Текст книги "Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена"

Конечно, Жермен Патерн был бы не прочь обнаружить у подножия «Разрисованной (было бы точнее сказать «Гравированной») Горы» какое-нибудь редкое растение. Но поиски его, увы, оказались безуспешными.

Надо сказать, что прогулки эти были весьма утомительны. Стояла сильная жара, которую не могли смягчить даже то и дело налетавшие грозы.

Два раза в день путешественники собирались за общей трапезой и обменивались впечатлениями прошедшего дня. Жан с удовольствием слушал охотничьи рассказы Жака Эллока, старавшегося отвлечь юношу от грустных размышлений о будущем. Мысленно он молил Бога о том, чтобы Жан получил в Сан-Фернандо точные сведения о полковнике де Керморе, которые избавили бы его от необходимости продолжать опасное путешествие. А Жан по вечерам читал вслух отрывки из своего путеводителя, касающиеся деревни Атурес и ее окрестностей. Господин Мигель и его коллеги были поражены той скрупулезной точностью, с какой французский исследователь описывал Ориноко, нравы различных индейских племен и жителей льяносов, географические особенности тех территорий, где ему удалось побывать.

Если Жану де Кермору придется продолжать плавание к истокам Ориноко, то сведения, собранные его соотечественником, будут ему очень полезны.

Девятого сентября, около полудня, внезапно послышались крики Жермена Патерна, который собирал растения на берегу реки. Никаких экскурсий в тот день не намечалось, и наши путешественники в ожидании обеда собрались в главной хижине деревни. Жак Эллок тотчас выбежал из хижины, остальные последовали за ним, решив, что Жермен Патерн нуждается в их помощи. Вдруг на него напал какой-нибудь хищник или в окрестностях Атурес появилась шайка кива?

Но Жермен Патерн возвращался один, его ящик болтался у него за спиной, он размахивал руками.

– Что случилось? – крикнул Жак Эллок.

– Наши пироги, друзья мои!

– Наши пироги? – переспросил господин Мигель.

– Уже? – воскликнул господин Фелипе.

– Не больше чем в пятистах метрах.

Все помчались к реке и на повороте увидели свои пироги, которые матросы тащили бечевой вдоль берега.

Вскоре крики услышали и капитаны, которые, стоя на корме, направляли лодки.

– Это вы, Вальдес? – спросил сержант Марсьяль.

– Ну конечно, а мои товарищи идут сзади.

– Все благополучно? – спросил господин Мигель.

– Все благополучно, – ответил Вальдес, – только нелегко нам пришлось.

– Да… за семь дней… Нечасто удается одолеть пороги Атурес за неделю.

Парчаль был прав, но эти банива – замечательные навигаторы. Их мастерство и усердие заслуживали наивысших похвал. А несколько лишних пиастров сделали эти похвалы еще более приятными.

___

98 Кураре – яд, добываемый из некоторых южных растений, использовался индейцами для отравления боевых и охотничьих стрел; применяется в медицине.

99 Антропофагия – людоедство.

100 Риу-Негру – один из крупнейших притоков Амазонки; начинается в пределах Колумбии (где называется Гуайнией); на протяжении около 200 км служит границей между Колумбией и Венесуэлой; через верховья своего притока Касикьяре непосредственно связан с Амазонкой.

101 Настоящие медведи в Южной Америке встречаются только в Андах; в местах действия романа его героям могли встретиться либо коати, либо кинкажу, относящиеся к семейству енотов, которое европейские зоологи XIX века называли «маленькие медведи».

102 Порфир – вулканическая горная порода с крупными кристаллами, вкрапленными в мелкозернистую массу; применяется как строительный камень.

103 Сколопендра – животное из рода многоножек, длина 5—15 см; ядовита, но для человека не опасна; водится в тропических странах.

На следующий день с первыми лучами солнца пироги снова отправились в путь. Багаж был погружен накануне вечером; лодки преодолели пороги без малейших повреждений, а потому можно было без задержек продолжить путешествие.

