Текст книги "Ариец и его социальная роль"

Окрас человека

За исключением H. Europæus человек почти не видоизменяется, разве что по цвету кожи. В действительности почти у всех черных и желтых популяций глаза очень пигментированы. Они светлее только в Европе и в странах когда-либо или недавно колонизированных выходцами из Европы. Только в таких условиях мы обнаруживаем радужную оболочку, лишенную пигмента и принимающую голубой оттенок. Между темными глазами с одинаково темной радужной оболочкой и голубыми существует масса промежуточных вариантов. Пигмент может быть разреженным или располагаться расходящимися цепочками, лучами или концентрическими окружностями с краями более пигментированными, чем участок у самого зрачка. Отсюда – бесконечное разнообразие карих, зеленых, серых глаз, характеризующих метисов H. Europæus и составляющих подавляющее большинство в Европе, кроме крайнего юга и северо-запада. Чтобы вполне понять, что представляет собой это разнообразие, нужно обратиться к цветным иллюстрациям альбома Бертильона (Антропометрическая идентификация, Nouv. éd., Melun, 1893), не забывая при этом, что приведенные примеры – лишь малая часть того, что можно было бы представить. То же самое касается и волос.

Между северо-западом Европы, где блондин является правилом, и прочими частями Старого Света простирается зона, где сочетаются всевозможные промежуточные варианты, иногда у одного и того же индивида, так как борода часто бывает светлее волос. На остальной части земного шара правилом являются черные[15]15
  Давно сообщалось о случаях флавизма и витилиго у негров и представителей других темных популяций. Вероятно, в рубрику о полуальбинизме нужно отнести то, что сообщалось о неграх-блондинах, виденных в Конго (Bull. de la Soc. d'Anthr. De Paris, 1895, p. 724). Ближе к Конго также должны были бы существовать троглодиты с достаточно светлой кожей и голубыми глазами. Досюда ни один экземпляр не мог быть изучен. Я видел одного полуальбиноса-китайца, у которого тоже были светло-рыжие волосы и голубые глаза, с обширными пятнами витилиго на коже. Бюффон и писатели XVIII в. уже были знакомы с депигментированными индейцами Колумбии. Шимпанзе-блондин Майера, вероятно, был аналогом негров-блондинов.


[Закрыть].

С кожей все обстоит иначе. Многие расы имеют средне– или в незначительной степени пигментированную кожу, а цвет кожи прачеловека, я думаю, также далек от оттенка негра, как и от шотландца. Человек, живший в тропиках, подвергался меланизирующему влиянию тропического климата, поскольку он был голый. В менее жарких районах, где человек был вынужден днем и ночью покрывать себя одеждой, кожа не подвергалась подобной адаптации, а если точнее – селекция, основанная на сопротивлении излучениям, не велась столь же интенсивно. Та же причина объясняет, почему популяции более светлой расы, захватившие древних черных автохтонов Индии, до сих пор не переняли одежду, соответствующую местному климату. Образование слишком пигментированных популяций сделалось не столь выгодным из-за ношения одежды, а влияние климата стало уменьшаться по сравнению с его влиянием на древних туземцев, которые были почти или абсолютно обнаженные. Вопрос об утрате шерсти состоит в прямой взаимосвязи с ношением одежды.

Ваккаро справедливо замечает, что как только человек смог изменять окружающую среду, у него самого отпала необходимость меняться. Проживание человека под крышей, огонь и одежда сделали ненужной интенсивную пигментацию в жарких странах и сохранение меха густого волосяного покрова на голове и теле в регионах с низкими суточными температурами. Волосы сохранились только на голове, чтобы лучше предохранять ее от излучения. Могз защищает от жары и холода череп. На лице у человека растительность сохранилась исключительно как признак пола. В подмышках и паху волосяной покров помогает избежать раздражения, потому что эти части тела потливы и подвержены натиранию. Скульптура и наскальная живопись эпохи мамонтов уже демонстрируют нам наличие одежды у расы, все еще снабженной солидной шерстью (Piette, La station de Brassempouy, Anthropol., 1895, p. 129 s.; Cp. 1897, p. 168).

Сильная пигментация и депигментация являются, таким образом, двумя исключениями. Преобладающий оттенок варьирует от матово-белого и в большей или меньшей степени амбрового до цвета старой кожи и оливкового.

