Текст книги "Молот Тора"

48

Скоро викинги на Восточном пути стали говорить: «Не хотелось бы задевать Хельги Авальдссона, потому что трудно нам будет идти против его счастливой судьбы».

Рассказывают также, что, возвращаясь в Агдир из осеннего похода и проплывая мимо Борре в Вестфольде, Хельги, глядя на тамошние курганы, сказал:

– С моря они выглядят намного выше, чем с суши.

Не все поняли эти слова. И Вестейн пояснил тем, кто не понял:

– Будь викингом и будешь в три раза выше тех, кто живет на суше.

А Кари прибавил:

– Лишь в смерти воин обретает величие.

49

Так случилось, что во время осеннего похода дружинники отца Хельги во время ожидания попутного ветра стали вспоминать о своей службе при ярле Авальде Добром. И Атли Толстый сказал Хельги:

– Никогда не говорил тебе об этом. Но сейчас говорю: Эйвинд Кривой Рот всегда был плохим правителем. И не только бонды, но и некоторые ярлы были им недовольны. Однажды один из них, Сокке-ярл, предложил твоему отцу стать конунгом Рогаланда вместо Эйвинда, заверив, что его поддержит народ. А отец твой ответил: «Предки мои были ярлами. И я не хочу носить более высокого звания, чем они».

– Ну и к чему ты об этом сейчас вспомнил? – улыбаясь, спросил Хельги.

– К тому, что через год после этого разговора твой отец погиб, – сказал Атли.

– Мой прапрадед тоже погиб от молнии, – сказал Хельги.

Тогда Гринар Косолапый, другой дружинник отца, сказал:

– Авальд Могучий погиб летом. Отец твой – зимой. Ни разу не слышал, чтобы зимой были молнии.

– Не только от молний загораются дома, – возразил Хельги.

И тут заговорил третий отцовский дружинник, Старкад Шерстяная Рубашка, который сказал:

– При том разговоре, когда Авальду предлагали отложиться от Эйвинда, присутствовал также Торгнюр, ярл Улладалена. Не сомневаюсь, что он донес конунгу Эйвинду.

– Откуда такая уверенность? – спросил Хельги.

– Твой отец был сосватан за дочь ярла Торгнюра, но в последний момент изменил данному слову и женился на Хельге, твоей матери, – сказал Старкад и прибавил: – Такую обиду не каждый может забыть.

Хельги ему не ответил и ни разу не улыбнулся до следующего утра.

50

Между походами лето и зиму Хельги провел при дворе Асы. Летом его несколько раз провели по подземному коридору, зимой же – ни разу, а постоянным ночным гостем дочери Харальда стал Олав, сын конунга Эйрика.

В ту зиму Хельги впервые увидел Рагнара Лодброка, который заехал погостить к агдирской правительнице. Хельги ожидал встретить человека, про которого говорят велик, как тролль. Но Рагнар не выделялся высотой и шириной плеч. Он был среднего роста и коренаст. Волосы у него были русые, лицо широкое и румяное, кожа белая, глаза очень красивые, взгляд острый и властный, с которым не всякий дерзнет встретиться глазами.

Рагнар пробыл у Асы несколько дней и уехал. А его сын Хвитсерк остался гостить до весны. Он скоро проникся к Хельги, к которому многих людей тянуло. Хвитсерк был человек жизнерадостный, красноречивый и простой в обращении. Видно было, что он умен и отважен. Он был на два года старше Хельги.

Они договорились следующей весной вместе отправиться в поход по Восточному пути.

Но этого не случилось.

51

В самом начале весны Хельги три вечера кряду провели по подземному коридору к Асе, а после она велела с началом восточных ветров плыть к Северным островам, а именно к тем, которые тогда называли Оркадскими, а теперь называют Оркнейскими.

Поплыли на трех кораблях: Хельги, Сульки и Соти.

52

Оркнейские острова лежат в двух морских милях к северу от северной оконечности Британии, называемой Шотландией. Островов этих много, но не все из них обитаемы. Самый большой из островов называется Керк. На востоке большинство островов равнинные, на западе – холмистые. Леса на островах не растут. Погода стоит прохладная, но мягкая, так как рядом проходит большое теплое течение.

