Текст книги "Миссия. Начало пути"

И вдруг, среди этого многоголосого, беззаботного гомона, в сознание Андрея ворвался душераздирающий стон, заставив его сердце сжаться и похолодеть. Он повернул голову в ту сторону, откуда звучал этот крик боли и увидел оставшуюся часть сломленного недавно им камыша. Над обломанным стеблем, словно мысленное продолжение растения, ещё оставался фантомный двойник той его части, которая теперь лежала рядом на земле. Над местом слома, словно брызги крови, полыхал алый цвет его ауры. Чувства радости и эйфории сменились грустью и состраданием к искалеченному им растению. На Столярова многотонным грузом навалилось чувство вины за своё деяние, и ему захотелось чем-то помочь этому остатку камыша. Но только чем теперь поможешь, как облегчить его боль? Он не знал. Душа разрывалась от беспомощности и невозможности что-либо изменить, в глазах заблестели слёзы.

Внезапно всё стихло и приняло свои обычные, естественные краски. Андрей ещё некоторое время оставался в неподвижности, находясь под впечатлением от увиденного и услышанного. Сколько прошло времени, он не почувствовал, как это часто бывало, из этого состояния его вывел голос Учителя:

– Теперь ты понял свою ошибку? – спросил он у замершего, словно каменное изваяние, ученика.

– Да, Учитель, – ответил тот, низко опустив голову, и добавил, – я всё понял.

Наставник обычно давал ученику время на то, чтобы тот мог не спеша всё обдумать и сделать правильные выводы, но сейчас он изменил своему принципу, чтобы завершить свой урок.

– Важно ещё то, что ты без особой необходимости растратил часть своей Праны. Накапливается она долго, а потерять можно в одно мгновенье. Ты, как мальчишка, который собирал деньги на покупку важной вещи, вдруг взял и потратил все сбережения на воздушные шарики, которые тут же вырвались из рук и улетели в небо. Энергию нужно копить, беречь и лелеять, выпуская её лишь в случае острой необходимости.

Скоро ты сможешь более спокойно использовать свою Прану, без ущерба для здоровья, а пока ступай домой, чтоб тебе никто не мешал, и займись дыхательными упражнениями. Они помогут тебе до конца восстановить энергию и жизненную силу.

Выслушав учителя, Андрей медленно, словно ещё не придя в себя, встал, отряхнул прилипшие к телу траву и песок и одел шорты. Чтобы дать телу ещё немного подышать, он не стал одевать футболку, а просто повесил её на плечо. Сунув сложенное покрывало в пакет, уже собрался было идти, как вдруг, поддавшись какому-то душевному порыву, повернулся к поломанному камышу и тихо прошептал: «Прости меня». Что ответило ему растение и ответило ли вообще, он не знал. Чуть ссутулившись от всё ещё довлеющего над ним чувства вины и опустив голову, он побрёл по тропинке домой.

Глава 9

Возле распахнутого настежь окна, в которое время от времени врывался горячий летний ветерок, в инвалидной коляске сидел мальчик лет восьми. Его худое бледное лицо говорило о том, что он, скорее всего, редко бывает на солнце. В руках он держал книжку, но читать сейчас не хотелось. Все книги, которые были в их доме, а было их не так и много, он уже перечитал по нескольку раз. Сейчас же его грустный, наполненный тоской, взгляд был устремлён сквозь тонкую, дрожащую на ветру тюль занавески, куда-то далеко за пределы комнаты, а возможно даже и за пределы Вселенной. Солнце уже давно завернуло за противоположную сторону дома, и теперь, и без того навевающая тоску своей обыденностью, комната казалась ещё более мрачной и печальной. За окном, на растущем рядом с домом дереве, щебетала стайка воробьёв, своим весельем и беззаботностью создавая ещё больший контраст с унылой и безрадостной атмосферой, царившей последнее время здесь – внутри.

