Текст книги "Марракеш. Множество историй в одной или необыкновенная история о приготовлении пастильи"

…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…

Всего в нескольких минутах ходьбы от магической площади Джема эль-Фна мы с Марией нашли пристанище, риад. Миновав торговцев, плясунов, сапожников и цирюльников, мы повернули налево. Почтенные господа, облаченные в традиционное одеяние (называется оно «гандура»), декламировали арабские стихи и вроде бы перебирали при этом четки. Десятки котят и несколько взрослых кошек, довольно тощих и боязливых, спали там и сям в укромных уголках или с неподражаемой невозмутимостью созерцали людскую суету. И вдруг мы очутились в покое и тишине. Минуту назад мы ощущали атмосферу какой-то скрытой агрессивности, какой-то погони, преследования, а устало пройдя всего несколько шагов, вдруг увидели маленькую мечеть, расстеленные на полу молитвенные коврики, расхаживающих туда-сюда пожилых людей. Тут мы опять куда-то повернули, пошли дальше. Возле традиционной пекарни нас окутало теплое облако и по-домашнему запахло свежеиспеченным хлебом. Наверное, в любом уголке земли пекарни были и остаются местами, где царит мир и душевный покой. Случайность или предначертание – то, что наш приют, риад, находится между мечетью и пекарней? Может быть, у мечети и пекарни больше каких-то общих черт, нежели различий?

В медине Марракеша восемьсот с лишним риадов. Мы забронировали на выходные риад «Альмулюк». Слово «риад» происходит от «руда», то есть «райский сад», вообще же в арабском языке более десяти различных именований рая. Наверное, людям мало одного обозначения чего-то прекрасного. Наверное, называя нечто прекрасное различными словами, подчеркивая и выделяя всё новые его грани и стороны, люди выражают свое особое любовное отношение к прекрасному и его высокую оценку. Любовь также можно и должно выражать многими разнообразными словами.

Слово «альмулюк» подразумевает божественное призвание, которое было даровано некоему царю, дабы он мог взойти на престол. Переводится оно как «добрые духи». Доброе правление и вера в существование высшей силы, не позволяющая забывать о смирении и благодарности, дают надежду на особое бытие. Мы познакомились с Омаром, хозяином нашего риада. Молодой марокканец, он вообще-то живет в Базеле, где держит магазин предметов искусства и восточных ремесел. Омар разведен, у него подрастает одиннадцатилетний сын. Со своей второй женой он познакомился в риаде, именно в риаде, и это поразительно, потому что эта женщина много лет жила в Базеле, причем всего-то в какой-нибудь сотне шагов от лавки Омара. А в Марракеш она приехала с приятельницей, собственно, сопровождала ее, и они на несколько дней поселились в риаде Омара. Как раз в те дни Омар ненадолго приехал в Марракеш по делам – поступил неожиданный заказ, по просьбе одного архитектора надо было приобрести марокканские художественные изделия. Вот тогда Омар и влюбился в Еву, а Ева в него.

Риад «Альмулюк» обустроен с большой любовью и изысканным вкусом. Центр всех помещений образует дворик с фонтаном, вокруг которого по восточной традиции посажены розы. Когда идешь по улице, ни за что не догадаешься об этом чудесном месте – в пыльный переулок выходит лишь неказистый буровато-красный фасад. Но как только войдешь в риад и минуешь небольшую темноватую прихожую, чувствуешь, что здесь тебя ждет радушный прием, что ты будешь принят как в родной семье.

Стены этого дома, мне кажется, излучают особую положительную энергию. Омар, глубоко верующий человек, рассказал, что однажды он, находясь в состоянии между сном и бодрствованием, увидел, что по комнатам бродит дух – старец с белой бородой, с очень добрым, ласковым и мудрым лицом.

Это удивительно – расположенный всего в десятке шагов от шумных и грязных улиц риад, подобно оазису в пустыне, предоставляет путнику глубокий покой и надежное пристанище. Как бы ни любили люди городскую суету, как бы ни спешили каждый вечер прочь из дому – посидеть в кафе, побродить по базарам на Джема эль-Фна, – все равно, им нужен надежный уединенный покой, тишина риада. Здесь даже на крыше чувствуешь себя в полной безопасности, в укрытии – кажется, будто тебя обнимают теплые сильные руки, и в душе воцаряется чувство защищенности и легкости. Где бы ты ни был, надо находить возможность подняться над шумом и пылью улиц и насладиться прекрасными мгновениями. Совершенно непонятно, однако, что же создает эту чудесную атмосферу – отдаленность от земли или все-таки близость неба?