С давних времен на Оркнеях жили люди, называвшие себя пиктами. А во времена, о которых идет речь, на некоторых островах обосновались северные люди: из Агдира, из Рогаланда, Хордаланда, Согна, Мёра и других земель Северного пути. Большинство норманнов использовало Оркнеи как базы для походов на север к Шетландским и Фарерским островам или на юг – к Фортрие, Альбе, Нортумбрии и даже к Мерсии. Но некоторые выстроили здесь дома, обзавелись хозяйством и стали зимовать. Случалось, что некоторые из них брали в жены местных жительниц, имели от них детей, которых объявляли законными, и даже, бывало, разрешали приносить жертвы их, пиктским, богам и Белому Христу, которому уже давно поклонялись и на Оркнеях, и на Гебридах, и дальше на юг, от Альбы до Страны Западных Саксов.

На одной из таких женщин был женат ТорБьёрн из Фьордана, к которому Аса отправила Хельги с товарищами. У Торбьерна было большое стадо коров, овец и свиней. Он сеял много зерна и собирал неплохие урожаи, а в промежутках между работами ходил в походы, которые называл путешествиями.

Торбьерн давно служил Асе и называл себя ярлом Аркадских островов, хотя на других островах жили люди, которые тоже считали себя ярлами. На Оркнеях Хельги встретил своего давнего друга Флоки, сына Вильгердара, с которым расстался несколько лет назад, когда остался у Асы, а Флоки поплыл к Северным островам. Флоки теперь тоже стал викингом и промышлял вместе с Торбьерном.

Вместе с ними на своем корабле плавал Наддод, наживший у себя в Хордаланде много влиятельных врагов и живший теперь на острове Хой.

Ближе к осени Хельги познакомился со шведом Гардаром, сыном Свафара. Тот был женат на дочери Орма с Гебридских островов.

Об этих трех людях надо упомянуть, потому что они, как говорят, потом открыли Исландию, причем Гардар и Наддод оспаривали свое первенство, а Флоки, хотя и были третьим по счету, однако именно он дал острову название, под которым его теперь знают люди – Ледяная земля.

53

Пикты жили не только на Оркнейских островах, но также на севере и на северо-востоке Британии, в королевстве, которое они называли Фортриу. На западе Шотландии жили скотты. На юго-западе в королевстве Стратклайд жили бритты.

Говорят, пиктов так прозвали из-за их разрисованных тел. И действительно, они любили татуировки и знали в них толк.

Многие пикты поклонялись Белому Христу и по его имени называли себя христианами. Но многие среди них, особенно в глубине страны, сохраняли верность старым богам, за что христиане называли их язычниками.

К тому времени, когда Хельги прибыл на Северные острова, королевство Фортриу соединилось с северо-западным королевством скоттов Дал Риада, и это единое государство стало называться Альбой.

54

К югу и к западу от пиктов жили скотты. Они очень давно переселились на территорию Шотландии, создав на северо-востоке Ирландии и на северо-западе Британии королевство Дал Риаду. После смерти пиктского короля Бриде Шестого далриадский король Кеннет Мак Алпин, у которого отец был скоттом, а одна из бабок пиктской принцессой, решил объединить два государства и стал величать себя королем Альбы.

Кеннет короновал себя в Скоуне, древней столице пиктов. Он привез в Скоун камень, который, если верить легенде, когда-то служил изголовьем одному из героев христиан, Иаку или Якобу, и тот во сне видел, как к нему с неба спускались духи. На этом камне Кеннет восседал во время коронации. Столицей своей он сделал Фортевиот.

Еще дальше на юг лежали земли англов: сначала Нортумбрия, а за ней – Мерсия.

Нортумбрией тогда стал управлять король Осберт, севший на трон после убийства короля Этельреда, сына Энреда.

Мерсией же уже девять лет правил король Беортвульф.

Обо всем об этом Хельги узнал в первый месяц своей жизни на Оркнейских островах. Ведь Аса велела ему добывать себе не только богатства и славу, но также знания о том, какие и где народы живут, каких богов почитают, какие у них правители, какие обычаи. «Чтобы получить славу, надо побывать у многих народов, изведать всякие нравы людей, узнать обычаи иноземных вождей. Без этого нельзя знать, куда повернет твое счастье» – так наставляла Аса Мудрая своего воспитанника.

