Текст книги "Виртуальность реальности"

– А, думаешь, не думают? – Маруся занимала позицию арбитра.

– Марусь, наверное, думают. Только я никак не пойму, что у арабов мозг лучше устроен? В Эмиратах за сорок лет народ из глинобитных домиков во дворцы переехал.

– Сравнила, там – меньше миллиона коренного населения и климат, территория… – Лялька не успела закончить свои аргументы.

– Ну, конечно, в пустыне легче! Ее в оазис планеты превратить – пара пустяков! Под каждую пальму – капельный полив. Кстати, там каждая растущая пальма в две тысячи баксов в год обходится. А у нас дай такую сумму на нос в год, и народ расцветет. Так не дают!

– Не скажи, – продолжила Маруся. – Знаешь, если просто так раздать народу деньги, то через год у девяноста процентов ничего не останется. Все переплывет в руки остальных десяти процентов. Это – мировая практика. Вот и дают через социальные программы.

– А коррупция? Что из этого реально доходит? Неужели нет в стране восьмидесяти нормальных мужиков в главы субъектов? Как в Белгородской области? Чтобы не хапали сами и другим не давали?

– Знаешь, Ника, я с тобой согласна в главном: гигантское расслоение по экономическому признаку с горсткой супербогатых и огромной массой в сравнении с ними просто нищих – это катастрофа. Но это все ему уже досталось в наследство. Что с этим делать? «Разрушить до основанья, а затем…» Это мы уже проходили. Знаем, чем закончилось. Он делает все, чтобы зафиксировать статус-кво без кровавого передела. Идет же на легализацию капитала. А что ему остается? Старается, чтобы все «приватизированное» в страну вернулось и здесь работало. Внутри он может отслеживать только тенденцию, вектор. Все силы уходят вовне. Сама знаешь, что творится в мире.

– Ну, это да, – Ника сменила гнев на милость. – Здесь он – красавчик.

…Лялька сервировала стол к чаю на троих – себя и Петечку с другом. Глянула мимоходом в зеркало – глаза горят, будто только что закончилась ее словесная баталия с Никой.

«Чего вспомнилось? Надо „нарисовать“ лицо и надеть свежую рубашку», – она направилась в свою комнату.

– Представляешь, каково это, быть самим собой? В таких сферах? – Лялька поставила турку с ароматным кофе на подставочку и продолжила, эмоционально жестикулируя и периодически пронзая Иннокентия горящим взором. – Они столько лет на планете под флагом демократии игры ведут. В своих интересах. Полубоги, блин, всех выдрессировали, как болонок в цирке. И тут появляется наш парень, не голубых кровей, вырос, как большинство, в ленинградской хрущёбе. С сермяжной правдой жизни знаком. Сначала ему своих внутри отстроить надо. Ну, тех, что в президентские игры влезать не советовали. А потом на международном уровне назвать все без политеса своими словами. Для них – ничего нового, но какая досада – «нарушил этикет». Что тут началось! Эпизод из одного старого фильма мне почему-то напоминает, названия не помню. Мужик мальчику в «шутку», – Лялька жестом показала кавычки, – дарит «конфетку» – пустой свернутый фантик. А мальчик ему так просто: «Дядя Федя, ты – дурак?»

– Слушай, у тебя не зря на кончиках пальцев есть так называемые «петли захвата», – иронично попыхивая трубкой, вымолвил Иннокентий. – Вовлечена по уши. Ты уже за «Number One», как за своих клиентов, всех «порвать» готова. Притормози. Не все так однозначно. И запомни: государство – это азартная игра для ограниченного количества участников. И он не такой уж белый и пушистый. У нас ведь как? Ты – во власти, народ – говно. Ну, а если ты – народ, то совсем наоборот.

– Ну и жаргон, Иннокентий! А что ты хочешь? – взорвалась Лялька. —Да что ему в наследие досталось? Позади – самый разрушительный для всего русского, а точнее – российского мира, двадцатый век!

– Хочу, чтобы не было коррупции, и мы оказались в царстве закона, – прервал ее Иннокентий.

– И чтобы народ жил достойно – с приличным уровнем доходов, надежной и доступной медициной и качественным, опять же доступным, образованием.

– И я хочу. Думаешь, он не хочет?

– Ему мало хотеть. Политическую волю проявить надо.

– Хороший тезис. Ты бы еще в реальную программу это развернул.

– Ты много от меня хочешь. Я – маг, а не волшебник. Не экономист, не политолог, и не юрист.

– Хорошо, что это признаешь. А то Мира вообще договорилась до того, что благополучное, состоятельное население – во вред государству: управлять плохо – трудно. Типа, в Ливии Каддафи потому и растерзали, что жили хорошо, социально защищены были.

– Ну, это – мысль, доведенная до абсурда. В стиле вашей Миры. Ливия – это трагическое звено в цепи событий. Под восторженное англо-саксонское «вау».

– И, кстати, с этим, как ты говоришь, англо-саксонским «вау» ему тоже что-то делать приходится.

– Ну, с этим он, по-моему, понял, что ничего делать и не надо – с ними их собственные проблемы все сделают. Он только хочет этому не мешать, поэтому со всем остальным не-«вау» -миром контакты отстраивает.

– Почему нас, и его в частности, так не выносят?

