Текст книги "Грабители"

VIII

В комендатуре инспектора ждал инженер Ладынь. Он нервно ходил по коридору, куря сигарету за сигаретой.

Инженер был низкого роста, одет с несколько крикливой элегантностью: светлый летний костюм, цветной галстук, цветной платочек в кармане пиджака. Лицо одутловатое. Большие серые глаза смотрели беспокойно.

– Это ужасно, – сказал он, входя в кабинет. – Не ограбление, конечно. Убийство… Эта девушка была очень хороша собой.

– Да, – сказал инспектор. – Как вы ее нашли? По объявлению? Или через знакомых?

– Как мы ее нашли? – повторил он. – Обычно, случайно…

– Ваша жена?

– Нет, нет. Один мой знакомый, Коркашевич, сказал жене…

– Это любопытно. А этот Коркашевич знал раньше Казимиру Вашко?

– Нет, не знал, пан инспектор.

– Не понимаю, ведь он же рекомендовал ее вашей жене.

– Да, он… – Инженер Ладынь говорил с трудом, обрывистыми фразами. – Потому что я его об этом просил…

– А не могли бы вы поподробнее рассказать…

– Важно ли это? Видите ли, моя жена, как бы вам это объяснить, очень ревнива и подозрительна… Нет, нет, она прекрасная женщина, я ее, конечно, люблю, но… – он улыбнулся, – я у нее под каблуком. А впрочем, кто из нас не под каблуком? Так вот, в один прекрасный день во время прогулки в Лазенках (я люблю отдыхать там) я встретил Казю, то есть Казимиру Вашко, и пригласил ее на мороженое, а потом отвез на своей машине домой.

– До этого вы ее не знали?

– Нет. Откуда?…

Кортель отлично представлял себе эту сцену: несколько потрепанный ловелас и хорошенькая девушка. Лазейки, кафе, собственная машина…

– Упаси бог, – словно угадывая мысли Кортеля, продолжал инженер, – между нами ничего не было… Я люблю иногда побеседовать с молодой девушкой. Казя говорила мне, что ищет работу, а у нас в это время не было домработницы, вот я и попросил Коркашевича… Не мог же я признаться жене, что познакомился с Казей в Лазенках…

– Это была ваша маленькая тайна?

– Да, конечно, и единственная…

Флирт с домработницей – что может быть банальнее? Ладынь с беспокойством ждал следующего вопроса, а Кортель подумал: надо еще раз допросить тетку убитой. В котором часу Казимира вышла в тот день из дому?

– Самолет на Будапешт вылетал только в одиннадцать, – спустя некоторое время сказал Кортель, обращаясь к Ладыню.

Ладынь подтвердил это.

Инспектор ожидал, что инженер сам расскажет о своем приезде из аэропорта домой, но тот молчал.

– В аэропорт вы уезжали на собственной машине?

– Да. Машину забрал потом мой коллега, инженер Рыдзевский, в свой гараж.

– Когда Рыдзевский покинул аэропорт?

– Я уже точно не помню. Пожалуй, около девяти, потому что прошло еще два часа, прежде чем мы накопец взлетели.

– А во сколько вы приезжали из аэропорта домой?

Ладынь с минуту молчал.

– У меня это вылетело из головы. Я забыл на столе портфель и вернулся за ним, будучи уверен, что вполне успею к рейсу. Было где-то около восьми.

– Казимиры Вашко не было еще на вилле?

– Пет, – сказал Ладынь, – пожалуй, нет…

– Почему «пожалуй»?

– Я не заглядывал на кухню, – тут же ответил он.

– После этого вы не уезжали из аэропорта?

– Разумеется, нет.

Кортель протянул инженеру список предметов, обнаруженных у грабителей.

– Это легко проверить, – заявил Ладынь. – Мы с женой составили нечто похожее.

Грабители не успели ничего продать или спрятать; в списке Ладыня было только два пункта, отсутствовавших у Кортеля: бронзовое пресс-папье в форме статуэтки Будды и папка с записками инженера Болеслава Бильского.

Пресс-папье лежало всегда на столе в кабинете; вероятнее всего, убийца именно им нанес смертельный удар, а потом забрал с собой или где-то спрятал. Сообщение же о каких-то записках было для Кортеля настоящей неожиданностью.

