Текст книги "Экстрасенс. За все надо платить"

Однако, похоже, на этом моё везение закончилось. Когда я в очередной раз оторвал взгляд от практически невидимого следа, то прямо перед собой увидел бородатые лица преследуемых мной врагов, искажённые гримасой злобы. Похоже, это были все оставшиеся из передового отряда воины, вновь собравшиеся в один отряд. Мечи их были обнажены, глаза горели ненавистью. Наверное, они тоже услышали возглас своего умирающего товарища. Недолго размышляя, бойцы, словно по команде, не издав ни звука, всей толпой ринулись на меня. Видимо, передовому отряду запрещено было шуметь, чтобы не привлечь внимание случайных прохожих из близлежащих посёлков, забредших в лес в поисках грибов или ягод. Враги имели намерение тайком подойти к нашему городу, чтобы застать его жителей врасплох.

Засвистели клинки, разрезая воздух на лоскуты, зазвенели, высекая снопы искр, при ударах о мой меч. Их молчаливая ярость, несомненно, могла бы привести в смятение любого неопытного воина, но только не меня. В жарком поединке все мои чувства будто бы отключились. Для того, чтобы сражаться с десятком врагов одновременно, обычных навыков было недостаточно. Освободившись от всех посторонних мыслей, я крутился между мелькающими вокруг меня мечами и кинжалами, словно волчок, повинуясь понятной только мне интуиции. Похоже, в это время я вошёл в доселе мне неизвестное, изменённое состояние сознания и двигался с невероятной для обычного человека скоростью.

Вот в сторону улетел меч врага вместе с отрубленной кистью, вот просвистевший в воздухе клинок оставил ещё одно тело без головы. Что ж, надо было ей подумать о последствиях прежде, чем вступать со мной в этот поединок. Вот повержен ещё один враг и ещё… Когда передо мной остался всего один человек, только тогда я смог немного расслабиться и обратил внимание, что их предводитель с серьёзным выражением на лице в бой ещё не вступал, а, расположившись поодаль, казалось, с интересом и некоторым удивлением наблюдает за всем происходящим. Пронеслось ещё несколько стремительных секунд, и последний из нападавших, истекая кровью, тоже мирно лежал на мягкой, лесной подстилке из листьев и хвои. Я окончательно вернулся в своё обычное состояние сознания и, насколько получилось, строго взглянул в глаза вражеского командира. На лице воина не дрогнул ни один мускул. Оно оставалось всё таким же серьёзным и сосредоточенным. В нашей дуэли взглядами не победил никто. Тогда в ход пошли более весомые аргументы – наши мечи.

Этот противник был намного опытнее и искуснее своих подчинённых. Нельзя сказать, что его команда состояла из новичков, в разведку таких не посылают, но командир был на несколько голов выше их всех. Теперь мне пришлось действительно не сладко. Прошла минута, пять, десять… а мы всё кружились и скрещивали мечи, не желая уступать. Уступка или слабина здесь была равнозначна смерти. Ещё через пять минут я ощутил, что начал терять силы: слишком много их было потрачено в бою с превосходящими силами противника. Похоже, что опыт моего визави всё же перевешивал мой юношеский пыл и задор. Воспользовавшись моим неосторожным разворотом, воин сделал еле заметное движение телом, и я, непонятно как, очутился лежащим на земле. В голове закружилось, и появилась знакомая мне тошнота. Последнее, что я успел заметить, так это удивлённое лицо застывшего на месте врага с торчащим во лбу наконечником стрелы и стоящего вдали наставника с небольшой группой воинов из отцовской орды.

* * *

Я открыл глаза и осмотрелся. Напротив меня сидела Валентина и с тревогой всматривалась в моё лицо. Она уже один раз присутствовала при таком вот обмороке и была предупреждена мною, что в таких случаях ничего делать не нужно. Не нужно вызывать скорую помощь, не нужно совать под нос ватку с нашатырём… Всё равно ничего мне не поможет, пока я сам не вернусь из своего очередного путешествия. Благо, что часы или дни, проведённые мной в иных мирах, здесь, в реальном времени, исчислялись лишь секундами и минутами. Увидев, что я открыл глаза, сестрёнка как можно небрежнее смахнула выступившую в глазу слезинку и с волнением в голосе спросила:

– Как ты?