– Свои интересы блюдут и боятся, потому что не понимают. Да и мы себя сами порой не сильно хорошо понимаем. Знаешь, есть одно стихотворение, кстати, дама написала (что удивительно) там есть такие строки:

 
Мы все – война и мир, стихи и проза,
С загадочным диагнозом души,
Мы все – клиенты клиники неврозов,
Мы что угодно можем совершить!
Все можем потерять в одну минуту,
Все можем обрести любой ценой.
Не все ль равно, быть битым или гнутым?
Не все ль равно, кто властвует страной?!
Нас легче обмануть, чем успокоить.
Нас легче пристрелить, чем уберечь.
Одной рукой мы пилим, чтобы строить,
Другой – строгаем спички, чтобы жечь.
Мы, даже победив, подставим спину,
Чтоб сохранить лицо в последний миг.
Мы ищем золотую середину,
Но заблудились в крайностях своих.
Мы – странники пожизненного детства.
Ребенок – он и ангел и злодей,
Все в ужасе от нашего соседства!
Мы в ужасе от собственных затей…
 

Я тебе потом пришлю его полностью. Насладись! В двадцатом веке мы же сами у себя многое наворотили…

– Ну, знаешь ли, не без помощи… извне, – Лялька слабо сопротивлялась.

– Мне кажется, он все прекрасно понимает: ускорить внутри страны ничего нельзя, можно только ждать и удобрять российскую почву – она сама восстановится. Основной массе населения что надо? Есть-пить, любить, отдыхать, растить детей… А, значит, работать. России нужен мир без потрясений. Она вырулит сама. А коррупция? Да она уже стала одним из внутренних экономических механизмов. Тормоз? Ну да. Он бы отследил как-то, чтобы не сильно зашкаливала. А те, кто немерено хапнул, чтобы потихоньку в тень к своим золотым унитазам сошли, не раздражали. Он ведь хочешь-не хочешь и на далекую перспективу работать должен.

– Что ты имеешь в виду?

– Углеводороды, без которых современная цивилизация обойтись не в состоянии. Шельфы. Ты что, зависимости между всем, что по периметру наших границ происходит, и нашими притязаниями на прибрежные кладовые не видишь?

– Эк тебя занесло, – не удержалась Лялька.

– А ты подумай мозгом, – он опять пыхнул трубкой. Казалось, он вещает из заоблачных высот.

…Лялька носилась по коттеджу, запихивая в шкафы разбросанные вещи.

«О, Сиднея надо в вольер», – лихорадочно опомнилась она. Псу, конечно, это не понравилось.

– Ничего, милый, это ненадолго, я думаю.

Только закрыла вольер, у ворот остановилась машина – черный джип.

«Петечка?» – Лялька пошла к воротам. Из машины вышли трое, Петечки среди них не было. Один подошел к калитке.

– Елена Витальевна? – он улыбался и внимательно смотрел прямо в глаза. На вид лет сорока, роста среднего, в костюме, белой рубахе, без галстука. Двое остальных, ростом повыше, остались у джипа. Их выдавал очень специфичный оценивающий взгляд: казалось, что вместо головы у них установлена камера, которая медленно фиксировала панораму.

– Да, я, – в тон ему радостно отозвалась Лялька.

– Гостей ждете? Впустите? – он продолжал улыбаться, сканируя ее своими внимательными серыми глазами.

– Жду. Предполагала других. Входите.

Сидней залаял настороженно: «Зачем закрыла? Чужие!»

– Успокойся, Сидней, все в порядке.

– Как вы интересно его назвали. Кстати, я – Владимир, – он подал руку. Ладонь была большая, мозолистая, сильная. Он шел по дорожке и, казалось, взглядом ощупывал каждый листик на каждом кустике.

– Очень приятно, – Лялька тоже не лишила себя радости рассматривать его в деталях: играть, так играть. Она почему-то разозлилась на Петечку – надо же, выслал арьергард.

– Чай-кофе? – она демонстративно следила за направлением его взгляда. Его почему-то это развеселило.

– Не откажусь. Ахмад говорил, что на вашей веранде провел много незабываемых часов, – он старался ей понравиться. Перед ступеньками галантно поддержал под локоть. И в легком прикосновении она почувствовала сталь его бицепсов.

– Так чай или кофе?

– Если можно, чашечку эспрессо.

– У меня нет кофе-машины. Растворимый или натуральный, – она разозлилась опять.

– Так точно…

Лялька удивленно оглянулась.

– Я уже здесь, товарищ генерал, – она поняла, что это было сказано в малюсенький микрофончик. Она его заметила за воротом рубахи. – Пью кофе. Они будут через несколько минут, – словно извиняясь, проговорил он уже Ляльке. – А давайте растворимый, чтобы не морочиться.

И тогда она, опершись двумя руками в стол, глядя прямо в глаза, выпалила: – Слушайте, Владимир, давайте, чтобы не морочиться, я перечислю на ваш счет деньги Ахмада. И забудем об этом.

На мгновение он остолбенел. А потом глаза его чуть не выпрыгнули от смеха из орбит. Причем все остальное лицо, казалось, вообще не отреагировало, словно лицо и глаза жили автономно друг от друга.

– Ну, вы и штучка! Так и зафиксируем: попытка подкупа должностного лица при исполнении. Кофе-то дайте, а то потом генералами займетесь…

Она отошла от стола, чайник зашумел.

– Все, попил… – в его голосе послышалась легкая досада. В одно мгновение он, как мальчишка, взглядом спросил разрешение взять конфету из открытой коробки, отправил одну в рот, легким мячиком подпрыгнул с кресла-качалки и пружинистой походкой быстро двинулся по дорожке.

– Елена Витальевна, а кофе за вами, – в отличие от Ляльки, он был в прекрасном расположении духа.

У ворот парковался очередной джип. Петечкин.