Из кухни доносились привычные звуки, говорившие о том, что мать стряпает какую-то незамысловатую еду. Но вот на несколько секунд в квартире воцарилась тишина, после чего послышалось торопливое шарканье тапочек по линолеуму. На пороге комнаты показалась темноволосая женщина с глубокими морщинами на лбу, заметно старившими её худое и измождённое душевной тяжестью, но ещё молодое, лицо. Вытирая руки полотенцем, она печально взглянула на мальчика и негромко произнесла:

– Мить, ну ты хоть телевизор включи, мультики посмотри что ли. Что ты уставился в пустое окно?

– Не хочу я эти дурацкие мультики смотреть. Был бы интернет, я бы хоть чего интересного нашёл, – чуть слышно ответил мальчик, но женщина его услышала и сокрушённо покачала головой.

Больше года назад, играя на спортивной площадке, её сын Дима неудачно упал с турника и повредил себе позвоночник. Врачи сделали, что смогли, но на ноги он так и не встал, оставшись, по-видимому, калекой на всю жизнь. Матери, конечно, предлагали дорогостоящую операцию, вот только где взять на эту операцию денег одинокой женщине, работающей обычной уборщицей, никто сказать не мог. Валентина Звонарёва, мать-одиночка тридцати двух лет с простоватым, непривлекательным лицом, жила с сыном в небольшой двухкомнатной квартире. С мужем развелась почти сразу после рождения ребёнка. Димку они завели вовсе не от желания иметь ребёнка. Скорее, это был отчаянный шаг женщины, пытающейся любым способом удержать возле себя гуляющего супруга. Вот только это не помогло. Не успели счастливые родители обмыть новорожденного, по приходу жены из роддома, как любимый супруг вновь пустился в загул.

Растить ребёнка одной было трудно, благо родители жили рядом и всячески помогали дочери с воспитанием внука. Сын рос смышлёным и любознательным, то есть полной противоположностью своим родителям. В детском саду, куда его отдали с раннего возраста из-за необходимости матери зарабатывать деньги на жизнь, все воспитатели о нём отзывались хорошо. Добрый, честный, он всегда делился с одногруппниками всем, что у него было. Бабушка очень рано приучила Митеньку, как называли мальчика все домашние, к чтению книг. В школе он был в числе лучших по успеваемости, радуя своих близких хорошими отметками в дневнике. Предметы давались ему легко, безо всяких усилий, поэтому Димка не тратил много времени на домашние задания, а много времени проводил во дворе на детской площадке. Мать, почти целый день занятая на основной работе, ухитрялась находить ещё и подработку, чтобы обеспечить сына всем необходимым, и чтобы не было стыдно перед другими родителями и детьми.

Трагический случай на детской площадке оборвал все её надежды. Услышав от врачей страшный приговор, в её душе будто что-то надорвалось. Осознание обречённости, словно бетонной плитой, всей своей тяжестью навалилось на хрупкие плечи женщины, с каждым годом всё больше прижимая к земле. Все её надежды были перечёркнуты одной короткой фразой, произнесённой в больнице: «Ваш сын не сможет больше ходить».

– Скоро будем кушать, я уже заканчиваю, – сказала мать, бросив печальный взгляд на сидящего к ней спиной мальчика, и, не услышав ничего в ответ, вышла из комнаты.

