Текст книги "Сталин: Взгляд со стороны. Опыт сравнительной антологии"

С. Монтефиоре: В феврале 1915 года, в «дни, слитые с ночами в одну бесконечную полярную ночь», к нему приехали Спандарян и его любовница Вера Швейцер. Они проехали двести километров по замерзшему Енисею – в собачьей упряжке, под вой волков. Наконец они издалека увидели крохотную деревушку и занесенную снегом избу Сосо. Улыбаясь, он вышел им навстречу; местные жители и жандарм также приветствовали гостей.

«Мы пробыли у Иосифа Виссарионовича двое суток». Вера заметила, что Сосо, который страдал артритом, «был одет в пиджак внакидку на один рукав. В дальнейшем я убедилась, что это была его любимая привычка одеваться, оставляя правую руку свободной». Сталин, который был счастлив видеть своих товарищей, отправился на реку и вернулся с огромным трехпудовым осетром: «В моей проруби маленькая рыба не ловится».

Спандарян и Швейцер обсуждали со Сталиным суд в Петербурге над пятеркой депутатов-большевиков и редактором «Правды» Каменевым. Ленин объявил, что желает, чтобы Германия победила Россию и этим приблизила революцию и «европейскую гражданскую войну». Меньшевики поддерживали отечественную войну в России, коль скоро она была «освободительной». В ноябре 1914 года Каменева и депутатов арестовали за государственную измену. На суде Каменев отказался от непатриотичного ленинского лозунга поражения в войне, но всё равно был признан виновным и сослан в Сибирь.

Сталин и Спандарян поведение Каменева сочли отвратительным. «Этому человеку нельзя доверять, – заявил Сталин. – Каменев способен предать революцию». Укрывшись парусиной, одевшись с головы до ног в оленьи меха и взяв проводника-тунгуса, Спандарян и Вера взяли Сталина с собой в Монастырское. Над тундрой разлилось великолепное северное сияние. «Вдруг неожиданно Сталин затягивает песню, – пишет Швейцер. – Сурен вторит. Радостно слышать знакомые мелодии песен, уносящихся вдаль…» Упряжка два дня ехала по льду в бесконечных сумерках.

Спандарян и Сталин написали Ленину. Большевик-охотник Сталин больше не жаловался на то, что ему задолжали денег и не прислали книг. Он сразу занял бравую воинственную позу, которая определит и стиль большевистской власти⁸².

И. В. Сталин: Мой привет Вам, дорогой Ильич, горячий-горячий привет!.. Как живете, как здоровье? Я живу, как раньше, хлеб жую, доживаю половину срока. Скучновато, да ничего не поделаешь. А как Ваши дела-делишки? У вас-то, должно быть, веселее… Читал я недавно статьи Кропоткина – старый дурак, совсем из ума выжил. Читал также статейку Плеханова в «Речи» – старая неисправимая болтунья-баба! Эхма… А ликвидаторы с их депутатами-агентами вольно-экономического общества? Бить их некому, черт меня дери! Неужели так и останутся они безнаказанными?! Обрадуйте нас и сообщите, что в скором времени появится орган, где их будут хлестать по роже, да порядком, да без устали.

Если вздумаете написать, пишите по адресу: Туруханский край (Енисейской губернии), село Монастырское Сурену Спандаряну.

Ваш Коба (Сталин)

Тимофей (Спандарян) просит передать его кислый привет Гэду, Самба и Ван-дервельду на славных, хе-хе, постах министров⁸³.