55

Обычно отправлялись в поход на девяти кораблях. Пять боевых кораблей вел Торбьерн Оркнейский. На трех кораблях шли Хельги, Сульки и Соти. Один корабль был у Флоки. Когда к ним на двух драккарах присоединялся Наддод, кораблей становилось одиннадцать.

Чаще всего промышляли на севере Шотландии, где жили одни пикты. Два раза напали на Мори, и один раз, к своей флотилии из одиннадцати кораблей присоединив еще дюжину других судов, атаковали и разграбили окрестности Данкелда, который Кеннет Первый сделал своим главным святилищем.

Они не терпели поражений и несли небольшие потери. Тому было несколько причин. Торбьерн Оркнейский хорошо знал время их праздников и нападал тогда, когда люди меньше всего склонны соблюдать осторожность и готовиться к обороне. Он, Торбьерн, также был хорошо знаком как с морем, так и с сушей. Их боевые корабли были одинаково приспособлены как к весельному, так и к парусному ходу. Их искусство управлять кораблями не знало себе равных. Они умели пользоваться приливом и отливом для входа в реки. К этому надо прибавить дерзость, отвагу, стремительность и внезапность нападения. Когда пикты или скотты выставляли против них свое войско, они делились на несколько отрядов и грабили там, где их никто не ожидал, а один отряд отвлекал на себя внимание противника. Бывало, Кеннет спешил на восток, но там ему говорили: «теперь норманны на севере», а когда туда добирался, с юга прискакивали вестники и требовали защиты.

Немалую помощь норманнам оказывал и хаар – холодный, густой туман, который часто окутывает восточное побережье Шотландии.

Их боевым кораблям пикты часто противопоставляли сплетенные из ивняка и обтянутые кожей рыбацкие лодки. Об их широкие, прочные мечи разбивались в щепы пиктские дубины и топоры, и никакое оружие не могло противостоять северным боевым секирам.

56

Их святилища, которые они называли монастырями, – вот к чему в первую очередь стремились викинги. В этих монастырях находились главные богатства страны: золото и серебро, драгоценные камни и другие сокровища; они владели тучными стадами и полными зерна амбарами. К тому же на севере Шотландии их жрецы, именуемые аббатами и монахами, управляли народом, собирали войска и оказывали сопротивление викингам. Они отличались удивительным упрямством и возмутительным упорствам. Им предлагали откупиться. А они, отказавшись от выкупа, запирали ворота и предпочитали обороняться.

Свои сокровища они прятали либо за пределами монастыря, в лесах и болотах, либо где-нибудь внутри святилища и упорно не соглашались указать свои тайники, хотя их сурово допрашивали, огнем и железом. Приходилось переворачивать их алтари, взламывать их гробницы, в которых они хранили останки своих жрецов, не сжигая их и не предавая земле. В упрямстве своем они не жалели ни себя, ни детей, ни женщин. Детьми они прикрывались, надеясь вызвать жалость у воинов.

Как рассказывали, в одном из монастырей, в котором жили одни женщины, их предводительница сначала взяла клятву с монахинь, что они во всем будут следовать ее примеру. А затем бритвой отрезала себе нос и верхнюю губу до самой челюсти. Когда воины увидели этих обезображенных, окровавленных женщин, они испытали такое к ним отвращение, что тотчас сожгли этот монастырь с его обитательницами.

Хельги в этом набеге не участвовал. Но он, как и его товарищи, верил в Тора, Одина и Фрейра, и Белый Христос, ради камней и металла обрекавший своих поклонников на страдания и муки, был ему странен и чужд. От Торбьерна и его людей он не раз слышал о том, что эти христиане способны наслать на людей другой веры ужасные бедствия. От их проклятий не спасают никакие амулеты и самые сильные руны. Они взывают к своему Белому Богу, и тот посылает бури и ураганный ветер. У них в святилищах хранится множество таинственных письмён и страшных рисунков, с помощью которых они вызывают злых духов и насылают различные порчи. В гробницах у них лежат иссохшие мертвецы, которым они поклоняются, которых они целуют и которыми дорожат больше, чем своими жизнями.