– Где находились эти записки?

– В ящике письменного стола, – ответил Ладынь. – Я их получил утром, в день отъезда.

– Каково содержание записок?

– Понятия не имею, – буркнул инженер.

– То есть как?

Ладынь объяснил. Инженер Болеслав Бильский умер восемь лет назад. Он был талантливым химиком, руководителем института, который теперь возглавляет он, Ладынь. Вдова Бильского, женщина уже пожилая и болезненная, уехала недавно на постоянное местожительство к своей сестре во Францию. Перед отъездом она передала Ладыню бумаги своего покойного мужа, которые ей были абсолютно не нужны. Какие-то заметки, старые проекты, воспоминания…

– Могло там быть что-то интересное? – спросил Кортель. – К примеру, проекты изобретений, секретная информация…

– Шутите! – Ладынь махнул рукой. – Спустя восемь лет? Впрочем, Бильский был педантом, он ничего секретного никогда не брал домой. А предварительные расчеты? Вы же знаете, как быстро сейчас развивается химия…

«Между прочим, Болеслав Окольский интересовался химией, – подумал Кортель. – Ящик стола был открыт. Может, это он взял записки… и пресс-папье?»

– Когда вдова Бильского вручила вам эти документы?

– Я же сказал, утром в день отъезда.

– Кто-нибудь при этом присутствовал?

– Моя секретарша. Это было на работе. Я положил пайку в портфель и поехал домой. Я торопился – не знал еще, во сколько отлетает самолет.

– Зельская знала Бильского?

– Нет, откуда… Зося работает у нас только три года.

– Что вы можете о ней сказать?

– О ком? О Зосе? Чудесная девушка. Трудолюбивая, честная, скромная… Все мне завидуют, что у меня такая секретарша.

– Как вы думаете, не могли ее интересовать бумаги Бильского?

– Вы в чем-то подозреваете Зосю? Пан инспектор… – Он внезапно замолчал, пальцы еще быстрее забарабанили по столу.

– А кого, по-вашему, они могли заинтересовать?

– Не знаю, – сказал он тихо. – Я, право, не знаю…

Кортель решил допросить жену Ладыня, но, разумеется, на следующий день.

Каждую минуту, даже во время разговора с Ладынем, он поглядывал на часы. Как долго еще? Время, отделявшее его от встречи с Басей, сокращалось неимоверно медленно; Кортель вышел из комендатуры раньше обычного, около шести, и вопреки своей привычке взял такси. На перекрестке улиц Королевской и Маршалковской, как всегда, была пробка.

– Вот видите, – нравоучительно начал водитель, – что стоит наша милиция… Ловит нарушителей, а на таком перекрестке никого!.. Даже светофор барахлит…

Кортель в ответ что-то проворчал, у него не было никакого настроения разговаривать. Шеф был явно недоволен результатами расследования. Допросы Желтого Тадека и Циклона не дали никаких дополнительных улик, а Болеслав Окольский как в воду канул. На специальном совещании было решено установить наблюдение за Зосей Зельской и Золотой Аней, а также за родителями Окольского. Докладывая шефу о результатах расследования, Кортель говорил, что убийство, вероятнее всего, совершил Охюльский. «Я говорю „вероятнее всего“, – продолжал Кортель, – потому что дело оказалось значительно сложнее. Почему родственники Вашко ничего не говорят о Пущаке? Кто взял записки Бильского из стола Ладыня? Если убийца Окольский, то это он выкрал записки покойного инженера. И, если верить показаниям Циклона и Желтого Тадека, Болек нанес смертельный удар сразу, когда вбежал в кабинет, потому что Казимира уже была там. Прошло несколько секунд, и в кабинет вбежал один из двоих: Циклон или Тадек – это нельзя еще с полной уверенностью утверждать, а Окольский убежал. Значит, у него не было времени рыться в столе инженера. Почему, наконец, Казимира лежала между рабочим столом и дверью, а все указывает на то, что убийца находился в глубине комнаты? Только показания Болека могут внести ясность в показания его сообщников…»

Майор прервал размышления Кортеля, сказав, что сначала Окольского надо поймать. Он долго и нудно говорил о черепашьих темпах следствия, о неизобретательности в их деле. «Мы любим строить гипотезы и не любим действовать», – это уже относилось к самому Кортелю.