Л.Д. Троцкий: Для оценки политической позиции Сталина это письмо, явно навеянное беседами со Спандарьяном, дает, в сущности, немного. Престарелый Кропоткин, теоретик чистой анархии, стал с начала войны неистовым шовинистом. Не лучше выглядел и Плеханов, от которого всячески открещивались даже меньшевики. Вандервельде, Гед и Самба представляли в качестве буржуазных министров слишком доступную мишень. Письмо Сталина не заключает ни малейшего намека на те новые проблемы, которые тогда владели мыслью революционных марксистов. Отношение к пацифизму, лозунги «пораженчества» и «превращения империалистской войны в гражданскую», проблема нового Интернационала стояли тогда в центре бесчисленных дебатов. Идеи Ленина отнюдь не встречали признания. Что могло бы быть естественнее со стороны Сталина, как намекнуть Ленину о своей солидарности с ним, если б эта солидарность была налицо? Если верить Швейцер, именно здесь, в Монастырском, Сталин впервые познакомился с тезисом Ленина. «Трудно передать, – пишет она стилем Берия, – с каким чувством радости, уверенности и торжества Сталин читал тезисы Ленина, которые подтверждали его мысли…»

Почему же он ни словом не упомянул о тезисах в письме? Если б он самостоятельно работал над проблемами нового Интернационала, он не мог бы хоть в нескольких словах не поделиться с учителем своими выводами и не поставить ему наиболее острые вопросы. Ничего этого нет. Из идей Ленина Сталин воспринял то, что отвечало его собственному кругозору. Остальное казалось ему сомнительной музыкой будущего, если не заграничной бурей в стакане. С этими взглядами он вступил затем в Февральскую революцию.

Бедное содержанием письмо из Монастырского со своим наигранным тоном лихости («черт меня побери», «хе-хе» и пр.) раскрывает, однако, больше, чем хотел автор. «Скучновато, да ничего не поделаешь». Так не пишет человек, способный жить напряженной умственной жизнью. «Если вздумаете написать, пишите по адресу…» Так не пишет человек, дорожащий теоретическим обменом мыслей. Письмо несет на себе всё ту же тройную печать: хитрости, ограниченности и вульгарности. Систематической переписки с Лениным за четыре года ссылки так и не завязалось, несмотря на то что Ленин дорожил связью с единомышленниками и умел поддерживать ее. Осенью 1915 года Ленин запрашивает эмигранта Карпинского: «Большая просьба: узнайте… фамилию “Кобы” (Иосиф Дж…?? мы забыли). Очень важно!!» Карпинский ответил: «Иосиф Джугашвили». О чем шло дело: о новой ли посылке денег или о письме? Необходимость наводить справку о фамилии показывает, во всяком случае, что постоянной переписки не было⁸⁴.

И. В. Сталин: Летом 1914 года началась империалистическая война. Партии II Интернационала позорно изменили пролетариату, перешли на сторону империалистической буржуазии. Только Ленин, большевики остались верны боевому знамени интернационализма, только партия большевиков сразу же и без колебаний подняла знамя решительной борьбы против империалистической войны. Отрезанный от всего мира, оторванный от Ленина и партийных центров, Сталин занимает ленинскую интернационалистскую позицию по вопросам войны, мира и революции. Он пишет письма Ленину, выступает на собраниях ссыльных большевиков в селе Монастырском (1915), где клеймит позором трусливое и предательское поведение Каменева на суде над большевистской «пятеркой» – депутатами IV Государственной думы. Он приветствует (1916) вместе с группой ссыльных большевиков легальный большевистский журнал «Вопросы Страхования», указывая, что задачей журнала является приложить «все усилия и старания к делу идейного страхования рабочего класса нашей страны от глубоко развращающей, антипролетарской и в корне противоречащей принципам международности проповеди гг. Потресовых, Левицких и Плехановых»⁸⁵.

С. Монтефиоре: Вместе с депутатами-большевиками в Монастырское прибыл Каменев. Неподалеку жили Свердлов и Спандарян. В июле 1915-го Сталина позвали на собрание в Монастырское – оно проходило в избе Каменева и Петровского.

