Текст книги "Роман-откровение врача-диетолога"

Часть вторая

Глава 7

В Булонском лесу день начался с хорошего предзнаменования. Кружение медсестер по больничным палатам, мельтешение тележек, развозящих завтрак пациентам, снующие туда-сюда по коридору, так резко контрастирующие между собой, силуэты больных, занятых утренним туалетом, – все эти незыблемые утренние дела главный врач клиники очень любил. Эта суматоха – косвенное доказательство того, что и в его ремесле тоже есть свои ориентиры и контрольные точки. Даже если в спокойном течении терапевтического процесса возникают порой неожиданные водовороты, строгость и неброскость, которую излучает само здание клиники, всегда действует на него успокаивающе и ободряюще.

Проходя по второму этажу, доктор взглядом наткнулся на приоткрытую дверь палаты Сары. В щель он увидел голову Люсио, который, видимо, сидел на краю кровати. Вполне естественно было бы войти и спросить о самочувствии пациентки, однако интуиция подсказывала, что делать этого не следует. Если бы там было что-то не так, Люсио уже предупредил бы его. Метью собирался и дальше уважать их договор, оставив эту девушку целиком на попечении своего молодого коллеги.

* * *

Сара скосила глаза в сторону Люсио:

– Это что же, ты меня вернул к жизни?

– Скажи спасибо Метью, а я ему только помогал.

– По мне, лучше думать, что это ты меня спас, потому что тебя я вижу чаще, чем его.

– Сара, я не хочу тебя обманывать, на самом деле я здесь только потому, что заключил с Метью договор.

– Как это?

– Ты знаешь, что произошло, у тебя сердце остановилось. Если ты не начнешь есть нормально, ему придется перевести тебя в другое отделение, а может, даже в другую больницу, где тебе поставят гастрологический зонд и будут кормить принудительно. С того момента, когда ты сама стала представлять угрозу своей жизни, считается, что твое личное согласие на лечебные процедуры необязательно.

Больная судорожно сжала край одеяла:

– Ни за что! Если это произойдет, я тут же смоюсь отсюда.

Девушка попыталась встать на ноги, но зашаталась от сильного головокружения. Люсио успел подхватить ее и уложил на кровать. Он нежно погладил ее по лбу.

– Ага, смоешься…

– Да уж, – покорно вздохнула Сара.

В комнате повисло молчание. Сара закрыла глаза, и Люсио решил, что она заснула. Поэтому он вздрогнул от неожиданности, когда девушка, не поднимая ресниц, спросила:

– Ты любишь меня?

* * *

Молодой человек застыл в недоумении.

С того самого дня, когда Сара поступила в их клинику, Люсио чувствовал потребность заботиться о ней, словно влюбленный. Поскольку ему приходилось ухаживать и за другими больными с таким диагнозом, то он знал, что девушки, больные анорексией, часто бывают очень обаятельны. Несмотря на легкий пушок, лануго, иногда покрывающий их лица, тонкость и острота черт сообщает их внешности некую призрачность, словно перед вами мираж, видение, возникшее из колебаний воздуха. А их тело, практически лишенное плоти, движется только благодаря усилиям воли и острого ума. Но все происходящее с Сарой было совсем другого рода. И не только из-за ее особенной красоты. Было еще что-то, не поддающееся определению, но глубоко его трогающее. Однако он не имеет права влюбляться в свою пациентку, это против врачебной этики!

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Не знаю, может быть, потому, что никто никогда так часто и много не занимался мной. А у тебя есть жена, дети?

– Нет, я один.

– Я просто дура, извини меня. Но разве можно ждать чего-то другого от несчастной анорексички? К тому же мой отец разделался бы с тобой в два счета.

– Да перестань ты без конца твердить о своем отце! В конце концов, на земле не только он один. Ты тоже занимаешь на ней какое-то место!

* * *

Сара замолчала. Как ему объяснить? Как сказать, чтобы он понял, что она выросла в довольстве и достатке, что ее родители не только никогда ее не ударили, но даже ни разу не отругали, что она никогда и ни в чем не нуждалась? Что она, напротив, была слишком избалована, слишком опекаема: няня, повариха, шофер, учителя на дому, игрушки, какие только пожелает? Но этим самым родители отдаляли ее от себя все больше и больше. Что поздними вечерами, когда она никак не могла уснуть, единственной ее радостью было услышать звук отворяемой двери и голоса родителей – это означало, что она все-таки не одна, что они тоже живут в этом доме?

