Текст книги "Виртуальность реальности"

– Не на ту напала. Ирча и из наркоза вышла досрочно, чтобы все отконтролировать, – комментирует Мира.

– «Почему стоп?» – наконец, удивляется она. «Вы перчатки сменили? Делайте все, как положено». И одним глазом продолжаю контролировать ситуацию. Она вскрывает пакет с перчатками, вынимает новые шприцы. Грешить не буду, но, надеюсь, она мне не той же иглой в мою вену хотела войти.

Естественно, она недовольна. На пороге оборачивается и говорит: «Если вы такая, так и лечитесь в частной клинике».

«А если вы такая, так и не надо работать в больнице», – я ей в ответ.

В медучреждениях информация распространяется быстро. Я обрела ореол одиозности.

– Словом, они увидели тебя такой, какая ты есть, – не унималась Мира.

– Пусть так. Но все всё делали по инструкции. По крайней мере, мне. При выписке провожали с искренним пожеланием, чтобы я больше к ним не попадала.

– В этом ты с ними, думаю, солидарна, – улыбнулась Лялька.

– Бедная девочка (я про медсестру) – лежит в реанимации полутруп под наркозом и контролирует ситуацию, – Мира не отступала. – Ну сказала бы ей помягче: «Милая девушка, я понимаю, вам за смену не меньше двух десятков пар перчаток надо сменить по инструкции. Представляю, как это напрягает. Но со мной уж будьте любезны».

– Да в три часа ночи после наркоза я еле языком ворочала. Еще и политес разводить… Она обязана. Себя-то обезопасила…

– Теперь моя очередь. История по-своему драматичная, – начала Лялька, – с духовной составляющей международного уровня.

– У тебя все не как у людей, – Мира промолчать не могла.

– Знаете, что такое синдром раздраженного кишечника? – Лялька пропустила мимо ушей мирыну «шпильку». – Это – когда от нервного перенапряга, стресса кишечник выдает неконтролируемые реакции – понос, вздутие и т. п. Я тогда только начала работать в своей авторской программе. А тут в город прибыл с визитом очень высокопоставленный Митрополит из-за рубежа. Ну, его ко мне в программу, на запись. По-русски понимает, но говорит плохо. Общались через переводчика. Он сам такой красавчик, умненький. Много интересного рассказал – и как монахом стал, и как в детстве с родителями в храме на коленях проделывал путь от входа до самого алтаря… В студии записали часа на полтора, но в эфир пойдет не более получаса. Все закончилось, он с переводчиком ушел, а я договариваюсь с его помощником, как передать на утверждение окончательный вариант, смонтированный сюжет. Помощник – молодой монах, по-русски общаемся весьма условно. Рядом с нами человека четыре из наших студийных – что-то демонтируют. А мой кишечник уже с утра взбунтовался, пару раз уже туалет посетила и распирает до ощущения, что сейчас взлечу. Помощник медленно по буквам пишет контакт для согласования. Стоим мы все над ним – студию надо закрывать, техники свое уже все свернули, не уходят. И тут практически в абсолютной тишине мой кишечник выдает такой тоненький продолжительный предательский пук. Все замирают на месте, осмысливают, краснеют, делают вид, что ничего не произошло. Потом почти одновременно все выдают одинаковую реакцию – заглядывают в глаза друг другу с прочитываемым выражением лица «Это не я!» Не знаю, что уж на моем лице читалось, за чужими наблюдала. Но после этого скандала занялась кишечником и нервной системой. Кстати, и к психотерапевту ходила.

– Как ты это еще при Митрополите не учудила, – Мира и здесь промолчать не могла.

– Да я сквозь землю готова была провалиться. И ситуация глупейшая, ее даже с участниками-свидетелями просмеять немыслимо. Прошло уже пять лет, а я вам первым после психотерапевта рассказываю.

– Значит, и ты не настолько внутренне свободна, как обманчиво кажешься, – поставила диагноз Ирча.

– А кто вообще свободен от своей физиологии? – вступилась Маруся. – Покажите мне такую духовно продвинутую среди нас.

– Лялька, «пук» – это все же не «как», – перешла на стеб Мира. – Хорошо, что ты еще извиняться не додумалась.

– Посмотрела бы я на тебя… – Лялька почему-то начала заводиться, ответила Мире не без доли раздражения, словно та была причиной пережитого ею «позора».