У большевиков получился идиллический летний слет. Был даже сделан групповой фотоснимок. Но большевики не могли даже пикник провести без политики: здесь случались разоблачения и товарищеские суды. Сталин и Спандарян поддерживали Ленина и решили подвергнуть Каменева трибуналу в Монастырском. Каменев подарил Сталину «Государя» Макиавелли – не лучший подарок для человека, который и так воплощал дух макиавеллизма. Во время пьяного застолья Каменев спросил всех присутствовавших, что для них наивысшее удовольствие в жизни. Кто-то говорил: женщины, другие честно отвечали: идти путем диалектического материализма к пролетарскому раю. Сталин ответил: «Выбрать своего врага, подготовить все детали удара, утолить жажду жестокой мести и затем отправиться спать… Нет ничего слаще в мире!»

На «трибунале» Каменева голос Сталина был решающим. Он, как всегда, проявил изворотливость и умение находить союзников: сначала он обвинил Каменева, а затем, до итогового голосования, уехал в Курейку и таким образом спас жертву. Каменев свысока относился к неотесанному грузину, а Сталин считал Каменева человеком близким по убеждениям, но негодящим мужчиной и политиком⁸⁶.

А. В. Островский: Летом 1915 года, вскоре после прибытия в Туруханский край, члены большевистской фракции IV Государственной думы и их сопроцессники были переведены в Енисейск и его уезд. По всей видимости, во время описываемого приезда И. В. Джугашвили в село Монастырское ему удалось получить их адреса, и в конце 1915 года, несмотря на данную им выше оценку, он вступил с ними в переписку. Позднее Г. И. Петровский утверждал, что в 1915–1916 годах получил от И. В. Джугашвили два-три письма.

Другим его адресатом стал Л. Б. Каменев. Сохранилось письмо И. В. Джугашвили к нему, направленное в Яланскую волость Енисейского уезда и датированное 5 февраля 1916 года: «Здравствуй, дорогой друг. Писем я от тебя не получал никаких. В ответ на вопрос Григория о планах моей работы по национальному вопросу могу сказать следующее. Сейчас я пишу две большие статьи: 1) национальное движение в его развитии и 2) война и национальное движение. Если соединить в один сборник: 1) мою брошюру “Марксизм и национальный вопрос”, 2) не вышедшую еще, но одобренную к печати большую статью “О культурно-национальной автономии” (та самая, справку о которой ты наводил у Авилова), 3) постскриптум к предыдущей статье (черновик имеется у меня), 4) национальное движение в его развитии, и 5) война и национальное движение – если, говорю, соединить всё это в один сборник, то, быть может, получилась бы подходящая для упомянутого в твоем письме Сурену издательства книга по теории национального движения».

Далее в письме излагалась авторская концепция этой книги и его понимание национального вопроса.

«У меня мало материала по национальному вопросу. Хотелось бы иметь хотя бы “Национальные проблемы” с первого номера. Где их достанешь? Написал в Россию, но когда пришлют, и пришлют ли вообще?»

Далее И. В. Джугашвили обращался к Л. Б. Каменеву с просьбой передать это письмо В. И. Ленину⁸⁷.

И. В. Сталин: В декабре 1916 года Сталин, мобилизованный в армию, по этапу направляется в г. Красноярск, а затем в г. Ачинск. Здесь его застает весть о Февральской революции.

8 марта 1917 года Сталин выезжает из Ачинска, с пути шлет приветственную телеграмму Ленину в Швейцарию⁸⁸.

А. В. Островский: 13 октября 1916 года на имя туруханского пристава было направлено распоряжение енисейского губернатора за № 25210 о призыве на военную службу административно-ссыльных.

«В октябре 1916 года, – вспоминала Швейцер, – царское правительство решило призвать всех административно-ссыльных отбывать воинскую повинность <…>. Пристав Туруханского края Кибиров <…> быстро составил первую партию из девяти ссыльных для отправки в Красноярск». Среди призванных на военную службу оказался и И. В. Джугашвили.

Если исходить из слов В. Швейцер, может сложиться впечатление, что отбор ссыльных для призыва в армию был делом И. И. Кибирова. Это не соответствует действительности.