Пассажиров огорчило лишь то, что ветер начал заметно слабеть, и его было явно недостаточно, чтобы позволить пирогам продвигаться против течения. Его в лучшем случае хватило бы, чтобы удерживать их на месте. Но так как ветер дул по-прежнему с севера, паруса были все же подняты, а матросы приготовились работать шестами и бечевой.

Пироги старались держаться на одной линии, и, к великому неудовольствию сержанта Марсьяля, «Мориче» шла рядом с «Гальинетой», что давало пассажирам возможность беседовать, и они, естественно, ею пользовались.

До обеда лодки прошли только пять километров. Поскольку пирогам приходилось все время лавировать между многочисленными островками и рифами, то в конце концов решено было отказаться от парусов и энергично взяться за шесты. В районе холма Лос-Муэртос русло Ориноко очистилось, и, идя вдоль правого берега, где течение слабее, можно было снова поставить паруса.

На противоположном берегу виднелся холм Пинтадо, где побывали господин Мигель и его спутники. Его причудливый силуэт возвышался над бескрайними равнинами, где нередко появляются индейцы гуахибо.

По мере того как солнце клонилось к горизонту, ветер, переменившись на северо-восточный, начал слабеть и к пяти часам вечера окончательно стих.

Лодки приближались к порогам Гарсита. По совету Вальдеса путешественники решили остановиться здесь на ночь. За весь день было пройдено только пятнадцать километров, а потому, едва начало светать, пироги снова двинулись в путь и благополучно преодолели препятствие. Впрочем, пороги Гарсита остаются судоходными в любое время года, а сейчас вода в Ориноко стояла высоко, и плоскодонки передвигались легко и свободно. Уровень воды понизится лишь с началом сухого сезона, а пока что на путешественников то и дело обрушивались проливные дожди. В этот день яростный ливень тоже заставил пассажиров укрыться под навесом. Зато ветер начал заметно свежеть, и это не могло не радовать.

Вечером пироги встали на якорь в закрытой от ветра бухточке между берегом и островом Рабо-Пеладо. С шести до семи часов охотники бродили по опушке острова, заросшего почти непроходимым кустарником. Им удалось подстрелить полдюжины чаек. А на обратном пути Жак Эллок убил молодого каймана, индейцы называют их «бабас» и считают очень вкусными.

Путешественники, правда, отказались от этого блюда, санкочо, как его называют местные жители, но матросы ели с большим аппетитом. Только Жермен Патерн решился его отведать, считая, что натуралисту не пристало быть привередливым и что нужно жертвовать собой ради науки.

– Ну как? – спросил его Жак Эллок.

– Как тебе сказать, – ответил Жермен Патерн, – первый кусок кажется не очень вкусным, но второй…

– Второй?

– Омерзителен!

Приговор санкочо был вынесен и не подлежал обжалованию.

На следующий день пироги снова двинулись на юго-запад – в этом направлении идет русло Ориноко вплоть до порогов Гуахибос. По-прежнему шел дождь, порывами налетал северо-восточный ветер, и паруса то безвольно висели вдоль мачт, то надувались, как оболочка аэростата[104].

Вечером лодки пристали к острову Гуайабо. Было пройдено только двенадцать километров, так как ветер был слишком слаб, чтобы гнать пироги против течения.

На следующий день после утомительного перехода путешественники достигли порогов Гуахибос и, обогнув длинный остров, встали на якорь в устье Карестии. На ужин удалось подстрелить парочку птиц, называемых здесь «гокко»[105]. Ночь прошла спокойно.

Ориноко тут широким потоком омывает множество больших и маленьких островов. А дальше ее течение перегораживает своего рода плотина, откуда вода срывается грохочущим водопадом.

Путешественники вдоволь налюбовались дикой красотой этих мест, так как им понадобилось несколько часов, чтобы преодолеть пороги, хотя, к счастью, не пришлось переносить багаж по суше.