Несмотря на моё предупреждение и объяснения, она всё же переживала за меня. Я, постепенно приходил в себя после всех переживаний и после всего того, что со мной только что происходило. Даже моё дыхание на некоторое время участилось, будто я только что, уже в этом времени, проделал какую-то работу. Словно впервые попав в свой дом, окинул взглядом кухню, которая почему-то показалась мне такой маленькой и тесной.

– Нормально, сестрёнка, – улыбнулся я, но, видимо, мой притянутый за уши оптимизм показался ей не очень убедительным.

– Серёж, – всё еще с тревогой в голосе произнесла Валентина, – может, не поедешь сегодня никуда? Посмотри на себя… Тебе сейчас лучше прилечь, отдохнуть…

Я вспомнил про Нестерова и про то, что у калитки меня уже давно ждёт машина. Конечно, после такого вот путешествия сейчас действительно лучше всего было бы остаться дома, прийти окончательно в себя и отдохнуть, но я привык держать свои обещания, поэтому сказал:

– Нет, Валюша, я уже нормально себя чувствую. Раз обещал человеку помочь, то поеду.

– Неугомонный… – бросила мне сестра с укоризной, и, встав с табуретки, принялась быстро убирать со стола.

Помыв посуду и прибрав продукты в холодильник, она начала собираться. Одевшись, она помогла и мне, после чего мы не спеша вышли из дома. Мне было немного грустно. Не так просто вновь возвращаться в своё приближающееся к полтиннику тело и брать в руки опостылевшие мне костыли после того, как буквально несколько минут назад я ещё был молод и полностью здоров. Вдохнув осенний воздух родного города, я бросил быстрый взгляд на свой двор. К кованой железной калитке, выкрашенной в зелёный цвет, вела красивая, аккуратная дорожка, засаженная по оба края кустами роз. Весной во дворе всё утопало в зелени и цветах, сейчас же здесь царили пустота и уныние.

Я перевёл взгляд на мою гордость и отраду – небольшой садик из молодых фруктовых деревьев, который мне помог посадить муж Валентины. Молодые яблоньки и груши всего несколько лет как начали плодоносить, и каждый год были просто усеяны плодами. Сейчас деревца стояли мокрые от прошедшего недавно дождя, и вид их был грустным и жалким. Осенний ветер давно оборвал с них всю листву, полностью обнажив их тонкие и, казалось, такие хрупкие тельца. Мне они сейчас показались несчастными, худыми сиротками, оставшимися без крова и пропитания. Чтобы развеять грустные мысли, пришлось энергично потрусить головой, а для сестры изобразить на лице подобие улыбки.

Повернув ключ в замочной скважине, я, чуть склонившись, незаметно сунул его в потайную щёлку возле порога. Живу я в частном доме, построенном ещё моим дедом до Великой Отечественной войны, и этот тайничок придумал он.

Как только мы вышли со двора, боковая дверь фургона скорой помощи отъехала в сторону, и оттуда выпрыгнул крепкого телосложения мужчина неопределённого возраста в белом халате, медицинской шапочке и маске на лице. Седой шофёр, тупо пялившийся куда-то вдаль сквозь лобовое стекло, также был в маске. После объявления пандемии коронавируса, ношение масок являлось обязательным требованием ко всем обычным жителям, а к медикам особенно. Я только мысленно улыбнулся. Нельзя сказать, что я не верил в эту заразу. «Видел» я эту пакость, встречаясь на улице с только что заражёнными ею людьми, но вот, чтобы это было в таких масштабах, до каких эту самую пандемию раздули…

– Вы сестрёнку по пути не подбросите? – спросил я в приоткрытое окно у водителя, подходя к машине.