3 ноября 1916 года в газете «Енисейский край» появилось сообщение, в котором говорилось: «Как нам передают, местными военными властями отдано распоряжение о призыве на военную службу значительного числа политических административно-ссыльных, находящихся в пределах Енисейской губернии. По полученным нами сведениям, губернской администрацией были составлены списки всех подлежащих призыву политических ссыльных и представлены на рассмотрение Департамента полиции, которым часть ссыльных была исключена из этих списков ввиду особой неблагонадежности таковых лиц. Ссыльным, подлежащим призыву, уже разосланы повестки по месту жительства на сборный пункт».

Поскольку при составлении списка призывников во внимание принималась их благонадежность, можно не сомневаться в том, что губернская администрация прежде всего руководствовалась мнением местного губернского жандармского управления. Как же в этот список могла попасть фамилия И. В. Джугашвили, чей революционный стаж превышал пятнадцать лет, на счету которого была целая серия побегов, который принадлежал к «пораженческой партии» и являлся одним из ее руководителей? Еще более странно выглядит его включение в список призывников, если учесть факт его возможного побега в 1916 году и дефект левой руки, делавший невозможным пребывание на службе. Удивляет не только то, что фамилия И. В. Джугашвили была включена в список призывников, но и то, что она не вызвала возражений со стороны Департамента полиции.

К сожалению, до сих пор не удалось обнаружить никаких документальных данных, связанных с этим призывом на военную службу, в том числе и о получении И. В. Джугашвили призывной повестки. Единственное свидетельство на этот счет – воспоминания стражника М.А. Мерзлякова, по утверждению которого, получив повестку, И. В. Джугашвили попрощался и сразу же выехал в село Монастырское. По другим данным (воспоминания Александра Михайловича Тарасеева), «Иосиф Виссарионович уехал из Курейки вместе с надзирателем Мерзляковым. Повез их Салтыков Леонтий Степанович».

Имеющиеся мемуарные свидетельства по-разному называют и время, когда это произошло⁸⁹.

Л.Д. Троцкий: Из Перми Ленину послана в Швейцарию телеграмма: «Братский привет. Выезжаем сегодня в Петроград. Каменев, Муранов, Сталин». Мысль о посылке телеграммы принадлежала, конечно, Каменеву. Сталин подписан последним. Эта тройка чувствовала себя связанной узами солидарности. Амнистия освободила лучшие силы партии, и Сталин с тревогой думал о революционной столице. Он нуждался в относительной популярности Каменева и в депутатском звании Муранова. Так они втроем прибыли в потрясенный революцией Петроград⁹⁰.

И. В. Сталин: 12 марта 1917 года Сталин, мужественно перенеся все невзгоды туруханской ссылки, снова в Питере – революционной столице России. ЦК партии поручает Сталину руководство газетой «Правда».

Партия большевиков только что вышла из подполья. Многие из наиболее видных и активных членов партии возвращались из далеких ссылок и тюрем. Ленин находился в эмиграции. Буржуазное Временное правительство задерживало его приезд всяческими мерами. В этот ответственный период Сталин сплачивает партию на борьбу за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Сталин совместно с Молотовым руководит деятельностью Центрального комитета и Петербургского комитета большевиков⁹¹.

А. В. Островский: «12 марта (старый стиль) 1917 года, – вспоминала В. Л. Швейцер, – утром товарищ Сталин приехал в Петроград. Шел мягкий пушистый снежок. Стоило нам выйти из вагона на платформу, как на нас пахнуло политической и революционной жизнью столицы <…>. Сливаясь с толпой, мы пошли по Невскому <…>. Беседуя с нами, товарищ Сталин незаметно подошел к Таврическому дворцу».

Одной из первых, с кем встретился И. В. Джугашвили в Таврическом дворце, была Е. Д. Стасова, которая отвела их «во двор», где в это время находились М.С. Ольминский, Н.Г. Полетаев и некоторые другие члены редакции газеты «Правда». Здесь же, в Таврическом дворце, была и Е.Б. Бош с директивами от В. И. Ленина.