Мальчик громко засопел, в который раз пытаясь сдержать беспричинно навернувшиеся слёзы обиды на себя, на мать и на всех вокруг. В такие моменты он завидовал всем, кто мог ходить, бегать, прыгать и даже просто стоять на своих ногах, вспоминая, что не так давно он тоже мог всё это делать, не задумываясь о том, как тяжело всего этого лишиться. С силой сжав в руках книгу, так, что побелели суставы, он раздражённо швырнул её на, стоявший слева, письменный стол. Та, пролетев в заданном ей направлении, со стопроцентной гарантией должна была сейчас угодить прямо в, стоявшую на пути, чашку с недопитым чаем, однако этого не случилось. Каким-то невероятным образом книга миновала хрупкий предмет и неестественно плавно опустилась на крышку стола. В мгновение, когда шелестя страницами, сгоряча брошенный предмет был уже в полёте, Митя вдруг осознал всю глупость того, что сейчас сделал. Предчувствуя неизбежность того, что через мгновение раздастся звон разлетающейся вдребезги посуды, и вслед за этим последуют неизбежные мамины упрёки, он быстро отвернулся в другую сторону и зажмурил глаза, словно пытаясь отгородиться от того, что должно произойти. Однако, тишина за его спиной свидетельствовала о том, что его пессимистичные прогнозы не сбылись. Не услышав звука бьющейся посуды, Димка удивлённо повернулся обратно и был ещё больше обескуражен, увидев чашку, всё так же стоявшую на своём месте и мирно лежащую рядом с ней книгу. Подъехав на коляске к столу, убедился, что зрение его не обманывает. Чашка действительно была цела, а чай в ней даже не расплескался. Книга, которая, будто брошенная городошная бита, должна была снести всё, что было на её пути, и вместе со всем этим улететь дальше, лежала, словно её не бросили, а аккуратно и бережно положили на стол, не издав при этом ни единого звука. Митя взял в руки чудом уцелевшую чашку, подозрительно осмотрел со всех сторон и вновь вернул на место. После этого взял в руки книгу, будто взвешивая её на ладони, подержал некоторое время, затем снова положил на стол.

«А если ещё раз попробовать?» – мелькнула в голове озорная мысль. Однако, более рассудительная часть мозга воспротивилась такому решению, сразу же воссоздав в уме образ расстроенной мамы, её осуждающий взгляд и обидные слова, которые он и так слышит довольно часто. И всё же детское любопытство перевесило все рациональные доводы.

Взяв книгу в руки, Митя внимательно осмотрел её со всех сторон и, убедившись, что ничего необычного в ней нет, вновь возвратился к окну. Теперь он уже намеренно целил в чашку. Что произойдёт дальше, разбей он её вдребезги, Димка уже не думал. Сейчас его захватил какой-то давно забытый мальчишеский азарт. Промахнуться с расстояния двух метров было сложно, тем не менее он тщательно примерился и, словно мастер по игре в «Городки», вновь запустил свой снаряд в намеченную цель. Когда всё повторилось, как и в первый раз, глаза ребёнка слегка расширились от удивления, а рот замер в открытом положении. Книга и в этот раз, будто попав в уплотнившийся необычным образом воздух, замедлила свой полёт, затем остановилась, зависнув на одном месте на несколько мгновений, и плавно, словно в невесомости, опустилась на стол, не издав даже характерного шлепка упавшего тела. Всё ещё не веря тому, что сейчас произошло, Митя вновь подъехал к столу и вновь осмотрел оба предмета самым тщательным образом. Естественно, как и в прошлый раз, он ничего не обнаружил. Теперь, зажав фолиант в руке, он решительно крутанул колёса коляски и, вновь очутившись у окна, сделал сильный замах рукой, чтобы придать предмету наибольшее ускорение. Его безрассудное намерение было прервано голосом, прозвучавшим откуда-то из-за стола:

– Ты долго будешь надо мной издеваться, кубышки-катышки?

Рука с книгой обмякла и опустилась на колени. Губы беззвучно шевелились, пытаясь что-то произнести, а глаза расширились настолько, что, казалось, хотели покинуть места своего привычного расположения. Немного придя в себя и видя, что ничего больше не происходит, Митя чуть оправился от такого психологического шока и, уже осмелев, спросил, глядя в ту сторону, откуда раздался голос:

– Ты кто?

– Олень в пальто, – сразу же отреагировал неизвестный на его вопрос и тут же добавил, – живу я по соседству.

– А почему олень в пальто, а не конь? – детское любопытство и непосредственность брали верх над страхом.

– Потому, что издох конь. Заездили бедолагу.

– А где по соседству ты живёшь? – всё более смело продолжал допытываться мальчишка, уже почти позабыв о своём испуге и вовсе не задумываясь о том, насколько странным выглядит его разговор в пустой комнате со стороны.

– Где, где? В Караганде! – весело отозвался голос, и, стоявшая посредине стола, всё та же чашка не спеша поехала к его краю.

