Текст книги "Старое предание (Роман из жизни IX века)"

III

С минуту помолчав, Виш взглянул на немца.

– Сюда вы благополучно добрались, а дальше куда думаете?

– Куда? – медленно, словно не желая выдавать свои намерения, повторил Хенго. – Куда? Да я и сам ещё хорошо не знаю. Вам тут со своими раздолье, живёте господами… Первый раз я ненароком забрёл к вам, так уж притащился и сейчас. А дальше дремучий лес, идти за реку – легко заплутать, да наткнёшься на лихих людей, что и живым не выпустят. Таскаться тут по каким попало лачугам я не стану: толку от этого мало, но… помнится, неподалёку была вотчина вашего князя… Где-то тут над озером его терем… Если он недалеко, я бы направился туда.

Виш сдвинул седые брови и молча показал рукой вправо.

– Есть тут князь, как же… в городище живёт, над озером, до него за день, а то и скорей легко можно добраться. Князь! Князь! – повторил он с горечью. – Этот князь уже домогается прав на всю нашу землю, по всем дебрям охотится и вместе со своими ратниками творит что вздумается… Лютый человек, к нему в лапы попасть – всё равно, что в пасть голодному волку… Ну, да и на волков люди находят управу.

Немец промолчал.

– Ваш ведь это князь, не чужой, – наконец, сказал он, – народу нужен глава и вождь, а то… что он станет делать, если нападёт враг?

– Да хранят нас от этого боги! – воскликнул старец. – Мы знаем одно: покуда мир, до тех пор у нас и воля. Придёт война – и за нею следом неволя. А кому от войны корысть? Не нам, а князю нашему и его холопам. У нас враг сожжёт хаты, угонит скот, а они невольников и добычу захватят себе. Дети наши погибнут, а кто падёт на войне, тому и курган не насыплют, а слетятся вороны и расклюют его тело… Он вздохнул.

– Видно, могуществен князь… тот, что в городище живёт? – спросил Хенго.

– Боги могущественнее его, – проворчал Виш, – да и у народа, когда надо, хватает силы… А мне и дела до него нет, я плачу дань, какую он велит, – и знать никого не хочу, ни князя, ни всего племени Лешеков[13]13
  Лешеки – в польских легендах представители родоплеменной знати.


[Закрыть].

– Вы сами себе господин, – льстиво сказал Хенго.

– Верно, – подтвердил Виш. – А не дадут мне тут жить по своей воле, что же? Как отцы наши уходили, так и я уйду со своими в другое место, куда ещё не дошли война и неволя. Вспашу новую межу на чёрных волах и стану жить.

Ехидная усмешка едва заметно скользнула по губам немца.

– Эх, да что там! – воскликнул он. – Вот если бы вы мне растолковали да показали дорогу на Гопло[14]14
  Гопло – большое озеро восточнее города Гнезно. Воспето в народных песнях и легендах.


[Закрыть] к княжескому терему, я бы, пожалуй, потащился туда… взглянуть и на те края.

Хозяин подумал с минуту.

– Отчего же? Попытайте счастья, – сказал он. – Из ваших там уже не один побывал, и, верно, не одного вы там встретите. У князя жена родом из немецкой земли, так и он хотел бы нами править на немецкий лад.

Старик встал с камня.

– Солнце ещё не село, ноги у вас не болят? – спросил он. – Подымемся на гору вон за этим лесом, оттуда далеко видно… Там я легко укажу вам дорогу… Хотите пойти?

Немец оставил лук и пращу в доме и, оказавшись почти безоружным, колебался.

– Как? С голыми руками? – спросил он.

– Я тут на своей земле, – сухо ответил старик, – меня тут и зверь почитает. Кроме этого, – прибавил он, доставая из-за пазухи рог, – иного оружия мне не надо. Едва только звук разнесётся по лесу, дома сразу его поймут.