Добавить к этому, что, когда изредка случалось и викинги попадали в руки вооруженных защитников, пикты подвергали их страшным казням. Они сажали пленника на острый кол, и тот иногда целый день мучился, истекая кровью, пока не умирал. Они вырезали у человека пупок, прикрепляли его к дереву, а затем тащили несчастного вокруг ствола, наматывая на дерево его внутренности. Как-то раз пикты из Гариоха напали на один из южных Оркнейских островов, где жили норманны. Те не ожидали нападения и не успели оказать сопротивления. Целый день налетчики издевались над безоружными. Мужчин рубили на мелкие кусочки, начиная с ног, или сжигали на медленном огне. Женщин зарывали до половины в землю и груди их отдавали на растерзание собакам или отрезали ножами. Младенцев с размаху убивали о косяки и камни. Среди этих извергов немало было вооруженных монахов. Лишь нескольким молодым людям удалось бежать на лодке. Они добрались до Торбьерна и поведали о случившемся.

Неудивительно, что викинги не оставались в долгу. Взяв монастырь, они рубили всех, носивших монашеское платье; никому не было пощады – ни главному, ни самому последнему среди них. Тех, кого пикты называли аббатами, они часто убивали у их алтарей, словно принося в жертву их Белому Богу, как пикты убивали норманнов посредством деревьев, которым они поклонялись. Монахинь, похожих на ведьм, они, следуя северному обычаю, сжигали или побивали камнями.

57

Надо, однако, сказать, что не все их монастыри норманны разрушали и сжигали, а лишь те из них, которые оказывали сопротивление и не желали расстаться с богатством. Монахи же в своих рассказах сильно преувеличивали те ужасы, которым их подвергали.

Надо также отметить, что особой свирепостью отличались Торбьерн и его люди; они давно жили в этих краях и знали цену местным народам. Хельги же убивал и калечил лишь тех, кто шел на него с оружием в руках. С помощью переводчика он старался договориться с упрямцами. Хельги скоро сообразил, что у этих дикарей есть особенно ценные для них вещи, с которыми они никак не могут расстаться, и за эти вещи можно брать выкуп в два, в три, а то и в десять раз больше того, что они сами по себе стоят. Так, за одну книгу, которая называлась, как ему сказали, Евангелия, Хельги получил в три раза больше драгоценных камней, чем этих камней было на ее окладе. А за то, что он не тронул гробницу, в которой лежал труп какой-то женщины, которую монахи называли святой и перед которой молились, стоя на коленях, Хельги получил целых три фунта золота и серебра.

Когда все же приходилось пытать или казнить пленных, Хельги никогда в этом не участвовал и обычно отходил в сторону.

В целом добычи у Хельги было несколько меньше, чем у воинов Торбьерна, которые брали всё, что попадалось им под руку. Зато меньше было потерь в людях. Потому что воинов Торбьерна пытаемые и сжигаемые проклинали, и они гибли при штурмах, от ран и от разных болезней намного чаще, чем в дружине у Хельги или у Сульки и Соти.

58

Богатую добычу добыл Хельги в весенних и осенних походах: украшенные драгоценными камнями золотые и серебряные сосуды, золотые и серебряные браслеты, роскошные броши и пряжки, дорогие фигурки из позолоченной бронзы, богатые оправы с обложек их книг. Брали пленных, которых либо отпускали за выкуп, либо превращали в рабов, продавая купцам, часто навещавшим Оркнеи. Брали зерно и гнали скот, чтобы кормить воинов.

Браслеты и гривны разрезали на части сообразно весу монет, и сами монеты рубили на половинки и четвертушки, чтобы этим рубленным серебром вести между собой расчеты.

Четвертую часть добычи и Торбьерн, и Сульки, и Соти отсылали Асе Агдирской. Хельги же дважды привез ей треть из всего добытого его кораблем и всю свою личную долю. Асе нужно было много денег. Большую часть их она отдавала своему сыну Хальвдану Черному на завоевание Северных Стран.

59

В конце лета, вернувшись из Агдира на Оркнеи, Хельги уговорил Флоки и двух его друзей, Ферьольва и Торольва, отправиться на север и постараться добыть белого медведя. Флоки не понял, зачем Хельги понадобился этот зверь, но он был страстным путешественником.