«В тот же вечер, – вспоминала В. Л. Швейцер, – состоялось расширенное заседание ЦК на квартире товарища Ольминского, в совещании участвовали тов. Сталин, М. Ольминский, В. Молотов, Е. Стасова, Н. Полетаев, М. Муранов, Е. Бош, В. Швейцер и другие товарищи».

На этом совещании И. В. Джугашвили, Л. Б. Каменев и М. К. Муранов совершили редакционный переворот, взяв редакцию газеты «Правда» в свои руки.

14-го вышел номер «Правды», в котором сообщалось: «В воскресенье, 12 марта, вернулся из ссылки один из пяти депутатов от рабочих в Государственной думе т. М. К. Муранов». В этом же номере были опубликованы статьи Л. Б. Каменева и И. В. Джугашвили. Статья последнего появилась под псевдонимом Сталин⁹².

Н.Н. Суханов[32]32
  Суханов (Гиммер) Н.Н. (1882–1940) – профессиональный революционер, экономист, публицист.


[Закрыть]: У большевиков в это время кроме Каменева появился в Исполнительном Комитете Сталин. Этот деятель – одна из центральнейших фигур большевистской партии и, стало быть, одна из нескольких единиц, державших (держащих до сей минуты) в своих руках судьбы революции и государства. Почему это так, сказать не берусь: влияния среди высоких, далеких от народа, чуждых гласности, безответственных сфер так прихотливы! Но, во всяком случае, по поводу роли Сталина приходится недоумевать. Большевистская партия при низком уровне ее «офицерского корпуса», в массе невежественного и случайного, обладает целым рядом крупнейших фигур и достойных вождей среди «генералитета». Сталин же за время своей скромной деятельности в Исполнительном Комитете производил – не на одного меня – впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать⁹³.

Н. И. Капченко[33]33
  Капченко Н.И. (род. в 1933 г.) – советский и российский историк, кандидат исторических наук.


[Закрыть]: Суханов в основу своих оценок, по всей видимости, в качестве главного критерия берет то, как часто и как красиво тот или иной деятель выступал на заседаниях Исполкома с речами. Сталин же – это хорошо известно – не был оратором, не обладал ярким даром публичных выступлений, хотя его речи и отличает строгая логичность и предельная четкость изложения мыслей. Поэтому, если судить о роли Сталина по меркам ораторского искусства, то она действительно не оставляла и не могла оставить сильного впечатления. Однако революцию делали не только яркие ораторы и народные трибуны, но и серьезные организаторы, причем с точки зрения объективных критериев отнюдь не безоговорочно пальму первенства можно отдать первым. По крайней мере, очевидно, что цель и смысл пребывания Сталина в составе Исполкома Петроградского совета, как это мыслила партия, заключались не в том, чтобы продемонстрировать ораторские дарования представителя большевиков. Среди большевиков было немало блестяще одаренных ораторов. И каждый делал свое дело на своем месте. В этом и состоит простая сермяжная правда. Делать же на основе умозаключения Суханова широкие выводы о безликости и серости фигуры Сталина на политическом небосклоне тогдашней России, по меньшей мере, неправильно⁹⁴.

Р. Слассер[34]34
  Слассер Роберт (род. в 1916 г.) – американский историк, профессор Мичиганского университета (США).


[Закрыть]: До возвращения Ленина в начале марта 1917 года партийным центром было Русское бюро Центрального комитета, в которое входили уже известные нам Шляпников, Залуцкий и Молотов…

В первые дни марта, когда атмосфера неограниченной политической свободы способствовала быстрому возрождению партийной жизни, в Бюро появились новые люди, и к моменту приезда Сталина их число уже превышало двенадцать. Бюро собралось 12 марта после полудня, чтобы решить, как лучше использовать таланты только что вернувшихся из Сибири.