Они отправились. От ручья отлого тянулась в гору зелёная лужайка, ведущая к лесу. Старик отыскал в засеке лаз и тропинку. Вскоре они очутились в глухой тёмной чаще, но и тут Виш, хотя не видно было и следа дороги, двигался уверенно, как у себя дома, почти не глядя по сторонам. Хенго пробирался за ним, оба шли молча. Невысокий холм, поросший лесом, постепенно и незаметно подымался вверх. В густых зарослях тучами вспархивали птицы с ветвей, на которых уже примостились на ночь. Казалось, они сердились на старого хозяина, нарушившего их покой. Мелькнули синие крылья сизоворонки; брюзжа, взлетела сорока в белой юбке и, то присаживаясь, то срываясь из-под ног, пустилась их провожать, продолжая браниться. Притаившаяся за деревом лиса вильнула жёлтым хвостом, прошмыгнула мимо и исчезла в норе. В ветвях пробирались белки, с такой ловкостью перепрыгивая с одной верхушки на другую, что их едва можно было разглядеть. Старик то и дело поднимал голову к бортям, которых было множество на деревьях; последние запоздавшие пчелы возвращались с лугов со взятком, спеша укрыться до росы, чтобы не отяжелели крылья.

Так они шли, все более углубляясь в чащу. Немец, не привыкший ходить пешком, с трудом поспевал за старцем. Вдруг лес расступился, открыв плоскую вершину холма, поросшую густой травой. Посреди широкой ровной поляны возвышался могильный курган, с которого видно было далеко вокруг, насколько хватал глаз. Вид был величественный и прекрасный… Взирая отсюда на свои владения, Виш поистине мог себя чувствовать господином. Окинув взглядом лежавшие у их ног неизмеримые просторы, Хенго остановился в восторженном изумлении. Перед ними простиралась долина, почти вся покрытая лесом. Заходящее солнце заливало её ярким сиянием, а лучи его цеплялись за верхушки деревьев, отражающихся в золотых озёрах и в поблёскивающих среди лугов лентах рек. С высоты весь этот край, весь мир казался сплошным дремучим лесом, широким, как море, и, как морская гладь, синеющим вдали. И, словно волны, колыхались верхушки ближних деревьев… Сквозь темно-зеленые сосны и ели кое-где пробивалась майская зелень лугов, молоденьких золотистых лип и берёз. Дальше, среди тесно сбившихся деревьев, глаз уже ничего не мог различить, кроме вершин, над которыми кое-где одиноко устремлялись ввысь макушки старых исполинов. Оттуда доносился глухой, едва уловимый шум… Только в двух местах к небу подымались сизые клубы дыма, не тронутые ни малейшим дуновением ветерка… На небосклоне длинными полосами стлался вечерний туман.

Виш показал немцу направо.

– Вон там… на ваших лошадях вы к концу дня легко туда доберётесь. Держитесь ближе к реке, а как пересечёте впадающие в неё ручьи, ищите брод и переходите на другую сторону.

Он хотел было ещё что-то сказать, когда слух его, привыкший улавливать и понимать малейший шорох, привлёк какой-то отдалённый звук. Он остановился и, опустив голову, стал прислушиваться.

Теперь и Хенго услышал доносившийся из долины глухой топот, который, казалось, приближался. Виш нахмурился и, показывая рукой направление, спросил:

– Поняли? А теперь, – прибавил он, – идёмте: боюсь, мы выманили волка из лесу. Я слышу топот… Кто-то едет, не иначе, как княжьи холопы, отъявленный сброд, уж эти никогда не уходят с пустыми руками. Слуги его и посланцы… Зачем? Одним только им ведомо. Куда? Не иначе, как к Вишу, у которого припрятан старый мёд…

С юношеской стремительностью старик повернулся и, почти не замечая немца, двинулся вниз той же дорогой, по которой они поднимались сюда. Но теперь он шёл быстрее, и вскоре, выйдя из лесу, они увидели сквозь редеющие деревья зелёный луг, а за ним едущих вдоль реки всадников. Хенго с любопытством уставился на них.

Впереди ехал предводитель, за ним по двое в ряд ещё четверо… В первом легко было узнать старшего: статный конь и пышный убор изобличали княжьего слугу. Это был широкоплечий малый с длинными волосами, падавшими на жирный загривок. На голове у него красовалась шапка с белым пером. Одежда из светлого сукна была оторочена алой кромкой, на боку висел меч в ножнах, за плечами – лук, торчавший над головой, и лубяной колчан со стрелами.