Идя вдоль левого берега, к трем часам пополудни они достигли деревни Карестии, где все-таки пришлось разгружать лодки, чтобы облегчить им проход через пороги Майпурес. Все происходило так же, как в Пуэрто-Реаль. Индейцы взвалили грузы на спину и двинулись вместе с путешественниками в Майпурес. От Карестии до Майпурес всего шесть километров, вдоль берега вьется удобная тропинка, а потому к пяти часам они уже были у цели. Пироги же прибудут в Майпурес не раньше чем через три-четыре дня.

Пороги Майпурес, хотя и менее длинные (всего шесть километров), представляют собой более серьезное препятствие, чем пороги Атурес, из-за двенадцатиметровой разницы в уровне воды в начале и в конце пути. Однако можно было не сомневаться, что матросы приложат все свое умение, чтобы выиграть время. Ведь шестьдесят километров, разделяющие пороги Майпурес и Атурес, они преодолели всего за пять дней.

Деревня, расположенная у подножия могучих гранитных утесов, была названа по имени древнего индейского племени майпуре, от которого в то время оставалось только несколько семей, а смешанные браки к тому же существенно изменили изначальный тип. Вот в этой деревушке, мало чем отличавшейся от Атурес, и обосновались на несколько дней наши путешественники в ожидании прибытия пирог.

Через пороги Майпурес

Это была последняя остановка такого рода, поскольку до самого Сан-Фернандо порогов больше не будет, а следовательно, не будет и необходимости выгружать пассажиров и багаж, а лодки тащить бечевой вдоль берега. Так что сержанту Марсьялю, как бы ни спешил он прибыть в Сан-Фернандо, оставалось только смириться с ситуацией и терпеливо ждать прибытия пирог.

Возможности совершать экскурсии в Майпурес не было. Единственными развлечениями здесь были охота и сбор растений. Жан вместе с не покидавшим его ни на минуту дядюшкой с удовольствием сопровождал Жермена Патерна в его научных прогулках, в то время как охотники добывали пропитание. Что было весьма кстати, так как имеющихся запасов могло не хватить, если в пути произойдет какая-нибудь задержка и не будет возможности пополнить их до окончания путешествия. А ведь от Майпурес до Сан-Фернандо, с учетом изгибов и поворотов Ориноко, не менее ста тридцати – ста сорока километров.

Пироги прибыли в деревню восемнадцатого во второй половине дня.

По своему географическому положению левый берег, вдоль которого шли пироги, принадлежит не Венесуэле, а Колумбии. Однако бечевник[106] долгое время оставался нейтральной полосой[107].

Вальдес и его товарищи не мешкали в пути и одолели пороги за пять дней, а девятнадцатого утром, загрузив багаж, снова отправились в путь.

Под проливным дождем маленькой флотилии снова пришлось лавировать среди бесчисленных островков и рифов. Западный ветер не облегчал продвижения вперед. Да и от северного ветра тоже было мало проку, настолько часто приходилось менять направление.

За устьем Сипапо были маленькие пороги (их называют Сихуауми), которые матросы сумели преодолеть за несколько часов, не разгружая лодок. Из-за всех этих помех за день удалось продвинуться только до устья Вичады, где и решено было остановиться на ночь.

Оба берега реки в этом месте представляют разительный контраст. На востоке – череда возвышенностей, песчаных отмелей, невысоких холмов, переходящих в горы, чьи далекие вершины золотились в последних лучах заходящего солнца; на западе – бескрайние равнины, орошаемые темными водами Вичады, берущей свои истоки в колумбийских льяносах и мощным потоком вливающейся в Ориноко.

Жак Эллок ожидал, что господин Фелипе и господин Баринас начнут спор относительно Вичады, которая с не меньшими основаниями чем Атабапо или Гуавьяре могла претендовать на роль истока Ориноко. Однако этого не произошло. Противники были уже в двух шагах от места впадения своих любимых рек и откладывали решающий диспут до прибытия на место.

На следующий день было пройдено двадцать километров. Рифы кончились, и плыть стало значительно легче. В течение нескольких часов пирогам даже удалось идти под парусом, что значительно облегчало работу матросов, и вскоре они достигли деревни Матавени на левом берегу реки того же имени.

