Текст книги "Виртуальность реальности"

– Мне хочется жить осмысленно, – она заглянула ему в глаза, надеясь увидеть понимание. – Если хотите, даже неспешно. Нет, вот, не суетно – это более точное слово.

– Знаешь, она чем-то напоминает тебя, – он наклонился погладить Сиднея, развалившегося у его ног, – только…

– Да, ладно, поняла, только на тридцать лет моложе, – улыбнулась Лялька.

– Не смущайтесь, продолжайте…

…В тот раз в кафе они просидели часа два. Им обоим было интересно. Конечно, он направлял разговор, стараясь узнать больше о ней. О себе сказал, что работает в фирме, которая строит срубы, экологически чистое жилье из бревен. На месте сидеть не приходится. Головной офис – в Подмосковье, здесь – леса, а партнеры – по всей стране. Все о себе он обозначал мазками, без деталей. Про доходы: на жизнь – хватает. Про возраст: вы мне в дочери годитесь. Про семейное положение: женат, но… Да она и не лезла с любопытной назойливостью. Не тестировала взглядом: верю – не верю, не просчитывала, как на калькуляторе, уровень его доходности. Ну, уж с девицами ее возраста какой-то опыт общения у него был. Правда, девицы специфичные, кстати, часто весьма не глупые. Но здесь было все по-другому. Были чистые серые глаза, которым с каждой минутой общения все меньше хотелось врать, но он дал себе изначально установку, согласно ей и действовал. Кстати, ловко выведя на тему бабушки, узнал кое-что и о себе любимом. Выяснилось, что не так уж помадно-сахарно к нему относятся невольно облагодетельствованные соседи по поместью. Радость и благодушие на лицах при его появлении – это только одна сторона медали.

А есть и другая. Кстати, всплыли совершенно неожиданно детали, которые он совсем забыл. О просьбе Марфы пристроить в его ведомстве внучку юристом. Во-первых, это было сказано на похмелье. Во-вторых, ему совершенно не хотелось соединить хоть как-то две совершенно разных сферы своей жизни – Москву и Русский Север, и две ипостаси – крупный чиновник федерального уровня и просто человек, пусть и барин, но выпрыгнувший из суеты в народ, поближе к природному естеству. Да он, помнится, тогда только представил, что нужно имплантировать провинциальную девушку с таким же провинциальным дипломом в федеральную структуру… У него от друзей и знакомых в столице отбоя нет: дети и родственники с дипломами высшего российского юридического образца, причем уже априори обеспеченные сопровождением, как профессиональным, так и в виде связей и знакомств родителей. Зачем ему нужна головная боль с марфиной внучкой? А если у нее ничего не сложится? Да у него уже был всяческий опыт на эту тему. Так что лучше сразу «нет». Лучше один раз быть плохим, чем… Словом, на корню он закрыл эту тему и… забыл. Последнее, уже чисто инстинктивно, в целях самосохранения. Так выработалось на практике. И вот теперь их неожиданно столкнула жизнь. Кстати, его резануло, что облагодетельствованные им мужики и бабы неоднозначно относятся к нему. И это на фоне их признаний: и то сделал, и в этом помог. Потом вдруг всплывает: «А мог бы и еще! Что ему стоит! Вон у него сколько деньжищ!»

Инстинкт охотника подсказал повременить с любопытством. Его, конечно, подмывало расспросить обо всем подробней – нет, нельзя. Мог засветиться. Эмоционально задет – вот уж чего не ожидал от себя. Почему, вдруг, любовь или нелюбовь, по сути своей совершенно чужих для него людей оказалась так значима, а их черная неблагодарность и ожидание большего так зацепили? Это откровенно подпортило его благостное настроение после встречи с Юлией – так, кстати, зовут марфину внучку.

Потом на какое-то время его захлестнул московский водоворот дел. Возвращение после неудачной охоты могло бы остаться забавным эпизодом. Могло, если бы при каждом, даже мимолетном воспоминании, его не окатывала какая-то необычайно теплая волна, а перед мысленным взором не появлялись с фотографической точностью ее серые глаза. На роговице правого, кстати, было слегка заметное красноватое пятнышко – родинка.