Спутники его были увешаны мешками и вооружены, кроме луков и пращей, ещё и секирами, которые они держали в руках. При виде всадников Виш потемнел, как ночь; поспешно выхватив из-за пазухи рог, он трижды кряду протрубил, оповещая домашних о приближении чужих.

Услышав звук трубы, всадники поскакали живей, а первый стал озираться по сторонам, ища виновника…

С высокого берега реки, по которому они ехали, он мог увидеть Виша, но тот и сам не замедлил показаться и пошёл наперерез незваным гостям.

– Ух! Гады проклятые! – бормотал он про себя. – Драконы ненасытные… Опять княжий холоп – разрази их гром! – Он обернулся к немцу. – Вам это на руку, и вас и тюки ваши они, наверное, охотно заберут, а вот мне…

По лицу Хенго нельзя было разобрать, рад он или не рад этой встрече.

– Так-то оно так, – сказал он, – но если мне будет грозить беда, вы как гостя не дайте меня в обиду!

– Только бы они самого меня не обидели, – буркнул Виш. – Пять человек их тут – не так уж страшно, мои молодцы вмиг бы их связали, но, вздумай они мне мстить, так в городище их наберётся в десять раз больше.

Они зашагали быстрее.

Княжий слуга, ехавший впереди, остановил коня, не то узнав старика, не то угадав в нём хозяина. Однако и старший и его спутники меньше смотрели на Виша, чем на немца. Они учуяли в нём чужого, а от чужого всегда можно было хорошо поживиться.

Подойдя ближе, старец поклонился Смерду [15]15
  Смерд. – Крашевский вслед за польским историком И. Лелевелем называл так княжеских слуг. См. прим. 8.


[Закрыть] тот и не подумал ему ответить. Кивнул им и Хенго, но лицо его побледнело: он почувствовал, с какой жадностью глаза их уставились на него.

– Кого это вы ведёте, хозяин? – спросил Смерд. – Чужой? Откуда? – Остальные всадники тотчас обступили его кольцом.

– Я с Лабы, купец, человек я смирный, тихий и не чужой, – сказал, немного осмелев, Хенго. – А не чужой, потому что уже не раз бывал тут с товаром… Везде меня свободно пропускали…

– Знаем мы этих смирных! – смеясь, вскричал Смерд. – Знаем… А зачем вы разведываете дороги по стране, ищете броды на реках и делаете зарубки на деревьях? Чтобы потом повести…

– Он смирный человек, – медленно отозвался Виш, – не трогайте его, я переломил с ним хлеб.

– А мне что до этого? – гневно воскликнул Смерд. – Князь строжайше запретил чужим таскаться по стране. Он поедет с нами.

– Я поеду с вами по доброй воле, господин мой, – поспешно сказал Хенго, – и, когда паду ниц перед князем, сумею снискать его милость, ибо он справедливый государь… Я тут сам-друг с мальчишкой… что ж я могу сделать худого?

– Связать ему руки! – крикнул Смерд. – А там будет видно.

Едва он договорил, как двое княжеских молодцов, соскочив с коней, бросились выполнять его приказ. Смерд направился к избе.

Во дворе уже стояли сыновья хозяина и работники, в дверях поджидала старая Яга с такой же старой прислужницей; никого из молодых женщин не было видно.

Едва протрубил рог, все попрятались по углам или бежали в лес, чтобы не встретиться с чужими дерзкими людьми. Лицо Виша прояснилось, когда он уверился, что во дворе нет ни дочерей его, ни снох…

Подъехав к воротам, Смерд слез с лошади, люди его тоже спешились; двое повели Хенго, глумясь над ним, пиная и осыпая его тумаками. Руки его были уже скручены назад и связаны верёвкой, конец которой держал один из княжеских слуг. Лошадей отвели под навес, а люди пошли прямо в дом. Тут их, кланяясь, встретила Яга и пригласила войти. Старый Виш был задумчив и мрачен. В горнице сразу стало шумно, едва ввалились чужие. Смерд бросился на лавку, заняв хозяйское место. Они хотели скорей смочить глотки и потребовали пива и меду, которые им тотчас поднесли. Хозяин молча сел поодаль на лавку.