– Извините, – вежливо отозвался вместо водителя мужчина-санитар или кого там прислали вместе с шофёром. – У нас строгое распоряжение посторонних не брать. Сами понимаете…

– Ладно, понимаю, – согласился я. – Сестрёнка, – повернулся я к Валентине, – давай прощаться, раз такие сейчас строгости.

– Ничего, Серёж, не переживай. Доеду на маршрутках, мне не впервой, – сдержанно улыбнулась она и на прощание поцеловала меня в щёчку. – Так и не побрился, – укоризненно добавила сестра. – Поедешь теперь, вот, на люди не бритым.

– Ничего, переживут люди, – улыбнулся я в ответ, передал костыли санитару и с его помощью влез в машину.

Медик быстро последовал за мной и захлопнул дверь. Только сейчас я на своём тонком уровне ощутил едва уловимые вибрации волнения, исходящие от мужчины. «С чего бы это?» – успел подумать я, и в тот же момент к моему лицу плотно прижался носовой платок, бесхитростно смоченный хлороформом. Моё сознание тут же затуманилось и, кувыркаясь, ухнуло в чёрную дыру. Я провалился в глубокий сон.

Глава 4

Вначале сон был неприятным, со множеством коротких и сумбурных сновидений. Затем мне почему-то приснился гроб, в котором меня хотели заживо похоронить. Широко открыв глаза, я с ужасом наблюдал, как медленно опускалась надо мной массивная крышка, обтянутая белым шёлком, после чего снаружи раздался стук молотков по гвоздям. Пока меня закрывали и заколачивали гвозди, я изо всех сил пытался крикнуть, чтобы сказать, предупредить, что я не умер, что я просто сплю. Но моё горло словно одеревенело, и я не смог выдавить из себя даже звука, не говоря о том, чтобы закричать. От доносящегося снаружи гулкого, зловещего стука моё сердце завыло вместо меня. Казалось, ещё немного и оно просто разорвётся от безысходности и боли. Было ощущение, что эти гвозди вбивают не в крышку, а прямиком в моё несчастное сердце. Однако, когда гроб опустили в яму, и сверху застучали комья низвергающегося на него грунта, мне почему-то стало спокойно и безмятежно. Я успокоился, словно ничего и не произошло, а лёгкие наполнились свежим воздухом, неизвестно откуда взявшимся под землёй в этой тесной домовине. Прошло ещё некоторое время, и моё сознание вдруг взлетело куда-то ввысь и, словно птица, воспарило: сначала над нашим городом, а затем, поднимаясь всё выше и выше, над всей Землёй. Я парил в невесомости, радуясь охватившему, наконец, мою душу блаженству. Ощутив лёгкость полёта, мой ум, точно кораблик, потерявший управление, тут же пустился по волнам пространных рассуждений, а затем, перед моим внутренним взором поплыли воспоминания прошлых лет.

* * *

Я человек по натуре не жадный. Если знаю, что кто-то действительно в чём-то нуждается, то всегда чем смогу – помогу. Миллионером я никогда не был и всех страждущих облагодетельствовать, естественно, не могу, но людям из ближайшего окружения стараюсь, по возможности, всегда оказать посильную помощь. А вот воровство в любом виде ненавижу с самого детства. В школе, после того как записался на бокс, немного набрался силёнок и подкачал мускулатуру, приходилось не раз «учить» одного несознательного одноклассника, который, казалось, не мог и дня прожить, чтобы какую-нибудь мелочь у своих же товарищей не потянуть. В школе, особенно в старших классах, я был чуть ли не главным борцом за справедливость. Такой себе Бэтмен местного разлива. На это меня подталкивали как врождённая честность, так и приобретённые мной знания, приходящие свыше.

В общем, такая вот черта характера у меня имелась. Во время моей учёбы в горном техникуме я не раз сталкивался с явлениями несправедливости: и со стороны старшекурсников, и со стороны учителей, но, вот, про кражи мне слышать не приходилось. Может, их действительно не было, а может просто эта информация как-то обходила меня стороной. Тем неприятнее мне было столкнуться с воровством на шахтах, где я работал. Мне всегда казалось, да и отец частенько рассказывал, что шахтёрский коллектив – это что-то крепкое, как монолит, и там друг за друга горой. По сути, так оно и было, в шахте иначе просто не выживешь, но и в этих вот монолитах иногда встречалась трещинка в виде какого-нибудь подленького воришки.