Сказать, что она была красавицей, так нет – симпатичная однозначно. Пшеничные волосы, чуть выше плеч, зачесанные за уши. Да, вот уши у нее по-настоящему красивые – он это понял потом. Странно, никогда бы не подумал, что можно так цепляться глазами за чьи-то уши. Ну, за торчащие или огромные возможно, но у нее были аккуратненькие, какие-то удивительно правильные ушные раковины. Может быть, он обратил на это внимание, потому что она привычным жестом периодически поправляла за ухо выбившуюся прядь. Она была довольно высокого роста, всего на голову пониже, крепкая, спортивная, с соразмерными руками и ногами. Ему нравилась ее естественность. Ну не любил он женщин с маленькими ладошками и ножками тридцать четвертого размера.

Все детали ее внешности он почему-то разобрал потом. И из одежды на ней не было ничего особенного. А впрочем, не было дорогущих брендов, и в то же время облик не отдавал захолустной провинциальностью. Вот что было. Это он тоже понял потом.

Теплая волна, накатывая на него, ошалевшего, делала свое дело. Через время он уже не мог для себя точно сказать: воспоминания о Юле вызывали волну, или волна, накатив, притаскивала за собой воспоминания. Он так давно не влюблялся, что и не сразу понял, что с ним. Конечно, все уик-энды переместились на Север. Конечно, он продолжал играть в работника по найму, принципиально обходил малейшую опасность быть ей интересным в силу своего статуса и финансовых возможностей. Конечно, происходящие в нем перемены не остались не замеченными женой, что еще больше увеличило пропасть между ними, давно живущими практически родственно по-соседски, да и не всегда дружественно.

Его тянуло к Юле. Естественно, он собрал о ней всю информацию. Пришлось делать это аккуратно, не привлекая никого из местных. Ее спортивность не была бутафорской, она занималась лыжами, но без фанатизма. Состояла в городском лыжном клубе. В ней не было кряжистости олимпийца, но фигура в хорошей спортивной форме. Друзей-мужчин много, а вот мужа, или бойфренда, как это принято говорить, не обнаружилось. Был в студенчестве какой-то бурный роман, несчастная любовь…

Через три месяца степень близости их отношений стала абсолютной. Он боялся радоваться своему счастью. Он скрывал его от посторонних глаз, не говорил и ближайшим друзьям. Он надеялся и боялся поверить. Все усугублялось еще и необходимостью поддерживать игру в наемного работника. На этой стадии отношений он и затребовал у Ляльки экстрим с возможностью полного эмоционального обнулевывания – экстрим с поркой, правда, не предполагая, что же его ждет в реальности. Кстати, пройдя через это, он понял, чего хочет просить у Всевышнего, чего жаждет больше всего, без чего его, в целом, благополучная жизнь будет просто напрасной. Так ему, по крайней мере, казалось.

Новый поворот

Они проговорили всю ночь. Ели, пили в промежутках. Таким откровенным она его никогда не видела. Плотину прорвало.

Буквально через месяц после их близости Юлька забеременела, сказала, что собирается родить ребенка. От него ничего не ждет и не требует, понимает, что он женат. Он обрадовался и испугался одновременно. Нет, обеспечить материально ее с ребенком для него проблемы не составляло. Он испугался своего возраста. Ему вдруг стало страшно стареть и умирать. И еще он не знал как разрулить ситуацию. То, что он однозначно хочет быть с Юлей, не вызывало сомнения. Но он хотел каждый день, а не наездами, засыпать и просыпаться с ней рядом. Как быть с женой? То, что их жизнь к любви не имеет никакого отношения, ничего не решает. Есть связь, путы, канаты, если хотите. А по законам пут не важно, хорошо, комфортно ли людям вместе. Да и с обывательской точки зрения все выглядело по-фольклорному: седина в бороду, бес – в ребро. Ну это же совсем не о них!