– Ну, старик, – кликнул его Смерд, – вы уж, верно, догадались, зачем мы пожаловали… Князю причитается дань…

– А давно ли вы её брали? – буркнул старик.

– Вы, что же, считаться вздумали с нами? Кметы с князем? – засмеялся Смерд.

– Князь с князем, ибо здесь, на этой земле, я сам князь, – ответил Виш. – Шкуру вы с нас дерёте, – вот как вы нас обороняете.

Смерд хотел было засмеяться, но, взглянув на старца, сразу потерял охоту и как-то присмирел.

– Пейте на здоровье, как я вам того желаю, – прибавил старик, – а дела потом.

Княжий холоп подумал и перестал куражиться; он зачерпнул ковшом пиво и принялся его жадно лакать. Спутники его черпали кружками прямо из кадки, спеша утолить жажду. Хенго со связанными руками стоял у порога. С минуту длилось молчание, нарушаемое лишь громким прихлебыванием. Наконец, Смерд вытер усы и обернулся к немцу:

– Где твои лошади и тюки?

– Утром предстану вместе с ними перед князем, – сказал Хенго. – Сделайте милость, отпустите меня.

– Я волен сделать с тобой, что мне вздумается! – крикнул Смерд.

Виш хотел уже вступиться за чужака, стоявшего со связанными руками, когда тот, волоча за собой верёвку, быстро подошёл к развалившемуся на лавке Смерду, нагнулся к нему и, приложив руку ко рту, стал оживлённо и долго нашёптывать ему что-то на ухо. В лице его не видно было страха. Смерд, слушая его, вначале насупился, но понемногу смягчился и под конец совсем просветлел. Искоса поглядев на немца, он кивнул головой и приказал своим людям:

– Развяжите ему руки – он завтра поедет с нами, потолкуем с ним в городище.

Избавившись столь чудесным образом от пут, связывавших ему руки, Хенго, понуря голову, забился в угол. Смерд, у которого уже было иное на уме, обратился к Яге:

– Эй, старая! – крикнул он. – А где же это ваши дочки и снохи? Мы бы с радостью на них поглядели, гладкие они у вас да пригожие.

– Оттого-то я вам и не покажу их, – вмешался хозяин. – Что вам до них?

А Яга прибавила:

– С утра их нет. Все пошли в лес по грибки, по рыжички; пожалуй, и к ночи не вернутся.

– В лес! – засмеялся Смерд, а вслед за ним захохотали и его спутники, разгорячённые пивом. – Ох, и досадно же, досадно, что мы не встретили их по дороге. Было бы с кем позабавиться, хоть бы и до завтра.

Виш глянул на него исподлобья, – тот сразу замолк, смех замер у него на устах.

– Попадись вы за такой забавой отцу или братьям, пожалуй, и не вернуться бы вам из лесу, так и остались бы там навек. Только волки да вороны знали бы, где вас искать.

Тихо и угрюмо произнёс старик эти слова. Однако Смерд их расслышал и нахмурился. Дружки его стали снова похаживать вокруг кадки с пивом, и он тоже вернулся к ней.

Между тем по знаку Виша в разговор вступили его сыновья, подвинулась к ним и Яга, а Виш не спеша подошёл сначала к очагу, потом к дверям, где попил воды из ведра. Здесь неподалёку сидел развязанный Хенго, хозяин кивнул ему, и они вместе вышли в сени. Старик молча показал немцу на дверь и на ворота, как бы говоря ему, что он может бежать, но немец, оглянувшись кругом, зашептал ему на ухо:

– Я их не боюсь, ничего они мне не сделают, а я с ними проберусь к князю. Только не весь товар с собой захвачу, чтоб напрасно груз не таскать.

Виш посмотрел на него с удивлением.

– Почему вы не хотите бежать? Зачем под моим кровом накликаете на себя беду?

Хенго хитро усмехнулся и замотал головой.