– Да мы все оказываемся в дурацких ситуациях. Моя очередь. Ты хоть финансово не пострадала. Не злись. Меня послушайте.

И Мира в свойственной ей артистичной манере продолжила, эмоционально жестикулируя и входя в образы.

– Рынок, как всем известно, – это отдельный театр. Если вы настроены на драму, она там с вами непременно случится. Но я предпочитаю другой жанр. Зачем мы идем туда? Глупый вопрос. Купить что-то получше и подешевле. А торговцы? Ясное дело, продать все, что есть, но подороже. Но рынок – это еще и школа. Там мне преподнесли немало полезных уроков. Я – мерзлячка, вы знаете. Поэтому чистая шерсть в зиму – условие выживания. И только шерсть! По крайней мере, для меня.

– Знаем-знаем, и в июльскую жару ноги холодные. Вы у нас с Лялькой – два сапога пара, – заметила Майя.

– «Клондайк» шерстяных изделий из овечьей, буйволиной и прочей (если верить устной рекламе) шерсти есть. Хозяйка «Клондайка» – колоритная горянка, крупная, немолодая, выработавшая жизнестойкость годами боевой рыночной конкуренции. Палец в рот не клади. Я у нее – постоянный покупатель. Нужен свитер в палец толщиной? К ней! Шапки, варежки, носки, гольфы, гетры, наконец, штаны, как для лыжников, – все есть.

Теплолюбивых родственников, друзей, знакомых у меня хватает. Не все живут в Славногорске. Так что я – контактное лицо и постоянный клиент. Всякие мелочи в виде шапок, носков, гольфов можно прикупить и в других местах, а вот теплые штаны, как для лыжников, в ассортименте только у моей бойкой горянки. За пару лет я их купила уже с добрый десяток. По цене – от одной до двух с половиной тысяч рублей. Дешевле всего три пары, купленные при тридцатиградусной июльской жаре. «Опт» и не в сезон. Думаете урок в этом? Нет!

Лялька в пол-уха слушала Миру и анализировала свои ощущения. Поистине, больше всего удивить человека может только он сам. Ведь она, Лялька, затеяла этот мини-спектакль с откровениями. А когда рассказывала свою историю, пережила вновь всю гамму чувств, как в реальной ситуации – и тот же стыд, и неловкость, и нелепость. Но вот раздражение загадочным образом обратилось в сторону Миры. Из-за ее в сущности безобидной реплики. Рассказав, она освободилась от груза, который, как древняя консервная банка, лежал на дне подвала ее души, угрожая зловонно взорваться в любой неподходящий момент, испортить настроение и отравить существование. Хотя все это уже давно прошло и быльем поросло, и только в ее памяти и осело. Невольно оказалась в шкуре своих клиентов, когда такие «банки» уже она побуждала извлечь на свет из их «подвалов». Лялька осознала всю противоречивость их чувств, в том числе и в отношении нее. Даже мелькнула мысль: «И как у них хватает духа все это не бросить…»

А между тем затеянное ею действо развивалось по своим законам, обретая (о, неожиданность!) чуть ли не дух состязательности. На «сцене» была по-прежнему эпатажная Мира.

– По осени мне нужно было прикупить еще двое. Одни – в подарок. Другие – себе. Мои были великоваты. Но продавщица дала мудрый совет – постирать. И, как преданному покупателю, сделала максимальную скидку. Радоваться бы, да вот незадача – нет у меня с собой пакета. Прошу пакет. Откуда-то из-под баулов, наконец, извлекается хорошо попользованный желтый «магнитовский». Немыслимо, чтобы я с таким покинула территорию рынка. Оббегаю ближайшие ряды – нет подходящих. Взрываюсь и начинаю выговаривать продавщице: мол, торгуя такими объемными вещами, и не по пять копеек, надо иметь пакеты.

«Я же тебе дала, – указывает на забракованный, – что тебе еще?»

Мою сторону принимает соседка по торговому ряду, в обсуждение включаются другие «заинтересованные» лица. Продавщица, всучив мою покупку, с легким нажимом выпроваживает меня из ряда, попутно снабжая конфиденциальными подробностями из бурной молодости соседки, наиболее рьяно выступившей в защиту прав потребителей и культуры обслуживания.

«Иди-иди», – говорит она, балансируя на грани желания меня подальше послать и опасения, что сделка может сорваться. Видно, первое было доминирующим.

