Текст книги "Танго блуждающих (сборник)"

XXI

Площадь перед цирком была запружена народом. Кто стоял у лотков с разной мелочью, кто у киосков с мороженым, кто у палаток с призывной надписью «ТИР». Леня шел рядом с весело щебечущими Енкой и Ником. Смотрел на них и удивлялся, почему опять поддался на уговоры и согласился погулять вместе. Он не страдал садомазохизмом, но его будто привязали к Енке, он не мог ей ни в чем отказать. Казалось, стоило ей вильнуть розовыми хвостиками, и верный Ленька исполнит все. В этом он находил какое-то болезненно-сладкое утешение, что все-таки что-то еще для нее значит. Ради этого он готов был закрыть глаза на свое отвращение к игре в дружбу, которую Ник продолжал вести, делая вид, что не замечает, как чувства Енки давно переросли в нечто большее. Только дурак этого мог не заметить – она цвела рядом с ним, благоухала, как ирис в каплях дождя, она улыбалась Нику особенной улыбкой, а Леньке доставался только ее отблеск.

Думая так, блуждая взглядом, Ленька незаметно для самого себя замедлил шаг, и совсем остановился у палатки с надписью «ТИР».

– Хотите пострелять, молодой человек? – спросила девушка, поглаживая пневматическую винтовку. – Десять выстрелов – пятьдесят рублей. Десять попаданий – приз. А если собьете все буквы в надписи «ПРИЗ» – получите вон того мягкого кота!

– А что, – вмешался Ник, – может, постреляем, а? Леня, кто кого?!

– А что, давай! – вспыхнул Леня. – Вот, – сунул девушке бумажку, сложенную вчетверо, та протянула ему блюдце с пулями.

– Давайте и мне десять штук. – Ник положил пятьдесят рублей на стойку и, улыбнувшись, подмигнул Леньке: – Я после тебя, друг.

Раздался выстрел, потом еще и еще. Енка, притихнув, наблюдала из-за спины Ника. Две буквы свалились, в трех мишенях образовались дырки.

– Ты слишком горячий и непоследовательный, – промурлыкал Ник, – так ты подарка для своей дамы не заработаешь. Неон, – обратился он к Енке, – хочешь того кота?

– Хочу, – кивнула та.

Ник, приподняв бровь, посмотрел на Леньку и кивнул в сторону Енки, в глазах читалось превосходство:

– Готовь объятья – он у тебя будет!

Прицелился. Выстрел, второй. Все буквы в слове «ПРИЗ» были повержены. Еще выстрел – и самолетик, закрутив пропеллером, опустился на землю.

– За это тоже есть призы! – воскликнула восхищенная девушка и нырнула под прилавок.

Ник отложил винтовку, сияя, кивнул Енке:

– Ну как?

– Высший класс! – засмеялась та, подпрыгивая.

Тем временем девушка вынырнула из-за прилавка с большим розовым котом:

– Вот ваш приз! – протянула его Енке.

– Ура! – вцепилась та в игрушку и, повернувшись к Леньке, пропела: – Посмотри, какой он розовый, прямо как я!

Ленька изобразил восторг, даже потрогал кота.

– А это за сбитый самолет. – И девушка протянула игрушку поменьше.

– А это моему горячо любимому другу. – Ник с торжественным видом вручил пушистого зайчика Леньке.

Тот вспыхнул, кольнул недобрым взглядом, но принял подарок.

– Ой, как мило! – засмеялась румяная Енка.

– А теперь в кафе-мороженое? – Ник обнял своих друзей за плечи и повлек прочь. – Хотите мороженого?

– Нет.

– Да.

– Понятно, значит, идем!

«Да что с ним такое! – думал Ленька. – Ведет себя как добрый папочка! Тошнит даже! А Енка? Она ведь не любит мороженое».

Вошли в кафе. Ник усадил друзей за белоснежный столик на удобные, мягкие стульчики и, сияя, произнес:

– Позвольте, я вас угощу. Тут очень вкусное мороженое.

– Конечно! – кивнула Енка.

Леня промолчал, теребя мягкого голубого зайчонка и глядя в сторону.

Ник улыбнулся уголком губы и удалился сделать заказ.

Леня покосился на Енку:

– Ты же не любишь мороженое.

– О чем ты? Я его обожаю, – улыбнулась она и прижала розового кота к груди.

– А я уверен, что мороженое тут невкусное, – буркнул Леня и уставился в окно.