После совещания у майора позвонил Беганьский, и Кортель тотчас же выпалил ему, что этого психа магистра могла допросить и районная милиция, а значит, в его выезде не было необходимости. Репка – обычный маньяк… А может, Главная комендатура уже знала заранее, чего стоят показания магистра, и его, Кортеля, послали подумать кое о чем?…

Беганьский молчал. И когда инспектор закончил свою тираду, спросил:

– Надо ли погашать, что тебя это дело уже не интересует?

– Интересует! – крикнул Кортель. – Интересует! – И бросил трубку.

Вспоминая эти подробности, Кортель не заметил, как они выехали на Познаньскую улицу, где снова была пробка. К тому же улицу перегородил самосвал, выли клаксоны, а два милиционера безуспешно пытались навести порядок.

– Когда наконец закончат эту стройку? – нервничал таксист. – Вы, наверное, знаете, что здесь строят?

Кортель не знал. Когда-то он смотрел план, но сейчас ничего не мог вспомнить. Зато хорошо помнил, как выглядел этот перекресток двадцать пять лет назад. Обугленные скелеты домов и глухая стена, запирающая Аллеи Уяздовские у нынешнего здания центральной сберкассы.

– Приехали, пан начальник, – сказал таксист.

Кортель расплатился.

Бася открыла дверь. В прихожей на вешалке он увидел мужской плащ и шляпу.

– Я думал, что будем одни, – тихо сказал Кортель.

– Будем, – прошептала Бася. – У меня инженер Рыдзевский.

– Ты его знаешь?

Она открыла дверь в комнату. За низким продолговатым столиком сидел Рыдзевский. Одет он был гораздо приличнее, чем на работе, когда Кортель увидел его впервые. Правда, галстук, плохо завязанный, никак не шел ни к рубашке, ни к пиджаку в клетку.

– Вы знакомы? – спросила Бася.

– Знакомы, – пробурчал Кортель.

– Кофе или чаю?

Кортель попросил кофе. Бася исчезла в маленькой кухоньке, и Кортель сел на низкий неудобный стульчик. Все в комнате Баси было миниатюрным и изящным, но, как говорил инспектор, непрактичным. Квартира должна быть прежде всего удобной, толковал он ей. Взять, например, кресло: пусть оно будет одно, но большое и мягкое, чтобы можно было подремать над книжкой. «У тебя будет такое кресло», – смеялась она в ответ.

– Пан инспектор, наверное, не ожидал меня здесь увидеть, – начал инженер.

– Нет, – сознался Кортель.

– Я познакомился с Барбарой три года назад, – продолжал Рыдзевский, – когда Зося, то есть Зося Зельская, только начала у нас работать. А сегодня утром я позвонил Барбаре и попросил разрешения поговорить о деле, очень для меня важном. Барбара была так любезна, что разрешила мне нанести ей визит.

Инспектор молчал.

Бася разлила кофе. Она всегда делала это с удовольствием. Кортель залпом выпил полчашки.

– Не пей так жадно, – шепнула она ему на ухо, – это без пользы.

– Я уже объяснил Барбаре, – Рыдзевский говорил с трудом, будто каждое слово причиняло ему боль, – цель моего визита. К сожалению, у меня сложилось впечатление, что я не смог убедить Барбару. Может быть, вы, пан инспектор, – инженер вымученно улыбнулся, – сумеете мне помочь?…

Бася села на низкий стульчик: мини-юбка так высоко открывала ее ноги, что Кортель отвел взгляд.

– Я хотела бы помочь, – сказала она беззаботно, – но боюсь, пан инженер, дело уже проиграно…

– Какое дело? – спросил Кортель.

– Речь идет о Зосе, о Зосе Зельской, – поспешно ответил инженер. – Видите ли, я не делал из этого тайны: я эту девушку люблю. Да, да! – С каждым словом он говорил, все более распаляясь. – Я знаю, что выгляжу не слишком эффектным для такой молодой девушки, но ведь были же недели, даже месяцы… Впрочем, дело не в этом… Я упрям и буду бороться за Зосю так долго, пока не потеряю надежды, и даже тогда, когда ее утрачу. Я кажусь вам смешным? Потому что старше ее? Что уже не принадлежу к молодежи?

