Текст книги "Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена"

В том месте, где Атабапо и Гуавьяре впадают в Ориноко (согласимся с этим пока еще не опровергнутым фактом), их разделяет нечто вроде полуострова, с востока ограниченного руслом Атабапо, с запада – Гуавьяре, оконечность которого смотрит на север. Господин Элизе Реклю имел все основания считать место пересечения трех рек «истинным географическим центром огромной территории, расположенной между Антильскими островами и Амазонкой».

Сан-Фернандо находится на западном берегу вышеупомянутого полуострова, который Атабапо омывает с востока. Естественно, возникает вопрос: является ли Атабапо самостоятельным притоком Ориноко или это всего лишь ответвление Гуавьяре? Пока что на этот вопрос нет однозначного ответа, и остается надеяться, что исследование господина Мигеля и его коллег наконец-то позволит разрешить эту проблему.

Небольшое селение, расположенное на высоте 237 метров над уровнем моря, было основано Солано в 1757 году. А в настоящее время у Сан-Фернандо есть все основания стать в будущем значительным административным центром. Пять водных артерий сходятся в этой географической точке: Атабапо через Гавиту, бассейн Риу-Негру и Амазонки ведет в Бразилию; верхняя Ориноко – в восточные районы Венесуэлы; средняя Ориноко – в северные; Инирида[108] – в юго-западные, а Гуавьяре течет по территории Колумбии.

Но хотя Сан-Фернандо сияет как звезда в этой испано-американской провинции, похоже, он пока что не извлек для себя ни малейшей пользы из этого сияния. В 1887 году, когда господин Шафанжон предпринял свою экспедицию к истокам Ориноко, Сан-Фернандо был всего лишь большой деревней. Конечно, за прошедшие семь лет выросли новые дома, а население увеличилось, однако же не слишком. В городке насчитывается максимум пятьсот-шестьсот жителей. Здесь строят лодки, обслуживающие этот перекресток водных дорог, торгуют каучуком, камедью и фруктами, главным образом плодами пальмы пиригуао.

Из этой деревни в 1882 году отправились вверх по Гуавьяре доктор Крево и господин Лежан, чьи имена пополнили мартиролог современных исследователей.

Население Сан-Фернандо состоит из нескольких семей европейского происхождения, негров и индейцев, главным образом из племени банива. Управляет городком от имени президента Республики и Конгресса губернатор, в распоряжении которого находится довольно ограниченное число солдат. В обязанности последних входит наблюдение за общественным порядком и усмирение бандитских шаек, довольно многочисленных на берегах Ориноко и ее притоков.

Среди коренного населения Венесуэлы следует выделить индейцев банива. От своих сородичей они отличаются крепким сложением, физической силой и ловкостью, умным блеском слегка раскосых глаз; чувствуется, что в жилах у них течет горячая кровь. Банива превосходят прочие индейские племена и в нравственном отношении. В любом деле проявляют они сноровку и изобретательность, будь то ремесло перевозчика или изготовление гамаков и бечевы, используемой для перетаскивания лодок волоком. Они прекрасные охотники и рыболовы, знают толк в выращивании каучуконосов. А кроме того, банива добры и честны, поэтому путешественники охотно прибегают к их услугам. Суеверны ли они? По сравнению с пиароа – нет. Они исповедуют христианскую религию, принесенную сюда католическими[109] миссионерами, хотя порой и сочетают ее с местными обрядами, которые невозможно полностью искоренить.

Большинство жилищ в Сан-Фернандо нельзя назвать иначе, как хижинами, хотя некоторые из них и отличаются определенным комфортом.

Господин Мигель и его коллеги остановились у губернатора, который счел за честь оказать гостеприимство трем именитым ученым из Сьюдад-Боливара. Так что, по всей вероятности, жилище его превосходительства вскоре огласится шумом дискуссий, который сделает его мало пригодным для обитания. Но до этого дело пока еще не дошло. Прежде чем начать серьезную дискуссию, господину Мигелю и его коллегам необходимо было взглянуть на все собственными глазами и взвесить все «за» и «против». Им предстояло досконально изучить устья трех рек, для чего требовалось длительное пребывание на месте слияния Атабапо и Гуавьяре, а может быть, и изучение их русла на протяжении многих километров. Для начала же нашим путешественникам нужно было отдохнуть после шести недель путешествия по нижнему и среднему течению Ориноко.