Там стояла дюжина хижин, принадлежащих гуахибо, живущим преимущественно на левом берегу Ориноко. Если бы у путешественников было время подняться вверх по Вичаде, они бы увидели несколько деревень, где живут эти добрые, умные и трудолюбивые индейцы, продающие маниоку торговцам из Сан-Фернандо.

Если бы Жак Эллок и Жермен Патерн были одни, они, возможно, сделали бы остановку в устье этого притока, как несколькими неделями раньше в Ла-Урбане. И хотя их экспедиция в Сьерра-Матапей чуть было не окончилась трагически, Жермен Патерн, едва «Мориче» причалила к берегу рядом с «Гальинетой», счел необходимым высказать свое мнение в следующих выражениях.

– Мой дорогой Жак, – сказал он, – если я не ошибаюсь, министр народного образования послал нас в научную экспедицию по Ориноко…

– К чему ты клонишь? – спросил Жак, несколько удивленный таким началом.

– А вот к чему, Жак… Разве цель нашей экспедиции – только Ориноко?

– Ориноко и ее притоки.

– Ну так вот, если называть вещи своими именами, то, мне кажется, мы несколько пренебрегаем притоками этой великолепной реки с тех пор, как покинули Ла-Урбану…

– Ты так думаешь?

– Суди сам, мой друг. Разве мы прошли вверх по течению Апуре, Парарумы и Паргуасы?

– Вроде бы нет.

– Разве наша пирога шла между берегов Меты, одного из важнейших притоков великой венесуэльской реки?

– Нет, мы миновали устье Меты, не заходя в него.

– А Рио-Сипопо?

– Мы игнорировали Рио-Сипопо.

– А Рио-Вичада?

– Мы пренебрегли нашими обязанностями по отношению к Рио-Вичада.

– Это ты так шутишь, Жак?

– Так, мой милый Жермен, ибо, в конце концов, то, что не было сделано на пути туда, вполне может быть сделано на обратном пути. Они никуда не денутся, твои притоки, не высохнут, даже в сухой сезон, и мы их обнаружим на их обычном месте, когда будем плыть вниз по великолепной реке…

– Жак, Жак… когда мы удостоимся чести быть принятыми министром народного образования…

– Ну так вот, натуралист ты несчастный, мы ему скажем: если бы мы были одни, господин министр, мы бы обследовали эти реки, поднимаясь по Ориноко. Но так как мы были в компании, хорошей компании, мы сочли благоразумным идти вместе до Сан-Фернандо.

– Где мы задержимся на некоторое время, я полагаю»? – спросил Жермен Патерн.

– Для того чтобы решить вопрос об Атабапо и Гуавьяре, хотя мне кажется, что он давно решен в пользу точки зрения господина Мигеля, – ответил Жак Эллок. – Во всяком случае, это прекрасная возможность изучить оба притока в обществе господина Фелипе и господина Баринаса. Можешь быть уверен, что наша работа от этого только выиграет, и министр народного образования публично выразит нам свою благодарность!

Жан де Кермор с борта «Гальинеты» слышал разговор двух друзей, что отнюдь не было нескромностью с его стороны, да в этом разговоре и не было ничего секретного.

Совершенно очевидно, что, несмотря на противодействие сержанта Марсьяля, Жак Эллок пользовался любой возможностью выказать юноше свою симпатию. Жан, конечно, не мог этого не заметить, и естественно было ожидать, что со свойственной его возрасту пылкостью он откликнется на интерес, сочувствие и эту неизменную готовность прийти ему на помощь. Однако ничего подобного! Хотя Жан был тронут вниманием и заботой своего соотечественника, он держал себя с ним очень сдержанно, но не потому, что боялся воркотни сержанта, а в силу врожденной скромности и даже застенчивости. Когда же настанет время расстаться, когда Жан покинет Сан-Фернандо, чтобы продолжить свои поиски, а Жак Эллок отправится в обратный путь, вне всякого сомнения, Жан будет очень огорчен… Возможно, даже у него мелькнет мысль, что, будь Жак Эллок рядом с ним, у него было бы больше шансов достичь цели… И он наверняка был взволнован, услышав, как Жак говорит своему товарищу:

– И еще, Жермен, этот юноша, с которым случай свел нас в пути и который меня очень интересует… Разве он не внушает тебе глубокой симпатии?