Удача и тут выпала на долю Хельги. На Фарерских островах у одного из ирландских монахов-отшельников они обнаружили белого медвежонка. Хельги предложил за него очень хорошую плату, но монах наотрез отказался, сказав что медведь – большое сокровище и он с ним ни за что не расстанется.

– Как говорится, утро удачливее вечера, – сказал Флоки и увел Хельги на корабль.

А утром Хельги выходит из шатра и видит, что рядом на палубе в деревянной клетке сидит и скулит белый медведь.

Флоки же улыбнулся и объясняет:

– Ночью отправился наш упрямец ловить рыбу для своего большого сокровища и по неосторожности утонул. Не пропадать же бедному животному от голода по вине своего невезучего хозяина.

– Похоже, его Белый Бог ему не помог, – ответил Хельги и не улыбнулся в ответ.

Медведя же все на корабле прозвали Большим Сокровищем.

60

Когда вернулись на Оркнейские острова, Гринар Косолапый и Атли Толстый, улучив момент, когда они с Хельги остались наедине, сообщили, что видели на Керке человека по имени Асмунд Перхоть. При этом вид у обоих был прямо-таки заговорщический.

– Кто это? – спросил Хельги.

– Асмунд был одним из дружинников твоего отца. Он с ним поехал к конунгу Эйвинду, – сказал Гринар.

– Не понимаю, о чем ты, – сказал Хельги.

– С ярлом тогда два человека поехали, – продолжал Гринар, – Берси Рыжий и он, Асмунд Перхоть. И этого-то Асмунда мы видели, когда ты плавал с Флоки. Я глазам своим не поверил. И Атли не поверил своим глазам. Но, когда два человека не верят своим глазам, значит, они что-то действительно видят.

– Ничего не понимаю, – повторил Хельги. И тогда Атли Толстый сказал:

– Асмунд и Берси, как нам сообщили, сгорели вместе с твоими родителями. Но, если мы видели живого Асмунда, значит, он не сгорел.

– И тут нам разные мысли стали приходить в голову, – подхватил Гринар. – Мы уже говорили тебе о наших подозрениях. А теперь, когда увидели Асмунда живым и невредимым…

– Погоди, – прервал его Хельги. – Вы с этим Асмундом поговорили?

– Не удалось. Мы видели его на корабле, который уже отчалил и направлялся на Гебриды, – сказал Гринар.

– И Асмунд, когда нас заметил и увидел, что мы на него смотрим, перешел на другой борт, прямо-таки перебежал, – сказал Атли.

– А на каком корабле уплыл Асмунд? – спросил Хельги.

– На торговом, – ответил Атли.

– Готландском, – уточнил Гринар.

– И кто знает об этом? – спросил Хельги.

Тут Гринар и Атли переглянулись, и Атли тихо сказал:

– Мы решили, пока тебе не расскажем, никому больше не говорить. Дело-то темное.

– Правильно решили, – одобрил Хельги.

– А что ты нам теперь скажешь? – спросил Гринар.

– Скажу, что, как я в этом не раз убеждался, вы люди мудрые, верные и умеете хранить тайну.

Все это Хельги произносил с грустной улыбкой. Такая улыбка у него часто появлялась на лице, когда он сражался, и ему приходилось убивать людей.

61

Медведя Большое Сокровище Хельги привез в Харальдстадир и подарил Асе.

Аса на людях скупо поблагодарила дарителя. Но следующую за этим ночь Хельги провел в Асиной фрюстюге. А на утро в порту его ожидал новый корабль, большой, на тридцать гребцов, и не лангскип, а кнарр, широкий, с высоким надводным бортом.

– Этот корабль я тебе отдам в благодарность за белого медведя, – сказала Аса и прибавила: – Мне такого еще никто не дарил.

Асе тогда было пятьдесят лет, Хельги – двадцать один.

Больше они ни разу не спали в одной постели.

Граница

Драйвер подошел к Мите и сказал:

– Ты, кажется, хотел, чтобы я тебе рассказал о Границе? Ну, так пойдем на бак. Не будем мешать великому рыболову и утомленному солнцем профессору.

Они перешли на нос катера.