Сержант Марсьяль и Жан де Кермор, в ожидании новых сведений, которые позволят им определить направление дальнейших поисков, поселились в довольно приличной гостинице недалеко от порта.

Ну а Жак Эллок и Жермен Патерн предпочли не покидать пироги. Они так привыкли к своему плавучему жилищу, что чувствовали себя там уютнее, чем где бы то ни было. «Мориче» доставила их в Сан-Фернандо, она же отвезет их обратно в Кайкару, когда их научная миссия будет выполнена.

Как только ярость чубаско утихла, матросы поспешили привести лодки в порт, что им удалось сделать к вечеру того же дня, так как обычно ураган свирепствует не дольше двух-трех часов. Конечно, пироги пострадали от столкновений во время шторма и от удара о песчаную отмель. Но поскольку, к счастью, они не налетели на рифы, повреждения были не слишком серьезны, и их можно было устранить без особого труда. Впрочем, «Марипаре» и «Мориче» спешить было некуда – они ведь собирались остаться в Сан-Фернандо. А что касается «Гальинеты», то все зависело от того, будут ли обнаружены следы полковника де Кермора. Если да, то Жан рассчитывал отправиться в путь, не теряя ни одного дня.

Впрочем, его попутчики, живо заинтересованные в судьбе юноши, готовы были помочь ему в его поисках. Благодаря господину Мигелю и его коллегам Жану было обеспечено содействие губернатора Сан-Фернандо. А кто, как не губернатор, мог располагать сведениями об участи полковника де Кермора? Жак Эллок и Жермен Патерн также готовы были сделать все возможное и даже невозможное, чтобы помочь своим соотечественникам. У них было рекомендательное письмо к одному весьма любезному жителю Сан-Фернандо, европейцу по происхождению, некоему господину Мирабалю, шестидесяти восьми лет от роду. Тому самому, о котором с живейшей признательностью пишет господин Шафанжон в своем повествовании об экспедиции к истокам Ориноко. Двух, а точнее, четырех французов ожидал сердечнейший прием в его достойном, любезном и гостеприимном семействе.

Однако прежде чем рассказать о том, что предприняли путешественники в Сан-Фернандо, узнаем, как они, оказавшись на берегу, добирались до городка.

Читатель помнит, что сержант Марсьяль нес Жана на руках, господа Баринас, Фелипе и Мигель шли впереди, а за ними – Жак Эллок и Жермен Патерн. Последний заверил сержанта, что крепкий сон, без сомнения, вернет юноше силы. На всякий случай он захватил свою аптечку, чтобы, если понадобится, оказать ему помощь. Однако поведение сержанта Марсьяля было столь же неприятно, сколь и необъяснимо. Он не подпускал Жермена Патерна к своему племяннику.

– Незачем… незачем! – ворчал он. – Мой племянник дышит не хуже нас с вами, а как только «Гальинета» прибудет в порт, у нас будет все необходимое.

– Через несколько часов, – уточнил Жак Эллок, который знал от Вальдеса и Парчаля, что пироги прибудут до наступления ночи.

– Ну и хорошо, – ответил сержант, – главное – найти ночлег в Сан-Фернандо. Кстати, месье Эллок… я благодарен вам за то, что вы спасли мальчика!

Вероятно, сержант сказал себе, что он обязан хоть как-то высказать свою благодарность. Но каким странным тоном произнес он слова благодарности и какой подозрительный взгляд бросил он на молодого человека!

Жак ответил лишь легким кивком головы и отстал на несколько шагов.

Вот так «потерпевшие кораблекрушение» добрались до городка. С помощью господина Мигеля сержант Марсьяль снял две комнаты, где Жан был устроен гораздо удобнее, чем под навесом «Гальинеты».

Жермен Патерн (один, без Жака) заходил несколько раз в течение вечера узнать о состоянии юноши, и каждый раз слышал в ответ, что все идет великолепно, что его благодарят за внимание, но в услугах его абсолютно не нуждаются.

Вот так «потерпевшие кораблекрушение» добрались до городка

Сержант говорил правду, юноша спокойно спал. А когда Жермен Патерн пришел на следующее утро, в его медицинских услугах и вовсе не было никакой необходимости. Жан, уже оправившийся от вчерашних потрясений, несмотря на воркотню дядюшки, встретил его как друга и от всей души поблагодарил за заботу.