Не доехав каких-то пару сантиметров, она остановилась, затем немного приподнялась над столом, задержалась в этом положении несколько секунд и вновь аккуратно опустилась на место.

– Гадость какая-то, как можно пить чай из этих вонючих пакетиков, он же только этими пакетиками и пахнет, больше ничем, – критически оценил содержимое чашки голос и, наконец, ответил на заданный мальчиком вопрос, – под вами я живу, на третьем этаже, кубышки-катышки.

– А это что ещё за катышки? – ещё более оживляясь, продолжал любопытствовать Митя, уже полностью оправившись от испуга и удивления. Теперь всё происходящее скорее забавляло его, чем пугало.

– А-а-а, – протянул неизвестный, и Димке даже почудилось, что этот кто-то махнул рукой, – не обращай внимания, поговорка у меня такая. Как привык триста лет назад, так до сих пор отвыкнуть не могу.

– Триста лет? А сколько тебе сейчас вообще?

– Да, я уже и не помню, – как-то печально ответил незнакомец.

– Так всё-таки, по-честному, кто ты?

– Ну, ясное же дело – домовой, кубышки-катышки.

– До-мо-вой!? – восхищённо протянул Митя. – Настоящий?

– Нет, из магазина, из отдела игрушек, – вновь не удержался от иронии голос, – конечно же, самый, что ни на есть настоящий.

– Здорово! – обрадовался мальчик, восторженно растягивая первую букву «о».

Наконец-то у него появилось хоть какое-то разнообразие в этой серой жизни. Раньше, кроме всегда грустной мамы да деда с бабкой, изредка навещавших его, никого не было, а теперь появился настоящий домовой! Даже друзья, иногда приходившие к Димке после уроков, не вызывали в нём такого восторга, как этот необычный визитёр.

– Домовой, а почему тебя не видно?

– Митя, ты с кем там разговариваешь, – послышался из кухни голос матери, – иди кушать, я уже всё приготовила.

– Вот поэтому и не видно, что слишком много посторонних глаз, – ответил голос, нисколько не боясь, что его могут услышать на кухне.

– Тихо, – прошептал Митя, приложив палец к губам, – мама услышит, – и уже громко крикнул, – Ма, я не хочу, я попозже поем.

– Я сказала, быстро за стол, – теперь голос матери прозвучал более властно и настойчиво.

– Ладно, сейчас, – крикнул он в ответ и, вновь перейдя на шёпот, спросил у нового знакомого, – а ты ещё придёшь?

– Приду, – пообещал голос и добавил, – а насчёт того, что меня услышат, ты не беспокойся, меня слышишь только ты.

– Домовой, а как тебя зовут? – спросил Димка, обернувшись, когда уже выезжал из комнаты.

– Казимир.

– Казимир, – одними губами повторил мальчик, как бы вслушиваясь в звучание имени, а потом улыбнулся и весело прошептал, – а можно я буду называть тебя Кузя?

– Вечно у этих детей всё не как у нормальных людей, – пробурчал голос, но с просьбой согласился, – ладно, называй как хочешь.

* * *

– Меня когда-нибудь будут кормить, кубышки-катышки или прикажете помирать с голоду?

Табуретка сделала зигзагообразное движение по кухне и остановилась возле стола. Появившееся над ней серое облачко, быстро преобразовалось в лохматое существо.

– Вам, хозяевам, если не напоминать, то вы сами не вспомните про своего подопечного. Некоторых, вон, насильно заставляют.

Казимир неопределённо махнул головой куда-то вверх, после чего укоризненно посмотрел на Андрея, до этого момента с аппетитом поглощавшего салат из помидоров и огурцов. Заправленный пахучим растительным маслом и притрушенный зеленью, тот издавал благоухающий аромат, распространившийся на всю комнату. Столяров не поленился встать на табуретку, чтобы заглянуть на шкаф. Блюдечко с молоком и пряники лежали на месте нетронутыми. Теперь уже он вопросительно посмотрел на домового, как бы спрашивая у него: «Ну, и?..» Тот понял смысл его взгляда и пояснил.