Что когда, случайно, она попадалась отцу на пути и он дотрагивался до ее щеки, причем тепло его ладони она помнит до сих пор, она таяла и в эту минуту его просто обожала, как, впрочем, и всех, кто приближался к нему?

* * *

Сара смахнула слезы, набежавшие от этих воспоминаний. Она должна сделать усилие и ответить Люсио.

– Знаешь, что он сделал в тот день, когда мне исполнилось восемнадцать?

– Что?

– Поскольку у него была важная встреча, он сказал, чтобы я заехала за ним в его офис, и пообещал, что, как только он освободится, мы пойдем ужинать вместе, только он и я, только вдвоем – по случаю моего совершеннолетия. Я не могла поверить своим ушам, я с ума сошла от радости. Пока мы ехали в машине в ресторан, зазвонил его сотовый телефон.

Разговаривал он совсем недолго. Затем он повернулся ко мне, вид у него был сконфуженный. Он сообщил мне, что так уж получилось, мы не сможем поужинать вдвоем, но зато он придумал кое-что другое. Он попросил шофера остановиться у какой-нибудь кондитерской. Из магазина шофер принес розовую коробку и поставил ее на сиденье между нами. В коробке было шесть разных пирожных и свеча. Он поставил ее на шоколадный эклер и зажег. Потом он предложил мне ее задуть, сказал мне: «Поздравляю с днем рождения», поцеловал меня и вышел из машины. В окно я видела, что он ловит такси. Шофер отвез меня обратно домой. Я поднялась в свою комнату с этой коробкой пирожных. Я их все съела, Люсио, меньше чем за пятнадцать минут. Я их пожирала, вгрызалась, глотала и не могла остановиться. Потом я посмотрела на себя в зеркало. От всего проглоченного живот вздулся, я вся была перемазана шоколадом, кремом, джемом, повсюду к одежде прилипли крошки. Я увидела, какая я уродливая, грязная, недостойная быть его дочерью, недостойная ничьей любви.

– И с тех пор у тебя все и началось?

– Думаю, да.

– Сара, ты не рассердишься, если я попытаюсь немножко покормить тебя?

– Смотря чем.

Хотя в палате царила тишина, но Люсио казалось, что грянул гром.

Глава 8

Уже? Ральф попытался избавиться от этой мысли, но она прямо-таки въелась в его мозг. Разве он может вообразить свою жизнь без работы, без творчества, без славы? Немыслимо. Ни сейчас и никогда вообще. Он хочет умереть на подиуме, под шелест дорогих тканей, под яркими лучами софитов и под гром аплодисментов. Он не хочет медленно угасающую, немощную старость, с каплями слюны изо рта, как у его отца. До последней секунды оставаться на ногах, никогда не увидеть ножа, готового обрезать связующую с жизнью нить, не успеть испугаться. Нет, это еще не конец, он еще создаст и другие коллекции.

Но тревога не покидала Фаррелла: а если пресса права? Возможно ли, что он растерял свой талант? Молодое поколение стилистов давно пытается оттеснить своих предшественников, он и его сверстники понемногу уходят в прошлое. Может, он уже отстал от времени, наскучил? Но память тут же вступилась: конец дефиле, публика стоя аплодирует что есть силы. Как в эту минуту можно поверить в то, что назавтра источник фантазии и творческих сил иссякнет, высохнет? Есть кое-что, что никак не укладывается в эту схему…

Взгляд, брошенный на часы, прервал цепочку его догадок и вымышленных опасений. Полдень уже прошел, ему надо заканчивать свой туалет и успеть позвонить Кате, прежде чем он отправится в офис Франсуа Рабу.

Он понуро поплелся в ванную, еще раз взглянул на себя в зеркало и быстро отвернулся. Целиком погрузился в горячую воду, потом, широко раскрыв глаза, шлепнул ладонью по воде, подняв фонтан брызг.