– Почему? – Лейла жаждет конкретики.

– Постиранные мной штаны, которые я по глупости засунула в машинку, не задав нужный режим, превратились размером в ползунки. Потом под паром растянулись в штаны для восьмилетнего ребенка. Их пришлось подарить. А за новыми для себя пришлось идти к моей знакомой. Естественно, со своим пакетом. В этот раз она выложила мне все самое лучшее.

– Чует кошка, чье мясо съела? – подала голос Лялька. От раздражения в адрес Миры не осталось и следа. Вовремя схватила за «хвост» эмоцию.

– Ага, а может, потому что я со смехом поведала про «ползунки»? «Что ж ты мне все-таки шепнула вслед, когда отправляла, прихлопывая по плечу?» – спрашиваю. Она посмотрела на меня хитро и как-то по-свойски: «А ты приходи еще. А эта, – она указала на свою соседку по ряду, – нехорошая. Ты ее не слушай».

– Зато сейчас у меня самые лучшие штаны, – Мира финишировала.

– Еще бы, по двойной цене! – не удержалась Ирча.

«Ну, сейчас Ника развернется, – подумала Лялька, – она уж точно всех должна переплюнуть. Вот так подружки! Это уже и впрямь конкурс!»

Ника встала – ну кто будет отыгрывать спектакль, сидя в «зрительном зале»?

– Вероятно, в каждом городе есть парочка сумасшедших. Я не про тех, что в медицинском смысле. В обычной жизни – это нормальные люди. По другому параметру – не укладываются в норму рациональности. Закрутила? – Ника отреагировала на удивленно-недоуменный взгляд Лейлы. – Ну, к примеру, есть у нас одна известная дама. Вы все ее знаете, обойдемся без имен. Если честно, я ее обожаю! Ну, кто ее нормальной назовет? В наше время, когда успех меряется наличностью или возможностью сделать что-то для себя, она все последние годы только и делает, что от себя. Нормальный человек как? Связи, статус, положение использует во благо своей семьи и себя любимого. А она? С точностью до наоборот – капитал, в прямом смысле и социальный, не только свой, но и друзей, знакомых, друзей друзей – все на общественное благо норовит употребить.

– Ты про наш женсовет? – Мира блеснула прозорливостью.

– Развлекается? – Ирча иронично относилась ко всяким «гендерным» движениям.

– И вы так попробуйте! Вместе веселее будет, – Ника с Феклой из женсовета дружила. По сути, они были коллегами в социокультурной жизни Славногорска. – Мне до нее далеко, но и забавы такого свойства знакомы.

– Да знаем мы тебя. Ты только своих «жертв» мужского пола использовать норовишь, потому как «должны». А в остальном, в своей культуре – известная сподвижница, – Мире удалось пройти на грани стеба, не задев Нику.

– Я – в другом поле. Не поднять мне бремя помогать страждущим, не готова сталкиваться с чужой болью и бедой. Это ж все через себя пропустить нужно!

– Себя жалеешь? – уточнила Маруся.

– Возможно, – Ника была дамой не без доли цинизма, но уж точно без лукавства. – А, может, у каждого своя нива? Но наше с Феклой «жнивье» иногда пересекается. Это когда по городу с протянутой рукой. А город-то не миллионник. Так что бывает она мне: «Ты почему к моему „мальчику“ „занырнула“? Я хотела у него на (что-то) попросить, а теперь не могу». Бизнесмены-«мальчики» даже и не предполагают, какие страсти во имя благотворительности за их спиной кипят. Все они у нас наперечет. Лично я всегда о благоденствии тех, кто поддерживает мои инициативы, молюсь. Но я не об этом.

По никиной интонации, Лялька поняла, что с «прологом» покончено.

– Нужно было как-то с шапкой по кругу на один интеллектуальный дамский проект пройтись. Напросилась на встречу. Чел состоятельный и статусный. Ну, думаю, с моим опытом обольщения во имя благой цели, добьюсь. Мило поговорили. Точнее, я послушала, как много он делает (и это – реально, свидетельствую) и какой воз проблем на себе везет. Обещал. Время идет, сроки поджимают. Как напомнить, но не надоесть?

– СМС! Дозировано, – надолго покидать «сцену» Мира тоже не собиралась.