В отношении Муранова у членов Бюро не было никаких колебаний: они единогласно проголосовали, чтобы он вошел в состав Бюро и соответственно получил все полномочия и привилегии. Это голосование показало, что Бюро тогда отнюдь не настаивало на том, чтобы все его члены жестко следовали единой партийной линии, ведь всем было хорошо известно, что Муранов, будучи депутатом Государственной думы, не слишком-то поддерживал ленинские антивоенные призывы. Однако репутация Муранова по время ссылки была безупречной, и, несомненно, именно это обеспечило ему столь сердечную встречу членов Бюро.

С кандидатурой Сталина получилось несколько сложнее. Согласно протоколу заседания Бюро, опубликованному впервые в 1962 году, «относительно Сталина было доложено, что он состоял агентом ЦК в 1912 году и потому являлся бы желательным в составе Бюро ЦК, но ввиду некоторых личных черт, присущих ему, Бюро ЦК высказалось в том смысле, чтобы пригласить его с совещательным голосом»⁹⁵.

Таким образом, еще на заре революции группа товарищей Сталина по партии проголосовала за лишение его прерогатив, на которые он мог претендовать по своему партийному рангу, мотивируя это какими-то неясными для нас «личными чертами». Тем самым они взяли ноту, отголоски которой будут преследовать Сталина на протяжении всей его карьеры, чтобы обрести ясное звучание в ленинском «Завещании»: «Сталин слишком груб»⁹⁶.

В.Т. Логинов[35]35
  Логинов В.Т. (род. в 1929 г.) – советский и российский историк, доктор исторических наук.


[Закрыть]: Однако уже на следующий день, 13 марта, по настоянию депутата IV Думы Матвея Муранова, Сталин становится не только полноправным членом Бюро, но и вводится в редакцию «Правды», которая с 14 марта начинает регулярно печатать его статьи.

Извлекать уроки из своих ошибок он тогда умел и никаких следов «надменности», за которую его упрекали в ссылке, за ним уже не замечалось.

Наоборот, он был простым и свойским в отношениях и с питерским большевистским активом, и с «практиками», приезжавшими из провинции. Наладились нормальные рабочие отношения и с руководителями Петросовета – Чхеидзе, Церетели, Чхенкели. Сталин знал их по прежним временам, но теперь они буквально упивались той ролью «государственных мужей», которую им довелось играть.

Александра Коллонтай после возвращения в Питер записала: «Меня поразило, что о “днях революции” говорили как о чем-то прошлом, уже пережитом, будто с отречением царя и образованием Временного правительства всё войдет в свою обычную колею». В письме Ленину 26 марта Александра Михайловна отметила: «Слишком громко звучит нотка уже достигнутого торжества, будто дело сделано, уже закончено… “Мы уже у власти”, таково самодовольно-ошибочное настроение у большинства в Совете. И этим опьянением достигнутыми успехами, конечно, пользуется тучковское правительство, склоняясь лицемерно перед волей и решением Совета в частностях, но, разумеется… удерживая в руках своих бразды правления».

В статьях Каменева, фактически возглавившего «Правду», а отчасти и Сталина, подобные настроения нашли свое отражение. Поэтому и ленинские «Письма издалека», привезенные 19 марта Коллонтай, встретили в редакции настороженно. 21 и 22 марта со значительными сокращениями опубликовали лишь первое письмо. И еще в Белоострове, увидев Каменева, Владимир Ильич сказал ему: «Что у вас пишется в “Правде”? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали…»

Позднее большевики не любили вспоминать об этих разногласиях⁹⁷.

И. В. Сталин: 24 апреля 1917 года открылась VII (Апрельская) конференция большевиков, в основу работ которой легли ленинские тезисы. Апрельская конференция нацелила партию на борьбу за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую.

На конференции Сталин, решительно защищая ленинскую линию на социалистическую революцию, разоблачил оппортунистическую, антиленинскую линию Каменева, Рыкова и их немногочисленных единомышленников. Кроме того, Сталин выступил на конференции с докладом по национальному вопросу. Развивая последовательную марксистско-ленинскую линию в национальном вопросе, Сталин обосновал большевистскую национальную политику, отстаивал право наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельных государств. Ленинско-сталинская национальная политика обеспечила партии поддержку угнетенных национальностей в Великой октябрьской социалистической революции.