– Ты что ж, думаешь, что мы, астральные сущности, питаемся так же как и вы? Мы питаемся не материальной пищей, а её астральной энергией. То, что ты видишь, это уже не еда. Это материя, лишённая энергии. С виду она, вроде бы, остаётся такой же, как и раньше, вот только людям, например, её есть уже нельзя – не принесёт она человеку никакой пользы.

– А чего мне с этим теперь, делать? – удивился Андрей, всё ещё стоя на табуретке и поглядывая то на домового, то на угощение, стоявшее на шкафу.

– Чего, чего, животным отдай – собакам, котам… Они существа другого уровня, и для них это будет нормальной пищей.

Казимир опять скорчил забавную гримасу, означающую, по всей видимости, крайнюю степень негодования от такой тупости своего хозяина.

– И вот ещё что. Ты мне такую гадость, которую наливал из пакетика с названием «Молоко», больше не подсовывай. Если тебе нравится, то сам и пей эту отраву, хотя я и тебе бы не советовал.

– Ну, а молоко-то тебе чем не угодило?

– Я не знаю из чего эта муть сделана, но только это не молоко. Это вообще не пища, а химический концентрат какой-то. И не думай, что это я такой привередливый; думаю, ты скоро и сам научишься отличать полезное от неполезного и, что можно есть, а от чего отказаться и забыть, как страшный сон. Ты мне, хозяин, молочка лучше на базаре купи, из-под домашней коровки. Вот это, действительно, лакомство, вот это я понимаю! – Казимир мечтательно зажмурил глаза.

– Хорошо, – согласился Андрей, – ну, а пряники хоть нормальные?

– Пойдут, – пробурчал домовой, всем видом показывая, что здесь тоже не всё в порядке с качеством продукта.

Помолчали. Каждый подумал о чём-то своём. После паузы, во время которой Столяров прожевал ещё пару ложек салата, он вдруг спросил:

– Казимир, а кем были твои прошлые хозяева?

– Хозяева, говоришь? – морщинки, появившиеся на лице домового и сузившиеся глазки, по всей видимости, должны были свидетельствовать о глубокой задумчивости и серьёзности вопроса. – Много их у меня было. Они-то, в отличие от меня, все люди смертные. Ну, а самым последним сельский лекарь был, знахарь значит. Очень опытный был и травник, и колдун. От страшных хворей людей избавлял. У вас сейчас люди от этих болячек помирают в больнице, а он таких на ноги ставил. К нему со всей округи народ приезжал. Двор его небольшой всегда битком забит был людьми, не протолкнуться. И спали там и ели. Непросто, скажу тебе, мне было за порядком следить. К нему ведь, кроме страждущих, и лихие люди заглядывали, которые чужим добром поживиться не прочь. За такими глаз да глаз нужен.

А как-то раз пожаловал барин неместный. Издалека, видно, приехал. Донимала его сущность страшная, какой-то ведьмой подселённая в его тело. Несколько дней горемыке жить оставалось. Если бы не Данила Иванович, так моего хозяина звали, помер бы бедолага. Несколько дней хозяин над тем больным молитвы да заклинания читал. Того, сердешного, и трясло и об пол швыряло, никак эта гадость выходить не хотела. Уж как эта сущность не возмущалась и какими только словами не бранилась… А когда почувствовала, что сил у неё не осталось, попыталась договориться с Данилой: дары большие сулила, места с кладами указать обещала. Да только хозяин на эти хитрости не клюнул. У него с такими тварями разговор коротким был. В общем, избавил он барина от напасти. Тот деньжищи огромные за лечение предлагал, а Данила ни в какую. Не взял денег – видел, что заработаны они кровью и потом крестьян подневольных. Тогда богач этот, нужно отдать ему должное, не стал предлагать деньги, а взял и новую избу на краю села поставил для своего спасителя, с двором просторным и удобствами для приезжих.

Казимир договорил и вдруг, совсем не в тему, спросил:

– Хозяин, а у тебя книжку какую-нибудь можно одолжить?

Андрей поднял вопросительный взгляд на домового.