Митя сел на левую скамейку. Драйвер сказал:

– Нет, он отвернул. Поэтому справа садись. А я слева сяду. Я должен тебя видеть.

И не объяснил, почему слева он будет видеть Сокольцева лучше, чем справа.

Некоторое время молчали. Драйвер уперся Мите в лицо и будто сверлил его острым и напористым взглядом. А Митя своими глазами будто шарил по физиономии Петровича, как бы ее ощупывая.

– Сначала, это самое, давай, расскажи, – начал разговор Петрович.

– О чем вы хотите, чтоб я вам рассказал? – без всякого удивления спросил Митя.

– Мы разве не договорились? – Драйвер задергал своим безгубым ртом, будто что-то попало ему между зубов. – Я ж объяснил: на Рае не выкают… Совсем плохо с памятью, – процедил карел и как бы выплюнул: –Что слышал?

Сокольцев вновь не удивился вопросу, но шарить взглядом по лицу Петровича перестал.

– Я же вчера говорил, что слышал будто бы голоса, которые говорили на непонятном мне языке… А потом стал слышать гул…

– Это вчера было! – перебил Петрович. – Что слышал сегодня?

– Сегодня ничего.

– Не врешь?

– Пока вроде бы ничего, – ответил Сокольцев и снова стал шарить взглядом по лицу Петровича.

– А видеть что стал?

– Видеть? – переспросил Митя, и его взгляд стал блуждать по носу катера и дальше – по озеру, искрящемуся, почти стальному.

– Еще вчера… нет, позавчера, когда только приехал… мне показалось, что я видел на озере корабль… Норманны назвали бы его драккаром… Но был сильный туман. И я себя успокоил, что мне почудилось… А сегодня, когда мы только отъехали… Сегодня тоже туман был. Как марля. Или как тюль на шторах… Ее как будто накидывали на берег, а потом отдергивали… И я видел несколько странных картин… Вам о них надо рассказывать?

– Тебе! – поправил Петрович и велел: – Надо рассказывать. Обязательно. Не вопрос.

– Когда мы плыли вдоль берега, я сквозь эту марлю увидел на берегу мальчишку. Он ловко стрелял из лука. Он был странно одет: в какую-то мешковину. И я подумал: ну, всякое бывает. Но тут марлю отдернули, то есть туман мгновенно рассеялся, и я увидел: нет никакого мальчишки – он мне почудился…

Митя быстро скользнул взглядом по лицу Петровича и продолжал:

– А примерно через минуту на поселок снова набросили марлю. И за ней я увидел сани. Не одни, а двое саней. И рядом – трех, нет, четырех человек. Трех мужчин и одну женщину, тоже странно одетых. Как в каком-нибудь кино, историческом, про тех же викингов… А чуть в стороне от них, на мысочке, лежал бык. Мне показалось, что он мертвый… Но тут тюль отодвинули. И вижу: не бык это, а то ли большое бревно, то ли поваленный столб. И нет никаких саней и людей рядом… То есть опять померещилось…

Сокольцев вновь скользнул взглядом по лицу Петровича; на этот раз взгляд был растерянным.

– Больше тебе ничего не… не мерещилось? – Глаза у карела стали пронзительно желтыми.

– Мерещилось, – виновато улыбнулся Дмитрий Аркадьевич. – Еще два раза. Когда мы уже давно проехали поселок. По берегу тянулся лес. А в лесу, на опушке, горел дом. Ярко горел. И дым валил от него. Но не черный, а белый-белый… Я закрыл глаза. А когда снова открыл их, не было уже никакого горящего дома… И тумана тогда не было. Так что мне трудно было теперь свалить на туман…

Зрачки у Петровича стали сужаться, а с ними и желтая радужная оболочка, уступая место белкам, выпуклым и пугающе-белым.

– Был туман, – объявил Драйвер. – Я сам видел, как он, типа, дымился. Но он был не для тебя. Для тебя был горящий дом. Как-то так.

Митя вопросительно глянул на карела, но промолчал.

– И что еще видел? – потребовал Петрович.

– Больше ничего. Я снова закрыл глаза и слушал Профессора.

– Врешь! – сверкнул белками Драйвер.