– Не боюсь я, ничего они мне не сделают… Я от них откуплюсь, не тревожьтесь, только один тюк оставлю у вас.

Хозяин без слов дал знак согласия, и немец тотчас же прокрался в сарай; через минуту работник вынес оттуда тюк, который они спрятали в клети. Поблагодарив хозяина, Хенго вернулся в горницу и забился в свой угол раньше, чем заметили его отсутствие.

В горнице стоял шум и гам.

Смерд повеселел после пива и подшучивал над старухой, а его спутники вторили ему зычным хохотом. Пили до самой ночи, наконец зажгли сухую лучину, воткнутую между камней, и осветили горницу.

Только при огне Смерд спохватился, что не видно хозяина.

– Где же хозяин? – крикнул он.

Виш стоял на пороге, Яга подтолкнула его, и он неохотно вошёл в горницу. Видно, люди эти были ему не по душе. Увидев старика, Смерд поднялся, поманил его пальцем и повёл за собой во двор.

– Я еду от князя – к вам и к другим кметам и жупанам, – начал он. – Князь шлёт вам поклон и желает здоровья.

Старик склонил голову и с озабоченным видом провёл морщинистой рукой по седым волосам.

– Доброе пожелание, – сказал он. – Ну, да это ещё не все. Раз уж князь желает здоровья, верно что-нибудь ему надобно, а то бы он и не вспомнил про кмета.

Смерд сдвинул брови.

– Людей у нас мало, очень-очень мало, – сказал он. – Кого-нибудь из своих вам придётся дать в княжескую дружину. Ведь и вас и земли ваши она обороняет.

– Что же? Воевать задумали? – спросил Виш.

– Мы войну никому не собираемся объявлять, но городище должно быть готово к обороне, – говорил Смерд. – Двое у нас померло от чумы, одного зверь разорвал в лесу, да князь одного убил, люди нам нужны… Живётся у нас неплохо… Люди не голодают, вместе с княжьими псами едят да по целым дням на брюхе вылёживаются. И пива им не жалеют. А пойдёт ваш молодец в поход, и ему кой-что из добычи перепадёт.

– Или сам попадёт в неволю, – прибавил Виш.

– Ну, не двух, так хоть одного непременно должны бы дать, – закончил Смерд.

– А если ни одного? – спросил Виш. Смерд задумался.

– Тогда я вас на верёвке потащу, – ответил он.

– Хоть я и вольный кмет? – спокойно спросил хозяин.

– Мне что за дело? Князь приказал.

– Так, так! – задумчиво повторил Виш, глядя в землю. – Завели теперь такой обычай. Смотрите только, не надоело бы это кметам, да как бы вас не поволокли они на постромках.

Посланец промолчал.

– Не противьтесь, – прошептал он. – Князь эти дни гневен… Во сне, как задремлет на крыльце, все скрежещет зубами и ляскает, как волк. Против кметов лютует. Выдайте мне вместо двух человек одного… и медвежью шкуру на тулуп, а то мой был хорош, да изорвался в услужении.

Хозяин долго стоял во дворе, погрузившись в раздумье, потом кивнул Смерду, чтобы тот следовал за ним, и пошёл в горницу. Усевшись на лавку, старик поставил посох перед собой, опёрся на него обеими руками и, словно выискивая жертву, обвёл взглядом своих молодцов.

– Эй, Самбор! – кликнул он парня, стоявшего поодаль в кучке дворовых, пересмеиваясь с ними. – Самбор, поди сюда!

Услышав, что его зовут, парень выпрямился и подошёл.

– Ты и в поле работаешь спустя рукава, да и в доме не лучше, – сказал он, – все лежишь да песни поешь. Тебе и под стать, опоясавшись мечом, других погонять да, воткнув в шапку перо, похваляться своей красотой. Что, хочешь идти на княжеский двор?

Парень не ждал такого вопроса, улыбка исчезла с его лица, он сразу приуныл.

Беспокойно озираясь по сторонам, Самбор заметил, что Смерд с любопытством разглядывает его, и, охваченный страхом, бросился на колени перед стариком.