Кортелю он не казался смешным, напротив – инспектор почувствовал к Рыдзевскому что-то вроде симпатии.

– Однако речь сейчас идет не обо мне. Я думаю о ней. Я знаю, что ее допрашивали. Знаю также, что парень, которого она любит, во что я, впрочем, не верю, убийца…

– Нет, он не убийца, – сказала Бася. – Его несправедливо подозревают.

– Откуда вы все это знаете, пан инженер? – спросил Кортель. – От Зельской?

– Нет, – тихо ответил он. – Она мне говорила только, что ее допрашивали.

– Тогда откуда же?

– Я когда-то видел их вместе. Раза два. Потом увидел его фотографию в газете.

– Вы должны были нам об этом сообщить.

– Я не мог, пан инспектор, вы же понимаете…

– Естественно, не мог… – вмешалась Бася, принимая сторону инженера.

– Она постоянно о нем думает, – продолжал Рыдзевский. – Верит в его невиновность. Боится за него.

– Верно, – подтвердил Кортель. – Так вы полагаете, что она его прячет?

– Ты шутишь! – Бася резко встала со своего стульчика.

– Она честная девушка, – сказал Рыдзевский. – Ей органически несвойственно делать что-либо плохое. Знаете, как это бывает: мы каждый день слышим и читаем о преступлениях, но сколько среди нас найдется таких, которые поверят, что кто-то близкий, знакомый мог бы совершить убийство? Я боюсь, что, если бы этот человек, этот Окольский – его фамилию он произнес с ненавистью, – пришел к ней, она бы помогла ему. Подвергая себя риску, рискуя жизнью…

– Она любит его, – сказала Бася.

– Любит, любит… – прошептал Рыдзевский. – Ложь! Нельзя любить убийцу!

– К сожалению, можно. Но Болек не убивал.

– Она внушила вам. И себе внушила, чтобы как-то оправдать свою любовь. Он испорченный, честолюбивый парень, цинично использующий доверие девушки…

– Но ведь вы даже незнакомы с ним!

– Нет, – холодно произнес Рыдзевский, – незнаком. Но я собирал о нем информацию.

Теперь удивился Кортель.

– Зачем?

– Я хотел знать, кто мой соперник. Бася, – он снова обратился к ней, – постарайтесь объяснить Зосе… Должна же она понять…

– Что понять? – спросила Бася. – Что ей с вами было бы удобней? Такие вещи не поддаются холодному расчету. Но я хочу вам посоветовать только одно: если вы хотите сохранить дружбу с Зосей, никогда не называйте Болека убийцей. Она этому никогда не поверит. И я тоже, – добавила она с чувством.

– Прекрасно, – сказал Кортель, обращаясь к Басе. – Но ты, Бася, забываешь, что так или иначе Окольский преступник, и твоим долгом как приятельницы Зельской было бы, пожалуй, предостеречь ее, что каждая попытка оказания ему помощи или установления контакта…

– Боже! – воскликнула она. – Ты и впрямь ни на гран не веришь в женскую интуицию! Болек не мог убить!

– Это почему же? – казалось, что до Баси не доходит то, что он говорит. – Это почему же он не мог убить? Я разыскиваю его и подозреваю, что твоя приятельница знает…

– Ничего она не знает! – быстро ответила Бася. – Вы тоже уверены в этом? – обратилась она к Рыдзевскому.

Инженер молчал. Он отодвинул кофе и сказал, что ему пора идти. Выглядел он усталым и удрученным.

– Я убедительно прошу вас, – сказал он, целуя на прощание руку Басе, – никому не говорить о сегодняшнем разговоре. Я не хотел бы, чтобы Зося узнала…

Бася и Кортель остались одни. Он ходил по комнате, как по тюремной камере, цепляясь за мебель.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить, Бася?

Бася подошла к нему.

– Почему ты вдруг стал чужим?

– Это не я, а ты. Мы должны друг другу доверять, если хотим быть вместе.

– Ты мне не доверяешь? – спросила она.

– Теперь уже нет.

– Да… – сказала Бася, садясь на диван. – Ты что, всегда бываешь милиционером?

– Что за вопрос, Бася?

– Ты никогда не забываешь своих обязанностей. Даже когда со мной…

– О чем все-таки ты хотела поговорить? Она вздохнула.