– Ну что, готовы отведать самого вкусного мороженого в мире? – Ник нес на подносе три вазочки, из которых выглядывали соблазнительно-разноцветные шарики, а еще шарики, приправленные шоколадной стружкой и… медом. – Итак, это – нашей Неон.

– Ух ты! Как ты угадал, что я хочу именно такое, с шоколадной крошкой!

– А это – тебе, друг. Не знаю, почему, но мне показалось, что тебе понравится мороженое с медом.

– Спасибо. – Леня едва смог скрыть удивление: он любил такое мороженое, и даже когда покупал развесное, всегда добавлял туда мед.

– Вижу, угодил?

Леня смущенно кивнул.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Ник.

XXII

На этот раз дверь поддалась. Вася застыла на пороге квартиры блондинки.

– Кто там? – послышалось из дальней комнаты.

– Это я. – Вася бросилась туда затаив дыхание.

– А, это ты, Василиса, привет. – Блондинка сидела в кресле, вытянув стройные ножки в розовых мягких тапочках, и что-то вязала крючком.

– Анютка, ты издеваешься? У тебя открыто! Куда ты пропала?! Я чуть с ума не сошла!

– Лестно слышать, – улыбнулась блондинка. – Я поменяла номер телефона. Квартиру, как видишь, еще не успела – дела были.

– Но почему?

– Почему? – Блондинка не отрывала взгляда от работы. – Ты узнала меня?

– Да, об этом я и хотела с тобой поговорить. Почему ты…

– Не сказала тебе, кто я? Это был мой шанс стать ближе к тебе, стать твоей. Ты ведь ничего не знаешь. Ты всегда была для меня идеалом, я сначала хотела быть похожей на тебя, потом поняла, что люблю, хочу быть частью тебя, хочу тебя, понимаешь? Когда ты уехала, я писала. Я написала много писем, но ответа не было. Я умирала от тоски и одиночества. Я не знаю, что со мной было, если бы я не увидела тебя в театре однажды. Я не подошла к тебе тогда, но я не дала тебе снова исчезнуть – я узнала о тебе все за каких-то два-три дня. Я ждала случая. Вот и все. Но я не учла того, что твое отношение ко мне так и осталось дружеским. Или, – оторвала она взгляд от работы и хитро улыбнулась, – я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаешься. Я всегда относилась к тебе как к сестре и сейчас тоже…

– Понятно, – оборвала Васю блондинка. – Я это поняла, когда увидела тебя с парнем… а вы неплохо смотритесь вместе… насколько вы близки?.. – Она отложила работу и встала, длинный пеньюар с тяжелыми кистями на поясе скрыл ее ножки.

– Что?..

Блондинка медленно приблизилась к Васе:

– Неужели ты никогда меня не полюбишь так, как я тебя? Посмотри, я изменилась, ради тебя. – Она распахнула пеньюар. – Разве я не идеальна теперь? – Ее белая кожа сияла.

– Идеальна, – прошептала Вася, слегка завидуя тонкой талии, округлым бедрам, точеным ножкам, пышной груди. – Ты прекрасна. Любой мужчина мечтает о такой.

– А я хочу, чтобы ты обо мне мечтала! – топнула ножкой блондинка и отвернулась: – Уходи!

– Анютка…

– Уходи! Не бойся, переживу!

– Но…

– Подругами мы не будем! У-хо-ди!

– Мне жаль, – вздохнула Вася, открывая входную дверь. – Ты действительно мне дорога как сестра.

Уже во дворе она оглянулась на окна с перламутровыми шторами и заметила, как качнулись кисти одной из них.

XXIII

Ник оглядел аудиторию: студентов все меньше и меньше с каждой лекцией, вот и сейчас всего человек шесть из всей группы – наверно, самые ответственные.

Лощеный парень поправил очки с тонкими круглыми линзами, кашлянул и произнес как можно более уважительным тоном:

– Извините, Николай Петрович, вот вы утверждаете, что солнца нет, и всем нам навязываете этот бред, будто мы не имеем права на собственное мнение. А я лично считаю, что оно есть.

– Кто еще считает, что солнце есть, поднимите руки. – Ник усмехнулся уголком губы. – О, большинство! А вы, стало быть, за мой «бред», – обратился он к Лене и Енке.

– Я воздержусь, – отмахнулся Леня.

– А я – за, – смело кивнула Енка.

– Никто и не сомневался, – огрызнулась Кристина.

– Ну что же… – Ник отошел к окну. – Значит, «бред», – посмотрел на лощеного парня: – Докажите нам свою точку зрения, и, возможно, я поставлю вам зачет автоматом.