На первой шахте, где я работал сразу после армии, у меня уже в первые дни кто-то спёр новенькие рабочие сапоги. Вместо прочных и надёжных литых сапожек, выйдя в смену после выходного дня, я обнаружил поношенную «скумбрию» – так здесь называли сапоги с характерной ребристостью. На мои жалобы бригадир только хмыкнул, негромко выматерился, но ничего не решил. Делать нечего, пришлось одевать то, что есть, благо, что обувь была хотя бы не дырявая. Гораздо большие неприятности произошли со мной позже, когда, поддавшись искушению, а может в силу каких-то ещё обстоятельств, я перешёл на другую шахту. С первых дней начала моей трудовой деятельности на новом месте я, время от времени, начал слышать от мужиков из нашей бригады о том, что: то у одного, то у другого что-то пропало. Всегда пропадала какая-то мелочь, на первый взгляд, вроде бы, ерунда, но главное, что пропажи начались именно с того времени, как я появился в этом дружном коллективе. Кто-то, с явно криминальными мыслишками в голове, видимо, ждал подходящего момента, чтобы начать реализовывать свои тёмные желания. Появление нового, незнакомого никому человека оказалось очень кстати.

Так тянулось несколько месяцев: то у кого-то мелочь из кармана пропадёт, то какая-нибудь вещица. На меня уже как-то косо поглядывать начали, а мне и сказать-то нечего в своё оправдание. Напрямую меня, вроде бы, никто и не обвинял, но мысли-то я читать умею – пришлось, скрипя душой, заглянуть пару раз в головы своих товарищей по работе. Так вот, мысли эти были для меня весьма нелестными. Шахтёры, как уже было сказано, народ дружный, и если такое напряжение возникло, то стоило только небольшой искре, маленькому прецеденту возникнуть, и крепкой мужской разборки мне не миновать. Масло в огонь подливало ещё то, что, в сравнении с другими членами нашего коллектива, я чувствовал себя белой вороной: не курил, не пил, а если и участвовал в праздновании какого-либо торжества, то сидел особняком, так как пьяные разговоры мне были не по душе. Вырос я в семье, в общем-то, не трезвенников и видал, в каком состоянии приходил отец после так называемого шахтёрского бутылька. Сейчас, уже во многом разобравшись, мне всё же трудно было понять: зачем, убивая свой организм под землёй и вдыхая килограммы пыли в лёгкие, зарабатывая всевозможные специфические болячки, которые не поддавались лечению, шахтёры после работы шли и добивали своё здоровье ядами, содержащимися во всех алкогольных напитках. Анализируя всё это со стороны, я понимал, что в глазах бригады, я выгляжу наилучшим кандидатом на «должность» карманника-тихушника. Мне даже кличку за глаза дали – Сектант.

Конечно, я пытался своим особым видением найти вора. О моём даре на новом месте никто не знал. На старой работе самые внимательные и прозорливые уже начали догадываться, что есть во мне что-то необычное, но и там, чтобы наверняка, не знал никто. Я всячески скрывал свои способности и уже с детства каким-то особым чутьём понимал: не нужно их афишировать, добром это не кончится. Эти догадки, наверное, всё же в первую очередь послужили причиной смены шахты. Объявившийся воришка тоже, может быть, что-то чувствовал, но, скорее всего, просто так получалось, что на глаза мне ни разу не попадался. Мне для того, чтобы понять кто вор, и нужна-то была малость – просто взглянуть в его глаза. Но вот и с этим была проблема. Все члены бригады при встрече, словно сговорившись, старались спрятать от меня свой взгляд. Даже Николаич, наш звеньевой, и тот, давая задание, смотрел куда-то мимо меня, будто разговаривал не со мной, а с тем, кто за мной стоял. Всё разрешилось вскоре само собой, но при таких обстоятельствах, что я бы всё отдал для того, чтоб эти обстоятельства тогда хмурой ноябрьской ночью как-нибудь не сложились. Лучше бы меня избили ни за что, чем случилось то, что произошло той ночью.