– Не вру. – Митя наморщил лоб и стал качать головой. – Я просто не уверен: видел я это с открытыми глазами или мне… мне это увиделось, когда у меня глаза были закрыты… Я их долго не открывал. И допускаю, что я мог ненадолго заснуть…

– Что было?!

– Опять картина возникла. На этот раз очень четкая. По озеру плыл именно драккар, со змеем на форштевне. Паруса не было – весла работали. А по ним бегала какая-то фигура. Быстро и ловко. Как в сагах описывается… Но повторяю: это могло…

Сокольцев не договорил и закашлялся.

– Прекрати! У нас мало времени! Потом будешь кашлять! – злым, хриплым голосом скомандовал Петрович.

Дмитрий Аркадьевич тут же перестал кашлять и удивленно покосился на Драйвера.

– Извините, пожалуйста… Ой, извини, ради бога! – поспешно поправился Митя и виновато стал объяснять: – Я даже с детьми разговариваю на «вы». На «ты» мне непривычно. Боюсь, буду сбиваться… Ты же видишь, я больной человек. И при моей болезни…

– Не боись, – перебил Петрович. – Это не галлюцинация. И супруга твоя и, это самое, болезнь ни при чем.

– Ты и про мою жену знаешь? – тихо и удивленно спросил Сокольцев. Он вдруг широко распахнул свои прозрачно-голубые глаза и ими с испугом уставился в неподвижно-рыбьи глаза Драйвера. Впрочем, в глазах Петровича черные точки зрачков стали постепенно расширяться, от них побежали желтые круги радужной оболочки – глаза оживали и очеловечивались.

– Знаю-знаю, – недовольной скороговоркой произнес он. – И говорю: это не галлюцинации, однозначно. Это ика открылись, и тебе стало предъявляться. Мы ведь на Рае. А ты, похоже, сильный кулку.

Другой бы совсем потерялся от такого объяснения. А Митя чуть заметно улыбнулся и ласково попросил:

– Переведи, пожалуйста.

– Будто ты сам не знаешь, – усмехнулся Драйвер и подмигнул левым глазом. – Ты ведь самый продвинутый из этих тренделей. – Он пренебрежительно махнул рукой в ту сторону, где рулил Телеведущий и спал Профессор.

– А ты переведи, чтобы я понял: знаю я или не знаю.

– Так я вчера объяснял. Мы на Границе. У нас она называется Рая.

– Вчера она, помнится, называлась Паренга, – виновато заметил Сокольцев.

– Так то же вчера было. А сегодня – сегодня, – парировал Драйвер и подмигнул правым глазом, которым не многие умеют подмигивать.

Помолчали. И Дмитрий Аркадьевич напомнил:

– Ты обещал мне о ней рассказать.

– Погоди. Сначала мне надо узнать: готов ты или еще не созрел… Давай еще раз проверим. Что ты там видишь? – Не оборачиваясь, Петрович несколько раз ткнул пальцем куда-то себе за ухо и за спину.

– Ничего не вижу… Нет, вдалеке вижу как будто туман.

– Опиши.

– Ну… Будто столбы на воде поставили…

– Много? Сколько?

– Порядочно… Шесть… Нет, пожалуй что восемь… Как я их вам сосчитаю? Это ведь туман. Он движется.

– Это не туман. Это меркки. «Знак» на карельском, – возразил Петрович и, по-прежнему не оглядываясь, пояснил: – Он только для тебя, этот туман. Я его однозначно не вижу. – И стал рассказывать, часто моргая теперь уже явно зелеными глазами: – Тут, это самое, может быть раскордаж. Разные люди как бы по-разному называют. А меня ведь учили на языке карликов. У них словечки иногда похожи на наши. Но не совсем. Например, по-фински и по-карельски окно будет «иккуна». А у карликов – «ику». Чувствуешь разницу?… На русский же вообще запотеешь переводить!

– А вы попробуйте, – попросил Митя.

Драйвер опять закрутил ртом, защелкал зубами и процедил:

– Аркадич! Еще раз мне выкнешь – уйду на хер, и сам разбирайся.

– Извини. Больше не буду, – снова пообещал Митя, но на этот раз уже без испуга.

