Текст книги "Ариец и его социальная роль"

Кроме того, в СССР в 1977 г. состоялся Международный симпозиум по этническим проблемам истории Центральной Азии в древности (II тысячелетие до н. э.), труды которого вышли отдельным изданием в 1981 г. В работе симпозиума приняли участие крупнейшие ученые из 11-ти стран, чтобы обсудить различные аспекты «арийской проблемы». Советский делегат Б. Г. Гафуров в своем выступлении «Некоторые проблемы этнической истории народов Центральной Азии в древнейший период» указывал: «Данные индийских и иранских языков, свидетельствующие об их происхождении из одного общего источника, систематические и глубинные черты сходства в религии и культуре, социальной и политической организации, хозяйстве и образе жизни иранских и индоарийских племен на заре их письменной истории, их общее самоназвание свидетельствуют об общности предков индийских и иранских племен в общеарийский период. Индоиранское единство является, следовательно, не только языковым артефактом, оно представляло собой реальное историческое целое, существовавшее в определенный период на единой территории. В результате хозяйственного и социального развития в этот период началось распространение арийских племен на другие территории. Арийская проблема является комплексной, но уже по своему содержанию – это прежде всего историческая проблема».

Данное определение сущности «арийской проблемы» – современное и научно-корректное. Но мы не должны забывать, что оно могло возникнуть только после десятилетий самоотверженного труда множества ученых, среди которых Лапуж был одним из первых, так как указал на комплексный характер данной проблемы. В этом и заключается непреходящая ценность предлагаемой книги, так как из истории науки мы знаем, что фундаментальные доктрины не возникают в одночасье сами собой, но проходят длительную возгонку теоретической апробацией и практическими доказательствами. Данный случай как раз из этой области, и при всех возможных эмоциональных перегибах автора и его несколько наивных романтических взглядах на историю ему необходимо отдать должное как подлинному новатору науки. Грязная пена неминуемо сойдет как с его сочинений, так и с его имени, а все те, кто повинен в злонамеренной клевете, исчезнут как ничего не значащий шлак в заброшенных штольнях истории.

Предисловие автора

Audax Iapeti genus![2]2
  «Храбрый сын Япета!» – лат.


[Закрыть]

Гораций, «Оды» 1, 3, 27

Данный том воспроизведен по стенографии моего курса 1889–1890 гг. Около двух лет я потратил на то, чтобы его переписать и задокументировать, заменяя устаревшие ссылки в рукописи более поздними. Несмотря на то что новых материалов огромная масса, я почти ничего не поменял ни по сути, ни по форме. Я лишь кое– где смягчил пафос. То, что производит наибольшее впечатление, иногда может выиграть, будучи изложенным другими словами.

Препятствия, чинимые распространению моих идей, служат неопровержимыми доказательствами тому, что они должны появиться своевременно. Когда я высказал эти идеи на кафедре, многие из них показались не более чем причудами, рожденными духом парадокса. Понадобилось несколько лет, чтобы их большая часть подтвердилась ходом молниеносно развивающихся событий, отправляющих в небытие мир времен нашей юности. Будет казаться, что некоторые страницы навеяны недавними событиями, которые как будто вырвались из подсознания масс и стали читаемы и обсуждаемы. Будущее преисполнится подтверждением других дерзких тезисов и воплощением предсказаний слишком спорных и неочевидных, исходя из актуального положения вещей, которое хотя и неустойчиво, но представляет собой данность. Поэтому эти идеи не могут быть восприняты иначе, как парадоксы людей, взлелеянных духом прошлого.

Если у меня хватит времени, я еще опубликую курс 1890–1891 гг. – «Семит, его социальная роль». Однако я вопрошаю себя: «А что если по прошествии десяти лет не переписывать старую, а написать новую книгу?». Последнее в любом случае представляется более коротким путем. Впрочем, у меня есть кое-что другое, что надо опубликовать в первую очередь: надо мной довлеют старость и недуги[3]3
  Вероятно, речь идет о сочинении «Против морали». – Прим. перев.