– Понимаешь, – как бы извиняясь, продолжил тот, – я тут с мальцом познакомился, с четвёртого этажа. Хороший такой малец, только ходить не может.

– Это Валькин сын, что ли, из двадцать седьмой? – уточнил Столяров.

– Ну, да, он. Грустный он очень и одинокий. Вот я и подумал, может дать ему книжек почитать, очень он это дело любит, а у тебя их вон сколько.

– Да, я не против, только как ты книгу ему отнесёшь? Может, давай я?

– Нет, я сам, а как отнести – это уже не твоя забота. Главное, что разрешил, а как передать, я придумаю.

– Ладно, договорились.

Андрей вновь принялся доедать остатки салата, задумавшись о том, чем теперь кормить своего жильца, а тот, тем временем, вновь исчез неизвестно куда, так же, как и появился.

Глава 10

Сегодня день был пасмурным. Низкие серые облака грозили пролиться дождём, что вселяло надежду на то, что влага, наконец-то, смочит остатки всё ещё летавшего пуха и подымавшиеся с земли, даже при небольшом порыве ветра, облака пыли. Хотелось вдохнуть чистого свежего воздуха, а не горячей воздушно-пыльной смеси. Да и земля заждалась уже дождей. Разбушевавшаяся в мае зелень начала превращаться в увядающий, блёклый, словно выцветший от времени, ковёр. Природа хотела пить, и вот появилась надежда, что, наконец-то, она получит долгожданную влагу.

В открытую оконную форточку ворвался ветерок. Суетливо пробежав по комнате, он слегка зацепил волосы на голове сидящего в позе лотоса мужчины и, растеряв остаток сил, успокоился где-то в углу помещения, как раз у основания едва заметной серой дымки, напоминающей силуэт высокого человека. Туманное видение подёрнулось чуть заметной рябью, будто стоячая вода от лёгкого дуновения воздуха и, начав двигаться в сторону, постепенно исчезло.

За окном послышался, сначала робкий, а затем всё более смелый и громкий, стук дождевых капель. Пошёл дождь. Однако, это продолжалось недолго. Уже через несколько минут шум дождя начал слабеть и вскоре вовсе затих. Долгожданное событие длилось недолго, но всё же одно полезное дело дождик сделал – осадил летающую пыль, хотя ожидаемой свежести он так и не принёс. Разогретая солнцем земля быстро превратила выпавшие осадки в горячий пар, который сделал воздух ещё более душным.

Андрей вышел из состояния медитации и открыл глаза. Из-за набежавших туч, комната казалась ещё более мрачной и пустой. Но это не волновало её хозяина. Нагретая летней жарой, теперь она не была для него такой унылой, как в прежнее время. Сейчас, пребывая в одиночестве, Столяров чувствовал себя вполне комфортно, а комната была вполне уютной. За довольно короткий промежуток времени он отвык от шумных компаний, от пустого и бессмысленного времяпрепровождения. Друзья детства уже не были близки ему, как раньше. Что их связывало в последние годы? Только пиво в гараже да бестолковые пустые разговоры ни о чём. Теперь, встречаясь на улице, они здоровались, обменивались ничего не значащими фразами и расходились в разные стороны. По выражению их лиц, можно было судить, что они, видимо, считают его немного не в своём уме. Ну что ж, пусть думают что хотят, Андрея это уже мало волновало.

Сейчас каждая минута его свободного времени была посвящена практике, вот разве только во сне он расслаблялся и позволял уму и телу сделать небольшой отдых, чтобы на следующий день вновь взяться за работу. Иногда, словно очнувшись от наваждения, он который раз задавал себе вопрос: «Для чего мне это надо? Ведь жил раньше без всего этого. Двадцать семь лет прожил не зная, что такое прана, что такое медитация». Но сразу же в ответ, откуда-то из глубины души, приходило чувство, что он делает всё так как нужно, что, наконец-то, он прикоснулся к чему-то сокровенно-родному и близкому его сердцу, Неизвестно из каких закоулков подсознания приходило понимание, что по-другому жить он уже не сможет: не сможет убивать время впустую, теряя драгоценные годы своей жизни; не сможет больше пить алкоголь, постепенно убивая свой организм.