Ника согласно кивает головой: – Конструктивно для себя из встречи вынесла взаимосвязь: погода, отгрузки, пополнение счета, с которого мне и нужен небольшой кусочек. Вздымаю руки к Небесам, в СМС докладываю – три дня без дождя вымолила. И жду. А проект такой, что имена благотворителей увековечиваются. Думаю, обещал – даст. Увековечиваю авансом. Будет же! Ну, это еще и для того, чтобы путь к его отступлению отрезать. Хитрость такая, «военная». Проект материализовался, презентовали, раздарили. И моему «объекту» принципиально отвезли. Не случилось! Хорошо, что в городе есть еще наши с Феклой (вы уже и так поняли, о ком речь) «мальчики» – не бросили на произвол судьбы. А через год новый проект. Ну, думаю, «должник» поможет. Проект детско-творческий, и есть у меня союзники. Идем с милой дамой, подготовились – стихи написали слезно-просительные, благородно-мотивирующие. Нас приняли. «Объект» к нашему появлению был готов – на столе листок с длинным перечнем того, кому он в городе помог. Внушительно, впечатляет. Восхищаемся и бьем челом. Чувствую, вызываю у него трудно подавляемое раздражение.

– Понятно, нам милее те, кого мы облагодетельствовали, а не только обещали, – Мира тоже решила встать – чтобы поняли, что она, как минимум, второе главное действующее лицо.

Ника, продолжает, уже испытывая легкое раздражение, что ее монолог прерывается влезающей во все дырки Мирой:

– Подспудно жду, когда же прорвется и во что выльется его «симпатия» ко мне. На витке беседы, когда речь идет о его помощи проблемным детям, говорю невинную, на мой взгляд, фразу: мол, здорово, что благотворительность на этом важном направлении поддерживается не только его финансами, но и статусом супруга молодой леди – мэр, на всякий случай. Так и должно быть, во всем мире так. А перед ней лично я готова снять шляпу: она – молодец, милосердна, я бы так не смогла. Моя мысль претерпевает какую-то непрогнозируемую интерпретацию, и наш собеседник взрывается. И совершив, по моему разумению, подмену тезиса, обвиняет меня в черствости, неблагодарности, отсутствии сострадания и т. п. и т. д. В ступор я впала только на мгновение.

– Зная тебя, кто бы сомневался, – не без иронии в голосе отозвалась неугомонная Мира.

– Комментировать приходилось, желая в пламени страстей не спалить шанс – получить-таки необходимую на наш проект сумму. Дипломатичная дама со мной выступила в роли миротворца – разводила по углам бойцов на ринге. Аудиенцию мы покинули с чувством, что надежда все же умирает последней. Но в благодарственный список его имя авансом не внесли.

– И «мстя» ее была ужасна! – опять не удержалась Мира.

– На новогоднем приеме во время выступления нашего несостоявшегося на тот момент благотворителя, я демонстративно встала и вышла на перекур. Вам не приходилось никогда покидать многолюдное собрание в хорошо освещенном зале, когда выступает какое-нибудь статусное лицо?

– Бывало! – Мира, словно обрадовалась, что сама Ника обращается к «залу». – Тут случай особый: все взоры на дерзкую, особенно, если она еще и экс-модель.

На этот раз мирына реплика явно Нике по сердцу: – Извлекаю сигаретку, угощаюсь огоньком– очаровательная молодая леди предложила. И обнаруживаю (не без ее помощи), что весь путь по залу я проделала с огромным бантом на, простите, месте, чуть ниже спины. Знаете, такими на липучках декорируют чехлы стульев по случаю особых торжеств. Зацепила, гордо протискиваясь между сидящими. Открепить золотой бант-хвост с моего черного платья – дело секунд, а избавиться от чувства нелепости юмора катастрофически не хватило.

– Поделом, нечего демонстрировать! – Лялька получала удовольствие от происходящего и внесла свою лепту в никино «представление» – сказала все строгим «партийным» голосом.

– Подпортила я себе настроеньице, – продолжила Ника. – Не все же там сколько-то сот человек смотрели на мой «низ спины», украшенный бантом. Только эта спасительная мысль облегчения не принесла. Но на этом «демонстрация» не закончилась. На публичную презентацию проекта появился наш чел – получил задание теперь уже от своего шефа, приглашенного по случаю. Ну, дали ему поручение, полномочия делегировали. Бывает. Явился эффектно – с букетом роз, выступлением и… конвертиком с благотворительным пожертвованием. Все это он и вручил Фекле, с которой мы у него были на аудиенции. Как раз хватило, чтобы компенсировать наши с ней личные расходы, в которые мы вошли, чтобы проект завершить. И спасибо ему огромное за это!