То, что жена его так просто не выпустит, он предполагал, но оказался совершенно не готов к тому, что у нее абсолютно снесло «башню». Через полгода отношений с Юлей супруга наняла детектива, чтобы понять, что же примагнитило его к Русскому Северу. В поместье она была только однажды. Горожанка по рождению и москвичка в последние десятилетия, она не обнаружила прелести в этом медвежьем уединении, и поместье стало исключительно его вотчиной. Детектив свою работу сделал, разразился скандал. Ему были предъявлены бесспорные доказательства. Жена вовлекла в обсуждение дочь, которая, к его полной неожиданности, заняла воинствующе непримиримую позицию, и лишила возможности видеться с внучкой. Все уровни его взаимосвязей – друзья, приятели, руководство, оказались в курсе. Не осталось незамеченным и то, что во всех сюжетах детективного фотоотчета он выглядел заметно демократичнее в материальном смысле, чем это соответствовало уровню его реальных возможностей. И, надо же, жена своим женским чутьем поняла, что есть нечто недоговоренное, наигранное в его отношениях с Юлей. А он все никак не решался ей рассказать всю правду о себе – продолжал оставаться менеджером строительной фирмы с неплохим материальным довольствием.

Он пару раз чуть не засветился. Она как-то неожиданно приехала к Марфе, когда он был в поместье, и они чуть нос к носу не столкнулись. Спасли тонированные стекла джипа. А в другой раз она решила встретить его в аэропорту. Он не успел переодеться в свой «менеджерский» гардероб, потому что в Москве спешил на самолет после совещания на высоком уровне. По поводу своего роскошного вида пришлось импровизировать на ходу: это, типа, маски-шоу, фирма следит за гардеробом, а он так одет, потому что летел сразу после переговоров в аэропорту с представителем западной фирмы, потенциальным крупным инвестором. Получилось не очень убедительно, он сам чувствовал фальшь. Сошло с рук, потому что она была в состоянии безусловной влюбленности и безоговорочно доверяла каждому его слову. От этого было и радостно и мучительно одновременно, но он пока не знал, как выбраться из ситуации. И если честно, боялся. Чего? О, у него был достаточно богатый жизненный опыт. Он боялся, что его деньги и их с Юлей катастрофично разный статус, взорвут гармонию. Он знал, как может измениться характер отношений, когда появляется хоть малейший намек на заинтересованность или зависимость. Они могли подорвать теперь уже его веру в безусловность ее чувств. А именно эта безусловность и представляла для него абсолютную ценность, потому что он не помнил, был ли у него когда-нибудь в жизни период, когда он так верил в свою самоценность. Разве что в раннем детстве – такой была на вкус мамина любовь. Он не шуточно боялся потерять Юлю. Нет, он был уверен, что, предприми жена какие-то действия с целью опорочить его в юлькиных глазах, это не принесет никакого результата и не отвернет от него. Но что делать с этой дурацкой игрой в менеджера стройфирмы? Она, Юля, ведь очень не глупа, а значит, поймет, что он начинал отношения с ней забавы ради и, более того, от этой забавной шутейности до сих пор не отказался. И это при том, что она ждет от него ребенка! Получается, что он ей не доверяет и в серьез к ней не относится. Что в противном случае ей думать? Беременная женщина обостренно воспринимает жизнь, волновать ее нельзя.

– Честность – оптимальный способ существования в мире, наименее энергозатратный, – с сочувствием произнесла Лялька.

– Главное – надо все о себе рассказать Юле честно, и не откладывать. Вы же не знаете, что и когда конкретно начнет предпринимать ваша жена. Она, хоть и не беременна, тоже сейчас в состоянии измененного сознания.

– Да, да, я понимаю – очень измененного. Я даже и не предполагал, что она может так меня ненавидеть, – продолжил он сдержанно-подавленным тоном.

– И это пройдет… Это первая реакция смертельно раненного эго. Я же уверена, что вы максимально деликатны. Ее можно понять. Вы разрушили ее картину мира.

– Я виноват, – он, казалось, сглотнул комок в горле.