– Конечно, Жак!

– Но ты знаешь, Жермен, чем больше я думаю о путешествии, которое он предпринял по зову сыновнего сердца, тем больше я опасаюсь, что вскоре он столкнется с совершенно непреодолимыми для него трудностями и опасностями. Получив в Сан-Фернандо новые сведения, он может отправиться дальше вверх по Ориноко… или даже по Риу-Негру… Да! Если он скажет себе: «Мой отец там», – ничто его не остановит. Достаточно взглянуть на него, достаточно его услышать, чтобы понять: чувство долга в нем граничит с героизмом!.. Ведь так, Жермен?

– Я разделяю твое мнение о Жане де Керморе, Жак, и у тебя есть все основания опасаться…

– И кто поможет ему, кто защитит? – продолжал Жак Эллок. – Старый солдат, который, конечно, отдаст за него жизнь… Но разве такой спутник ему нужен? И, откровенно говоря, Жермен, я бы предпочел, чтобы он ничего не узнал о своем отце в Сан-Фернандо…

Если бы Жак Эллок мог наблюдать в этот момент за Жаном де Кермором, он увидел бы, как тот поднял голову, встал, глаза его загорелись, а потом снова поник, удрученный мыслью, что ему, быть может, суждено вернуться домой, так и не достигнув своей цели. Однако это минутное отчаяние вновь сменилось надеждой, когда он услышал слова Жака:

– Нет, нет, это было бы слишком жестоко для бедного юноши… мне все-таки хочется верить, что его поиски увенчаются успехом! Ведь полковник де Кермор побывал в Сан-Фернандо тринадцать лет назад, здесь нет никаких сомнений. Там Жан узнает, что стало с его отцом. Ах, как бы я хотел сопровождать его…

– Я тебя понимаю. Ему нужен такой спутник, как ты, а не этот старый служака… который ему такой же дядя, как я – тетя! Но что делать! У нас другой маршрут, не говоря уже о притоках, которые мы должны исследовать на обратном пути.

– А что, за Сан-Фернандо уже больше не будет притоков? – поинтересовался Жак Эллок.

– Конечно, есть, и замечательные. Например, Кунукунума, Касикьяре, Мавака. Но, таким образом, мы доберемся до истоков Ориноко…

– А почему бы и нет, Жермен? Наше исследование будет гораздо более полным, вот и все… Не думаю, чтобы это могло вызвать недовольство министра народного образования!

– Министр, министр! Что ты мне его подсовываешь под разными соусами, Жак? А если Жан отправится не по Ориноко, а по колумбийским льяносам… в бассейн Риу-Негру и Амазонки…

Жак Эллок не ответил, так как ему нечего было ответить. Ведь он прекрасно понимал, что если путешествие к истокам Ориноко в общем соответствовало бы задачам их экспедиции, то покинуть бассейн Ориноко и Венесуэлу, чтобы отправиться за юношей в Колумбию или Бразилию…

Сидя под навесом своей пироги, Жан все слышал. Он знал, какую симпатию он внушает своим спутникам. Знал также, что ни Жак Эллок, ни Жермен Патерн не верят в родственные узы, связывающие его с сержантом Марсьялем. Какие были у них для этого основания и что подумал бы его старый друг, узнай он об этом? Не спрашивая себя ни о том, что сулит ему будущее, ни о том, будут ли ему поддержкой преданность и мужество Жака Эллока, Жан благодарил Бога, позволившего ему встретить на своем пути этого смелого и великодушного соотечественника.