* * *

– Алло, Катя, что нового?

– Приятного мало. В «Монд» твоя фотография с дефиле и подпись, которая тебя сильно расстроит.

– Я слушаю.

После минутной паузы Катя прочла с выражением:

– «Выдающийся живот ради ничем не примечательного дефиле». Мне очень неприятно, Ральф. Фото в самом деле сделано с такой точки, с которой ты кажешься… как бы это сказать… немного полноватым. Но это только вопрос выбора ракурса.

Повисло молчание, а затем Ральф расхохотался:

– Это верно. Впрочем, как раз сегодня у меня назначена встреча с доктором Сориным, которого мне порекомендовали, а уж он-то вернет моей фигуре мальчишескую стройность. Я позвоню тебе завтра, выбрось это из головы, выпутаемся как-нибудь, как всегда. Trust me, lady![1]1
  Леди, положитесь на меня! (англ.).


[Закрыть]

Положив трубку, Ральф почувствовал, что он далеко не так уверен в благоприятном исходе, как только что продемонстрировал. Жизнь – это череда столкновений, из которых он выходил победителем но сейчас он боялся, сражаться ему предстоит с противником много сильнее его самого.

* * *

Вот уже полчаса кутюрье ждал в приемной своего шефа, а секретарша все не приглашала его войти в кабинет президента компании. Обычно, даже если Франсуа Рабу еще доделывал какую-то работу или отдавал последние распоряжения по телефону, Ральф все равно заходил в кабинет, устраивался на диване и листал журналы, пока бизнесмен не усаживался в кресло напротив.

А сейчас, похоже, Рабу держал себя с надменной бесцеремонностью всемогущего хама, намеревающегося заставить заплатить провинившегося за «провал» дефиле. Без всяких экивоков.

Наконец дверь отворилась. Кутюрье удивился, увидев на лице «мецената» улыбку вместо непроницаемого, холодного лица, которое тот напускал на себя, когда хотел грубо отчитать своих подчиненных. Напротив, директор извинился, уверил, будто не знал о том, что Ральф ждет его так долго, и пригласил войти в кабинет. Эта любезность еще более всколыхнула подозрения Фаррелла.

– Ну что ж, бедняга Ральф, сегодня вы проглотили горькую пилюлю.

– Я бы сказал, что для кутюрье это было скорее унижение. В любом случае – это тайные козни критики.

– Вот как? Мне кажется, вы слишком оптимистично смотрите на вещи. А я – нет. Как вам известно, Высокая мода в структуре бизнеса является убыточным предприятием, и я сохранял ее только из-за имиджа и желания иметь от нее хоть какой-то продукт. Но уже несколько месяцев количество заказов на некоторые ваши изделия и аксессуары стремительно падает.

– Ну, Франсуа, вы же отлично знаете, что именно сейчас японский рынок малоактивен, а американцы вынуждены были от нас отказаться из-за прогрессирующего снижения курса доллара.

– У вашего последнего дефиле был шанс вернуть их в число наших клиентов, однако вы не смогли! В самом деле, нужно восстановить свое имя, и как можно быстрее!

– До показа следующей коллекции осталось всего полгода.

– И нет никакой гарантии, что она принесет больший доход, чем эта.

Капли холодного пота побежали по спине у Фаррелла.

– Что вы задумали?

– Вы знаете мое к вам расположение, дорогой Ральф. Но в первую очередь я должен вести себя как руководитель, ответственный за свое дело, предприятие, которое дает возможность, прямо или косвенно, жить нескольким тысячам людей.

– Вы собираетесь урезать мне зарплату и проценты с продажи коллекций?

– Боюсь, этого будет недостаточно.

– Вы хотите сказать… – судорожно сглотнул кутюрье, начиная наконец понимать истинные намерения своего шефа, на чьи средства существовал он и его искусство, – что вы… вы указываете мне на дверь?

– Как вы думаете, что я вам отвечу? Вам удалось всех восстановить против себя. Сегодня с восьми часов утра мой телефон разрывается от звонков наших акционеров и партнеров. Они считают, что вы не заслуживаете больше того, весьма значительного содержания, и вы непременно должны знать, что это мнение тех, кто вкладывал в вас деньги. Я не могу больше их обманывать.