– Э-э-э, – не надо! Только вот этого не надо. Запретите себе чувство вины по определению. Чувство вины притягивает наказание. Вы же понимаете, что отнюдь не поруганная любовь движет вашей супругой. О любви речи давно нет. И потом, как пониманию, при расставании вы ведь ее не обидите.

– Боже сохрани, конечно, нет.

– И дочь и жена сейчас бояться чего? Правильно, не только и не столько потерять вас, сколько опасаются за капитал. Даже статус замужней женщины оказывается вторичен. И еще другое: как посмел? Как посмел реализовать шанс на личное счастье? Мало ему было сексуальной свободы?

– Да, ты права. Во всех разборках меня не оставляло чувство, что я, мое здоровье, моя жизнь ни жену, ни дочь не волнуют, причем случилось это не сейчас. Просто в этих обстоятельствах наиболее ярко проявилось. Если честно, я не ожидал такой агрессии. В моем отношении к ним ведь ничего не изменилось. Что скрывать, мы давно уже живем с женой, по сути… Как бы это точнее выразиться… Дружественным браком… Да даже «дружественный» – это как-то громко звучит. Дружественность предполагает понимание, а мы существуем в параллельных мирах на одной территории, соблюдаем иллюзию семьи для внешнего мира. Извне мы еще можем называться семьей, а изнутри мы давно уже два автономных лица, которые играют, заметь, не живут, а играют по неписанным правилам.

– Послушайте, а как это случилось?

– Что случилось? – он не понял.

– Но вы же женились по любви? Как случилось, что, дрейфуя по жизни, пришли к такому финалу? Простите, может, я лезу не туда. Можете не отвечать. Собственно, это ваше право, – сказала она извиняющимся тоном.

– Нет, нет, с тобой могу обо всем, только, боюсь, на это уйдет еще одна ночь, – он посмотрел в сторону окна – уже светало.

– А ты не хочешь мне помочь?

Лялька чуть не поперхнулась чаем. Ей казалось, что именно это она и делала, слушая его уже битых восемь часов к ряду. Она подняла на него глаза.

– А давай махнем на север? Отца Амвросия навестишь и… И с Юлей познакомлю. И ты мне поможешь с ней.

«А потом с женой… дочкой… внучкой…» – устало подумала про себя Лялька. – Так вот для чего ты прилетел!»

– Хорошо. Три дня на сборы дадите?

Парадигма сознания

С поставленной задачкой Лялька справилась. Федерал предлагал заменить одну ложь на другую – «во спасение»: представить Юле Ляльку двоюродной сестрой.

– Ну, уж нет. Еще одна ложь и она перестанет вам доверять вовсе, – категорически возразила она. – Теперь только честно и обо всем.

Его поместье она нашла классным. Подворье удивительно соединило экологичность и все блага цивилизации. Дом был «живой», бревенчатый. В нем так легко дышалось. И все автономное – свет, тепло, вода, система связи, ну и полный комплект бытовых приборов, облегчающих жизнь. Она даже и не предполагала, как далеко в этом продвинулось человечество. А еще в зимнем саду она, наконец, увидела его картины. Впечатлило!

В Славногорске она тяжело собиралась в дорогу, а с первой минуты на севере не пожалела о поездке: привязала за год ее монастырского послушания эта суровая земля. Да и для обновления эмоций и сознания такие далекие вояжи весьма полезны. А в целом, путешествие ее позабавило, если честно. Такого спектакля в шукшинском духе она и предположить не могла.

Только заехали на подворье, все пошло по отработанному сценарию: сарафанное радио по всем тридцати избам разнесло весть: «Приехал!» И потянулись ходоки с подношениями и просьбами: молоко, сметанка, грибочки, подстреленный на охоте заяц. В числе первых появилась и Марфа – крепкая старушка лет семидесяти, говорливая, краснощекая. Может с мороза?.. Принесла сметанку, сожалея, что пирожки чуть-чуть не подоспели. Доверительно поведала: внучка к ней приехала, вместе капусту солят. Поделилась шепотом: радость у нее случилась, внучка влюбилась и, похоже, беременна. Таится, но ее, Марфу, не проведешь. Про «замуж» ничего не говорит, да и что за беда – нынче и без брака родить не постыдно. Пусть уж хоть родит. Ничего, выкормим, вырастим. Пусть уж! Хоть не одна на свете маяться будет. И Ляльку все сверлила глазами, только что из почтения не спросила: «А кем вы ему приходитесь?»