Благодаря помощи Учителя, а тот вносил в его интенсивное развитие львиную долю своих сил и энергии, незаметной на первый взгляд, он избавился от остатков этого одурманивающего зелья как в теле, так и на энергетическом уровне. Сейчас с содроганием вспоминались те первые дни, когда проводилось его очищение. Переживания тех страшных ночей всё же стоили того. Теперь его тело и разум ощущали себя новорожденным ребёнком, не имеющим ни физических недостатков, ни психологических блоков. Старые, казалось, намертво вколоченные в мозг, стереотипы современного общества незаметно растворялись, уступая своё место чистым помыслам, приходившим откуда-то из глубин Вселенной. Энергия текла легко и свободно, наполняя его тело чистой любовью и радостью жизни.

Также он был уверен, что больше никогда не будет есть мяса животных. Научившись видеть ауру и ощущать энергетику, как живых существ, так и неживых предметов, он начал осознавать боль, которую приносили живым существам даже незначительные повреждения, не говоря уже о смертельных ранах. Конечно, пока что его возможности, видеть окружающий мир по-другому, были не такими как в тот момент, когда у моря Учитель дал ему возможность увидеть и почувствовать то, что видят и чувствуют растения и прочие живые существа, слившись с потоком коллективного бессознательного всего живого на планете. Однако, после нескольких дней упорной практики, он научился различать, какая энергетика исходит от того или иного, обычного или драгоценного, камня; какую энергию излучают растения, и насколько благоприятно или негативно она влияет на всё вокруг и его организм в частности. Это позволило безошибочно подбирать себе продукты для приготовления пищи. Всякие полуфабрикаты ушли в прошлое – у них нет ауры, нет заряда. Теперь Столяров понимал, что это «мёртвая» еда, которая, по сути, давала лишь пустые калории, получая которые, он расходовал важнейшие жизненные ресурсы своего организма для их усвоения.

– Хозяин, хозяин, – взволнованный голос домового вывел его из задумчивости, – у нас был гость.

– Учитель? – без тени беспокойства спросил Андрей.

Кто ещё кроме него, ну и, конечно, Казимира, может проникнуть в квартиру? Не грабители же?

– Нет, хозяин, это был не Учитель, кубышки – катышки, это был кто-то другой. Я не смог его распознать. Я его даже сразу и не заметил.

Волнение домового начало передаваться и Столярову.

– Я думаю, что это был какой-то сильный маг, если даже я не почувствовал его проникновение сюда. Я и заметил-то только его астральный след, когда чужака уже не было здесь.

– Странно, – задумчиво произнёс Столяров, всё ещё находясь в некоторой прострации после медитации, – надо бы спросить у Учителя, да только сейчас он всё реже объявляется.

Наставник, в первые дни их знакомства тщательно контролирующий каждый шаг своего подопечного, сейчас ослабил своё внимание, и не потому, что забросил своего ученика. Просто теперь, вложив в него необходимые знания, он давал ему больше свободы в выборе принимаемых решений и старался без особой надобности не вмешиваться в процесс развития адепта. В их последнюю встречу Учитель разъяснил несколько вопросов, появившихся у Андрея, и больше не давал о себе знать. «У них там тоже, видимо, забот хватает», – с улыбкой и пониманием думал Столяров. Что и говорить, старец своей заботой заменял теперь ему отца – с его строгостью и принципиальностью, а своей душевной теплотой – мать. Ученик же старался оправдать те надежды, которые на него возлагались.

Пару дней назад Андрей приобрёл интересный и полезный опыт наблюдения за людьми. Наблюдение было непростое: он высматривал их ауры и сравнивал с энергиями, исходящими от них. Учитель поставил ученика в известность о том, что на днях необходимо будет сдать экзамен, так он назвал мероприятие по изучению ауры. «Проживая в мире людей, тебе жизненно необходимо различать добро и зло, отличать правду от лжи, коварство от простодушия. В материальном мире суровые законы, и, чтобы не попасть в сети, расставляемые недругом, нужно прочно закрепить полученные знания и умения», – сказал он, поясняя практическое назначение приобретённых способностей.