Переодевшись в рабочую одежду и получив всё необходимое, наша ночная смена спускалась в клети на свой уровень, который располагался на глубине более километра. Время было позднее, поэтому ехали почти всё время молча. Мужики с хмурыми лицами лишь иногда перебрасывались парой-тройкой фраз да поглядывали по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Уже во время спуска я почувствовал какую-то тревогу. Из-за чего она вдруг возникла, понять я не мог. Но, так как с каждой минутой эта тревога нарастала, то я позволил себе то, чего всё последнее время старался тщательно избегать – «влезть» в голову Михалыча, нашего бригадира, и «послушать», о чём он сейчас думает. Горький опыт моей неудавшейся любви заставил меня тщательно пересмотреть взгляды на мою необычную способность читать мысли. Теперь я прибегал к этому только в крайних случаях. «Сейчас, – подумал я, зафиксировав взгляд на каске Михалыча, – пожалуй, самое время воспользоваться своим даром».

– Виталий Савельевич, – «услышал» я голос бригадира, обращавшегося к начальнику смены, – вчера уже зашкаливало за один и три. Это он говорил про уровень концентрации метана на нашем участке. При концентрации больше единицы, по правилам техники безопасности, уже необходимо было прекращать работу и поднимать бригаду нагора.

– Да мне насрать, – это уже так эмоционально кричит в ответ начальник смены. Потом немного спокойнее. – Михалыч, ты как будто первый раз замужем, в самом-то деле. Как будто такого никогда не было. Да в обеих тринадцатых лавах такое показание уже, считай, норма. Вы, между прочим, за это бабки получаете и бабки приличные. Ты же знаешь, что Большой Босс (так на шахте за глаза называли её директора, то ли из-за его высокого положения, то ли из-за его реально немалых габаритов) ни за что не даст добро на прекращение работ. Для шахты – это миллионы гривен убытка. Что я ему скажу? Работали, мол, работали, а теперь вдруг отказываются? Ты это понимаешь?

– Да понимаю я всё, – в отчаянии произнёс бригадир, – а если сегодня ещё уровень подскочит? Давно мы мужиков хоронили? Тоже полезли в лаву, когда метан зашкаливал…

– Михалыч, я прошу тебя, не кипишуй раньше времени. Мне недавно докладывали, всё там в норме, так что давай-давай, не выделывайся. Иди. Всё будет нормально.

– Вам легко говорить, не выделывайся, а нам сейчас туда спускаться…

«Теперь более-менее понятно, – подумал я, отключившись от «трансляции», – вот почему сегодня начальство такое хмурое. Звеньевой с бригадиром о повышении концентрации метана ещё вчера разговаривали, но Михалыч только рукой махнул, сказал: «Что я могу? Хочешь – иди сам в инстанцию повыше, вот только в какую, я даже не представляю. Разве что к самому президенту. Ты же знаешь, я уже к начальнику смены ходил. Он ничего не решает, всё упирается в Большого Босса. Тот, видите ли, не одобрит. Этому борову ведь на людей, как выражается Савельевич, просто насрать! Для него бабло превыше всего. Подумаешь, десяток, другой человек погибнет… За воротами, вон, сотни стоят, работу ждут. Большому начальству план подавай, да не абы какой, а повышенный. Ради этого могли хотя бы оборудование новое поставить, вентиляцию улучшить… И опять всё упирается в то же бабло, да и зачем вкладываться, если знаешь, что всё равно найдутся люди, которые и при таких условиях под землю полезут. В общем, что там говорить, сам знаешь, что гусь свинье не товарищ». Тем временем клеть достигла нужной глубины, и мы направились в пешую «прогулку» по штреку до места работы.