___

104 Аэростат – летательный аппарат легче воздуха, воздушный шар. Изобретатели – братья-французы Монгольфье: Жозеф (1740–1810) и Этьен (1745–1799); по их имени воздушные шары вообще назывались монгольфьерами. Первый полет аэростата с людьми осуществлен в Париже 21 ноября 1783 года.

105 Гокко (исп. guaco) – древесная курица.

106 Бечевник – здесь: левый, низменный берег Ориноко, вдоль которого в основном осуществляли проводку судов бечевой; правый берег крут и для этой цели использован быть не мог.

107 Он отошел к Колумбии после 1911 года.

Когда утром двадцать первого сентября путешественники покинули уютную бухточку Матавени, до Сан-Фернандо им оставалось не больше трех с половиной дней пути. Если не возникнет никаких непредвиденных препятствий, через восемьдесят часов, даже при неблагоприятной погоде, они должны были добраться до цели своего путешествия.

Плавание шло как обычно: то под парусами, когда ветер был достаточно силен, то с помощью шестов и багров, то при помощи бечевы, когда иначе нельзя было справиться со встречным течением.

Было жарко. Тяжелые грозовые облака время от времени проливались теплым дождем, а затем жгучее солнце снова загоняло пассажиров под навес. Едва ощутимый ветер почти не давал прохлады.

В Ориноко, особенно с левого берега, вливались многочисленные безымянные речки, по всей вероятности исчезающие в сухой сезон. Но Жермен Патерн не выказывал желания исследовать их, да и географы тоже не удостаивали их своим вниманием.

Иногда мимо проплывали лодки индейцев пиароа, живущих на правом берегу. Индейцы без церемоний приближались к пирогам и предлагали свои услуги для бечевания. Их помощь с радостью принималась, а в благодарность они получали куски тканей, стеклянные побрякушки, сигары. Эти индейцы – очень умелые судоводители, и их помощь незаменима при переходе через пороги.

Наконец три пироги в сопровождении куриар добрались до расположенной на правом берегу деревушки Аугустино, которую господин Шафанжон не упоминает в своей книге по той причине, что в ту пору она еще не существовала.

Индейцы не слишком склонны к оседлому образу жизни. Они покидают поставленную на несколько дней хижину так же легко, как и лодку из древесной коры, в которой они перебирались на противоположный берег. Но, похоже, у недавно построенной деревни Аугустино имелись шансы на более долгую жизнь. Она уютно расположилась в излучине Ориноко между песчаной отмелью и покрытыми густыми зарослями холмами. А слева поднимался лес каучуковых деревьев, приносивших немалый доход сборщикам каучука.

Сидя под навесом своей пироги, Жан все слышал

В деревне насчитывалось около сорока круглых хижин с конической кровлей. Сойдя на берег, господин Мигель и его спутники были очень удивлены, не увидав ни женщин, ни детей: испуганные появлением посторонних, они скрылись в лесу. Навстречу им вышел индеец пиароа, лет сорока на вид, высокого роста, широкоплечий, крепкого сложения, с длинными до плеч волосами, в набедренной повязке и с веревочными браслетами под коленями и на щиколотках. Он шел по берегу в окружении десятка индейцев, выказывавших ему явные знаки почтения.

Это был предводитель, вождь. Именно он выбрал для деревни это сухое здоровое место, где жители не страдали от обычного бедствия прибрежных районов – проклятых, невыносимых комаров. Господин Мигель, а за ним и другие пассажиры подошли к вождю, который говорил по-испански.

– Я рад приветствовать вас, тебя и твоих друзей, – сказал он, протягивая руку.

– Мы задержимся здесь ненадолго, всего на несколько часов, а завтра на рассвете уедем, – ответил господин Мигель.

– Ну а пока ты можешь отдохнуть в наших хижинах… Они в твоем распоряжении.

– Мы благодарим тебя и непременно посетим твою хижину. А ночь мы все-таки лучше проведем на борту наших пирог.

– Как хочешь.

– У тебя прекрасная деревня, – сказал господин Мигель, поднимаясь на берег.