[Закрыть]. То, что я сделал для политики, я хотел бы сделать и для селекционистской этики. Первый том «Против морали» ждет своего выхода уже пять лет. Он представляет собой историческое и критическое исследование предписаний и запретов различных моралей и скоро выйдет в свет. Второй труд «Самая великая сознательность» будет представлять собой обзор предписаний селекционистской морали. Как и в случае «Отборов», дух ныне представленной книги – монистический и селекционистский. Читатель сможет ознакомиться с представленными фактами, но он волен сам решать, принять ли ему доктрину, эти факты обосновывающую. Впрочем, я должен настоятельно отметить, сколько селекционистских идей получило развитие со времен публикации «Отборов», даже во Франции. В Америке они получили прикладное применение. Во Франции мы движемся не столь быстро, но начали сдвигаться с мертвой точки. Никто из тех, кто говорит о Homo Alpinus и об общественном отборе, никогда не понимает, о чем речь, но тем не менее они сознают, что именно в этой области следует искать решение насущных проблем современности.

Наблюдается глубочайшее волнение умов. Очевидно полное банкротство Революции. Плутократия сбрасывает с себя демократическую маску, и спрашивается: возможна ли демократия вообще? Под маской Республики продолжает свое существование империя, поэтому встает вопрос: стоит ли жертвовать примирением в обществе ради политических условностей? Расовая война принимает открытые формы, выходя на национальный и межнациональный уровень, и спрашивается, чего стоят идеи братства, равенства людей против законов природы. Вызывает сомнение, что чувства людей имеют какую-либо ценность, зато незыблемо то, что эволюция управляется навеки установленными законами.

Неслыханные перемены заявляют о себе во весь голос, и это вам не курс социальной риторики во Французском институте, на котором будут расточаться славословия в адрес идей Общественного договора и энциклопедистов. В реальности завтрашнего дня будут два лагеря: школа метафизическая – неважно религиозной или антиклерикальной окраски – и школа научная, чей селекционизм на сегодня пока не вполне ясно очерчен, но является наиболее адекватным.

Зарождается обществоведение. Оно появляется фрагментарно, как и любая наука. Оно пока далеко до того, чтобы создать собственную философию. Кто осмелился бы создать философию химии – науки, уже вполне совершенной и насчитывающей не менее 100 лет? Однако осмелившись создать социологию, которая есть не что иное, как философия обществоведения, ученые сразу же начинают этого стыдиться, как постыдились бы сегодня серьезно обсуждать алхимию. Фаза метафизики завершена, фантазии более неуместны. Движутся вперед экономика, сравнительная история государственных институтов. Прикладная антропология начинает высвечивать естественные причины политических провалов двух последних столетий.

Именно к этой области должны быть приложены усилия. Сначала экономика, а за ней антропология грозовыми тучами нависли над так называемой свободой личности: мы слишком далеки от времен Руссо. Эти науки, по крайней мере, учат нас распознавать, что в этом мире невозможно. Это вынуждает нас обуздать собственные амбиции и, несомненно, со временем предоставит в наше распоряжение средства, которые позволят достичь возможного. Бесполезно биться головой о гранит естественных законов. Желание их упразднить есть детская наивность, но знать их – означает учиться их реализовывать. Искусство политики рождается из науки.

Кафедры будут бесполезно плодить софистов, защищающих предрассудки прошлых эпох. Прошлое есть прошлое, что умерло, то умерло. Сентиментальная идеалистическая политика христианской эры изжила себя. Вместо фикций Правосудия, Равенства и Братства научная политика предпочитает иметь дело с реалиями Сил, Законов, Рас, Эволюции. Горе тем, кто продолжит витать в грезах!

Напрасно пытаются чинить препятствия исследованиям, ведущим к открытию научных законов общественной эволюции. По всему миру исследователи пребывают в творческом процессе, и ни у кого – будь то один человек или группа – не хватит длины рук, чтобы дотянуться до всех. Можно уничтожать научные документы или закрывать глаза на их уничтожение, закрывать курсы, препятствовать публикации книг, затыкать в крайнем случае рот какому-то ученому – развитие науки этим не остановить.

Ренн, Ля Шапель-Боби, 20 августа 1898 г.