Окрас кожи в общих чертах соответствует географической зональности. Коричневая и желтая кожа довольно встречается в засушливых регионах, начинающихся с Сахары и заканчивающихся пустыней Гоби. Область черноватой кожи соответствует жаркой влажной зоне. В Аравии и Сахаре жарче, чем в Конго. Во влажных и менее жарких областях окраска ближе к оливковой. В холодных и достаточно влажных областях Крайнего Севера оттенок темнее, чем в сухой зоне и граничащими с ней областями континентального климата. Это как раз то, что показывает сопоставление климатических карт – таких, например, как в «Атласе» Брокгауза, с антропологическими картами, опубликованными профессором Рипли де Бостоном в своей «Расовой географии», особенно на карте «Цвет кожи».

Пигментация состоит в более непосредственной связи с климатом и образом жизни, чем с антропологической расой. В верховьях Нила и в регионе Нигера есть люди, столь же темные, как негры, которые в то же время ближе к группе долихоцефалов Европы. Пигментация – это, главным образом, климатическое одеяние, медленно приобретаемое в процессе отбора. Я долго изучал вопрос климата в предыдущем томе данного курса и ограничусь тем, что отошлю читателя к тому, что я говорил о климатах, где обитают белая, желтая и черная расы.

Я хотел бы привлечь внимание к одному пункту. Многие популяции мы обнаруживаем в регионах, где они обитали лишь ограниченное число веков. Так, желтые популяции вторглись во владения черных в Индии, Индокитае, Индонезии, но при этом черный тип более древний, предыдущий в современной географии. Индонезийцы обнаруживаются на Мадагаскаре, и есть причины полагать, что они туда попали не по морю, а по суше исчезнувших материков[16]16
  Здесь автор вдается в фантазии, которые можно списать на уровень научных познаний его эпохи. – Прим. перев.


[Закрыть]. Фиксация цвета, наоборот, могла произойти во времена, предшествующие цивилизации. Негры, по свидетельству египтян, не изменяются уже 6 тыс. лет, то есть с нашей эпохи полированного камня. (Данное ценное наблюдение подтверждается в главе 3 работы профессора Рипли.)

Окрас арийцев

По мере того как мы продвигались в кропотливом исследовании окраса приматов и человека, становилось все более очевидным, что окрас H. Europæus – феномен бесподобный, аномальный и, так сказать, патологический. Розоватая кожа, румяное лицо, депигментированные глаза, светлые волосы, почти лишенные всякого оттенка, – нигде больше мы не видели ничего подобного. Столь часто такие черты встречаются у видов или, скорее, разновидностей, живущих в аномальных условиях и подверженных чему-то вроде вырождения. Обезьяны с румяной физиономией обитают в тенистых и топких лесах Амазонии, в укрытии непроницаемой листвы и в атмосфере, насыщенной испарениями. Мико, Hapale argentata, физиономия которого отливает румянцем, а волосяной покров тонкий и почти белый, живет в таких условиях от Тукумана до Панамского перешейка – в стране, где и сам человек часто подвержен альбинизму, а индивиды, не прижившиеся во влажных лесах или долгое время пробывшие там в плену, не являются ни столь же светлыми по масти, ни столь же румяными. Midas rosalia то с румянцем, то более темный на обнаженных участках является блондином, скорее рыжим, но в некоторых своих разновидностях становится темным блондином или светлым брюнетом. То же самое у Brachyurus – аномальный, полупатологический характер окраса очевиден по сравнению с вполне обычным окрасом особей, столь близким к этому виду во всех прочих отношениях. Поэтому натуралисты сомневаются, что они относятся к двум разным видам.

Эти светлые породы являются полуальбиносами, принадлежащими к изначально нормальным видам, а такой альбинизм связан с проживанием в необычайно влажных и затененных лесах. Их окрас – это феномен чахлости, и приспособление к среде у них достигло такой степени, что эти породы, впрочем, и так малочисленные, вымирают по мере исчезновения девственных тропических лесов. Однако можно сказать, что такой светлый окрас обязан сохранению у взрослых особей черт, свойственных детскому возрасту. У большинства обезьян самка светлее самца, а малыши очень светлые, часто блондины или почти блондины, поскольку, я повторяю, окрас, которому мы присваиваем это название, является почти исключительно уделом человека и у обезьян воспроизводится лишь приблизительно. Например, Суп. maurus – полностью черные, а в детстве их окрас соломенно-желтый. Касаясь темы полового диморфизма, я приводил в качестве примера плосконосую обезьяну, у которой самец – темный, а самка – блондинка. Таким образом, светлый окрас характеризует слабый пол или немощный возраст.