Архитектура риада представляет собой нечто более любопытное, чем просто стиль постройки. Осознание самого себя, отношение к себе как к примеру, которому нужно следовать, – не в этом ли подлинная, действительно важная мудрость жизни? Только проникнув внутрь, за неказистые наружные стены риада, постигаешь его великолепную сущность.

Вот и с людьми так же: лишь тот, кто умеет различить внутреннее содержание за ничем не примечательным фасадом, открывает богатый, великолепный интерьер человеческой души. Лишь тот, кто умеет заглянуть вглубь, отвлечься от своего первого впечатления и не обманывается видимостью фасада – импозантной или отталкивающей, сможет сделать много открытий в глубине сложной постройки «человек».

Не является ли риад восточным аналогом западного «убежища»? Ведь убежище это место, куда бегут, чтобы спастись. Как сказано в «Corpus juris civilis», кодексе гражданского права, составленном в 529 году по указанию императора Восточной Римской империи: «Domus tutissimum cuique refugium atque receptaculum» – «Свой дом для всякого надежнейшее убежище».

В старину убежищем был также дом, находящийся под защитой крепостных стен, туда бежали монахи и монахини, если оставаться в монастыре было опасно из-за военных действий. Таким образом, убежищем для людей может быть их дом, refugium, риад и монастырь. Однако для каждого отдельного человека всегда служит убежищем его собственное сердце.

Что такое сила? Конечно, нечто внутреннее, находящееся в глубине, в центре. Но сила должна иметь свое собственное, укромное, защищенное пространство, из которого она может проникать во все уголки сердца и души. Страх и неуверенность закрывают к нему доступ, перекрывают пути к тому, что находится внутри, в центре. Если защищенного места нет, эти пути могут остаться нехожеными, нетронутыми. Важнее, чем наружный фасад, красота внутреннего ядра. Только проникнув за фасад, можно очутиться во внутренних помещениях риада. Значит, нужен кто-то стремящийся внутрь и кто-то открывающий доступ внутрь. И это должен быть один и тот же человек.

После великолепного обеда с таджином из нежной курицы, предварительно долго мариновавшейся в лимонном соке, затем тушенной в закрытом керамическом горшке – таджине и сервированной с зелеными оливками и зубчиками чеснока, мы решили, что ужинать тоже будем в риаде. Самия, материнская душа риада, и ее помощница Аиша, темнокожая, черноглазая, в белом одеянии, спросили нас, что мы хотели бы на ужин. Тогда я спросил Самию, что ей хотелось бы приготовить. «Нет, это вы должны сказать что, а я все приготовлю для вас!» – ответила она учтиво и, по-видимому, не без радостного ожидания, что ей бросят вызов. Я размышлял недолго и с гордостью сделал заказ: «Пастилью с курицей». Было около четырех часов пополудни, об ужине мы договорились на десять вечера. Самия сказала, что может подать нам ужинать на крыше риада, – чудесное предложение. В глазах Марии я также заметил большую радость – она любит тишину и уединение.

Со временем мне стала известна история Аиши. У нее пятеро детей, и живет она небогато. Детей растит одна. Аиша всегда преисполнена благодарного чувства и щедрости, сердце у нее горячее. Однажды к ней пришла женщина – это продолжение истории Аиши – и попросилась некоторое время пожить в ее квартире, так как жить ей, беременной, было негде. В своем великодушии Аиша, хоть сама бедствовала, ни минуты не раздумывая, приютила у себя будущую мать. Та вскоре родила, а потом неожиданно исчезла, не сказав ни слова, зато подкинув Аише своего младенца, мальчика. И Аиша, опять-таки без малейших колебаний, оставила его у себя, с тех пор у нее не четверо, а пятеро детей.

К десяти часам мы вернулись в риад и, сгорая от нетерпения, поднялись на крышу. Воздух был приятно теплый. Еще несколько минут назад мы сидели на террасе кафе «Франс», неуютного, однако с превосходным видом на площадь Джема эль-Фна, и изнывали от зноя, воздух был горячим и душным, жар источала, казалось, сама земля. Потом мы брели по улицам, между раскаленными каменными стенами, где было настоящее пекло, как в печи для лепешек. А здесь, на крыше риада, мы сразу почувствовали себя в защищенном уединенном месте.

Еще не так давно я жаждал новизны: пробовал пастилью с уткой или с рыбой, стремился расширить пределы того, что было уже знакомым, теперь же, приехав в Марракеш, я хотел традиционного, подлинного и неизменного, и мне хотелось попробовать, так сказать, первозданной пастильи.