– О Зосе. Кто-то за ней ходит, следит за каждым ее шагом.

Кортель подумал, что его ребята не очень чисто работают.

– Что же она заметила? – спросил он.

– Какого-то мужчину. Несколько раз, садясь в такси, она замечала, как он берет следующее и едет за ней. Гложет, это давно длится, но она только позавчера заметила.

– Смогла бы она его узнать?

– Едва ли… Видела она его вечером, да и то издалека. Говорит, высокий, худой…

– Скажи, Бася, это Зося тебя просила поговорить со мной?

– Нет, нет… Упаси боже!

– Даже так?… – Он подошел к Басе и положил ей на плечи руки и тут же почувствовал частое дыхание девушки. – Послушай, Бася, прекратим, пока не поздно, эту игру. Ведь ты же вставляешь нам палки в колеса… – Кортель подчеркнул слово «нам». – Ну, что ты знаешь?

Она молчала.

– Тогда я скажу тебе сам: Зося прячет Болека. Она поверила ему и боится, что если мы теперь арестуем его и он предстанет перед судом, то будет осужден за убийство, которого не совершал. Каждый получает то, что заслужил.

Бася торопливо полезла в сумочку и поднесла к глазам платочек.

– Почему ты плачешь?

Она посмотрела на него уже сухими глазами.

– Плачу? Тебе показалось. Ты ничего но понимаешь, Станислав! – воскликнула она. – Или притворяешься! Ты на самом деле веришь, что на свете всегда побеждает справедливость? Как в приключенческом романе! Невиновный не будет наказан! Что ты сделаешь, если схватишь этого парня? Отдашь его прокурору, да? А прокурор? У него все доказательства, показания тех двоих… ты ведь сам говорил. Он напишет обвинительный акт. И Болен получит пятнадцать-двадцать лет. Что касается смертного приговора, то у суда всегда остаются какие-то сомнения… Те двое до прихода Болека не входили в кабинет.

– Откуда ты все знаешь?

– Знаю.

– От Зоси, конечно. Окольский ей рассказывал.

– Ты угадал, от Зоси. А сделал ли ты что-нибудь, чтобы найти убийцу? И вообще, ты мог хотя бы предположить, что девушку убил кто-то другой?…

Кортель молчал.

– Ты ничего не сделал! Ты думаешь только об одном: как бы схватить третьего грабителя…

– Почему тебя это так волнует?

– Странные слова! Да он же парень моей подруги! И не просто парень! Я знаю его. А кроме тебя и Зоси, у меня нет более близких людей.

Она умолкла.

– И поэтому ты решила ей помочь. – Кортель взял ее за руку. – Расскажи мне все.

– Тебе или сотруднику городской комендатуры?

Он пожал плечами.

– Это одно и то же.

– Если я когда-нибудь стану твоей женой, ты будешь рассказывать мне все?

– Это будет зависеть от тебя.

– Почему?

– От того, что ты мне сегодня расскажешь.

Она встала около окна спиной к нему. Уже темнело, на фоне неба мерцали первые неоновые лампы.

– Трудно мне, – тихо сказала Бася, – и очень грустно…

– Доверься мне, – повторил он.

Она внезапно повернулась.

– Мне нечего тебе сказать, любимый. Во всяком случае, не в этом дело.

IX

Почему именно ему, Станиславу Кортелю, не везет? Отчего не встретилась ему такая девушка, как Мария? Но что делать? Отречься от Баси? Кортель чувствовал, что этого он не сможет сделать. Ушел от нее, даже не попрощался. Смешон, как обиженный мальчишка. Она проводила его до дверей и встала на пороге, ожидая, что он посмотрит на нее. Кортель не оглянулся.

Заходя в кафе, он увидел в зеркале свое отражение. На него смотрел среднего роста мужчина, несколько сутуловатый, в мешковатом костюме. Любовник-герой! Как он мог поверить, что она любит его? А может, все-таки любит?… Сказала бы тогда правду. А она… Да, он должен использовать полученную от нее информацию. Так и подумал: «полученную информацию». Он стал смотреть на Басю так, как будто она была каким образом связана с этим делом. Подозреваемая? Сообщница? Ерунда, конечно, просто-напросто взбалмошная девчонка. Однако доложить шефу о разговоре с Басей с Рыдзевским необходимо. А может, не надо?