– Я же вам говорил, что ничего страшного, – еще раз пробурчал сержант Марсьяль.

– Вы были правы, сержант, но это могло бы быть страшно. И если бы не мой друг Жак…

– Я обязан жизнью месье Эллоку, – ответил Жан, – и, когда я его увижу, даже не знаю, как смогу выразить ему свою благодарность.

– Он только выполнил свой долг, – ответил Жермен Патерн, – и даже если бы вы не были его соотечественником…

– Хорошо, хорошо, – проворчал сержант Марсьяль, похоже, вовсе не горевший желанием увидеть месье Эллока.

И они его не увидели, по крайней мере утром. Возможно, он сознательно держался на расстоянии: не хотел, чтобы его визит был истолкован как желание выслушать благодарности за спасение юноши. Как бы там ни было, но Жак остался на борту «Мориче». Он сидел задумчивый и молчаливый, и Жермен Патерн, доложивший ему о своем визите к Жану, не смог вытащить из него двух слов. Однако во второй половине дня Жак Эллок и Жан все-таки встретились. Первый, немного смущенный – сержант Марсьяль нервно покусывал ус, глядя на него, – взял протянутую руку Жана, но не решился, как обычно, дружески пожать ее.

Встреча эта произошла в доме господина Мирабаля, к которому у Жака было рекомендательное письмо. А сержант Марсьяль и Жан пришли к этому славному старику в надежде получить хоть какие-нибудь сведения о полковнике де Керморе.

Господин Мирабаль принял рекомендованных ему французов с распростертыми объятиями и выразил полнейшую готовность оказывать им всяческое содействие. Симпатия к путешественникам, говорившим на его родном языке, сквозила в каждом его слове, в каждом жесте. Он с радостью отвечал на все их вопросы. Он видел доктора Крево, когда тот останавливался в Сан-Фернандо… он хорошо помнил господина Шафанжона и был счастлив, что смог оказать ему кое-какие услуги… и он сделает все, что в его силах, для Жака Эллока и для Жермена Патерна… для сержанта Марсьяля и его племянника, которые могут всегда рассчитывать на его помощь…

Жан де Кермор рассказал, что привело его в Венесуэлу, чем еще более расположил к себе господина Мирабаля, а затем спросил, не знает ли он чего-либо о полковнике де Керморе, останавливавшемся четырнадцать лет назад в Сан-Фернандо. Ответ старика огорчил юношу. Господин Мирабаль не помнил, чтобы полковник по имени де Кермор останавливался в Сан-Фернандо. Глубокая печаль омрачила лицо Жана, в глазах его блеснули слезы.

– Господин Мирабаль, – спросил Жан Эллок, – а вы давно живете в Сан-Фернандо?

– Более сорока лет, месье Эллок, – ответил старик, – и я лишь изредка и очень ненадолго покидал Сан-Фернандо. Если бы такой путешественник, как полковник де Кермор, провел здесь несколько дней, я бы обязательно с ним встретился. Наш городок так мал, тут каждый на виду, так что появление иностранца не могло бы пройти незамеченным. Я бы обязательно был информирован о его присутствии в городе.

– Но, быть может, он хотел сохранить инкогнито?

– Тут мне трудно что бы то ни было сказать, – ответил господин Мирабаль. – А у него были для этого основания?

– Видите ли, сударь, – сказал Жан, – мой отец покинул Францию четырнадцать лет назад, и его друзья узнали о его отъезде много времени спустя. Даже мой дядя, сержант Марсьяль, не был посвящен в планы полковника.

– Нет, конечно! – воскликнул старый солдат. – Иначе я сумел бы удержать его.

– А вы, мое дорогое дитя? – спросил господин Мирабаль.

– В то время меня не было в доме отца, – с некоторой заминкой ответил Жан. – Моя мать и я, мы были в колониях. Когда мы возвращались во Францию, она погибла во время кораблекрушения. А меня… меня спасли. И несколько лет спустя я вернулся во Францию. Но моего отца уже не было в Нанте, и мы не знаем, что с ним стало.