– Но это абсурд, извините, конечно, Николай Петрович, – кашлянул лощеный парень в очках. – Солнце есть, и это не требует доказательств. Вот оно, поглядите в окно, светит нам, мы чувствуем его тепло, ученые занимаются его исследованием.

– Да, мы же его видим, значит, оно есть! – с жаром подтвердила Кристина.

– А почему вы решили, что то, что вы видите, есть солнце?

– Ну, потому что оно так называется…

– Вот именно – называется.

– То есть… – Парень поправил очки.

– Да! – воскликнула Енка. – Солнцем могли назвать что угодно, любую звезду, но это не значит, что именно она является солнцем! Солнце – это только слово, обозначающее предмет.

– Верно. – Ник одобряюще посмотрел на Енку. – Так же для туземцев не существовало кораблей, на которых приплыл Колумб, они решили, что он спустился с небес.

– Но все-таки…

Дверь аудитории отворилась, на пороге стояла та самая женщина в лиловом (Леня ее узнал), только в этот раз на ней было черное платье.

– Нико… Николай Петрович. – Она выглядела растерянно, растерянность ее граничила с отчаянием, казалось, она вот-вот расплачется. – Николай Петрович, можно вас.

Ник обеспокоенно посмотрел на нее, приобнял за плечо и, не глядя на студентов, бросил:

– Я через минуту.

Дверь захлопнулась.

– Ну вот! На самом интересном месте, – вздохнул, протирая очки белоснежным платочком, лощеный парень.

– Это же любовница его, – зашептал ему в спину картавый, – забегеменела, навегно! – усмехнулся полным ртом.

– Заткнись, – рыкнул на него Леня.

– Ой, да ладно тебе, – махнула ручкой Кристина, – все об этом знают.

Енка сосредоточенно смотрела на дверь, за которой скрылись Ник и женщина, пытаясь услышать хоть что-нибудь.

– Коля, Коль! Он умирает, – шептала женщина в черном, и ее била дрожь. – Я одна, я совсем одна! Коль…

Ник крепко прижал ее к груди:

– Ну что ты, ты не одна – я рядом… я тут…

Она отстранилась и, глядя в лицо, крепко сжав его плечи, зашептала быстро:

– Коленька, поедем со мной, поедем к нему. Мне одной страшно… надо ехать, а я боюсь. Поедем со мной, Коленька. Я боюсь… боюсь… это так страшно, когда кто-то умирает, Коленька. Поедем…

– Поедем, сестренка, сейчас поедем. – Он снова прижал ее к груди, поцеловал в макушку. – Сейчас немного успокоимся и поедем.

Он отвел ее в буфет, там, усадив за столик, напоил горячим чаем, договорился с кем-то, чтобы присмотрели за студентами, и вызвал такси.

Уже в машине, немного успокоившись, женщина рассказала, что муж ее чем-то отравился, мучился день и ночь, она, как могла, помогала ему и, в конце концов, почувствовав себя бессильной, вызвала «скорую». Она говорила еще что-то о токсинах, о больнице, Ник уже не слушал, он держал сестру за руку и сочувственно кивал, но мысли его были далеко.

В палату вошли вместе. Сестра бросилась к мужу. Ник остановился у порога, но даже оттуда ему был виден этот бесформенный большой рот, эти длинные мясистые пальцы… Ник отвернулся. Да, это было давно, но это было. И пусть он был наивным мальчишкой, но эти пальцы, этот рот он не мог забыть. И пусть сестра не верит, и пусть ТОТ делает вид, что ничего не было. Ник знает, что было, и что это был он: сначала жених, а потом муж сестры. Он пришел уже после, лет через десять, но Ник узнал его, узнал, как только тот протянул ему ладонь, как только тот улыбнулся бесформенным ртом, тем самым, которым когда-то шептал гадости, которым когда-то…

Ник пытался достучаться до сестры, но она не поверила, она любила. И тогда, оставив все попытки что-то исправить, он ушел, чтобы не видеть, чтобы забыть. А теперь… кто знал, кто думал, что так выйдет. Ник бросил взгляд на койку, где лежал истощенный болезнью муж сестры, тот внимательно смотрел на него, из глубоких глазных впадин поблескивали зрачки.

– Да, и Коленька приехал. – Жена держала его за руку. – Скоро ты поправишься, и мы вместе поедем домой.