Утром Кортель составил рапорт для шефа. Майор был не в настроении, сидел неподвижно за столом, и его круглое, даже чуть толстощекое лицо доброго парня» приняло строгое выражение. Кортель многое собирался ему сказать. Наблюдение за Зосей Зельской и Золотой Аней не давало никаких результатов. Рапорты осведомителей также были «пустыми». Они перетрясли все злачные места, квартиры всех друзей Окольского, но безуспешно.

– Вы пошли плохой дорожкой, – сyxo констатировал майор. – Зря тратите время своих сотрудников.

– Зося Зельская знает, где прячется Окольский.

– Откуда такая уверенность?

– Знает, – повторил Кортель.

– Интуиция? – Майор не улыбался, потому что улыбка сразу же придавала его лицу привычное добродушие. – Попробуй из нее что-нибудь выжать.

– Я пытался.

– Ну хорошо. Я допрошу ее лично. Думаю, что Окольский спрятался где-то в провинции.

– Я думаю, что он в Варшаве, – возразил Кортель.

– Думаю, думаю… – вспылил майор, – а меня сегодня вызывают в Главную комендатуру, что я сообщу им?

– А разве у них нет дел, которые тянутся месяцами?

– Есть. А что из этого? – бросил он резко. Кортель ничего не ответил.

Он знал уже, что должен делать, но об этом пока не собирался говорить майору.

– Я полагаю, что в следствие необходимо ввести новую версию.

– А именно?

– Предположить, что убил кто-то другой, не Окольский, – все же сказал он.

– Час от часу не легче! – Глаза шефа потемнели. – Ты хочешь всем все запутать? Соболь многократно допрашивал Циклона и Желтого Тадека. Разве ты не читал протоколы? Хотя у нас бывает и так, – добавил он, – левая рука не знает, что делает правая. Не подлежит никакому сомнению, что Окольский первым вошел в кабинет. Впрочем, ты ведь разговаривал с Зельской. Она тоже подтвердила это со слов Окольского. Он не сознался только в убийстве, Что же, по-твоему, еще может входить в расчет?

– Пущак – водитель частного такси… – начал Кортель.

– Мы уже рассматривали эту возможность, слишком маловероятно, хотя… не лишено логики. Однако никто не знал, что у Пущака с девушкой свидание. Зачем бы ему тогда возвращаться на виллу?

– Допустим, что забыл убрать орудие убийства и отпечатки пальцев. Теперь об этом знают все.

– Ну и что? Положим, он приходит, видит следы ограбления, понимает, что подозрение в убийстве падет на грабителей, и вызывает милицию? Зачем?

– Чтобы отвести подозрение от себя. Он, это же ясно, рассуждает, как и мы…

– Ужасно смекалистый тип. И хладнокровный. Знаешь, что скажет прокурор, если ему предложить обвинение, которое опирается на такое рассуждение?

– Знаю. Я же не утверждаю, что совершил убийство именно он, Пущак.

– Тогда кто?

– Понятия не имею. Я предлагаю версию, что это мог сделать кто-то другой, необязательно Окольский. Например, Ладынь…

– Глупости!

– …инженер боится жены, а девушка его шантажирует…

– Беллетристика! По такому поводу не убивают. Скорее больше платят.

– Тогда двоюродный брат убитой – Альфред Вашко.

– Ни мотивов, ни доказательств.

– Может, кто-нибудь еще, скажем тот, кто забрал из стола Ладыня записки этого инженера… как же его звали… Бильского.

– Взять записки мог и Окольский. Послушай, Кортель, многовато в этих рассуждениях странных стечений обстоятельств. Не достаточно ли того, что приходят грабители, а за ними – Пущак. А ты еще предполагаешь, что кто-то побывал перед грабителями…

– А как объяснить результат экспертизы? Удар нанес убийца, стоящий у стола; Казимира Вашко лежала между столом и дверью…

– Знаю, – сказал майор, – это твой самый серьезный аргумент. Однако это вовсе не значит, что убийца был уже в кабинете, когда вошла девушка. Можно представить себе другую ситуацию: грабители вырезают форточку и проникают в зал. Напуганная девушка бежит наверх. Она видит, как они очищают первый этаж. Парализованная страхом, неспособная что-либо предпринять, она сжалась в комок в темном коридоре наверху… Слышит шаги по лестнице. Бежит в кабинет, вспоминает о балконе, но не в силах даже раздвинуть портьеру. В это время появляется Окольский, встает у стола. Тогда она меняет намерение, хочет убежать через коридор, и тут он ее убивает… Все это длится несколько секунд…

– Правдоподобно, – замечает Кортель, – но тогда как объяснить, почему в кабинете горел свет? И Циклон и Желтый Тадек утверждают единодушно, что сначала увидели лампу па столе.