В жизни этого юноши явно была какая-то тайна. Жак Эллок давно это чувствовал, но, считая себя не вправе вмешиваться в чужую жизнь, даже и не пытался разгадать ее. Ясно было одно: полковника де Кермора уже не было во Франции, когда его сын туда прибыл, и сержант Марсьяль, не важно, являлся он родственником полковника или нет, действительно ничего не знал о том, куда тот отправился.

– И тем не менее, – сказал господин Мирабаль, – у вас есть серьезные основания полагать, дитя мое, что ваш отец находился некоторое время в Сан-Фернандо.

– Не только серьезные, сударь, но и вполне конкретные.

– Какие же?

– Письмо, написанное рукой моего отца, отправленное из Сан-Фернандо, было получено одним из его друзей в тысяча восемьсот семьдесят девятом году.

– Да, конечно, все это так, – задумчиво произнес господин Мирабаль, – но ведь в Венесуэле есть еще один город с тем же названием на западе от Ориноко… Сан-Фернандо-де-Апуре.

– Письмо пришло из Сан-Фернандо-де-Атабапо, на нем была почтовая марка и дата: двенадцатое апреля тысяча восемьсот семьдесят девятого года.

– А почему же вы не отправились в путь тотчас же, дитя мое?

– Потому что мой дядя и я узнали об этом письме только три месяца назад. Друг, которому было адресовано это письмо, должен был хранить его в тайне. Только после его смерти родные передали нам это письмо… Ах, если бы я не был так далеко, когда отец решился покинуть родину! Он бы не уехал…

Господин Мирабаль, тронутый до глубины души, привлек к себе Жана и нежно поцеловал его. Мысленно он спрашивал себя, чем он может помочь этому юноше. Существовал лишь один достоверный факт: письмо, датированное двенадцатым апреля 1879 года, написанное полковником де Кермором и отправленное из Сан-Фернандо-де-Атабапо.

– И все-таки, – сказал господин Мирабаль, – моя память ничего мне не подсказывает, хотя в это время я точно был в Сан-Фернандо.

– Не может быть! – воскликнул юноша. – Мой отец находился здесь какое-то время – и от его пребывания не осталось никаких следов!

Из груди его вырвались рыдания, слова господина Мирабаля отнимали у него последнюю надежду.

– Не отчаивайтесь, Жан, – обратился к нему Жак Эллок, – на этот раз он не сказал «мой дорогой Жан» – с трудом сдерживая волнение. – Вполне могло случиться, что господин Мирабаль не знал о прибытии вашего отца.

Старик поднял голову.

– Другие могли его видеть, – продолжал Жак Эллок. – Мы будем искать, расспрашивать… Я повторяю вам, Жан, не нужно отчаиваться.

Сержант Марсьяль молчал. Он смотрел на юношу и, казалось, повторял то, что он столько раз говорил ему: «Вот увидишь, мой мальчик, наше путешествие будет бесполезным!»

– Так вот, – заключил господин Мирабаль, – поскольку вполне возможно, что я не знал о пребывании в городе полковника де Кермора, я попытаюсь разузнать… я расспрошу жителей Сан-Фернандо… Я тоже вам говорю, не надо отчаиваться! Что ваш отец был в Сан-Фернандо, в этом нет сомнений. Но, быть может, он путешествовал под чужим именем, скрывая свой чин и звание?

Предположение было вполне правдоподобным, хотя и оставалось неясным, зачем полковнику нужно было скрывать свое имя.

– Если господин де Кермор, – сказал Жак Эллок, – хотел, чтобы никто не знал о его пребывании в Сан-Фернандо…

– А, собственно, почему? – спросил господин Мирабаль.

– Мой отец испытал столько горя, – дрожа от волнения, ответил Жан. – После гибели моей бедной матери он считал, что остался совсем один на свете.

– А вы, мое дорогое дитя?

– Он думал, что я тоже погиб, – ответил Жан.

Сержант Марсьяль глухо ворчал в своем углу. Он явно был недоволен этими расспросами, касавшимися прошлого его племянника.

Ни господин Мирабаль, ни Жак Эллок не стали продолжать расспросы. Было ясно, что измученный горем полковник де Кермор решил уехать тайно, так, чтобы об этом не знал даже его старый товарищ по оружию. А потому вполне вероятно, что он сменил имя, чтобы никто никогда не узнал, где он схоронил свое разбитое горем сердце.

Сержант Марсьяль и Жан попрощались с господином Мирабалем и ушли, оба глубоко опечаленные. Но ведь старик обещал им попытаться разузнать о полковнике де Керморе, и можно было не сомневаться, что он сдержит свое слово.