– Ох, отец мой и господин! – вскричал он. – За что вы отдаёте меня в неволю?

– Что за неволя? – перебил его Смерд. – Воином будешь. У князя лучше, чем тут, а сумеешь ему понравиться, кто знает, кем ещё станешь.

Виш погладил его склонённую голову.

– Один должен идти за всех, – сказал он, – теперь твой черёд, Самбор.

Старая Яга, стоявшая в отдалении, заломила руки: хоть Самбор и не был ей сыном, но вырос в их доме, и она любила его, как родного.

Работники, встревоженные приказом князя, отступили вглубь горницы: их тоже покинуло веселье. А тут ещё Смерд положил широкую лапу на плечо Самбору, словно брал его себе во владение.

– Пойдёшь с нами, – сказал он.

Подняв глаза, Самбор встретил устремлённый на него взгляд Виша, и этот взгляд говорил что-то, понятное только им двоим.

Юноша успокоился и встал: он был по-прежнему грустен, но молчал и уже не жаловался на свою участь.

Вздумалось бы кому из княжьих холопов послушать, как заголосили в жилой избе, когда Яга вошла туда, ломая руки, они бы догадались, что это женщины причитают над Самбором. Но ни одна не осмелилась громко завопить, чтоб не признали чужаки, что женщины в доме и прячутся от них. Смерду и его людям принесли поесть, и, прикончив пиво в кадке, все отправились на покой. Виш проводил их в просторный сарай, где им постелили сено. Тут же стояли лошади немца. Хенго тоже пустили в сарай, о нем все уже позабыли, и он сам пришёл сюда ночевать.

Хозяин и Самбор остались одни во дворе. Юноша хотел было начать разговор, но старик кивнул ему, чтобы он следовал за ним, и, выйдя из ворот, повёл его к реке. Над лесом всходила луна. Усевшись на камень, старик долго молчал. Только соловьи заливались в кустах.

– Ты не плачь и не жалуйся, – тихо начал Виш, – никто не знает, где и какая судьба его ждёт. Они хотят взять одного из моих людей, а я и рад им дать… Мне самому это надобно. И не только мне, а и другим.

– Почему же я должен идти? – робко спросил Самбор.

– Потому что ты умнее других, – отвечал старик, – и у тебя острые глаза и язык; потому, что ты привязан к нам больше, чем другие, а я доверяю тебе и люблю тебя. Ты ведь чужой, а дорог мне, как сын. Я послал бы сына, но оба они работники – землепашцы и охотники, бортники и пахари, а ты все песни поешь, но думать умеешь.

Он с минуту помолчал, вслушиваясь в ночную тишину, и снова заговорил, понизив голос:

– Слушай, Самбор, не на погибель я тебя посылаю и не охотой, а нужда заставляет. Важные дела готовятся у нас: князь со своей роднёй хотят нас за глотку схватить, в невольники постричь и всех онемечить. В сговоре они с немцами. Нам уже невмочь… А мы и знать не будем, что они там затевают, пока не накинут нам на шею петлю. Ты иди, смотри, слушай: насторожи уши. Нам надо знать, что у них делается. Затем-то я и посылаю тебя… Закрой рот и открой глаза, будь послушен… кланяйся им пониже… а нас не забывай. Время от времени будет туда кто-нибудь приходить с гостинцами, с поклоном… ты им расскажешь, что услыхал. Настала пора… настала пора… либо Лешеки наденут на нас петлю, либо мы их прогоним и передушим… Но – тсс!

Старик приложил палец к губам. Самбор склонился перед ним и обнял его колена.

– Ох! – вздохнул он. – Идти к чужим людям, оставить вас – тяжёлая это доля. Я думал, с вами началась моя жизнь, у вас она и кончится.

Виш прервал его.

– Не на век ты туда идёшь, – сказал он тихо, – настанет время, мы позовём тебя – и ты возвратишься… Там ты многому научишься, многое увидишь, узнаешь, остерегаться тебя они не станут… На Купалу[16]16
  Купала – божество у славян. День Купалы праздновался летом. Пережитки этого праздника сохранились надолго и после принятия христианства (ночь на Ивана Купалу, Иванова ночь с 23 на 24 июня).


