был лишен общих принципов, достаточной общеобразовательной подготовки. По натуре своей всегда был малокультурным, грубым человеком. Всё это в нем сплеталось с особенно выработанной хитростью, за которой и самый проницательный человек сначала не мог бы заметить остальных скрывающихся черт…»

По общему правилу, политические заключенные старались не общаться суголовными. Кобу, наоборот, «можно было всегда видеть в обществе головорезов, шантажистов, среди грабителей-маузеристов». Он чувствовал себя с ними на равной ноге. «Ему всегда импонировали люди реального “дела”. И на политику он смотрел, как на “дело”, которое надо уметь и “сделать” и “обделать”». Это очень правильно подмечено. Но именно это наблюдение лучше всего опровергает слова насчет механизированной памяти, начиненной готовыми цитатами. Коба тяготился обществом людей с более высокими умственными интересами. В Политбюро в годы Ленина он почти всегда сидел молчаливым, угрюмым и раздраженным. Наоборот, он становился общительнее, ровнее и человечнее в кругу людей первобытного склада и не связанных никакими предрассудками. Во время Гражданской войны, когда некоторые, преимущественно кавалерийские, части разнуздывались и позволяли себе насилия и бесчинства, Ленин иногда говорил: «Не послать ли нам туда Сталина, он умеет с такими людьми разговаривать»⁸¹.