Жорж Ваше де Лапуж

Глава 1. Определение арийца

Homo Europæus

Homo Europæus. Данная книга представляет собой монографию о Homo Europæus, то есть о виде, которому присваивали разные имена: долихоцефальной белокурой расы, кимрской расы, расы галатов, германской и, наконец, арийской расы. Я буду называть ее общепринятым научным именем, которое ей дал Линней. В самом деле я подвергаю оценке то, что в науке принято подразумевать под видом Homo, и мне не приличествует слишком отходить от зоологической номенклатуры, идет ли речь о Felis, Corvus или Ammonites. Самым правильным я считаю незамедлительно сообщить читателю, что существо, которым он интересуется, не является каким-то особенным животным, но входит в общую классификацию природных видов и вполне подпадает под действие общих биологических законов. Слишком часто даже в серьезных трудах о человеке говорят как о некоем особом создании, к которому законы применимы лишь отчасти, а то и вовсе неприменимы. Это прихоть, против которой надлежит возразить. Хаос, касающийся суждений о человечестве, существует исключительно в умах мистиков. Дарвинистская же политическая наука, антропосоциология, как раз и силится заменить эти метафизические или мистические концепции точными определениями.

Если я и назвал свой труд словом «Ариец», то лишь потому, что образованная публика, воспитанная главным образом на художественной литературе, не имеет никакого представления о том, что скрывается под термином Homo Europæus. С тех пор как я ввел в обращение этот линнеевский термин, множество авторов – Аммон, Вилсер, Муффанг, Фуйе, Клоссон, Уйфальви, Рипли и многие другие – подвергли его профанации и в Европе, и в Америке. Несмотря на это, он еще не стал достаточно известным, хотя даже стал встречаться в ежедневных изданиях. И тогда я и вынужден был выбирать между терминами более известными: «кимр», «германец» и «ариец». Первый означает «соплеменник»[4]4
  От combrox (мн. ч. – combroges); происходит от com и brox, brogos – «страны». Термин кимры, вероятно, возник лишь после саксонского вторжения, как название конфедерации галльских автохтонов на территории современной Великобритании. См. Arbois de Jubainville, R. celtique, 1898, 74.


[Закрыть], возник лишь в Средние века и не имеет ничего общего с киммерийцами. Им никогда не называли никого, кроме галльских племен. Второй никогда не применялся для обозначения расы в целом. Я остановился на последнем, так как вот уже 20 лет, как он введен в обиход и филологи обеспечили ему всеобщее распространение. Поэтому сегодня он известен каждому.

Однако я не считаю его оптимальным. Чтобы отдавать себе отчет, что данное слово обозначает, неплохо бы проследить его историю. В Священных книгах Индии и Персии слово «арья» означает еще единый народ, от которого происходят иранцы и индийцы. От этого «арья» филологи выводят арийца как обозначение лингвистической группы и особой цивилизации людей данной этнической ветви. Затем дошли до того, что стали рассматривать все индоевропейские языки произошедшими от единого арийского праязыка – более архаичного, на котором говорили в бактрийском регионе, а всех индоевропейцев – от соответствующего арийского племени, разделившиеся потоки которого могли бы заселить всю Европу и часть Азии.

В данной концепции, которая царствовала вплоть до конца XIX в., больше надуманного, чем истинного. Индоиранская ветвь не является самой древней и самой близкой к корневому праязыку индоевропейцев, индоевропейцы не пришли из Центральной Азии, а составляющие их компоненты – очень разного происхождения и не имеют друг с другом каких-либо связей кроме языка и государственных институтов.

Учитывая вышесказанное, выбрать для обозначения изначальных языков и учреждений индоевропейцев имя одной арийской ветви точно не было умной идеей. Это примерно то же, если бы в очень отдаленном будущем, когда память о нашем историческом этапе оказалась бы стертой, филологам и этнографам пришло в голову отнести тасманцев к англо-саксам, чьи следы в виде письменности и предметов быта обнаружили бы в верхних слоях при раскопках в Тасмании.

Над этим злополучным обобщением выросла еще одна специализация, еще более сумасбродная. Большинство ученых и эрудитов, помещающих прародину арийцев в Европе, полагают, что эволюция языка и общих представлений изначальной арийской культуры происходила в некоем белокуро-долихоцефальном племени. Или, по крайней мере, племени, чья правящая верхушка была белокурой и долихоцефальной. Отсюда возникло новое определение арийца, первоначально перекочевавшее с ведических иранцев на всех индоевропейцев. Наконец-то им прекратили обозначать только этническую общность и стали называть расу в зоологическом смысле.