– Да… она родилась совсем недавно и будет процветать, если найдет покровительство губернатора Сан-Фернандо. Мне кажется, президенту Венесуэлы должно быть приятно владеть еще одной деревней на берегу Ориноко.

– Мы обязательно сообщим ему по возвращении, что вождь…

– Карибаль, – сказал индеец с такой гордостью, словно это было имя основателя города или самого Симона Боливара.

– Вождь Карибаль может на нас положиться. Мы расскажем о нем и губернатору в Сан-Фернандо, и президенту Республики в Каракасе.

– Мы задержимся здесь ненадолго, всего на несколько часов

Таким образом, первое знакомство с жителями деревни прошло как нельзя лучше, и можно было рассчитывать на его счастливое продолжение. Господин Мигель и его спутники двинулись вслед за индейцами к расположенной на расстоянии ружейного выстрела от берега деревне. Жак Эллок и Жан де Кермор шли рядом, сержант Марсьяль следовал за ними.

– Ваш неизменный путеводитель, книга нашего соотечественника, мой дорогой Жан, – сказал Жак Эллок, – наверняка дает очень точные сведения об этих пиароа, и вы, должно быть, знаете о них больше, чем мы.

– Господин Шафанжон пишет, – ответил юноша, – что эти индейцы отличаются уравновешенным характером и не слишком склонны воевать. Обычно они живут в лесной чаще, вдали от реки. Похоже, что эти решили зажить по-новому, обосновавшись на берегу Ориноко.

– Вполне возможно, мой дорогой Жан. А их вождь, он, похоже, очень неглуп, очевидно, уговорил их построить деревню в этом месте. Со стороны правительства было бы весьма разумно поддержать их. А если бы в Аугустино обосновались несколько миссионеров, то эти индейцы очень быстро попали бы в число цивилизованных «расьоналес», как их здесь называют.

– Миссионеры, месье Эллок… Да, эти мужественные и самоотверженные люди наверняка принесли бы пользу жителям деревни. Мне всегда казалось, что эти подвижники, отказывающиеся от материального благополучия и семейных радостей, готовые ради этих дикарей пожертвовать жизнью, служат самому благородному делу, и человечество может ими гордиться. А посмотрите, чего добился отец Эсперанте в миссии Санта-Хуана – вот пример, достойный подражания!

– Вы правы, – ответил Жак Эллок, неизменно удивлявшийся глубине и благородству душевных движений Жана де Кермора, столь неожиданных в таком юном существе, и добавил: – Но, мой дорогой Жан, в молодости о таких вещах обычно не думают…

– О! Я уже немолод, месье Эллок, – ответил Жан, слегка покраснев.

– Немолод? В семнадцать лет?

– Семнадцать лет без двух месяцев и девяти дней, – вмешался в разговор сержант Марсьяль, – и я совсем не хочу, чтобы ты старел.

– Прости, дядюшка, я больше не буду стареть, – ответил Жан с невольной улыбкой, а потом, обернувшись к Жаку, продолжил: – Так вот, вернемся к миссионерам. Тем, кто решит обосноваться в Аугустино, придется бороться с предрассудками этих индейцев, так как, если верить моему путеводителю, они – самые доверчивые и самые суеверные из всех индейцев, проживающих в бассейне Ориноко.

И путешественники не замедлили убедиться в справедливости этого наблюдения.

Хижина вождя пряталась в тени великолепных деревьев. Крышу из пальмовых листьев украшало нечто вроде цилиндрической короны с пучком цветов наверху. Единственная дверь вела в комнату пятнадцати футов в диаметре. Обстановка ее сводилась лишь к самому необходимому: корзины, циновки, стол, несколько довольно грубых сидений, нехитрая индейская посуда, луки, стрелы, сельскохозяйственные орудия.