Местом, где должен пройти экзамен, Учитель определил колхозный рынок. Почему именно рынок, ученик по-настоящему понял только тогда, когда попал туда, уже имея в своём арсенале возможность видеть мир по-другому. Пребывая в своём долгожданном отпуске, он, практически, не бывал в людных местах. Чтобы часто не отлучаться из дома, Андрей, посещая магазин, сразу покупал побольше разных продуктов и потом всё свободное время посвящал занятиям. Время от времени проскакивала мысль: «А не слишком ли фанатично я взялся за это дело?» Но тут же понимал, что по-другому просто невозможно добиться серьёзных результатов ни в каком деле, и тем более в таких серьёзных вещах, которыми он занимался сейчас. Его детский максимализм благополучно перекочевал с ним и во взрослую жизнь.

Иногда он всё же находил немного времени для чтения книг. Бывало, не без того конечно, нападала и лень, но, к счастью, такое случалось нечасто. В такие моменты он обычно сидел за кухонным столом и баловался тем, что передвигал по нему небольшие предметы при помощи силы своей энергии, погружаясь в это время в какие-то глубокие размышления. Вдоль стола весело перекатывались карандаши, проезжали спичечные коробки, и задорно перепрыгивали друг через друга, словно играя в чехарду, лёгкие спички. Все эти фокусы, в такие минуты апатии, забавляли Столярова и приводили в хорошее настроение, после чего он снова приступал к более важным и полезным занятиям. Главным приоритетом для него всегда оставалось саморазвитие. В это он вкладывал всё своё время и всю свою душу.

– Хозяин, так может Учителя спросить о пришельце? – вновь возвратил Андрея из раздумий в реальность домовой.

– А? Да, конечно, спрошу, как представится возможность. – Ответил тот и вдруг очень ясно вспомнил событие, произошедшее на днях, которому он не придал никакого значения, однако, именно оно почему-то всплыло сейчас в его памяти.

Собственно говоря, это было даже не событие, а обычная, глядя со стороны, встреча. В один из дней, выходя из квартиры, чтобы развеяться и заодно вынести мусор, он встретился с соседкой, живущей на пятом этаже пожилой женщиной – злопамятной и скандальной старухой, как отзывались о ней соседи. Все жильцы этого подъезда, да и не только этого, зная характер бабы Зои, так звали эту старушку, старались с ней контактировать как можно меньше, чтобы избежать ненужных конфликтов. Ходили даже слухи, что она ведьма. Суеверные бабульки, сидя на лавочке у подъезда, крестились, увидев соседку и шептались о её связи с нечистой. Андрей не придавал таким сплетням никакого значения и, встретив старушку в подъезде, поздоровался, как обычно издалека, лишь только заметив её внизу на лестничной площадке. Невзрачная, невысокая фигурка в тёмно-синем сарафане и с чёрным лёгким платком на голове, не спеша поднималась, держась за перила, на свой этаж. Столяров решил испробовать на практике свои способности и, включив особое зрение, попытался рассмотреть её ауру. Вдруг лицо старушки резко изменилось. И без того морщинистое, как у большинства людей её возраста, оно превратилось в лицо мумии – жёлтое и безжизненное. Глаза зажглись ненавистью и злобой, которая, словно материализовавшись, преодолела небольшое расстояние, разделяющее их, и пробежала по коже Андрея неприятными иголками. Чёрно-зелёные цвета её ауры, которые он увидел, не могли рассказать об этом старом человеке ничего положительного. Казалось, что весь негатив, рассеянный крупицами по ближайшим окрестностям, вдруг сконцентрировался в этом маленьком, казалось бы, немощном тельце и сейчас направлялся в сторону человека, живущего с ней в одном подъезде. В тёплый, застоявшийся воздух этого замкнутого пространства влился отвратительный душок гниения и разложения мёртвой плоти.