Откуда вообще пришел рецепт этого блюда? Из Персии? Из Африки? От берберов? Может, пастилья – кушанье шейхов?

Усердная Самия испекла две пастильи столь грандиозных размеров, что хватило бы на четырех едоков. Эти пироги, источавшие тонкий сладковатый аромат, были начинены миндалем и куриным мясом. Глядя на пастильи, красовавшиеся в центре стола, я подумал, что еще в Берлине и Гамбурге, пробуя это блюдо, я, должно быть, потому и перебирал некие особо изысканные варианты пастильи, чтобы теперь, в Марракеше, наконец узнать, что на самом деле люблю то, что изначально, исконно. Вот таким окольным путем я пришел к классической пастилье и понял, что мне нужно только настоящее, и кроме того, научился выше ценить настоящее. Наверное, это чем-то похоже и на мою ностальгию по Марракешу. Быть может, я должен находиться в Марракеше, потому что только здесь мне дано узнать, как сильно я люблю свое сердце и душу? Или Марракеш и самопознание не исключают друг друга, а вполне возможны вместе, как «и одно, и другое»? Причем «одно» проявляет свое неповторимое своеобразие только благодаря «другому»?

Что я думаю о городе, который помогает мне быть наедине с собой, то есть помогает установить контакт с моим собственным сердцем, моей душой, моими чувствами? Когда я веду разговор с моими сердцем и душой, я чувствую себя по-настоящему защищенным, чувствую понимание. Должно быть, мои душа и сердце нашли полюс спокойствия. Поэтому и сам я ощущаю подлинное удовлетворение. Мне кажется, все мы нуждаемся в чьей-то помощи, чтобы почувствовать себя по-настоящему довольными. Такую помощь и поддержку дает мне Марракеш. Помню, Мария, за несколько часов до нашего прилета в Марракеш, нежно шепнула: «Чтобы быть наедине, нам всегда кто-то нужен». А ведь многие, очень многие люди одиноки, хотя они и не одни.

Я почувствовал, что этим «кем-то нужным» для меня стал Марракеш, и мне совсем не важно, увижу ли я достопримечательности города, но я непременно должен найти достопримечательности моего собственного «я». И если для осмотра городских достопримечательностей требуется известное время, а прежде необходимо еще и внутренне приготовиться к странствию, полному ошеломительных открытий, то также и для познания другого человека и своего собственного «я» нужно найти время и место. Лишь так удастся открыть «потаенные» истории города, другого человека и своего собственного сердца.

Поэтому, наверное, и состоялось мое путешествие в поисках собственных корней, и ни одна веха, ни один пограничный камень не был обойден, – напротив, я увидел всю их красоту и значимость и, главное, смог воспринять и понять их взаимные связи.

«Подлинная достопримечательность никогда не встречается там, где рассчитываешь ее встретить», – заметил марокканский писатель Абдельхак Серхан.

Должно быть, и Марракеш, этот особенный город, где ощущаешь запах пустыни и видишь заснеженные горные вершины, дарует человеку гармонию.

В следующий приезд я решил посетить мечеть Кутубия. Надеюсь, она меня примет. Заранее радуюсь этому, но чувствую и страх – как бы не испытать разочарования. Очень надеюсь, что сумею исключить какие-либо ожидания и просто воспринимать то, что есть. Я постараюсь сосредоточиться на вопросах, которые сам буду себе задавать: о том, что я могу дать Кутубии, дать Марракешу. Не они, город и мечеть, должны что-то дать мне – но я должен подарить Марракешу и Кутубии нечто особенное. «Способность отдавать решительно не связана с желанием что-то получить». Я подарю Марракешу своих детей, свою любовь и свое сердце.

Марракеш называют Красным городом, так как его здания и крепостные стены окрашены нежными тонами розового, красного, охры и светлой глины. Моя дочь Зара говорит, это печенюшки, – пористые каменные плиты похожи на ее любимое детское печенье «Де Боклер».

Согласно легенде, которая по сей день живет в народе, Марракеш обливался кровью, когда в его сердце шло строительство мечети Кутубия. Пурпурная кровь окрасила все дома, все здания, камень за камнем. Да, только так объясняется это название – Красный город.