Тот что-то промычал, кашлянул и, глядя Нику в глаза, улыбнулся большим бесформенным ртом. Тошнота подступила к горлу, Ник отвел взгляд.

– Коль, ну подойди, ты, – взмолилась сестра, – видишь, как он рад тебя видеть.

Ник подошел, муж сестры протянул руку, схватил его за отворот пиджака и притянул к себе. Ник побледнел, часто задышал, пытаясь освободиться, но тот держал крепко, будто и не был одной ногой в могиле. Засмеялся беззвучно и прошептал застывшему парню:

– Уз-нал, у-знал… и я тебя по-о-омню. – И он облизнул бесформенные губы.

Ник рванулся и снова оказался у двери.

– Я… – Он старался совладать с голосом и дыханием. – Я тебя там подожду, сестренка, – и вышел не оглядываясь.

Гадкий бесформенный рот маячил у него перед глазами. Пытаясь унять дрожь, Ник опустился на корточки у стены, сжался крепко в калачик и зажмурился. Воспоминания то и дело всплывали, заставляя вздрагивать всем телом, вызывая боль, там, где, казалось, уже ничего не болит. Дышать становилось все труднее, перед глазами поплыли круги, мир покатился и провалился в бездну…

– Коля! Коленька!

Очнулся на кушетке, над ним склонилась сестра и доктор с пузырьком в руках.

– Ну, братик, напугал ты меня! Так близко к сердцу все! А вот доктор говорит, что он поправится! Да?

Доктор как-то неуверенно кивнул и спросил у Ника:

– Ты как, парень?

– Да все нормально.

– Идти сможешь?

– Смогу. – Ник встал, мир все еще качался, но нужно было «держать марку». – Ну что, надежда есть? – спросил он сестру.

– Есть, – ответила та, сияя.

XXIV

– Что ж, молодой человек… – Мужчина наклонился вперед и облокотился о стол, кожаное кресло скрипнуло. – Такие специалисты нам нужны, вот только…

Мишка напрягся: опять «вот только»! Уже который раз ему отказывали таким образом.

– Видите ли… – Мужчина прищурился. – Меня смущает ваш возраст.

«О, как!» – подумал Мишка.

– Нам бы, знаете, – усмехнулся мужчина, – кого-нибудь помоложе да поактивнее.

– Но мне всего-то двадцать семь! – возмутился Мишка. – И с чего вы взяли, что я…

– Молодой человек! – сверкнул глазами мужчина. – Учитесь достойно принимать отказы! Ваша вспыльчивость – вам в минус!

– Извините, – буркнул Мишка, – но это уже тринадцатый отказ, и, по-моему, по совершенно глупой причине!

– А вы не расстраивайтесь, – хищно улыбнулся мужчина, – поищите еще, городок-то, слава богу, не маленький. А в случае чего и страна большая.

Мишка покорно проглотил издевательство и вышел.

– Ну, что, мальчик мой, опять отказали? – посочувствовала какая-то женщина у окна.

Мишка удивленно воззрился на нее:

– Афина Радиславовна?

– Я, мальчик мой. – Она поправила каракулевую шапочку-таблетку. – Идем, есть о чем поговорить, – взяла его под руку и повлекла за собой.

Мишка очнулся в кафе за столиком с пунцовой скатертью, в ЕЕ кафе. Афина Радиславовна сидела напротив, тонкие губы ее, то и дело вздрагивая, растягивались в улыбке, глаза превратились в бархатные щелки.

– Ты думал – все так просто? – выдохнула она.

– Я вас не понимаю…

– Ты действительно такой наивный? Ты действительно думал, что я тебе дам куда-нибудь устроиться? Так легко прощу тебя? – Она провела пальцем по ободку бокала.

– Так это вы?!

– Я, мальчик мой, я. – Ее пальцы заскользили по ножке бокала.

– То есть, у меня нет шансов?

– Никаких, милый. – Она подняла бокал, посмотрела на Мишку сквозь стекло. – Тебя везде ждет отказ, если только…

– Если только?..

– Ты голоден? – спросила неожиданно она, подозвала официанта, попросила вина, сделала заказ. – Не откажешься поужинать со мной?

– Я думал, мое мнение не учитывается.

– Так и есть, – улыбнулась она, – я спросила для приличия. Ну-с, поднимем бокалы за твое светлое будущее, которое у тебя непременно будет, если конечно сделаешь правильный выбор.

Мишка поднял было бокал ей навстречу, да так и застыл, услышав последние слова. Афина Радиславовна, сверкая черными, как оливки, глазами, зацепила его бокал краешком своего, отчего раздался приятный звон.