– Как мне тебе объяснить? – сердито продолжал Петрович. – Вот, скажем, две комнаты. В одной ты вчера или год назад был, в другой – сегодня и прямо сейчас. Между ними может быть конячее расстояние. Но тут, на Рае, они могут, типа, соединиться. И из одной ты легко перейдешь в другую. Если знать и уметь. И не только из комнаты в комнату, но из сегодня – хрен знает в когда.

– Машина времени, что ли? – недоверчиво спросил Сокольцев.

– Какая, к ежам, машина! Просто шагнешь и – здрасьте, я ваша тетя!.. У карликов это называется тойнокурье. Теперь понял?

– Стараюсь понять.

– Старайся, старайся, – одобрил Петрович. – А я тебе так скажу: тут люди и время как бы оборачиваются. Потому что Рая – не обычная граница. То есть не та граница, которую проводят люди. Рая – это граница для душ. Ты ведь говорил, что человек состоит не только из тела, но и из души. Так вот, через Раю скорее души мотыляются. Как-то так.

– А кто эту Раю проводит? – немного помолчав, спросил Дмитрий Аркадьевич.

Глаза у Петровича забегали. Он наклонился через проход к Сокольцеву и тихо, но напористо проговорил:

– Кто-кто! Так я тебе и сказал, кто проводит!.. Говорят, иногда боги устанавливают. И тогда она на замке. Ну, разве только самые ушлые драйверы знают, как к ней подступиться. Я, прикинь… Иногда, типа, – из космоса.

– Из космоса?

– Ну, как сейчас. С пятого на шестое Венера ползла через Солнце. А четвертого, это самое, было лунное затмение. Первое в году… Разве не космос?.. И опять-таки – скоро русальная неделя. Дочка моя уверена, что Раю русалки включают… Она у меня сильно на Интернет подсела. У нее все теперь «включается» и «выключается», «загружается» и «перезагружается»… Но в одном она как бы права. Озеро с Раей напрямки связано. Помнишь, был человек, который типа заряжал воду? Я его имя запамятовал. Но его чуть ли не каждый день по телевизору показывали… Не верю, конечно, что он и вправду мог что-нибудь зарядить… Да и зачем ее заряжать-то?! Ты давеча говорил, что вся жизнь из воды появляется и в воду уходит. Она сама так заряжена, что мама не горюй! В ней память разлита, по всему озеру, и это самое… забыл, как оно по-научному называется… Ты, переводчик, мне не подскажешь?

Сокольцев не подсказал. Вместо этого он спросил:

– И где эта Граница, эта Рая проходит?

– Где-где – в Караганде! – хихикнул и растянул рот Петрович, обнажив мелкие зубы. – Она где угодно может нарисоваться. И одной стороной быть здесь, а другой, говорю – где угодно. И не обязательно ей быть на поверхности – может быть в глубине. В глубине ей даже спокойнее. Потому что, как объясняют, она, с одной стороны, – очень тонкая, а с другой – проходы в ней крошечные. Чем больше какая-нибудь херовина, тем медленнее течет вокруг нее время… И резонанс не возникнет. И ветер в камне не загудит. Ты, Аркадич, может, услышишь. Но трендели твои – не фига. Мимо пройдут, придурки.

– Это я совершенно не понял, – вздохнул и признался Митя.

– Что же тут непонятного?! – всем своим карельским лицом удивился Анатолий Петрович, хотя видно было, что ничуть и ничему он на самом деле не удивился. – Ты же ученый человек! Уравнение Шредингера знаешь? Частицы могут быть сразу во многих местах, пока кто-нибудь на них не взглянёт. Или лучик их не осветит… Физики, понял, давно уж расчухали. А мы никак не можем догнать. Рая, прикинь, типа, как волны – разбегается и сразу во многих местах. А если ты на нее глянешь или с двух сторон бросишь камушки, волны набегут друг на друга, и она тут же предъявится… Или как у Эйнштейна. Он говорил, что время как бы петляет. Ну, как река. Иногда так сильно петляет, что разные берега конкретно встречаются… Чаще всего – в глубине озера… Но опять-таки: Рая может и в капле дождя прятаться. И запросто – в камне. Или в дереве, если его не пилить. Потому что у всех у них – память. Не вопрос.