H. Europæus проживает в области менее жаркой, но почти столь же влажной, как Амазония. Из-за наклонного падения солнечных лучей и густых туманов он находится в особых тенистых условиях. В прежние времена он обитал на большей площади, но сегодня она сводится к региону близ Северного моря и внутреннему бассейну Балтики. Похоже, подобно мико и марикине, он не способен противостоять исчезновению лесов. Эта особая, бесподобная раса проживает в столь же особом, уникальном климате – морском, дождливом, туманном, когда не идут дожди, и обделенном солнцем, без суровых зим, но и без жарких лет[17]17
  Здесь Лапуж впадает в какой-то готический романтизм, а также передергивает реальное состояние дел в этом вопросе. Во-первых, ни одна область умеренного климата по влажности, будь то любая ее характеристика – количество осадков, абсолютная или относительная влажность, точка росы, – не в состоянии соперничать с влажными экваториальными вечнозелеными лесами. Исключение составляют наветренные склоны меридионально протяженных горных хребтов, но они не образуют сплошной зоны, да и в Европе основная масса гор (Пиренеи, Альпы, Балканы) имеет широтную, а не меридиональную протяженность. Во-вторых, по количеству часов солнечного сияния, благодаря Азорскому антициклону, Западная и Центральная Европа намного превосходят в среднегодовом выражении, скажем Восточно-Европейскую (или Русскую) равнину. То есть все, что Лапуж так романтично расписал про Европу, более соответствует нашему региону проживания. В-третьих, читая подобные пассажи, мы должны помнить, что приобретенные признаки не передаются по наследству. – Прим. перев.


[Закрыть]. Надо отметить, что ни один регион земного шара не предоставляет таких особых условий: склоны западной экспозиции, открытые ветрам с моря, участки суши, перемежающиеся морскими акваториями, Гольфстрим, небольшая высота над уровнем моря, множество болот и влажных мест. На расположенном напротив американском берегу, сухом и солнечном, такие условия отсутствуют. На Тихоокеанском побережье английской Колумбии лишь узкая прибрежная полоса, за которой высокие горы тотчас конденсируют влагу, которую несут облаками с запада, с Куро-Сио. Условия оказались бы более благоприятными на побережье Сибири, но там ориентация восточная, нет разворачивающихся у берегов теплых течений и преобладающий ветер дует с материка. Во всех этих областях – холодных и умеренно-влажных – кожа у обитателей желтая и достаточно темная.

Значит, можно сказать, что H. Europæus по своей морфологии является человеком Гольфстрима. Когда он оказывается вне этой среды, он начинает хиреть, как я это показал в своей работе «Общественный отбор», говоря об акклиматизации. Таким образом, мы пришли к заключению, что лимфатизм и депигментация – новые черты приматов, в частности двуруких, которые были приобретены благодаря влажной и пасмурной среде. И судя по всему, эта среда аналогична той, в которой раса процветает ныне. Так мы вычислили регион, в котором эти крайние условия могли быть представлены в полной мере.

Поиски местности, идеальной для появления депигментированного типа

В данном исследовании мы должны руководствоваться принципом, которым совершенно напрасно пренебрегает большинство антропологов. Известная нам нынешняя география не тождественна географии тех времен, когда формировалась раса H. Europæus. Европа и ее окрестности 2 тыс. лет не подвергались значительным видоизменениям. Кроме Северного Каспия и берегов Северного моря, других изменений процентного соотношения и очертаний суши и моря, по-видимому, не было, а указанные изменения в целом были незначительны. В предшествующие периоды дело обстояло по-другому, и сильные изменения контуров Европы на северо-западе и востоке произошли во времена, которые мы называем неолитическими, но которые уже захватывают начало египетской и халдейской цивилизаций. Обширные грабены в Эгейском и Понтическом регионах, по-видимому, относятся даже к менее древним временам. Что, собственно говоря, до четвертичного периода, современными авторами называемого плейстоценом, то он был отмечен последовательностью грабенов к востоку от Европы и в районе Атлантики в сочетании с чередующимися поднятиями и оседаниями всего северо-запада Европы.

Многие годы считали, что геологические изменения стали результатом внезапных катаклизмов, так как эти изменения были медленным и незаметным действием современных причин. В итоге геологи пришли к выводу, что большинство подвижек земной коры – медленные и постепенные, но иногда случаются внезапные сдвиги пластов вверх и столь же внезапные обрушения вниз, происходящие из-за разрывов и провалов глыб, часто весьма протяженных, составляющих своды земной коры и из-за подвижек рычагов в областях, оказавшихся как бы нависающими над пустотой. Конец плиоцена и весь плейстоцен были свидетелями того, как с исключительной частотой происходили эти разрывы сводов, сопровождаемые перемещениями и частичными поднятиями. Так, формирования современного Средиземноморья и Атлантики являются недавними событиями, современными человеку палеолита и плиоцена.