Федерал эти хитрости вмиг считал и представил:

– А это моя землячка из Славногорска. Один мой проект там ведет, дружит с отцом Амвросием.

Марфа набожно перекрестилась.

– Вот, привез ее с ним повидаться.

Объяснение ее удовлетворило, отчасти, конечно.

– Заходите в гости. Я вас с внучкой познакомлю. Да и тесто на подходе – пироги будут, – спохватилась она, вспомнив о тесте.

– С удовольствием. Вы мне свой дом покажете? А то по этим хоромам и не понять, как народ здесь живет. Я – журналист, мне интересно, – Лялька ухватилась за возможность, которую буквально даровала судьба – естественным образом познакомиться с Юлей.

Потом пришел фермер Федор, тот самый, непьющий, которого, собственно, Федерал фермером и сделал, дабы и другие мужики могли работать, а не только пьянкой и охотой промышлять. Это он и принес зайца. Горевал о каком-то поломанном механизме – Лялька ничего не поняла, да и не слушала. Федерал выспросил все, дал денег на ремонт. Потом соседка Зойка, женщина лет пятидесяти, принесла соленых грибочков бочковых. Все тарахтела про свою дочку в городе – на сносях, мальчика ждет, и уж, коли так и будет, его, Федерала, именем назовут в его честь.

Надо сказать, что за семь лет, что он обосновался в деревне, все младенцы мужеского полу, родившиеся здесь, или у городских детей его соседей, были названы в его честь. А что не называть, если первому тезке он аж пятьдесят тысяч пособия выдал? Так и повелось.

– На что намекаешь, Зойка? – спросил он, хитро улыбаясь.

– Дочка-то еще не родила, а вдруг девочка будет? – он веселился по полной.

– Да я что? Я так, на радостях… Уж нам-то на вас обижаться грех, – смущенно добавила Зойка и спешно засобиралась.

Баба Маруся, она у Федерала была домоправительницей, позвала к обеду. Поток «челобитчиков» приостановился, и Лялька поспешила к Марфе. Чего время терять? Да и северный день короток, негоже впотьмах бродить – лес рядом.

Спешно собираясь в поездку, она себе как-то не очень представляла, как исполнить свою миссию, и только в самолете из Москвы на Север поняла, что ее по-настоящему волнует: а вдруг Юля ей не покажется, вдруг увидит она барышню, которую рядом с ним, даже и там, на подворье, видеть не захочется? Что если нижние чакры сыграли с ним злую шутку, и выдает он себе желаемое за действительное? Серьезность его намерений относительно будущего оценила: в самолете достал он коробочку с колечком. Увидев его, она только ойкнула про себя, а потом в очередной раз подивилась – что любовь с людьми делает? Этот большой, красивый, состоявшийся в жизни мужик, отваливший кучу денег за эту золотую цацку, с неподдельным сомнением в голосе спросил: «Как тебе?»

«Что ж там за дива такая, что его так цепануло?» – даже с какой-то злостью подумала Лялька.

– Да классно, успокойтесь, понравится.

Она думала об этом, топая по хрустящему снегу в сторону марфиного дома. Шла безо всякого плана. Знала только, что надо как-то Юлю в подворье привести. Почему-то за ее «беременное» здоровье не волновалась – спортсменка, северянка, справится. Уж как-нибудь без нашатырного спирта обойдется, чай не барышня-крестьянка. А, может, она ей завидовала? Вытащила девка, сама того не зная, счастливый билет. Ей, Ляльке, в юлькином возрасте такой шанс не выпал, или она его пропустила?

«Так, Ляля, ты свою женскую сущность задвинь куда-нибудь подальше, – скомандовала она себе. – Ты здесь не за этим».