[Закрыть] и на Коляду [17]17
  Коляда – божество древних славян, праздник которого совпадал с Новым годом. Пережитки его сохранились в песнях – колядках.


[Закрыть]тебя отпустят ко мне… А от городища до нас – не на край света!

И старец погладил его по голове… Но, несмотря на его обещание, Самбор не повеселел, тяжко было у него на сердце.

– Отец мой, – шепнул он с тоской, – что ты ни прикажешь, я всему повинуюсь. Но у вас я жил, как вольный, там буду в путах и в страхе. Здесь все мы ваши дети, там все невольники. Горек хлеб, когда ешь его в неволе.

Виш, словно не желая слушать жалоб, не отвечал ему.

– Смотри и учись, – повторял он, – и все запоминай. Нам всем оттуда грозит неволя, если мы не подумаем о себе. А кто из нас знает, что они там, в своей волчьей яме, варят да жарят? Ни у кого из кметов нет там своего человека. Я посылаю туда тебя, чтобы твой глаз был там вместо моего. Князь – лютый зверь, но он любит поклоны, так кланяйся ему, постарайся снискать его милость, и от тебя не будут таиться. Они там все пьянствуют, а спьяна выболтают, что у них у трезвых на уме.

Старец шептал все тише, изредка похлопывая юношу по плечу… Тот стоял мрачный, понуря голову. Луна уже высоко поднялась и ярко сияла, отражаясь в реке, когда они разошлись после долгой беседы. Самбор остался во дворе и стоял, как прикованный, прислонясь к воротам. Подбежали собаки и стали к нему ластиться – он их погладил. Где-то пели соловьи, квакали лягушки, на болоте ухала выпь. Он слушал эту ночную музыку лесов, точно хотел запечатлеть её в памяти, зная, что не скоро снова её услышит.

Сон бежал от него, он сел на пень и просидел всю ночь до утра.

В доме уже хлопотали по хозяйству, когда Самбор, обойдя двор, встал у чёрного хода, видно надеясь кого– то там встретить.

Первая вышла Яга и поспешила к нему.

– Самбор, милый, не тревожься, не тоскуй – ты вернёшься, – а сама утёрла фартуком слезу. Вдруг в полуоткрытых дверях показалась Дива, медленно, в глубокой задумчивости заплетая косу. Взглянув на юношу, она грустно ему улыбнулась.

– Что ты стоишь невесел? – неторопливо заговорила она протяжным, как песня, ровным голосом. – Что с тобой? И не стыдно ль тебе приходить со страхом в душе и слезами на глазах? Не каждому суждено сидеть дома на покое. Разные бывают судьбы, разные доли. Не унывай! Иногда я вижу, вижу далёкое, ясно вижу, иногда я угадываю будущее… Не печалься, Самбор. Никакая беда тебе не грозит.

– Жаль мне вас покидать, – сказал юноша, – тоскливо мне будет.

– И нам без тебя! – воскликнула Яга.

– Как и нам без тебя! – повторила Дива. – Ну, да ты к нам вернёшься.

– Когда? – спросил Самбор.

Дива выпустила косы из пальцев, взор устремила в землю, облик её преобразился, и она заговорила торжественно и медленно, не глядя на юношу:

– Ты вернёшься, вернёшься, когда над Гоплом встанет зарезо и по озеру поплывут трупы… Когда старый князь выйдет из лесу и настанет новое владычество, когда ветры развеют пепел и насытятся вороны, когда бортник соберёт своих пчёл и когда у озера Ледницы[18]18
  Ледница – озеро возле города Гнезно с островом, на котором сохранились развалины княжеского дворца IX—X веков.


[Закрыть] поставят новый сруб, ты вернёшься здоровый, невредимый… с светлым мечом и светлым челом.

Она говорила все тише и, наконец, умолкла, затем подняла глаза на стоявшего перед ней Самбора и, улыбнувшись, помахала ему обеими руками на прощание, но вдруг, как бы опомнясь, подхватила разметавшиеся косы, вбежала в дом и захлопнула за собою дверь.