Все эти факты, относящиеся к геологии и палеогеографии плейстоцена известны очень ограниченному кругу людей, по крайней мере во Франции, где большинство геологов даже не читали работ о недавних геологических эпохах. Доисторические эпохи изучены еще меньше, труд Мортилье, служащий гидом в этом вопросе, датируется временем, когда познания о плейстоцене почти отсутствовали. Шведские, русские, немецкие, английские геологи 10 лет назад увлеклись четвертичной геологией и климатологией, и появилось бесконечное множество прекрасных работ. Познаний уже достаточно, и можно представить картину необычайных перемен, потрясших Европу и ее окрестности в те недалекие времена, которые еще недавно считались столь спокойными.

Именно во времена этих перемен появился H. Europæus. Вот почему я собираюсь вкратце остановиться на истории всего плейстоцена, которую вы нигде не найдете и которую необходимо знать прежде, чем идти дальше.

Определение плейстоцена

Если за характеристику плейстоцена принять чередование теплых и холодных периодов, то его нужно связать с верхним плиоценом, соответствующим первому холодному периоду в данной климатологической системе. Вместе с тем нет такого места, где плейстоцен можно было бы отделить от современных условий, которые по фауне ничем не отличаются от верхнего плейстоцена, за исключением нескольких видов, недавно истребленных человеком. Наконец, весь плейстоцен должен быть помещен внутри третичного периода – отсутствие значительной разницы в фауне не позволяет придать ему самостоятельный статус, как вторичному или третичному периоду. Оледенение и изменение ориентации огромных океанических масс, когда-то параллельных экватору, а ставших перпендикулярными, стали границей плейстоцена от плиоцена, фауна которого почти в полном составе, с незначительными изменениями, продолжает существовать до сих пор.

Оледенения

Плейстоцен представляет собой десяток периодов – попеременно теплых и холодных – с соответствующим чередованием умеренной и арктической фауны. Если мы об этих периодах судим по важности оставленного ими следа, то самые древние периоды были самыми продолжительными и, по-видимому, также самыми контрастными. По-видимому, холод возрастал от первого периода ко второму и убывал во все остальные. Каждый теплый период, наоборот, был менее теплым, чем предыдущий. По всей Земле отыскиваются следы подобных чередований, но пока невозможно установить, распространялись ли похолодания и потепления на всю планету или же теплый период в одном из полушарий соответствовал холодному в другом. Впрочем, в любом случае, для Северного полушария кажется установленной синхронность периодов на двух континентах.

Для первых холодных периодов характерно интенсивное оледенение. На Земле, вероятно, всегда были возвышенные и холодные области. Именно в схожих условиях формировались особые признаки альпийской и арктической флоры и фауны, обширное распространение которых произошло в холодные эпохи плейстоцена. Даже начиная с первичного периода были ледники, и сообщалось о многих местах во Франции и Австралии о конгломератах и изборожденном щебне ледникового происхождения. Местные явления оледенения могли принимать огромные размеры на склонах горных цепей, ныне поистрепавшихся непогодой до сравнительно скромных размеров, как, например, как на Кавказе и в Пиренеях. Обширные субпиренейские отложения миоцена были отнесены – правильно или ложно – к действию схожих причин. Охлаждение полярных регионов тоже не было абсолютной новостью. Во время третичного периода температура в арктической зоне постепенно понижалась, и на самых высоко залегающих пластах на Шпицбергене и в Гренландии теплолюбивая флора сменилась флорой нынешней Франции. В итоге между этими явлениями и явлениями оледенений плейстоцена – существует значительное отличие, не столько количественное, сколько качественное.

Во время второго, или Великого, оледенения северная область Восточного полушария была придавлена тяжестью огромного ледяного купола, средняя толщина льда которого достигала нескольких сотен метров и который в Скандинавии достиг толщины, способной покрыть невысокие горы. Южная граница отложений, оставленных этим выдающимся ледником в Европе, проходит примерно через Бристоль, Дувр, Анвер, Магдебург, Лейпциг, Бреслау Ламберг и Киев. В Азии она поднимается к северу, чтобы снова спуститься немного на юг в Восточной Сибири. Эти следы труднее проследить, так как часть указанных регионов в среднем плейстоцене была покрыта морем, фронтальная морена была размыта волнами, и ее существование ученые констатировали лишь несколько лет назад. В Америке ледяной купол, по-видимому, был толще, чем в Европе, и его следы больше спускались на юг в районе Атлантики. Над этим ледяным куполом – одинаковым на всем протяжении и непрерывным (это доказывают фрагменты скандинавских скал, найденные в Бельгии) – возвышались, как скалистые острова, самые высокие горы Скандинавии и Шотландии. Низ ледника шлифовал дно моря, поднимая на высоту своего наступающего фронта со дна морские ракушки, наличие которых на всем протяжении гор Британии долгое время заставляло преувеличивать амплитуду погружения Англии.