– Выбор?..

– Советую попробовать этот салат, – будто не слышала его она, – пикантные нотки…

– Послушайте, давайте напрямую, что вы хотите?

– Давай, давай напрямую. – Она отложила вилку и нож. – Ты такой нетерпеливый, и куда вы все спешите? Учись наслаждаться жизнью, мальчик мой. – И она накрыла хищной ладонью его пальцы.

– Вы за старое. – Он освободил руку.

– А-а, понимаешь все же. – Снова пальцы заскользили по ножке бокала. – У ужина должно быть продолжение, тогда все двери откроются перед тобой.

– Нет…

– Нет? Тогда – нищета, бесславие, безработица. Кому ты нужен безработный?..

– Нет, Афина Радиславовна, мой ответ останется тем же, что и тогда. – Мишка поднялся.

– Смотри, сам придешь! Задушу, выхода не будет, – сверкнула оливковыми глазами.

– Россия большая, на всю мощи не хватит. Желаю вам счастья, Афина Радиславовна. – Он двинулся к выходу.

– Миша… – Она ринулась за ним и, обхватив плечи со спины, прижалась к нему всем телом. – Мальчик мой!

Он остановился.

– Я же люблю тебя, мальчик мой, – шептала она, – неужели ты не видишь? Останься, не бросай меня…

– Афина Радиславовна, отпустите меня, я ухожу.

Объятья ее ослабли. Он сделал шаг, другой и скрылся за бамбуковой шторой. Хищные кисти бессильно повисли, резко выделяясь на фоне платья черного бархата.

XXV

Ник сидел на скамейке среди облезлого редкого скверика, подставив лицо скупому весеннему солнцу, закрыв глаза. Внезапно на его веки упала тень, он нехотя открыл глаза: Леня навис над ним как грозовая туча.

– А, друг… – Ник вяло улыбнулся.

– Послушай, я это. – Леня с трудом подбирал слова. – Я… э-э… хотел узнать, что у тебя с этой женщиной из методического?

– М-м, понятно: верный паж беспокоится за свою даму, как бы ей не разбили сердце…

– Зачем ты кривляешься? Просто ответь на мой вопрос.

– Мой ответ ничего не изменит: ей рано или поздно разобьют сердце – хрустальный колпак, в котором она прячется, даст трещину и Неон узнает, что мир на самом деле черно-белый, а не розово-неоновый. В этом ей может помочь кто угодно: я, ты, он. – Ник ткнул пальцем в проходящего мимо парня. – И не тебе решать, кто это будет… хотя, если поторопишься, это можешь быть ты. Уж ты-то бережно освободишь ее от липкого кокона розово-неонового бреда.

– Почему это? – Леня насупился.

– Ты ее любишь в отличие от нас.

– Что? Значит, ты ее не любишь?! А какого лешего ты затеял эту игру в дружбу?! Разве ты не видишь, что она без ума от тебя?!

– Это влюбленность, которая быстро проходит, всего-то. Ты должен меня благодарить, что я не воспользовался этим.

Леня схватил Ника за грудки и прорычал:

– Да если бы это случилось, я бы тебя, как вшу поганую, тут же… – швырнул его обратно на скамейку. – Все, мое терпение лопнуло, больше никаких прогулок и встреч! Держись от нее подальше, понял?

– Слушай, это уже слишком, мы ведь действительно только друзья, – попробовал возмутиться Ник.

– Это ты так думаешь, но не она!

– А ты…

– А я притворялся все это время, меня тошнит от этой игры!

– Но чтобы угодить ей, ты в ней участвовал, хотя мог сразу все остановить.

– Остановлю теперь!

– И сделаешь ей еще больнее…

– Слушай, – тряхнул Ленька шевелюрой, – я второй раз не повторяю: держись от нее подальше!

– Я тебя понял, но думаю, что она сама вольна выбирать друзей. Не боишься спугнуть ее своей тиранией?

– Да пошел ты. – Ленька ударил носком ботинка попавшийся под ногу комочек снега, тот покатился, упал в лужу и медленно растаял. Ник смотрел, как исчезают хрусталики, отражая солнечные лучи в последний раз, а когда поднял глаза, Леньки уже не было рядом.