Смена началась как обычно. Пока мы шли, я обратил внимание, что датчики концентрации метана, как обычно, укутаны тряпьём, чтобы обеспечить людям моральное спокойствие. Но мне спокойно вовсе не было. Мой персональный датчик уже целых полчаса просто вопил об опасности. Положение было бы довольно глупым, если бы всё было не так серьёзно. С одной стороны я чувствовал что-то, а с другой сделать ничего не мог. Как, скажите, я объясню своему начальству, что находиться здесь сейчас крайне опасно. Николаич и сам всё знает, да и остальные мужики в курсе. Взять и бросить работу? Только кто ж меня поймёт и в следующий раз возьмёт в свою бригаду, да и вообще в шахту. Слабаков и плакс здесь не уважают.

Вопрос решился очень неожиданно и специфично. Лишь только мой молоток на несколько секунд утих, как меня кто-то тронул за плечо. Я обернулся. Это оказался наш бригадир. Лицо его было одновременно и серьёзным, и удивлённым, но больше, наверное, недовольным.

– Иди, вон, – он кивнул головой в сторону, – пришли за тобой.

– Кто пришёл? – удивился и я в свою очередь, всматриваясь сквозь угольную пыль в невысокую фигуру мужчины, стоявшего поодаль.

– Говорит, лично Большой Босс тебя требует.

– Меня?! – ещё больше удивился я.

– Тебя, тебя, – не скрывая иронии и явного раздражения, подтвердил бригадир.

– Да на кой чёрт я ему нужен? Может, какая ошибка? – нелепость ситуации начала и меня выводить из равновесия. «Не иначе как какой-то развод», – подумал я. В этот момент я совсем позабыл про опасность, грозящую всем, поэтому, продолжая размышлять по поводу сложившейся ситуации, вслух добавил. – Да и ночь ведь на дворе.

– Ну, это тебе виднее, на кой… – хмыкнул Михалыч и, ехидно улыбнувшись, добавил, – и какие там у тебя с директором дела могут быть.

– Ничего не понимаю, – продолжал возмущаться я, тем не менее последовав за бригадиром. – А почему по телефону не позвонили? Зачем человека прислали?

– Во-первых, что-то со связью, а во-вторых, не приставай ко мне. Велено идти, так иди. Вот докопался: зачем, да почему?

Тем временем мы подошли к посыльному. Это был мужчина лет под пятьдесят. Его грязное лицо было всё изборождено морщинами, которые ещё больше были заметны из-за набившейся в них угольной пыли. Незнакомец был такой же чёрный, как и все остальные, кто в это время находился в забое. На человека, только что пришедшего с поверхности, он не очень-то походил. У меня вновь промелькнула мысль о какой-то злой шутке. Вот только кто и для чего хотел надо мной подшутить, я не предполагал. Знал лишь одно, что никаких общих дел с директором шахты у меня не было и быть не могло – и уровень не тот, да и не тот он человек, с которым я хотел бы общаться. «Может быть, где-нибудь в укромном уголке именно сейчас меня хотели проучить, подозревая в воровстве?» – проскочила у меня в голове очередная догадка.

Посыльный же, как только мы подошли, развернулся и, не говоря ничего, бодро зашагал в направлении выхода из лавы. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Обернувшись последний раз назад, я увидел всё ещё неподвижно стоявшего бригадира. С выражением смешанных чувств на лице он молча взирал нам вслед. Словно извиняясь, я пожал плечами и двинулся дальше за незнакомцем. Шли мы быстро. Во время нашего пути я, чтобы прояснить для себя ситуацию, попытался заглянуть в мозг моего спутника. Вот только то, что я увидел, озадачило меня ещё больше. Такого я в своей жизни ещё не встречал. Нет, может быть, есть в мире такие люди, и это, скорее всего, будут очень продвинутые йоги, которые могут останавливать мысли или полностью блокировать любое внедрение в их сознание извне. Но чтобы у простого работяги-шахтёра не было в голове ни единой мыслишки, пусть самой захудалой, такого я понять не мог. Складывалось впечатление, что я, вскрыв потайной сейф, в тайной надежде найти в нём важные, секретные документы, обнаружил лишь один абсолютно чистый листок бумаги. От этих размышлений меня отвлекла мелькнувшая слева фигура человека. Насколько я понимал, это был машинист подземных установок. Он, склонившись возле какого-то оборудования, был занят своей повседневной рутинной работой. Лишь на миг, когда мужчина обернулся, наши взгляды встретились, и я сразу понял – это он. Вот кто доставил мне столько неприятных моментов и переживаний своими мелкими кражами. Первым моим желанием было подойти и набить ему морду за все мои переживания и косые взгляды товарищей по работе. Но, подумав, что теперь этот подлец никуда от меня не денется, скрепя сердце, пошёл дальше.