– Ее мог включить Окольский. Вошел, зажег и только тогда увидел девушку, стоящую посреди комнаты…

– А если оспорить показания Циклона и Тадека? Можно представить, что один из них был первым наверху, потом оба решили свалить всю вину на Окольского.

– Не понимаю, почему ты выискиваешь всевозможные аргументы в пользу Окольского? Ты же хорошо знаешь, что Циклон и Тадек не врут. Впрочем, это же подтвердила и сама Зельская. Ты и в самом деле веришь, что Окольский не убивал?

Кортель сказал майору, что вера здесь ни при чем. Разумеется, он будет искать Окольского. Допросит еще раз Зельскую и, пожалуй, Золотую Аню.

Когда он вышел из кабинета, ему в голову пришла мысль, что он действительно в первый раз «осложнял» дело вопреки своему желанию. В сущности, майор прав: нет ни одного доказательства того, что до Окольского кто-либо побывал в кабинете Ладыня. Никто иной не мог убить, только этот парень, Окольский, которого скорее всего прячет Зося Зельская.

Он уже знал, что должен делать, но в тот день не нашел ни минуты свободного времени, чтобы начать осуществление своего плана… Сначала он нанес визит жене Ладыня; день был чудесный, и он после разговора с майором захотел хотя бы на час исчезнуть из комендатуры. Расторопная, несколько рыхлая блондинка приняла его с явным и неожиданным удовлетворением.

– Я знала, что вы придете, – сказала она. – Я хотела пойти к вам с мужем, но он заупрямился, сказал, что сам… Нашли уже убийцу?

– Нет.

Она предложила кофе. На первом этаже был наведен уже идеальный порядок, и Кортель подумал, что вопреки сплетням соседки жена Ладыня умеет неплохо заниматься домом.

– У меня испорчен отпуск, да что поделаешь… Итак, жду ваших вопросов. – И она подвинула к нему вазочку с печеньем.

– Верно ли то, что ваш муж возвращался в день отлета из аэропорта домой? Во сколько это было?

Она вдруг рассмеялась.

– Уж не подозреваете ли вы моего Эдварда? Слово чести – он совершенно не способен к убийству молоденьких девушек…

– Я ни в чем его не подозреваю. Дело в том, что мы арестовали грабителей, которые дали показания, а теперь мне необходимо кое-что уточнить.

– Хорошо, хорошо… Эдвард был здесь около восьми. Забыл портфель. Он всегда что-нибудь забывает.

– И возвратился в аэропорт около девяти…

– Кажется, хотя я не посмотрела на часы. Я встретила приятельницу, и мы пили кофе наверху. Эдвард пришел за мной только тогда, когда объявили посадку на самолет.

«Для чего она все это говорит? – подумал Кортель. – Как будто хочет лишить своего мужа всякого алиби».

А жена Ладыня тем временем говорила дальше:

– Около девяти Эдвард появился в кафе в обществе Рыдзевского. Рыдзевский попрощался, а Эдвард исчез, наверное, флиртовал с девчонками из обслуживания. Крест господний, – вздохнула она, но получилось не очень трагично. Она замолчала, но тут же снова разразилась смехом. – Я страстная читательница криминальных романов, пан инспектор, так что знаю, что вы подумали… Что у мужа нет алиби… Ну и что из этого? Вы и так все без моей помощи установите, но ведь никто не станет всерьез подозревать моего мужа в убийстве бедной девушки. – Она вдруг стала серьезной. – Жаль мне ее, право, жаль… Мой смех, вы меня извините, только самозащита. Нелегко забыть, что она умерла в моем доме. Девушка была очень хороша собой… Нравилась Эдварду, но ему нравятся все молоденькие девушки… Я никогда не смотрю на это серьезно. Мой муж совершенно иного типа человек, чем Рыдзевский, с которым вы уже знакомы. Рыдзевский всегда серьезен и потому всегда несчастен. Эдвард же не умеет быть несчастным.