Тот, обходя лужи, направился к дому Енки, решительно насупившись и что-то бормоча. Честно сказать, он ни разу не был у нее в гостях за все то время, что они были знакомы, видимо, не было повода, но теперь повод нашелся, и самый что ни на есть весомый, так казалось Леньке, и он, чеканя шаг, репетировал речь. Выходило складно и даже красиво. Вот та самая дверь, до которой он ее провожал. Осталось только позвонить. Нажал на кнопку. Еще. Еще. Дверь щелкнула и отворилась. Рыжеволосая девушка стояла на пороге.

– А-а-а, Лена здесь живет?

Девушка улыбнулась и на щечках, покрытых веснушками, обозначились ямочки:

– Ленич! Ты что – не узнал?

– Енка! Ну ты даешь! – Ленька вытаращил глаза.

– Давай, проходи. Родители на гастролях, а я уборку затеяла, так что не пугайся.

Енка остановилась у зеркала, поправила волосы:

– Знаешь, рано или поздно ты меня увидел бы такой, ну, это не страшно, главное, чтобы Ник меня такой не видел, – повернулась к ошарашенному Леньке и, приложив пальчик к губам прошептала: – Ты ведь не скажешь ему, да? Не выдашь мою тайну?

Ленька покачал головой, он совершенно разучился говорить.

– Я редко такой бываю. – Енка уже сметала пыль с мебели. – Надо иногда отдыхать от всего этого, – повертела кистью перед лицом.

Леня следил за ней взглядом, в горле пересохло. Кожа медового оттенка, медные локоны, веснушки – все это так не вязалось с той неоновой Енкой.

– Зачем… – прошептал он едва слышно.

– М-м-м? – Енка оглянулась. – Ой, ты наверно… я тебя напугала? Конечно, такое пугало огородное! Я сейчас тебе сока принесу, будешь яблочный?

– Какое же пугало?! – полушепотом возразил Леня. – Ты самая красивая…

– А-а, скажешь тоже! – отмахнулась Енка и упорхнула в кухню. Вернулась с полным стаканом яблочного сока:

– Держи-ка.

Ленька выпил его залпом, поставил стакан на столик, глубоко вдохнул, выдохнул, потом еще вдохнул…

Енка уже сметала пыль с полки, где стояли мягкие игрушки.

– Слушай, – начал он, – зачем тебе этот маскарад? Зачем ты выдаешь себя за кого-то, ты ведь сама по себе… мы с тобой давно знакомы… но раньше я не замечал… я… ты… ты очень красивая… и тогда, да, и тогда, и сейчас, да…

– Смотри, вот он!

– А?

– Ну, тот зайчик, которого Ник выиграл в тире и тебе подарил, а ты мне его отдал. Я думала, он потерялся, а он тут за рамочкой лежит. – Она достала голубого зайчонка и принялась рассматривать.

– Да ты послушай! – тряхнул шевелюрой Ленька.

Енка воззрилась на него, продолжая ощупывать тонкими пальчиками зайца.

– Твой Ник… короче, я… да, я… я давно хочу тебе сказать, странно, что ты этого не видишь… я… – Он напрягся, будто готовился нырнуть в прорубь. – Я…

– Я люблю тебя! Хи-хи-хи! Я люблю тебя! Хи-хи-хи! Я люблю тебя! Хи-хи-хи! – выдал заяц в руках Енки, та покраснела, виновато улыбнулась и прошептала: «Тут кнопочка».

Леню кидало то в жар то в холод, он молча смотрел на пресловутого голубого зайца и думал, как выйти из щекотливого положения. Енка теребила этого самого зайца за уши и тоже молчала.

– Вот и поговорили, – буркнул наконец Леня и направился к двери.

Енка швырнула зайчонка на полку и ринулась за ним:

– Ленич, Лень!

– Конечно, ты ведь ему в рот заглядываешь, – ворчал тот, застегивая куртку, – боготворишь его, аж бесит! Какой он друг! Играете с ним в дружбу сю-сю, му-сю, тьфу! И я туда же, дурак! Все кривляки! Хватит, надоело! – Он бросил возиться с замком, который никак не поддавался, и принялся завязывать шнурки на ботинках.

– Ленич… – Енка наблюдала за ним. – Ты что? Ты что – ревнуешь? Значит, это правда…

Ленька резко выпрямился:

– Дошло наконец! Только знаешь, теперь мне пофиг, люби кого хочешь, хоть черта лысого, хоть Ника-шпика! – Он взялся за ручку двери. – Все!

Дверь захлопнулась.

Енка улыбнулась своему отражению в зеркале.

– Хм, самая красивая, – подмигнула и, напевая свою любимую песенку, продолжила уборку.