Остаток дня сержант и Жан провели в гостинице.

На следующий день, по просьбе господина Мигеля, Жан был принят губернатором этой провинции Ориноко. Его превосходительство не мог ничего сообщить Жану о его отце. Впрочем, сам он поселился в Сан-Фернандо всего пять лет назад. Однако он пообещал юноше, что поможет господину Мирабалю в его поисках.

Второй день прошел совершенно безрезультатно. Сержант Марсьяль выходил из себя. Проделать такой путь, пережить столько опасностей – и все попусту! Как мог он быть таким бесхарактерным, чтобы согласиться на это путешествие! Однако видя отчаяние Жана, он старался сдерживаться, чтобы не усугублять его горя.

Жак Эллок тоже решил заняться поисками. К сожалению, все его попытки что бы то ни было узнать оказались безуспешными. Вернувшись на «Мориче», он погрузился в глубокое уныние, очень тревожившее Жермена Патерна. Его друг, обычно такой разговорчивый, жизнерадостный и общительный, едва отвечал на его вопросы.

– Что с тобой? – спрашивал его Жермен.

– Ничего.

– Ничего иногда означает очень много. Я согласен, положение этого юноши очень печально, но ведь это не значит, что ты должен забывать о твоей экспедиции.

– Моя экспедиция!

– Ведь не для того же, я полагаю, министр народного образования отправил нас на Ориноко, чтобы разыскивать полковника де Кермора.

– А почему бы и нет?

– Послушай, Жак, давай говорить серьезно. Это замечательно, что тебе удалось спасти сына полковника…

– Сына! – воскликнул Жак Эллок. – А! Сына! Так вот, Жермен, может быть, Жану лучше было бы погибнуть, если ему не суждено отыскать своего отца.

– Я не понимаю, Жак…

– Потому что есть вещи, которых ты и не можешь понимать.

– Спасибо!

Жермен Патерн не мог себе объяснить, откуда эта все возрастающая привязанность Жака к юному де Кермору, однако решил больше не задавать ему вопросов.

На следующий день, когда Жан вместе с сержантом Марсьялем пришел к господину Мирабалю, тот сам собирался идти к нему в сопровождении Жака Эллока. Расспросив жителей Сан-Фернандо, он узнал, что действительно лет одиннадцать назад какой-то иностранец посетил их городок. Был ли он французом? Никто не мог этого сказать, и, похоже, у него были основания хранить строжайшее инкогнито.

Жан увидел в этих туманных сведениях проблеск надежды. Можно верить или не верить предчувствиям, но он решил, что этот иностранец был его отец.

– А скажите, господин Мирабаль, – обратился он к старику, – известно, куда он направился, покинув Сан-Фернандо?

– Да, дитя мое. Он направился в верховья Ориноко.

– И с тех пор не было о нем никаких известий?

– Никто не знает, что с ним стало.

– Может быть, удастся что-нибудь узнать, если начать поиски в этой части реки…

– Это была бы очень опасная экспедиция, – заметил господин Мирабаль, – а шансы на успех ничтожны.

Сержант Марсьяль жестом выразил согласие с опасениями господина Мирабаля.

Жан молчал, но в его глазах сверкала решимость, и было ясно, что он готов продолжить путешествие, как бы опасно оно ни было, что он не откажется от своих намерений и пойдет до конца. Господин Мирабаль понял это, когда Жан сказал ему:

– Я благодарю вас, господин Мирабаль. И вас, господин Эллок, за то, что вы сделали… Теперь я знаю, что какого-то иностранца видели здесь в то время, когда мой отец тоже был тут. И как раз в то время, когда он отправил письмо из Сан-Фернандо.

– Да, конечно, но можно ли заключать отсюда, что это был полковник де Кермор? – возразил старик.

– А почему бы и нет! – воскликнул Жак Эллок. – Разве нет оснований предполагать, что это был он?

– Да, и поскольку этот иностранец направился в верховья Ориноко, – сказал Жан, – я тоже поеду туда.

– Жан… Жан! – воскликнул сержант Марсьяль, бросаясь к юноше.

– Я поеду! – повторил Жан, и в его голосе звучала непоколебимая решимость. Затем, повернувшись к старику, он спросил: – Есть в верховьях Ориноко какие-нибудь селения или деревни, где можно было бы получить информацию, господин Мирабаль?