Ральф хотел только одного: убежать из этой комнаты, скрыться от этого резкого голоса и жесткого взгляда, который внимательно следил за его реакцией не без некоторого удовольствия, спрятаться от этого хищника, уже почуявшего запах крови и хладнокровно объявляющего о своем желании лишить свою жертву права на существование.

– Отлично, Франсуа, вам осталось только прислать мне письменное уведомление о том, что вы разрываете наше сотрудничество, да выплатить мне положенную компенсацию, и тогда я уйду без шума.

– Но, Ральф, разве вы забыли, что срок вашего контракта истекает в этом месяце? Я просто не хотел бы его продлевать, вот и все. Что касается компенсации, то от ее выплаты освобождает меня один пункт нашего контракта – это случай совершения вами грубой ошибки, понесшей за собой тяжелые последствия… например, провалившееся дефиле.

– Но… но я останусь, по крайней мере, в числе ваших акционеров?

– С минимальным числом акций, дорогой Ральф, поскольку я должен был приступить к накоплению своих капиталов после того, как выкупил ваш дом. И только в трех обществах. К сожалению для вас, не очень прибыльных. Я даже подумываю, не стоит ли мне распустить одно или два из них.

Пятнадцать лет назад адвокат Ральфа предупреждал его о такой опасности. Но, прижатый к стене Франсуа Рабу, он вынужден был против своей воли согласиться на его условия: передача акционерному обществу 90 % своих акций, а также право на использование его «ярлыка», то есть имени. Затем пришел успех, и он стал считать себя неуязвимым. Какое заблуждение!

* * *

Рабу поднялся с видом обвинителя, произнесшего речь:

– Ральф, я считаю, что тем для беседы у нас больше нет. Будет лучше, если вы воздержитесь от посещения вашего бывшего кабинета, ваши личные вещи доставят вам домой. В случае ваших возможных необдуманных заявлений в прессе, я, не буду этого скрывать, обвиню вас в клевете. Вы знаете мои возможности, поэтому я призываю вас к осмотрительности. Со своей стороны, я, через нашу пресс-службу, сделаю заявление о том, что мы с вами, по обоюдному согласию, решили прекратить сотрудничество. Я вас не провожаю, дорогу вы знаете.

Ральф встал и молча, расправив плечи, вышел вон. После пятнадцати лет честной и добросовестной службы его выгнали, как какого-то проходимца.

Глава 9

Люсио вошел в буфетную взять кусочек нежирного мягкого сыра. Пусть он будет чуть сладковат, пожалуй, стоит рискнуть. Он с удивлением подумал, как забавно, что какой-нибудь пустяк, вроде этого дурацкого сыра, в определенной ситуации, вроде этой, может иметь огромное значение.

Молодой врач вошел в палату, осторожно прикрыл за собой дверь и взглянул на Сару. Он заметил, что она причесалась и слегка подкрасила губы. Как всегда, когда он внимательно на нее смотрел, он невольно вздрагивал. Временами у него возникало желание обнять эту, до неправдоподобия худенькую девушку, спрятать ее на своей груди, закрыть ее всю собой. Если бы он послушался своих желаний, он прижал бы к себе ее голову и покрыл бы ее лицо поцелуями, осторожно гладил бы ее по спине, чтобы девушка поняла, какую нежность она в нем вызывает. Он хотел бы суметь передать ей, ее истощенному телу силу, которая в нем бурлила.

* * *

Сара, в свою очередь, тоже разглядывала молодого доктора, восхищаясь его атлетическим сложением и мускулами, которые угадывались даже под медицинским халатом. Она ловила себя на мысли, что ей нравятся черты его лица и ей приятно, когда он дотрагивается до нее. А потом случилось невероятное – она почувствовала, как в ней пробудилось смутное желание и быстро воспламенило ее тело, до сих пор скованное ледяным холодом от постоянных отталкиваний и небрежения, которые она встречала. Очень давно она не чувствовала ничего подобного. Она даже забыла, насколько это приятно. Они хотели остаться вдвоем. Чтобы говорить часами напролет.