В доме Марфы пахло свеженашинкованной капустой, печеностями – вкусно пахло. Посредине горницы стояла бочка, которую набивали капустой, перетертой с солью, сахаром и мелкими соломками моркови. На холодильнике примостился ноутбук – юлькин, конечно. «Священнодействие» с капустой сопровождал фильм, кстати, «Служебный роман». Приезжая, Юлька баловала бабушку «концертом по заявкам». Выяснилось, что «Любовь и голуби» они посмотрели с утра, «Операцию «Ы» – накануне, а сейчас, между «Иронией судьбы…» и «Служебным романом» предпочли последний.

«Очень кстати, – подумала Лялька. – Надо действовать. Все складывается».

К счастью, девушка Ляльке понравилась. Она и вправду была хороша: глаза ясные, серые, большие, смешливые. Что беременная – не видно, да и срок-то маленький. На голове по-деревенски был повязан платок, чтобы не натрясти волос в капусту. Была она в спортивных штанах и рубахе с закатанными рукавами. Дом Марфы они обошли быстро, отставив при появлении гостьи свои капустные заготовки, пирогами угостили, чаем с травками напоили. Лялька рассказала о строительстве пансионата «Радостный закат» в Славногорске. Не утаила и имя спонсора проекта, упомянула и учителя рисования – первого возможного кандидата в постояльцы и, кстати, рассказала про посетителей, которые после Марфы на подворье приходили. Только та услышала про зойкин визит и дочку на сносях, сразу же сообразила и, к счастью, предложила Юле проводить гостью, а заодно и Федералу передать свежеиспеченных пирогов.

Юлька посопротивлялась, но ей и самой давно было интересно увидеть этого чудака, с появление которого все так изменилось в этой умирающей деревне – случая подходящего не было. А тут и повод есть, да и Лялька ей явно понравилась. Быстро переоделась поприличнее, запрыгнула в марфин тулуп, и они оказались один на один под звездным морозным небом в пяти минутах ходьбы от усадьбы. Лялька знала, для чего ей нужны эти пять минут: оттолкнувшись от Новосельцева, она озвучила тезис про пирамиду сознания…. Ну, что она имеет свойство переворачиваться. По корыстным соображениям начатый неуклюжий флирт может превратиться в настоящую любовь. И не только в кино. В жизни всегда есть место чуду, а в доме, в который они идут, вообще масса чудес. Например, она, Лялька, увидела много новых бытовых штучек, о существовании которых и не предполагала. «Так что, – просила она свою спутницу, – тому, что нас там ждет, не стоит удивляться». Словом, как могла, она ее готовила, на абстрактных, не относящихся к ситуации примерах – своеобразный разогрев сознания, а актуализованный фильмом Новосельцев, приударивший из корысти и влюбившийся от чистого сердца, был просто подарком судьбы.

Как потом рассказала баба Маруся, в тот час, что Лялька провела в доме Марфы, Федерал метался сам не свой, как тигр в клетке. Вероятно, он перебрал десяток вариантов, как им с Юлей первый раз встретиться здесь, в его доме. Выбрал лучший. Лялька даже возгордилась им, ее подопечным. В гостиной перед ними на одном колене, держа в руках открытую коробочку с колечком, стоял он, взволнованный и слегка растерянный.

– Юля, прости, это я, – сказал он упавшим голосом, словно признавался в преступлении.

– А что так трагично? Нужно радостно: «Юля, к счастью, это я!», – весело воскликнула Лялька.

– Я все объясню. Я хочу, чтобы мы были вместе.

Колечко ловко оказалось на пальчике, а он – рядом с побледневшей, явно не ожидавшей такого поворота событий, Юлей.

– Но это потребует времени.

– Да, да. Уж будьте добры, товарищ Новосельцев, – продолжала резвиться Лялька. Она держала веселый тон, наблюдая как по лицу девушки вихрем проходил шквал эмоций: радость, растерянность, недоверие, негодование и все переплавляющая любовь. На «Новосельцева» он удивленно и даже не без раздражения растерянно дернул головой в сторону Ляльки:

– Какой Новосельцев? Причем здесь Новосельцев? – спросил он, защищаясь, словно хотел сказать: «Ты в своем уме?».