Я отлично понимаю, что господствующий класс у ведических ариев был представлен долихоцефальными блондинами, но состояло ли все племя ариев целиком из долихоцефальных блондинов? Я не слишком в этом уверен. А потому считаю, что тождество Ариец = Homo Europæus не укладывается в допустимые рамки. В данном случае часть принимают за целое. Слово, хотя и обладает силой менять смысл, стало, однако, столь расплывчатым, что до сих пор более предпочтительны имена галатов, германцев или кимров, то есть тех, кто принадлежит к категории хорошо известных, несомненно, долихоцефальных блондинов. Однако при этом каждое из указанных племен было лишь маленькой частью расы, а не расой в целом.

Вот, собственно, почему для заголовка я выбрал название, хорошо известное публике. Правда, я мог бы ввести в обращение термин Homo Europæus и начать писать соответствующую монографию. Чтобы ни на миг никому не показалось, будто я отлыниваю от полемики на арийскую тему, которая уже заставила измарать кучу бумаги. Может быть, моим оппонентам было бы удивительно не увидеть в начале работы посвящение ариям, но я все же посвящу этой теме несколько страниц. Интерес к данной полемике не более, чем исторический, поскольку единственный пункт, подлежащий обсуждению и обсуждаемый, – это участие белокурой расы в эволюции протоарийской цивилизации. Читатель, который хотел бы узнать побольше по данной проблеме, найдет эти сведения в работах Пенка, в книге Тэйлора и полемической монографии Саломона Рейнаха[5]5
  L'origine des Ariens. Histoire d'une controverse. Paris, Leroux, 1892. Данный труд посвящен арию в этнографическом, а не антропологическом аспекте, то есть дискуссии о происхождении племени ариев – абстракции, созданной из этого типа. Книга содержит почти полную библиографию всех работ по лингвистике, этнографии, истории, имевшихся в наличии на момент ее выхода. Автор, в то время еще не имевший твердой точки зрения, в своей следующей работе (Le mirage oriental, Antropologie, 1893, IV, 539–578,699-732) примкнул к гипотезе европейского происхождения. Я советую прочесть данное исследование – по-настоящему впечатляющее и блещущее эрудицией.
  Сложная тема европейского происхождения и долихоцефального белокурого арийского типа, вопрос арийской антропологии, уже освещалась многими авторами, чьи труды разобраны в работе Рейнаха. Эта тема восходит к Бальверу Литтону (Zanoni, 1842) и идет от Омалиуса д'Аллуа (В. Ac. De Belgique, 1848, XV, 549). Она предполагает, в какой-то мере, опровержение изначальной постановки вопроса и рассуждает так: раз ариец был длинноголовым и белокурым и раз длинноголовый блондин происходит из Европы – то, значит, в Европе следует искать истоки арийских племен. Тема, вновь поднятая Латтамом в 1851 г. в его предисловии к Германии Тацита, уже была не нова на момент своего блестящего развития Клемансом Руайе на Антропологическом конгрессе в 1872 г. и на Конгрессе антропологических наук на всемирной выставке в 1878 г. Начиная с этого момента главным действующим лицом становится Пенка, пропагандирующий гипотезу, согласно которой местом происхождения долихоцефальных блондинов и арийской цивилизации является Скандинавия. Главными работами Пенка являются: Origines aryacæ, Вена, Прохазка, 1883; Die Herkunft der Arier, Вена, Прохазка, 1886; Die arische Urzeit, Ausland, 1890, 741–744, 764–771; Die Entstehung der arischen Rasse, Ausland, 1891, 132–136, 141–145, 170–174, 191–195;Die alter Völker der östlichen Länder Mitteleuropas, Globus, 1892, LXI, n. 4–5; Die Heimat der Germanen,Mitt. Der Anthr. Geselschaft in Wien, 1893, XXIII, Heft 2; Zur Paläoethnologie Mittel– und Südeuropas, ib. 1897, XXVII, 19–52).
  Впрочем, гипотеза скандинавской прародины до Пенка была поддержана Вилсером на заседании 29 декабря 1881 г. Археологического Общества Карлсруэ (Карлсруэ цайтунг, 22 января 1892). Вилсер опубликовал около 15 заметок по этому вопросу, последняя – Stammbaum der arischen Völker, Naturwissenchaftliche Wochenschrift, 1898, XIII, 361–364.
  Прежде Вилсера Латтам в последние годы модернизировал свою гипотезу происхождения ариев из Центральной Европы. Он рассматривал ее как колыбель арийской цивилизации, а регион, в настоящее время скрываемый водами Северного моря, – как колыбель расы. Я беру эти сведения от Беддо – друга Латтама.
  Среди авторов, которые рассматривают в качестве места происхождения ариев Центральную Азию (поскольку за истинных арийцев они считают брахицефалов) следует процитировать Уйфальви. На сегодняшний момент Уйфальви считает (и справедливо) самих брахицефалов как пришельцев новой волны в Центральную Азию. Таджики, столь похожие на наших брахицефалов, что Топинар считал их запоздалыми волнами миграций савояров, на самом деле являются племенем, переселившимся в Бактрию незадолго до нашей эры от пределов Армении. Уйфальви в своей недавней работе Les Aryans au Nordet au Sud de I'Hindou-Kouch (Paris, Masson, 1896) соглашается с гипотезой, связывающей европейское происхождение арийских племен и их длинноголовый белокурый тип.
  Тэйлор (Origine des Aryens, tr. De Varigny, Paris, Bataille, 1895) поддерживает другую комплексную гипотезу, связывающую европейское происхождение цивилизации и языка ариев и их брахицефальный и финикийский тип. Его книга, полная антропологических ошибок, предназначается для наведения сведений по этнографическим и филологическим вопросам. В этой области, в которой Тэйлор является специалистом, L'Origine des Aryens является наилучшей и новейшей работой.
  Я настоятельно рекомендую книги Рейнаха, Пенки и Тэйлора. Впрочем, на всем протяжении данной книги я буду развивать лишь те темы, по которым до сих пор нет специальных работ и которые вполне в курсе последних открытий. Это вовлечет меня в развитие более важных тем, отталкиваясь от менее важных, приведет к обобщенным очеркам по глобальным вопросам, но чтобы их развить в полной мере, мне бы потребовалось написать томов десять, и, к тому же, я предпочитаю не развивать тему, если она уже обсуждена до такой степени, что мне уже нечего сказать по ней. Эта книга потребовала слишком серьезных исследований, причем с нуля, чтобы кто-то смел требовать от меня урезать в ней мою задачу, отсылая читателя к известным источникам, в случае, если таковой в ней существует.