Изумляет громадная масса замерзшей воды, ставшей на долгие времена геологическим фактором. Спрашивается: какое влияние могло оказать изъятие такого пласта на уровень воды в океане? Изумительно, но приходится констатировать, что почти везде его уровень был выше современного по многим причинам, в том числе из-за заметного оседания земной коры. Само это оседание было бы легко объяснить двойным воздействием сжатия, происходящего из-за охлаждения, и сжатия, происходящего благодаря тяжести льда, среднее давление которого превышало 5 млн кг/м². Однако, суля по всему, были причины более общего порядка, так как максимум оседания всегда сопровождал начало оледенения, а не его пик.

Температура над этим куполом не была всегда и везде слишком низкой, изредка она должна была подниматься выше 0 °C. Вне этих пределов, в зоне очень протяженной, должен был царствовать влажный и холодный режим. Влажный, потому что производство льда предполагает изобилие снега, а испарение воспроизводит холодный водяной пар, потому что масса льда должна была потреблять огромное количество тепла на свое таяние. Некоторые геологи поддерживают мнение, что температура около полярного ледника могла быть умеренной. Во всяком случае, так обстоит дело в Новой Зеландии в непосредственной близости от ледников, которые доходят до уровня 200 м над уровнем моря – например, Вайхау. Но сравнивать скромный ледник с полярным куполом это все равно, что сравнивать тлеющую головешку с вулканом. Ископаемые датируются эпохой, когда ледник не достиг своего максимального развития или уже отступил – в обоих этих случаях предполагаемый ледниковый режим был далек от действительного, наблюдавшегося в интересующей нас точке. В то же время, вследствие особых обстоятельств – западного ветра, теплой влажности – некоторые британские отложения демонстрируют чередование флоры почти умеренной с отчетливо ледниковыми слоями. Учитывая этот факт, нейтральная зона между жизнью и смертью должна была быть значительно более узкой.

В любом другом месте, южнее полярного купола, должен был постоянно дуть свирепый ледяной ветер – нечто вроде постоянного мистраля, вызванного возвращением к экватору воздушных масс в гигантской циркуляционной ячейке, сформированной над этим огромным холодильником. Фауна тундры и степи, досконально изученная немецким ученым Нерингом, соответствует той эпохе, когда такой ветер не позволял деревьям вырастать – даже в нескольких сотнях километров от крайней границы ледяного купола.

По-видимому, было четыре периода, включающих в себя грандиозное развертывание полярного купола. Первое оледенение и два последних лишь ненамного распространились за пределы бассейнов Балтийского и Северного морей, но в горных областях развитие гляциальных явлений было впечатляющим. Подножия горных массивов Центральной Франции сохраняют следы замечательных ледников первого оледенения и указывают на то, что выветривание вершин помешало появиться позднее следам новых оледенений. В Альпах, наоборот, ледники Великого оледенения полностью отшлифовали морены первого оледенения.

В промежутках между похолоданиями температура сначала была выше, чем сегодня. Фауна, принадлежавшая Elephas meridionalis и Elephas antiquus, содержит виды, образ жизни которых требовал мягкого климата, например: маго и амфибии, требующие для своего существования постоянно свободных от льда вод, как Hippopotamus major и его уменьшенный родственник гиппопотам обыкновенный. За исключением третьего оледенения виды, адаптированные к холоду – носорог шерстистый, мамонт и северный олень, присутствие которых доказано нижними отложениями, – не покидали этих территорий вплоть до своего полного исчезновения. Похолодания были недостаточно грозные, чтобы эти представители фауны не могли обитать в укрытых местах, а во время потеплений температура не поднималась столь высоко, чтобы воспрепятствовать их обитанию в горах или в лесах, обращенных к северу. Отсюда странные совпадения в различных отложениях среднего и верхнего плейстоцена, а также озадачивающие смешения, объясняющиеся летними набегами южных видов на север и зимними миграциями северных видов к югу под воздействием климатического режима с очень контрастными сезонами, каковым был режим в наших странах в конце плейстоцена.