Уже через десять минут нашей быстрой ходьбы по штреку мои ноги начали уставать. Конечно, я пытался поддерживать себя в нормальной физической форме, но работа не всегда позволяла в свободное время заняться своим здоровьем. Иногда просто хотелось растянуться на мягком диване и тупо высматривать всё то, что показывало наше телевидение. Как говорят на востоке: хвала Всевышнему, не всегда я поддавался этой слабости. Понимая, что ничего полезного в этом зомбоящике не почерпнуть, я выключал телевизор, отключал телефон и садился в медитацию, которая могла длиться по нескольку часов. Такое времяпрепровождение позволяло развиваться духовно, но не физически, поэтому меня нисколько не удивило то, что мои ноги стали не такими крепкими, как раньше. Удивила необычная прыть моего спутника. А ведь, судя по его внешнему виду, он был чуть ли не вдвое старше меня. Я уже было хотел сделать замечание этому неугомонному спортсмену, как услышал подозрительное потрескивание, исходящее со всех сторон. С этим явлением я был знаком, слава Богу, не практически, а только со слов других горняков. Так потрескивали стенки лавы, предваряя большой выброс метана.

Прислушиваясь и озираясь по сторонам, я немного замедлил ход. Идущий впереди мужчина, словно почувствовав, что я отстал, тоже притормозил, обернулся и быстрым шагом направился ко мне. Подойдя почти вплотную, он, с некоторым раздражением, молча схватил меня за руку и увлёк за собой с такой силой, что я чуть было не растянулся во весь свой рост. Я чудом удержал равновесие и, быстро перебирая уставшими ногами, уже хотел было приласкать этого «товарища» не очень добрым и не очень тихим словом, но через секунду напрочь позабыл о своём намерении. Сначала вокруг воцарилась гробовая тишина. В этой зловещей тишине был слышен лишь гул наших быстрых шагов. Затем отдалённые звуки вновь появились, но поток воздуха, постоянно циркулирующий в шахте, почему-то изменил своё направление, словно вентиляцию включили в обратную сторону. Ну а ещё спустя несколько мгновений раздался глухой хлопок, потом ещё и ещё. Теперь подгонять меня уже не было нужды. Теперь мне казалось, что ноги начали жить своей собственной жизнью и двигались сами собой, унося меня как можно дальше из опасной зоны.

Однако, даже несмотря на всю нашу прыть, убежать в абсолютно безопасное место мне и моему спутнику всё же не удалось. Густое облако угольной пыли вскоре настигло нас, окружив чёрной непроглядной пеленой. Как в армии, по команде «Газы» я тут же затаил дыхание, накинул ремень самоспасателя на шею и откинул крышку футляра. Схватив ртом загубник, наконец, сделал выдох. Я понимал, что мешкать нельзя – вскоре здесь может быть настоящий ад, однако и пробираться в непроглядной мгле без защитных средств было просто нереально – угольная пыль набивалась в рот, нос, уши. Ещё несколько секунд ушло на то, чтобы зажать прищепкой и так уже почти не дышащий нос и одеть очки. Больше мне не удалось сделать ни одного шага. Горячий поток, образовавшийся после взрывов метана, словно былинку, поднял меня вверх и яростно швырнул по направлению нашего движения. «А ведь у мужика с собой самоспасателя-то не было», – подумалось почему-то мне в этот момент. Больше ни о чём я задуматься не успел. Пролетев неизвестно сколько метров по воздуху, я больно шлёпнулся всей своей массой о землю. От сильного удара перехватило дыхание. Я, собрав всю свою волю в кулак, попытался приподняться на руках. Мне это удалось довольно легко, вот только встать и продолжить движение я не успел. Что-то тяжёлое, металлическое с невероятной силой опустилось в районе ступней, придавив ноги. Первое впечатление было такое, будто мои конечности по самые колени вогнали в грунт. От острой боли у меня потемнело в глазах, и я потерял сознание…