[Закрыть]. Это монография, которая поражает своей эрудицией и выглядит почти совершенством. В ней, пожалуй, немного недостает лишь развития по сравнению с работами Пенка и вашего покорного слуги и более беспристрастной оценки наших идей, к которым автор примкнул через год после написания настоящей работы.

Полемика по арийской теме

В своей прославленной и полной блистательных ошибок книге Leçons sur la science du langage Макс Мюллер уверяет, что были времена, когда древние предки индийцев, персов, греков, римлян, славян, кельтов и германцев жили бок о бок под одной крышей. Эта теория о патриархальной общности ариев, корне племен и народностей, первом очаге языка и институций быстро сделалась популярной. В 1861 г. приверженцы этой теории еще занимались изучением библейских преданий и результатов филологических исследований. Как все изменилось с тех пор!

Концепция была упрощенной, слишком упрощенной, чтобы быть правдивой, так как простота в науке – это почти синоним ошибочности. По мере того как небольшое племя ариев разрасталось, развивался их язык, отделялись племена, и одни, подгоняемые другими, несли язык и институции эпохи своего разделения до самых краев Земли. Индийцы и иранцы были старшими в общеарийской семье, они были консерваторами в большей степени, чем другие, сохранившими верность языку и учреждениям изначальной эпохи. Кельты, латины, греки, германцы и славяне представляли собой безостановочно растущие колонии, расходясь все дальше и дальше друг от друга, заселяя тогда еще пустынную Европу. Этим сынам Иафета безграничность была дарована в качестве местообитания.