Медина Марракеша – настоящий лабиринт. Час тому назад мы углубились в это головоломное хитросплетение улиц и проулков. Вернее, людской поток захватил и повлек нас по переулкам и дворам медины, мимо нищих, кузнецов, столяров, торговцев, мимо смеющихся детей и молчаливых женщин. Но непостижимой головоломкой медина кажется только непосвященным, чужакам. Я очень надеюсь, что уже скоро не буду воспринимать ее как лабиринт, однако понимаю, что для этого мне придется пройти по многим и многим улицам, не раз забредая в тупики. Однако сдаваться нельзя, на этих путях-дорогах я научусь видеть и понимать уникальность больших и малых вещей, а с их помощью смогу преобразить лабиринт в хорошо знакомое место, где буду находить входы и выходы даже без света и без чьей-то помощи.

Так же обстоит дело и с личностью человека, если ее своеобразие не обнаруживаешь сразу. Взвешивая слова – произнесенные и оставшиеся невысказанными, можно распознать это своеобразие. Правда, только в том случае, если не сойдешь с пути толерантности и уважения к человеку, если не застрянешь в тупике высокомерия и невежества.

…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…

Усыпальницы султанов династии Саадитов заложены в конце XVI века Ахмедом эль-Мансуром аз-Захаби. Мавзолейный комплекс очень хорошо сохранился. Здесь два мавзолея – южный, находящийся слева от входа в некрополь, больше размером и отличается особенно богатым убранством. В нем три больших зала: зал михраба, зал с двенадцатью колоннами и зал с тремя нишами. Все три зала чудесно украшены: дивные мозаики из фаянса, изысканная резьба, щедро декорированные потолки кедрового дерева. В усыпальнице стоят саркофаги с останками правителей и принцев крови из рода Саадитов. Второй мавзолей несколько меньше размерами, но и он прекрасен. В тихом внутреннем дворе находятся гробницы воинов. По высоте надгробных сооружений можно судить о воинском звании похороненного – чем выше гробница, тем выше ранг покойника.

Эти гробницы навели меня на мысли о конце нашей жизни, неповторимо своеобразной и все же конечной. Человек приходит и человек уходит, город же остается и хранит память о людях. Хочется, чтобы Марракеш и меня не забыл.

…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…

Как я узнал сегодня от Омара, инженера – специалиста по электросварке, живущего в Берлине, Марракеш и Фес когда-то были культурными центрами Марокко. В этих городах жили ученые, отсюда выходившие в путь и совершавшие полные лишений и трудностей путешествия во все концы страны ради распространения знаний, культуры и религии. Марракеш всегда был связан с северными землями и с Танжером.

Сегодня я решил, что, пока жив, буду хотя бы раз в год приезжать в Марракеш и о чем-нибудь рассказывать городу. И может быть, он откроет мне свои новые лики и поведает новые истории.

…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…

Тот, кто любит сады, должен расспросить Марракеш о его садах и непременно побывать в саду с самым красивым названием – Жарден Мажорель. Ослепительно-синяя вилла – сердце этого ботанического сада, который в 1923 году разбил французский художник Жак Мажорель.

Сад Мажореля хоть и недалеко от мечети Кутубия и площади Джема эль-Фна, однако находится уже в Гелизе, новом районе города.

Здесь всюду ощущаешь особую гармонию, и, удивительно, вспоминается то, о чем мечтал прусский садовод Петер Йозеф Ленне, разбивший великолепные парки и сады в окрестностях Потсдама. Он мечтал о достижении гармонии между человеком и природой. Сад Мажореля напоминает калейдоскоп (это слово греческого происхождения и означает «видеть прекрасные формы»). Да, прекрасные формы этого сада нужно увидеть во что бы то ни стало. Лазурно-синяя вилла, там и сям радостные яркие пятна лимонно-желтого, вокруг зелень, пышная экзотическая растительность…

В этом оазисе полным-полно кактусов, здесь самые разные их виды, привезенные с пяти континентов Земли. Как и во многих укромных риадах Марракеша, здесь сверкают на солнце струи чудесного фонтана и блестят бесчисленные синие и белые камешки, отчего создается особенная легкая атмосфера. И так же как в риаде, войдя в ворота, тотчас попадаешь в другой мир: на улице отчаянно вопили базарные зазывалы, а здесь раздается лишь негромкий щебет птиц, минуту назад ты шагал по пыльным знойным улицам, теперь же тебя окружает прохладная сочная зелень растений.

Замечательный художник-модельер Ив Сен-Лоран, как и многие другие писатели, поэты, художники, архитекторы и кинематографисты, тоже влюбился в Марракеш. Он спас и, превратив в музей, сохранил этот сад, всеми забытый и погибавший.