Хижина была построена совсем недавно, а церемония освящения – она заключалась в изгнании злого духа – состоялась накануне. Но ведь злой дух не исчезает, как пар, не рассеивается, как туман. Постучать по стенам, смахнуть с них пыль, как это сделала бы хозяйка дома где-нибудь в Европе, было недостаточно. Злой дух – не пыль, которую можно вымести из дома, он нематериален по своей природе, а потому его должно вдохнуть в себя какое-нибудь живое существо и умчать подальше от дома. Это можно доверить только птице. Предпочтение обычно отдается тукану, который великолепно справляется с подобной задачей. А пока птица изгоняет злого духа, все семейство, в праздничных одеждах, собравшись в хижине, предается пению, танцам и возлияниям, поглощая при этом бесчисленное количество чашек кофе, щедро разбавленного агуардьенте и тафией.

Так как тукана достать не удалось, очистительная миссия была возложена на попугая. После того как птица, с писком полетав внутри хижины, вырвалась на волю и скрылась в лесу, можно было безбоязненно входить в хижину. И вождь со спокойной душой ввел гостей в свой дом, зная, что теперь злой дух не станет терзать их.

Выйдя из хижины вождя Карибаля, наши путешественники увидели жителей Аугустино, можно сказать, в полном составе. Успокоившись, женщины и дети откликнулись на зов своих отцов, братьев и мужей и вернулись в деревню. Одни бродили среди хижин под деревьями, другие направлялись к стоявшим у берега лодкам. Женщины, миниатюрные, изящные, с правильными чертами лица, показались Жермену Патерну все-таки менее эффектными, чем мужчины.

Как это обычно делают индейцы, пиароа предложили путешественникам свежие овощи, сахарный тростник, связки бананов (здесь их называют «платанос»), которые они сушат и берут с собой в дальние походы. А взамен гостеприимные хозяева получили сигары, до которых они весьма лакомы, ножи, топорики, стеклянные бусы и явно остались очень довольны результатами обмена.

Общение с местными жителями заняло не больше часа. До захода солнца еще оставалось достаточно времени, чтобы немного поохотиться в окружавших деревню лесах. Идея принадлежала Жаку Эллоку и господину Мигелю. Они же и взялись за ее реализацию, получив от своих спутников задание настрелять морских свинок, пекари, оленей, индеек, гокко, голубей, уток и прочей живности, которая так приятно разнообразила их меню.

Словом, каждый выбрал себе занятие по вкусу, кто остался в лодке, кто на берегу, кто в деревне, а Жак Эллок, господин Мигель и Жермен Патерн со своим неизменным ботаническим ящиком за спиной углубились под сень леса, окружавшего плотной стеной поля сахарного тростника и маниоки.

Охотиться они собирались в окрестностях Аугустино, а потому, если не поддаваться охотничьему азарту, заблудиться было совершенно невозможно.

Углубляться в лес нашим охотникам не пришлось. Очень быстро господин Мигель подстрелил морскую свинку, а Жак Эллок уложил оленя. С такой добычей вполне можно было возвращаться назад. Наверное, им следовало бы взять с собой одного или двух индейцев, но ни один из них сам не предложил своих услуг, а просить они никого не стали. Отвлекать же матросов от ремонта пирог им не хотелось. Поэтому охотники решили, что вполне обойдутся без посторонней помощи.

Они находились километрах в трех от деревни, господин Мигель тащил свою морскую свинку, а Жак Эллок и Жермен Патерн – оленя. Солнце пекло, воздух в лесной чаще был неподвижен. Охотники решили сделать небольшую передышку. Но едва они растянулись под пальмой, как в густой чаще послышался громкий треск, словно какое-то большое животное продиралось сквозь заросли кустарника.

– Осторожно! – крикнул Жак Эллок. – Там какой-то зверь.

– В моем карабине есть еще два патрона, – ответил господин Мигель.

– Держитесь наготове, – сказал Жак, – а я пока перезаряжу свой.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы привести оружие в боевую готовность.

Кусты больше не шевелились, но, прислушавшись, можно было различить прерывистое дыхание и какое-то хриплое ворчание.

– Это, должно быть, крупное животное, – сказал, подходя ближе, Жермен Патерн.

– Стой там, не двигайся, – сказал ему Жак Эллок.