В мае 1917 года, после конференции, учреждается Политбюро ЦК, куда Сталин выбирается в качестве его члена. С тех пор и до настоящего времени Сталин неизменно избирается членом Политбюро ЦК⁹⁸.

В.Т. Логинов: 29 апреля конференция, впервые после пятилетнего перерыва, выбирала новый – первый легальный – состав ЦК…

В результате тайного голосования, в котором участвовало 109 делегатов, в ЦК были избраны: Ленин (104 голоса), Зиновьев (101), Сталин (97), Каменев (95), Милютин (82), Ногин (76), Свердлов (71), Смилга (53), Фёдоров (48). Кандидатами в члены ЦК избрали пятерых. Первые два – Теодорович и Бубнов – получили соответственно 41 и 32 голоса. Последние два – Глебов-Авилов и Правдин – по 18 голосов. Фамилию третьего, набравшего 20 голосов, установить пока не удалось.

Тот факт, что для прохождения в кандидаты оказалось достаточным 18 голосов из 109, свидетельствует о том, что избежать разброса мнений и оценок не удалось. Но даже столь минимального количества голосов не собрали члены последнего Русского бюро ЦК Шляпников, Залуцкий, Молотов и другие. Не прошли и три женщины: Арманд, Землячка и Крупская.

30 апреля в 4 часа утра пением «Интернационала» конференция завершила свою работу. На состоявшемся вскоре пленуме избрали Бюро ЦК. Роберт Слассер привел достаточно убедительные доказательства создания такого органа. В него вошли Ленин, Зиновьев, Сталин, Каменев, со значительным отрывом опередившие при голосовании других цекистов. Стоит заметить, что попытки доказать, будто данное Бюро положило начало будущему Политбюро ЦК, неосновательны. Его функции были точно очерчены в одном из протоколов ЦК конца 1917 года. В связи с тем, что в ЦК входили руководители местных организаций, Бюро предоставлялось «право решать все экстренные вопросы, но с обязательным привлечением к решению всех членов ЦК, находящихся в тот момент в Смольном»⁹⁹.

Р. Слассер: День открытия Апрельской конференции стал для Сталина важнейшим экзаменом, и он выдержал его с блеском. То, что Ленин выбрал Сталина одним из двух защитников своей линии в дискуссии о текущем моменте, проходившей на заседании 24 апреля, свидетельствует о том, что уже тогда он рассматривал Сталина как одного из своих ближайших помощников…

Сталин в полной мере использовал представившуюся возможность и затратил такие усилия, отстаивая точку зрения Ленина, что с ним не смог тягаться даже более искушенный Зиновьев. <…>

Своим снисходительным отношением к грубым промахам Сталина – и одновременно пренебрежением к той корректной линии, которой придерживались Молотов, Шляпников и Залуцкий, – Ленин продемонстрировал, как высоко он ценил способности к политическому лидерству. Сталин доказал, что обладает такими способностями, а его грубые политические просчеты можно было легко простить, тем более что он изъявлял готовность под попечительством Ленина навсегда о них забыть. Доверив Сталину знак посвящения в признанные лидеры, Ленин тем самым показал, что умение держать власть в руках является главным качеством, которое он больше всего ценит в своих ближайших соратниках. Что же касается политики, то он вполне способен справиться с этим сам. Всё, что он требовал от своих коллег, это готовность разделять его взгляды¹⁰⁰.

И. В. Сталин: Наконец, я вспоминаю 1917 год, когда я волей партии, после скитаний по тюрьмам и ссылкам, был переброшен в Ленинград. Там, в кругу русских рабочих, при непосредственной близости с великим учителем пролетариев всех стран – тов. Лениным, в буре великих схваток пролетариата и буржуазии, в обстановке империалистической войны, я впервые научился понимать, что значит быть одним из руководителей великой партии рабочего класса. Там, в кругу русских рабочих – освободителей угнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, я получил свое третье боевое революционное крещение. Там, в России, под руководством Ленина, я стал одним из мастеров от революции¹⁰¹.