В те не столь далекие времена легко забывали о существовании рас, которые остались незамеченными для составителей Библии, а какие-то данные о доисторическом человеке официальными учеными признавались выдумкой, а Церковью – богохульством.

Но вскоре заметили, что великие языковые ветви обладают между собой нелинейным сходством, которое не предусматривала генеалогическая идея. Каждый из языков был породнен с множеством других неким особым образом, и, что тревожно, эти узы родства существовали между племенами, по сей день живущими бок о бок, близкими по географическому положению, а не по путям миграций предполагаемых колоний. Таким образом, пришлось предположить, что перемещение ариев произошло лишь после их разделения на известные великие роды: кельтов, германцев, славян, индийцев и т. д. и что место обитания этих племен в арийской древности было тем же, что и у соответствующих исторических народов. Вот почему ученые вынуждены рассматривать Центральную Европу как место формирования арийских племен, которые, возможно, затем просто разошлись, заняв свободные земли каждый по своему усмотрению, за исключением фригийцев, армян, иранцев и индийцев – пожалуй, единственных, кто действительно совершал перемещения. Разумеется, в качестве центра было бы логично рассматривать регион, где обитало множество арийских этносов, находящихся еще в стадии близкого родства, а отнюдь не далекую Бактриану.

Одновременно было сделано множество других открытий. Выяснилось, что человеческие расы (в зоологическом смысле), ныне распространенные в Европе, пребывали на местах своего нынешнего расселения за тысячи лет до эпохи ариев. Объяснение происхождения арийских племен распадом изначального племени было скопировано с истории происхождения народов, в общих чертах приведенной в Книге Бытия. То, что вызывало доверие, стало причиной подозрений, с тех пор как библейский этногенез оказался выставленным на посмешище после открытия античной эры человечества и археологических находок, принадлежащих доисторической эпохе. Выяснилось также, что в литовском и некоторых других европейских языках сохранились формы более архаичные, чем в санскрите или зендском, а совсем недавно критика, качнув маятник в противоположную сторону и проскочив мимо золотой середины, вылезла из кожи вон, чтобы легендарную древность, описанную в Священных книгах Персии и Индии, переместить во вполне исторические времена, вплоть до того, что Авеста предстает творением более недавней эпохи, чем классическая литература античных народов. М. Дармштетер (Le Zendavesta, Paris, Leroux, 1893) делает такое заключение относительно даты появления этой книги, почитаемой как самая древняя книга на Земле: «Она была полностью составлена после завоеваний Александра, между I в. до н. э. и IV в. н. э.». Возможно, речь идет о зендской редакции, но составители могли иметь в своем распоряжении документы более раннего периода, которые были записаны арамейскими литерами или ахеменидской клинописью.

У системы Мюллера только один приверженец – это он сам. Ее все еще преподают в учебных заведениях – этих заповедниках устаревших доктрин. Филологи понемногу отошли от нее к более современным концепциям. Нет никаких патриархальных родов, ни даже изначального арийского племени, а только совокупность кочующих племен, которые распространились по огромной территории, говорили на очень близких языках, совместно претерпевая языковую эволюцию в арийские формы диалектов. В этой запутанной массе всевозможных диалектов именно отбор заставлял исчезать более слабые, предоставляя более сильным пространство для значительного расширения. Таким образом, упраздняя промежуточные звенья, образовывались великие языковые семьи, так в относительно недавние времена формировались французский, испанский, итальянский языки, произошедшие от местных наречий, в силу исторических обстоятельств распространившихся на обширные регионы, подавлявших несметное множество наречий, вместе с ними возникших от общего латинского корня.

К данной теории, происходящей от старой волновой теории Шмидта и от многих других, примкнуло одно дополнительное разъяснение возрастающего упрощения диалектов. Разрушение форм происходило из-за образования чего-то вроде жаргонов в тех странах, где иноземное вторжение приводило к перемешиванию людей, говоривших на слишком далеких наречиях, чтобы понимать друг друга, и в тех семьях, где отец и мать говорили на разных языках.

Вот почему филологи пришли к мысли отказаться от теории единого бактрийского происхождения арийских племен, языков и учреждений.