Дамы расхохотались. Ничего не понимая, он переводил взгляд с одной на другую, словно у них от него был какой-то секрет.

– А это Юля вам расскажет, – Лялька видела, что ситуация спасена.

– Я бабе Марусе помогу стол накрыть – вы же наверняка проголодались. Да и пирожки Марфы остынут – вкусные! Меня уже угостили. А Новосельцев, кстати, – вам адвокат на сегодня, как минимум, союзник.

Баба Маруся ситуацию с Юлькой просекла сразу, даром, что на кухне зайцем занималась:

– Эт что? – проглотив от волнения «о» в слове «это», спросила она у Ляльки.

– Да вот, – в тон ей лаконично ответила она, действуя по схеме «ни слова лишнего, ни жеста».

Не получив от Ляльки никаких подробностей, баба Маруся засобиралась. Ну не могла она вот так, в молчании о главном, заниматься бытовыми пустяками – новость рвалась наружу.

– Виктор Павлович, может я пойду? У вас нынче две женщины в доме. Что мне тут толкаться? Зайца я потушила.

– Да. И завтра будь к обеду, – отозвался он из гостиной. – Только, баба Маруся, ты уж не сильно распространяйся. Марфу пожалей, – хохотнул он уже совершенно радостно, абсолютно не имея никакой надежды, что его просьбу исполнят: «А, будь, что будет, – шила в мешке не утаишь».

Он был в каком-то блаженном состоянии, таким счастливым Лялька его никогда не видела. Прямо-таки влюбленный мальчишка!

«Голуби» были заняты друг другом и осмотром дома. Лялька, выполнив свою часть задачи, перешла в состояние заинтересованного зрителя, благо по лицам, да в душах, читать научилась, поэтому хорошо понимала всю ту гамму чувств, которые разрывали быстро засобиравшуюся бабу Марусю. До сегодняшнего дня это ведь она была главной, ближе всех к телу благодетеля. Она и первой узнавала, когда появится, она же и советы давала, когда лучше с просьбами прийти и как подступиться. Да и подворье его полюбила, как свое. Столько труда и сил душевных на него положила. Это что ж теперь, Марфа в доме хозяйничать будет? Вопросы без ответа превращались в обиду, словно ее уже разжаловали и в отставку отправили. А Лялька и помочь ей не могла, потому как не знала что и как ее клиент со всем этим хозяйством делать намерен.

За ужином Федерал с Лялькой облегченно выпили по рюмочке. Говорили о Славногорске, дамском сообществе, строящемся пансионате, дали понять Юле, что по делам Федерал с Лялькой регулярно общаются. Не вдаваясь в подробности и, конечно, ни слова об экстриме с поркой. Лялька рассказала, как познакомилась с отцом Амвросием и год прожила в монастыре. И, конечно, чувствуя ее поддержку, он рассказал, как началось все у него с Юлей: со случайного знакомства, с желания проверить себя на «прочность», которое, собственно, и привело к «маски-шоу» с переодеваниями и ролевыми играми. Сначала он забавлялся, а потом не знал, как выйти из ситуации. Есть одно смягчающее обстоятельство: он полюбил! А тут и Юлька захотела блеснуть прозорливостью: все то, что ей когда-то казалось, что не стыковывалось с образом менеджера стройфирмы, в которого он так долго играл, все это, в свете последних откровений и признаний, вдруг превратилось в уверенность, что и она все уже и раньше знала, или, как минимум, догадывалась. И ее пирамида сознания перевернулась. Лялька хохотнула про себя: если бы не помнила юлькин вихрь эмоций в первый момент, могла бы и поверить.