* * *

Надвигалась ночь. Комнату освещала лишь одна настольная лампа. Люсио подошел к Саре. Она увидела его улыбку. Размахивая чайной ложечкой, он спросил:

– Попробуем?

– Ладно.

Люсио отломил ложечкой немного сыра и поднес его к губам девушки. Мгновение она колебалась. Доктор затаил дыхание. И вот розовый язычок девушки осторожно коснулся белого кусочка. «Как котенок лакает с блюдечка молоко», – подумал Люсио. Он не двигался, он ждал.

– Ты его подсластил?

– Да, а что, не стоило?

Она бесстрашно смотрела на еду, немного помедлила и вынесла свой вердикт:

– Нет, ты хорошо сделал, так лучше.

Смешно сказать, но в эту секунду он был счастлив. Он готов был запрыгать, закричать от радости, пуститься в пляс вокруг кровати.

Сара заметила его ликование:

– Подожди, это еще не победа.

– Не важно, времени у меня сколько угодно, не беспокойся. Продолжим?

Она кивнула и снова открыла рот. В этот раз Люсио постарался зачерпнуть не полную ложку и медленно понес ее ко рту Сары. Он почувствовал ее взгляд, напряженно всматривающийся в его лицо, увидел ее смятение.

* * *

Сара разделалась со всей порцией сыра, Люсио был на седьмом небе.

– Хочешь еще чего-нибудь?

– Нет, – тихо ответила она, – я не уверена, что так будет получаться все время. Мне пока еще довольно трудно.

Молодой доктор подмигнул ей:

– Не бойся! Завтра я с утра пораньше принесу круассан, пасту «Нутелла» и апельсиновый сок.

* * *

Девушка рассмеялась, но тут же ее лицо стало серьезным.

– Скажи мне честно, ты никогда не ответишь на мой вопрос?

– Сара, я не имею права влюбиться в тебя здесь.

Девушка замерла. И сразу же отвернулась от Люсио. Молодой человек обхватил голову руками. Может ли любовь быть ошибкой? Зачем она, если от нее причиняется столько зла той, которой он так нужен и которая так нужна ему, чтобы защищать ее и заботиться о ней? Он встал на ноги и махнул рукой, словно отметая все, что их разделяло.

– Эх! К черту врачебную этику! Сара, я ужасно хочу тебя поцеловать.

– Меня? Поцеловать? Разве я могу нравиться? Да нет, ты это из жалости.

– Из жалости – это если бы я поговорил с тобой, а потом ушел себе и забыл. А я не перестаю думать о тебе, у меня только одна мысль – оставаться возле тебя, слышать твой запах, касаться твоей кожи, обнимать тебя. Я не знаю наверняка, любовь ли это, но очень на нее похоже.

– Тогда чего же ты ждешь?

Люсио нежно склонился над ней. Он прижался губами к ее губам, их дыхания слились в одно. Он принялся покрывать ее лицо легкими поцелуями, гладить ее волосы и шептать:

– Сара, Сара, Сара… Моя Сара!

По лицу девушки заструились слезы. Люсио кончиком языка подхватывал их:

– Я пью твои слезы, чтобы узнать, о чем ты думаешь.

Она улыбнулась сквозь всхлипывания. Люсио посмотрел прямо ей в глаза:

– Я верю, что ты прямо сейчас начнешь выздоравливать!

* * *

На улице быстро, как обычно в это время года, стемнело. Было холодно и светло от полной луны. В клинике царила тишина. А они сидели обнявшись.

– Его нужно было убить, – прошептала она, – и ты это сделал. Я хочу причинить ему боль.

Люсио, целиком поглощенный переживаниями о том, на что он осмелился, не обратил внимания на эти непонятные слова.

– Сара, уже поздно, я должен идти, а ты – спать. Я дежурю этой ночью, один звонок, и я прибегу. Ты хочешь, чтобы утром я пришел помочь тебе позавтракать?

– Ну конечно!

Люсио встал, еще раз поцеловал Сару в губы и стал пятится к двери, не спуская с нее глаз и не желая поворачиваться к ней спиной.

Оставшись одна, Сара достала мобильный телефон и набрала какое-то сообщение. Ее глаза блестели, зубы, как в лихорадке, стучали. Она нажала кнопку «отправить» и прошипела: «Вот, получай!» Затем, размахнувшись, она изо всей силы швырнула телефон об стену.