Первый раз я очнулся на спине моего сопровождающего. Пыль немного рассеялась, но температура была такая, что, казалось, сейчас весь организм начнёт плавиться, как парафин. Ноги нестерпимо болели и безвольными верёвками болтались где-то внизу. Мой спаситель держал меня за руки и, по-прежнему не ведая усталости, уверенно шагал вперёд без маски и очков. Впрочем, мой рот тоже был свободен. Куда подевался самоспасатель, я не знал.

– Батя, – еле слышно обратился я к мужчине, но почему-то был уверен, что он меня слышит. – Батя, ты кто?

Незнакомца, видимо, вовсе не удивил мой, казалось бы, нелепый вопрос, заданный в такое неподходящее время. Но меня почему-то сейчас интересовало именно это.

– Называй меня дядей Захаром, – наконец услышал я его голос. В тот момент из-за состояния, в котором пребывало моё тело и моё сознание, я даже не понял, что ответ Захара я вовсе не услышал ушами, а каким-то образом ощутил его непосредственно в голове.

– А фамилия, – не мог угомониться я, понимая, что если останусь жив, то этого человека непременно нужно будет разыскать и отблагодарить.

– Шубин, моя фамилия, – спокойно ответил тот. – Захар Шубин.

– Спасибо тебе, дядя Захар, – произнёс я и снова лишился чувств.

Второй раз я пришёл в себя уже на больничной койке. Всё тело болело, будто его хорошенько поколотили палками, а вот ноги я почти не чувствовал. Находясь в таком вот удручающем состоянии, первой моей мыслью была: «Жаль, что не смогу набить морду тому воришке…» Продолжая заново осознавать реальность, в которой находился, я вдруг осознал всю глупость и цинизм этого моего желания. По сути, а также по карме он своё уже получил, может даже с лихвой. «Так что, дружок, забудь про всё, что было, и продолжай жить, раз тебе это кто-то свыше позволил», – сказал я сам себе.

Со мной в палате находилось ещё несколько человек, видимо, также пострадавших во время аварии в шахте. Я продолжал лежать с закрытыми глазами и прислушиваться к своему организму и к окружающим меня звукам. Первое, что я различил, и были голоса моих соседей по палате.

– Больше ста человек поховали, – негромко рассказывал обладатель сиплого голоса.

– Да, беда, – отозвался более молодой собеседник. – Нам-то ещё, можно считать, повезло. А ребят уже не вернуть.

– Говорят, что перед взрывом в тринадцатой лаве Доброго Шубина видели, – продолжал вещать сиплый.

– Та иди ты! – не поверил молодой.

– Вот тебе крест. Не зря же говорят, что где он появляется, там жди беды…

– Та, не… брешут, наверное, – продолжал сомневаться молодой собеседник.

– Ну, ты… – сиплый пытался подобрать для молодого подходящее сравнение. – Фома ты неверующий, – наконец прохрипел он, не найдя ничего более изощрённого.

Только теперь я вдруг осознал, кто именно меня спас. Легенды о предвестнике катастроф давно были на слуху у любого шахтёра. Вот только в тот момент до меня не дошло, что это именно тот самый Добрый Шубин. Да и по имени его ведь никто из шахтёров никогда не называл, и это тоже сбило меня с толку. Я перестал прислушиваться к разговору моих соседей, так как моё сознание вновь, без моего ведома, покинуло тело.