В саду Мажореля Ив Сен-Лоран черпал вдохновение, причем не только когда создавал уникальные модели модной одежды. В одном из сообщений для прессы по случаю появления новой летней коллекции он писал: «Умопомрачительное сверкание садов Мажореля, зеркальные отблески бесчисленных фонтанов и неподражаемая геометрия марокканских изразцов подарили свои неописуемо яркие краски макияжу, разработанному для новой коллекции. В двух благородных palettes mauresque для лица и глаз мягкие и освежающие оттенки скомбинированы с прохладными таинственными тенями и сияющими бликами».

Ив Сен-Лоран ценил чудесный сад и как место уединения.

Во время одной из своих поездок в Америку я побывал в ботаническом саду Дурхэма (Северная Каролина) и заметил, что пруд там совсем такой же, как в саду Мажореля: те же прекрасные водяные лилии, они живо напомнили мне о Маррокеше. Когда ты влюблен, всюду видишь свою возлюбленную, даже если тебя отделяют от нее тысячи миль. Чем сильнее твоя любовь, тем меньше поводов нужно тебе, чтобы вспоминать и тосковать о любимой. Так, залюбовавшись лилиями на водной глади пруда в Дурхэме, я вспомнил дивные лилии Марракеша. Ив Сен-Лоран сказал однажды о саде Мажореля: «Мне часто грезятся его краски».

Первого июня 2008 года художник моды умер, прожив семьдесят один год. Близкие и друзья исполнили последнее желание мастера – развеяли его прах в столь любимом им восточном розовом саду. Безыскусный обелиск в греческом стиле и табличка с надписью хранят память об изысканнейшем художнике, которому принадлежат замечательные слова: «Лучшая одежда для женщины – объятия мужчины, которого она любит».

…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…

В медине Марракеша продолжается в сущности то же, разве только чуть более упорядоченное, коловращение, что бурлит и на площади Джема эль-Фна. Медина Марракеша – большой лабиринт, который забрали в свою власть тысячи торговцев. Все они усердно расхваливают свой товар, но ничуть не огорчаются, если товар остается не распроданным. А продают они буквально все, что можно перевозить: шали, камни, светильники и пряности, ковры, сласти, украшения и одежду. Выбор на первый взгляд просто безграничный, однако неискушенный покупатель едва ли сумеет отличить малоценную вещь от подлинной драгоценности. Приветливо улыбающимся продавцам это хорошо известно.

Торговаться здесь нужно долго, что, кстати, и не возбраняется. Если не затратить достаточно времени на торг, то в спешке не удастся прийти к честному компромиссу, принять разумное решение, которое не чрезмерно опустошит кошелек. Только время создает пространство: пространства без времени не бывает. Высшая заповедь торговли – уважение к товарам, о которых идет торг, а равно и к словам и аргументам участников торга. Если соблюдать это правило, то по окончании торга обе стороны остаются довольны, а цена, на которой в итоге сошлись, кажется как бы фиктивной. Не стоит забывать, что местный житель всегда в более выгодном положении, чем ты. Да, тут и спорить не о чем, ведь это ты, как покупатель, пришел к местному торговцу, а не наоборот, и торг вместе с разыгранным маленьким шоу в конечном счете является частью вложенного в товар труда и, соответственно, его стоимости.

После третьей поездки в Марракеш я дал себе обещание: буду приезжать сюда хотя бы раз в год, если найдется возможность. Я произнес вслух этот наказ самому себе и понял, что так оно и будет. Паоло Коэльо пишет в «Алхимике»: «Жизнь тем и интересна, что в ней мечта может стать явью».

Марракеш – это ставшая явью мечта Востока.

Что больше дразнит чувства? Видеть многие, самые разные города или снова и снова встречаться с тем же городом? Мне кажется, я буду вновь и вновь посещать Марракеш, чтобы узнать этот город и чтобы узнать самого себя.

Только если при каждой новой встрече я буду готов выслушивать Марракеш и задавать ему все новые вопросы, я научусь больше ценить и сильнее любить Марракеш. Так же, конечно, и с людьми – только когда выслушиваешь другого человека и задаешь ему все новые вопросы, то и тебя выслушивают и тебе задают верные вопросы, которые, при поиске ответов на них, постепенно откроют тебе твое собственное сердце. И тут, конечно, решающе важно, с кем тебя тянет встречаться снова и снова, от кого ты хочешь слышать эти особенные вопросы, с кем ты хочешь учиться понимать, какие вопросы верны и правильны.