– Часто ли приходил к вам Рыдзевский?

– Не очень. Он необщительный. Ему давно пора жениться, да вот влюблен безответно…

– В женщину моложе его на много лет…

– Да, – сказала жена Ладыня, – это редко заканчивается хорошо. Видите ли, Зося прекрасная девушка, но никого нельзя заставить любить насильно. Не стоит даже пытаться…

– Вы хорошо знаете Зельскую?

– Она моя подруга. Мое правило, – она горько улыбнулась, – дружить с хорошенькой секретаршей мужа. Поначалу я только присматривалась к ней, а потом полюбила на самом деле. Именно о ней я хотела поговорить с вами… Вы ведь ищете ее парня?…

– Вы знаете?

– Конечно. Зося мне все рассказала.

«Еще одна, – подумал Кортель, – настоящий женский заговор!»

– Этот парень легкомысленный и глупый. Строгое наказание исправит его, но я верю в чутье Зоси и ее ум: он не убивал. А впрочем, я его тоже знаю.

– Вы его знаете?

– Да, Зося как-то представила мне его в кафе. Он произвел на меня очень хорошее впечатление: чувствительный, нервный, вероятно, несчастливый…

Кортель постепенно терял терпение.

– Тогда скажите Зельской, что укрывание или попытка установить контакт с преступником может окончиться для нее весьма печально… Она должна искренне признаться.

– Какие вы все-таки, мужчины, примитивные! Прошу прощения. Прежде всего надо отыскать настоящего убийцу.

– Но если убийца не Окольский, то кто же? Может быть, ваш муж? – бросил он резко.

– Нет, кто-то другой. – Она подошла к окну и встала к нему спиной, как прошлый раз Бася. – Вы слепы, – сказала она наконец, – совершенно слепы…

На вопрос, как это понимать – «вы слепы», она пожала плечами.

– Может быть, вы кого-нибудь подозреваете?

– Это вы должны кого-то подозревать. Выпьете еще кофе?

Кортель отказался. Он возвращался в комендатуру в плохом настроении. Неужели что-то существенное проглядел? На каком основании три женщины, ибо их было уже три, свято верили в невиновность скрывающегося Окольского?

В комендатуре его ждали двое: молодая женщина в мини, которую он никогда не видел, и инженер Ладынь. Первым он пригласил Ладыня. Инженер поставил на пол рядом со стулом красивый желтый кожаный портфель. На сей раз Ладынь был более спокоен, чем в их первую встречу, говорил свободней, с заметным раздумьем.

– Представьте себе, я нашел бумаги Бильского!

– Где?

– У меня на работе, в ящике письменного стола.

– Значит, вы их не брали с собой домой, а оставили на работе. Следовательно, их не украли.

Ладынь долго молчал.

– Это можно было предположить. Я ужасно рассеян. Но я был убежден, что, когда Бильская вышла, я положил бумаги в портфель и унес домой. Потом их положил в ящик письменного стола, а в портфель сунул книги, нужные мне в Венгрии… Я убежден, что именно так все было… А вообще, я мог ошибиться… Скажите, пожалуйста, насколько обманчива человеческая память.

– Значит, вы приезжали из аэропорта за портфелем?

– Да. Он очень удобен. Мне его подарили в Бельгии, там проводилась научная конференция. Мы были с Рыдзевским. – Он вдруг открыл портфель, показывая, насколько он вместителен, сколько там всяких отделений, закрывающихся на «молнии». – А вот и папка с бумагами. Я полагал, что вы захотите сами взглянуть.

– Да. Вы просматривали эти бумаги?

– Просматривал, – сразу ответил Ладынь, – и… – он вдруг понизил голос, – и рад.

– Отчего?

– Видите ли, я рассуждал так: если эти бумаги исчезли, то есть если их кто-то украл, то последний может найти в них нечто такое, публикация чего причинила бы ущерб…

– Не могли бы вы конкретнее? Кому?

Ладынь был явно недоволен собой.

– Оказалось, – неохотно подтвердил он, – что в бумагах Бильского ничего такого не было, мои подозрения были совершенно лишены оснований и обижали…