– Ну и как у тебя с ним, по нулям? Или все-таки 2:0 не в твою пользу? – Мира пропустить финал просто не могла.

– Не знаю. На брудершафт еще не пила, – Ника эффектно опустилась в свое кресло.

Теперь все взоры устремились на Майю – осталась только ее «исповедь».

– Девочки, я долго не задержу. В свадебное путешествие нас с Пашкой Лялька отправила в молодежный лагерь «Гянджлик» в Азербайджане. На берегу Каспийского моря, рядом с Баку, летом.

– Да, удалось выпросить две путевки в краевом «Спутнике». Было такое турагентство в комсомоле, помните. Все по разнарядкам, – подтвердила Лялька.

– Дружба народов, – Мира сделала пояснение.

– Я только потом поняла, почему лагерь от остального Азербайджана стеной в два человеческих роста отгорожен. Летели самолетом, билеты купили сразу в оба конца. Что-то мы неправильно поняли, и поэтому за пару дней до возвращения поехали в аэропорт. Надеваю свои шорты, в которых я по лагерю ходила, тороплю Пашку. А он глянул на меня и говорит: «Переоденься, мы же в аэропорт». Думаю: «Болван – лето, море, курорт». В более мягкой форме ему и говорю. Пожал плечами, покрутил рукой у виска, спорить не стал. Запрыгиваем у ворот в такси, едем. Фурор я произвела!

– Представляю! Каменьями не забросали? – Мира не иссякала.

– Нет. Но по всему маршруту по зданию аэропорта за нами поспешал бакинский армянин в возрасте и кричал: «Позор! Какой стыд!»

– А вы что?

– Да я вцепилась в пашкину руку, влипла ему в бок. Хорошо, что такси не отпустили. Спокойно выдохнула только после рюмочки коньяка в «Гянджлике».

– Со своим уставом в чужой монастырь… – на этот раз Мире не дали распространить свой тезис.

– Нам тоже пора переходить к коньяку, – прервала Маруся ее поток сознания. – Слушайте, диссертацию можно защитить по теме: «Нелепость как форма социальной спонтанности и самовыражения».

– Ну, ты, Маруся, загнула! Но мы, тетки, сильны! У каждого в закромах памяти есть такое. О себе любимом. Не всякий рискнет рассказать, – Лейла прослушала все внимательно, с сопереживанием.

– О своей глупости? – не унималась Мира.

– Куда там – о преодолении себя, – прагматично вывела Ирча.

Пили марусин «Hennessy», настоящий. Благодарный аспирант-иностранец из дьюти-фри привез.

Угрозы реальности

Лялька проснулась. Какое счастье по утру, открыв глаза, услышать щебет птиц! Как она любила это время года, когда буйное цветение поет гимн жизни. Зелень – во всем многообразии оттенков, каждый листок, кажется, не просто умыт, он еще искусно залакирован. В воздухе столько ароматов, и этот энергетический коктейль ты не просто вдыхаешь – пьешь, даже купаешься в нем. Все последние дни она возилась с Сиднеем на участке. К своему удивлению за годы их проекта, когда она практически переселилась в дачный поселок, у нее появилась тяга поработать на земле, подровнять кусты, подбелить деревца, подстричь траву. Основную работу с озеленением делали Мира, Иннокентий и дед Макар (он всю свою жизнь проработал в лесничестве и жил через три дома от их коттеджа). На субботники и воскресники осенью и в начале весны съезжались все подружки, кто был в тот момент в Славногорске, и их дети. Мирын Петька и Вовка-«канадец» особо усердствовали под руководством Иннокентия.

Лялька выпустила Сиднея на волю, наполнила миски, чтобы после утреннего дозора их владений, мог утолить голод и не мешал. А сама занялась получасовой практикой, которая, как чистка зубов, вошла в ее повседневность, по настоянию Иннокентия. Все это, конечно, после традиционной благодарственной молитвы Всевышнему.

– Открой энергетические каналы, промой белым лучом фантом и сушумну, наполни фантом голубым светом, продыши иду-пингалу, включи золотые лампочки чакр, подними Кундалини, активизируй эндокринную систему… – у нее в голове звучал голос Иннокентия.