Л. Д. Троцкий: В течение следующих двух месяцев трудно проследить деятельность Сталина. Он оказался сразу отодвинут куда-то на третий план. Редакцией «Правды» руководил Ленин, притом не издалека, как до войны, а непосредственно изо дня в день. По камертону «Правды» настраивается партия. В области агитации господствует Зиновьев. Сталин по-прежнему не выступает на митингах. Каменев, наполовину примирившийся с новой политикой, представляет партию в Центральном исполнительном комитете и в Совете. Сталин почти исчезает с советской арены и мало появляется в Смольном. Руководящая организационная работа сосредоточена в руках Свердлова: он распределяет работников, принимает провинциалов, улаживает конфликты. Помимо дежурства в «Правде» и участия в заседаниях ЦК, на Сталина ложатся эпизодические поручения то административного, то технического, то дипломатического порядка. Они немногочисленны. По натуре Сталин ленив. Работать напряженно он способен лишь в тех случаях, когда непосредственно затронуты его личные интересы. Иначе он предпочитает сосать трубку и ждать поворота обстановки. Он переживает период острого недомогания. Более крупные или более талантливые люди оттеснили его отовсюду. Память о марте и апреле жжет его самолюбие. Насилуя себя, он медленно перестраивает свою мысль, но добивается в конце концов лишь половинчатых результатов.

Во время бурных «апрельских дней», когда солдаты вышли на улицу с протестом против империалистской ноты Милюкова, соглашатели заняты были, как всегда, заклинаниями по адресу правительства, увещаниями по адресу масс. 21-го ЦИК отправил, за подписью Чхеидзе, одну из своих пастырских телеграмм в Кронштадт и другие гарнизоны: да, воинственная нота Милюкова не заслуживает одобрения, но «между Исполнительным комитетом и Временным правительством начались переговоры, пока еще не законченные» (эти переговоры, по самой своей натуре, никогда не заканчивались); «признавая вред всяких разрозненных и неорганизованных выступлений, Исполнительный комитет просит вас воздержаться» и проч.

Из официальных протоколов мы не без удивления усматриваем, что текст телеграммы составлен комиссией из двух соглашателей и одного большевика, и что этот большевик – Сталин. Эпизод мелкий (крупных эпизодов за этот период вообще не найдем), но характерный. Увещательная телеграмма представляла классический образчик того «контроля», который входил необходимым элементом в механику двоевластия. Малейшую причастность большевиков к этой политике бессилия Ленин клеймил особенно беспощадно. Если выступление кронштадтцев было нецелесообразно, нужно им было это сказать от имени партии, своими словами, а не брать на себя ответственность за «переговоры» между Чхеидзе и князем Львовым. Соглашатели включили Сталина в комиссию, потому что авторитетом в Кронштадте пользовались только большевики. Тем больше оснований было отказаться. Но Сталин не отказался. Через три дня после увещательной телеграммы он выступил на партийной конференции против Каменева, причем как раз конфликт вокруг ноты Милюкова избрал как особо яркое доказательство бессмысленности «контроля». Логические противоречия никогда не тревожили этого эмпирика¹⁰².

И. В. Сталин: В дни пребывания Ленина в подполье Сталин поддерживает тесную связь и ведет переписку со своим учителем и другом – Лениным. Сталин два раза посещает Ленина в Разливе¹⁰³.

В.Т. Логинов: В «Биографической хронике» Ленина указывается, что накануне съезда Сталин встретился с Лениным¹⁰⁴. И Роберт Слассер с грустью заметил, «пока не будут полностью открыты архивные материалы, мы можем лишь догадываться о содержании их беседы». Увы, о содержании их беседы мы не догадаемся никогда. Ибо есть основания полагать, что такой встречи не было вообще.