Глава 10

По дороге в клинику, в такси, на Ральфа напала нервная судорога. Все напряжение от разговора с Рабу отступило, уступив место отчаянью. Он чувствовал себя потерянным, опустошенным, обессиленным, почти мертвым, не способным ни на что.

Девушка-регистраторша, сидящая за деревянной полированной стойкой, предложила ему присесть, и он буквально рухнул в кресло. Он услышал, как она сказала в трубку внутреннего телефона:

– Доктор Сорин? Пришел мсье Фаррелл.

Перед ним появился мужчина в белом халате, с широкой улыбкой на губах, и протянул ему руку.

– Здравствуйте, мсье Фаррелл, прошу вас, пройдемте со мной.

* * *

Усевшись напротив доктора, Ральф словно пришел в себя, вспомнив свое внезапное и несправедливое увольнение, глубоко вздохнул, не зная, с чего начать. Молчание нарушил хозяин кабинета, который ворвался в его нерадостные мысли вопросом:

– Что вас привело ко мне?

– Сегодня утром я решил нанести вам визит в надежде получить предписания относительно режима питания, чтобы немного подобрать живот. А сегодня вечером я лишился всего, что создал своими руками, у меня больше нет работы, я чувствую себя жирным, старым, конченым человеком. В половине одиннадцатого вечера я должен участвовать в телешоу, а я знать не знаю, что и о чем я могу рассказать. Кроме того, меня беспокоит неприятное ощущение – в кончиках пальцев покалывает, не могу широко раскрыть рот, челюсти будто сводит. Можно попросить стакан воды? Что-то мне совсем нехорошо.

Метью Сорин предложил своему пациенту лечь на диван. Он приподнял ему ноги повыше, затем подал стакан воды и бисквит. После того как кутюрье выпил и съел предложенное, доктор закатал ему рукав рубашки и измерил давление.

– Как давно вы делали последний анализ крови?

– Понятия не имею. Я считал, что его достаточно сделать один раз.

– По крайней мере, это свидетельствует о вашей молодости!

Ральф улыбнулся, это было первое дружелюбное слово, обращенное к нему за сегодняшний день:

– Не знаю, доктор, я так устал.

* * *

Метью вернулся за свой стол и начал обычный медицинский опрос: чем болел, симптомы, аллергические реакции и так далее. Ральф отвечал механически.

– Согласитесь ли вы на госпитализацию, мсье Фаррелл, хотя бы на время, достаточное для вашего обследования, и просто для того, чтобы немного отдохнуть?

– Поскольку я не хочу, чтобы меня разбил паралич, как моего отца, я думаю, что это неплохая идея. Я вас не слишком затрудню, если вернусь сегодня же, пусть и поздно?

– Вовсе нет, моя секретарь как раз приготовит все необходимое для вашего приема. А мы с вами увидимся завтра утром.

– Отлично. Вы думаете, у меня хватит сил выдержать эту телесъемку?

– Не знаю, мсье Фаррелл. У вас немного понижено давление, возможно, оно как раз упало, когда вы пришли ко мне, этим и объясняется ваше недомогание. Но сразу, а тем более до окончания обследования, ни о чем тревожиться не надо. Решать вам: можете ли вы отказаться от этой записи или она важна для вас?

Ральф счел ответ положительным:

– Мне обязательно надо там быть. Так уж получилось.

Метью взял визитную карточку, что-то написал на ней и протянул Ральфу.

– Возьмите, вот мой номер мобильного телефона. Вы ложитесь к нам в клинику, это вопрос решенный, но, если вы опять неважно себя почувствуете или вам необходимо будет что-то спросить, звоните, не стесняйтесь.

– Забавно, но вы вернули мне хорошее самочувствие.

– Всего лишь бисквит и немного воды.

Ральф рассмеялся:

– Не только, и вы это отлично знаете. Куда мне идти?

– Посидите пока, моя секретарь проводит вас. А сейчас я должен вас покинуть, мне еще надо осмотреть некоторых пациентов. Удачной вам телесъемки, до завтра.