– Да, конечно, и довольно много. Гуачапана… Эсмеральда… и другие. Однако я думаю, что если и можно обнаружить следы вашего отца, дитя мое, то нужно отправиться в миссию Санта-Хуана. Она расположена несколько в стороне от истоков Ориноко.

– Мы уже слышали об этой миссии, – сказал Жак Эллок. – Она создана недавно?

– Несколько лет назад, – ответил господин Мирабаль, – и дела там идут весьма успешно.

– Это испанская миссия?

– Да, ею руководит испанский миссионер… Отец Эсперанте.

– Как только приготовления к отъезду будут окончены, – заявил Жан, – мы отправимся в миссию Санта-Хуана.

– Я должен предупредить вас, мое дорогое дитя, – сказал старик, – что в верховьях Ориноко вас подстерегает множество опасностей, тяготы пути, лишения, риск попасть в руки бандам индейцев, этих свирепых кива, которыми сейчас заправляет беглый каторжник из Кайенны.

– Мой отец подвергался тем же опасностям, – ответил Жан, – и меня они не остановят, я сделаю все, чтобы найти моего отца.

На этом беседа завершилась. Господин Мирабаль понял, что Жана действительно ничто не остановит и он пойдет до конца.

В полном отчаянии сержант Марсьяль последовал за Жаном. Остаток дня они оба провели на «Гальинете».

Когда Жак Эллок остался наедине с господином Мирабалем, тот снова заговорил о том, какие опасности грозят юному де Кермору в подобном путешествии да еще с таким проводником, как этот старый солдат.

– Если вы имеете на него хоть какое-нибудь влияние, отговорите его, не дайте ему отправиться в это опасное путешествие.

– Его ничто не остановит, – ответил Жак, – я его знаю… ничто.

Жак Эллок вернулся на борт «Мориче» еще более озабоченный, чем обычно, и даже ничего не ответил другу, когда тот обратился к нему.

Сидя на корме, Жак наблюдал, как Вальдес и двое матросов готовят «Гальинету» к долгому плаванию. Пирогу нужно было полностью разгрузить, чтобы осмотреть днище, провести ремонт корпуса и устранить повреждения, причиненные лодке последним ураганом.

Жак Эллок смотрел также на Жана, следившего за работой матросов. Возможно, юноша ждал, что Жак заговорит с ним об опасностях этого плавания, попытается отговорить его.

Но Жак молчал… Он сидел неподвижно, охваченный, казалось, одной всепожирающей мыслью.

Наступил вечер.

Около восьми часов Жан отправился в гостиницу, чтобы немного отдохнуть.

– Добрый вечер, месье Эллок, – сказал он.

– Добрый вечер, Жан, – ответил Жак и встал, словно собираясь последовать за юношей.

Жан шел не останавливаясь и вскоре скрылся среди хижин, стоявших в сотне шагов от берега. Сержант Марсьяль остался. Он был явно очень взволнован. Наконец он решился и направился к «Мориче».

– Месье Эллок, – пробормотал он, – я хотел бы сказать вам пару слов.

– Я хотел бы сказать вам пару слов

Жак Эллок тотчас же вышел из лодки и подошел к старому солдату.

– Чем могу быть полезен, сержант? – спросил он.

– Если бы вы оказали такую любезность и попробовали бы уговорить моего племянника… вас он, быть может, послушает… отказаться от этого путешествия.

Жак Эллок посмотрел в глаза сержанту Марсьялю и, немного помолчав, ответил:

– Я не буду его отговаривать, потому что это бесполезно, вы это прекрасно знаете. Более того, если, конечно, вы согласитесь… я решил…

– Что?

– Я решил сопровождать Жана.

– Вы… сопровождать моего племянника?

– Который вам не племянник, сержант!

– Он? Сын полковника!

– Он ему не сын… а дочь. Дочь полковника де Кермора!

___

108 Инирида – приток Гуавьяре, протекает полностью по территории Колумбии.

109 Католическая вера. Христианская религия (вера в Иисуса Христа, Священное Писание) в 1054–1204 годах разделилась на православие и католичество; в XVI веке от последнего откололся протестантизм. Ныне католическая церковь является самой многочисленной и мощной в мире.