Мирно отужинав зайцем и марфиными пирожками, троица, занятая интересной беседой, плавно перетекла в гостиную, совершенно не предполагая, что творится за пределами поместья. Баба Маруся, раздираемая противоречивыми чувствами, сразу же, не заходя к себе в дом, отправилась к Зойке – новость-то того заслуживала. Это ничего, что за окном темень, – время-то не позднее, еще и восьми нет. Про беременность Юльки она ничего не услышала: Марфа конспирировалась, только Федералу и открылась, да и то шепотом. Но и всего остального было выше крыши! Ясно, что отношениям Палыча с Юлькой не один день, но – вот интрига – Юлька не знала до последнего, кто он такой, а он влюблен не на шутку, раз кольцо подарил. Об этом и сообщила по секрету Зойке. И у той внутри рвануло. С какой стати? А как не рвануть? Столько месяцев она перед Марфой гордилась, что ее дочка, которая и помладше Юльки, да и не так хороша, в городе и мужа нашла и, вот, ребеночка ждет. А тут, на тебе! Выходит, обошла ее Марфа.

Оставив Зойку в растрепанных чувствах, баба Маруся двинулась дальше, в дом к Федору-фермеру, он второй человек по близости к телу благодетеля. Кто, кому, в какой последовательности передавал новость по деревне сказать трудно, на то и сарафанное радио: транслирует быстро и, главное, «достоверно».

Зойка засобиралась к «подружке», дождаться утра не было мочи. Пробегая мимо дома Марфы, не устояла от соблазна заглянуть ей в глаза. К счастью, вспомнила, что та обещала ей травок для чая. Ввалилась в избу, сверля глазами и надеясь разузнать побольшее, чем баба Маруся поведала. А Марфа-то не в курсе. У нее на тот момент своя гордость: внучка с городской гостьей у благодетеля уже пару часов с визитом. Значит – понравилась! Вот и пусть локти кусает, что когда-то в Москву на работу не взял. Получив травку, Зойка не удержалась и спросила, где же Юлька.

– Там, – Марфа с гордостью указала в направлении дома Федерала. – В гостях.

То, как лаконично и с достоинством Марфа это произнесла, еще больше добило Зойку, и буря, чуть ли не яростных чувств, вдруг трансформировалась в заискивающее почтение:

– Ну, обошли вы нас, Марфа Алексеевна, – сказала она с покорностью, почти верноподданически.

– Спасибо за травки. Поздно уж, пойду.

Зойкин визит подогрел Марфу, и она решила стать свидетельницей своего торжества над Федералом. А что? Повод есть – на дворе темень, внучка беременная в гостях задерживается. Недолго думая, она и двинула на подворье.

Когда Марфа оказалась на пороге, «голуби» сидели в обнимку на диване напротив Ляльки, с ногами забравшейся в кресло. Увидев эту картинку, Марфа на мгновение замерла, а потом грозно и гневно выпалила:

– Ах ты, срамница, ты что же? И вы, Палыч, девку не троньте – беременная она. Да и вы – женатый человек, – в ее романтическом воображении Юлька должна была понести не меньше, чем от молодого красивого принца на белом коне. Все на какое-то мгновение замерли. Первой опомнилась Юлька:

– Бабушка, откуда ты знаешь, что я беременна?

– Думаешь, бабка старая, ничего не говорит, так ничего и не понимает?! – Марфа негодовала.

Федерал растерялся. Лялька подскочила с кресла:

– Марфа, а вы присядьте.

Юлька чмокнула Федерала и подлетела к Марфе, показывая колечко.

– Оказывается, это – он, бабушка.

Марфа обессиленно опустилась на придвинутый Лялькой стул и пару раз беззвучно открыла рот. Что у нее творилось в голове, понять было трудно, но в следующую минуту она яростно накатила на Федерала:

– Ах ты, старый, плешивый козел! Ах ты, охальник! Пошто мою внучку… – и она завыла с причитаниями.

– Бабуля, перестань, Я люблю его, – Юлька, зная экзальтированность Марфы, совершенно спокойно и весело принялась ее утешать.

– Тебя не поймешь: то хоть от кого роди, а то…

Юлька не успела договорить, очнулся Федерал:

– Седой – да, но не плешивый, – он примиряюще посмотрел на Марфу и провел рукой по своей шевелюре.