Она усмехнулась, вспомнив, с каким внутренним протестом поначалу воспринимала все это и многое другое, что он за неделю преподал, восстанавливая своими «магическими» приемами после последнего энергетического сбоя.

Как выяснилось, каналы открывались, как выдернутые из бутылки пробки, – уши, глаза, нос, рот, остальные отверстия тела, пальцы рук и ног. Фантомом оказался умозрительный образ себя в физических границах, сушумной – главный энергетический «ствол» – позвоночник. А ида-пингала – это зеленый поток, параллельный позвоночнику с двух сторон, входящий в одну ноздрю и выходящий из другой, и наоборот. Ну, про чакры она знала – их семь – от копчика до макушки. А Кундалини – это золотая змейка, свернувшаяся в три с половиной оборота на самом «дне» копчика. Особым типом гортанно-носового вдоха ее нужно раскрутить до центра лба, в область третьего глаза. И с таким же выдохом опустить. С эндокринной-иммунной системой действовать, как с чакрами, – их нужно ярко-золотым «включить». Потом еще «золотом» разжечь три тянь-тьеня в области грудины, пупка и середины лба. Собрать всю картинку, как компьютер с прозрачным процессором, удержать мысленный образ себя, проверить, все ли слаженно «тикает» и вперед – решать задачи, которые день грядущий заготовил.

– Соединись с местами Силы, твоими личными, там, где воспарял дух, а ноги легко носили послушное тело. У тебя же есть такие места на планете Земля? – опять всплыл в памяти вопрос Иннокентия.

Предложи ей кто-нибудь нечто подобное лет десять назад, она посчитала бы это в лучшем случае экстравагантностью, а скорее – сумасшествием. А сейчас убедилась на себе, что это – наименее затратный путь к восстановлению внутренней гармонии и радости бытия.

– И, матушка, зарядка. Больше внимания телу. Обучу. Правда, занятия йогой – предпочтительнее. Но будем идти этапами, – он «подавил» внутренний нарастающий бунт, первые признаки которого уже проступили на лялькином лице.

Как бы то ни было, но в последние дни к ней вернулось ощущение защищенности и беспричинного счастья. Казалось, апрельский расцвет природы залил все вокруг не только благоуханием, но и каким-то едва ощутимым торжеством. Она включила мобильный. Были непринятые звонки. Не успела еще их просмотреть, как телефон зазвонил.

– Ты чего телефон отключила? – по-военному строго спросил генеральским голосом Петечка, ее приятель из комсомольских времен, тот, которого она как-то приглашала пострелять из луков. В груди у Ляльки почему-то ёкнуло.

– Да я включаю его после всех утренних процедур и ритуалов, – она явно оправдывалась: есть в генералах нечто, задав невинный вопрос, заставить почувствовать себя виноватой. Или это у нее такая реакция на Петечку после их последней встречи?

– Ко мне друг приехал. В гости примешь? Чаем напоишь?

Лялька занялась хозяйственными хлопотами, стараясь заглушить поднимающееся волнение. Она опять, как страус, пыталась зарыть голову в песок: усиленно уговаривала себя, что это – просто так, Петечке захотелось ее навестить с другом – из луков пострелять. Внутренний же предательский холодок убеждал в обратном: что-то сдвинулось в том направлении, из-за которого Петечка и появлялся полгода назад на их подворье. А все Ахмад! Ну кто его просил! Только этого еще и не хватало. А вдруг и впрямь надумает появиться. Теперь уже, не называя, она имела в виду отнюдь не Петечку с другом и вовсе не Ахмада. Да-да, а то самое лицо, которое они с Иннокентием обозначили, как «number one».

За эти месяцы они, конечно, кое-что сделали для встречи, если вдруг… Провели ревизию их «арсенала»: костюмов, всяческих атрибутов, утвари, спортинвентаря (словно, он сюда спортом позаниматься заехать должен), даже гостевую отремонтировали. Хотя, бред, предполагать, что то самое лицо здесь на сутки «осядет», подобно одному из их клиентов.

И, конечно, подготовили игру с волчком, как в телешоу «Что? Где? Когда?», чтобы можно было сыграть в «верю» – «не верю». Главное, они с дерзновенной откровенностью сформулировали вопросы. Обо всем. Причем, не такие, как для его публичного общения с народом, что ежегодно звучат в телеэфире – со сглаженным накалом «остроты» и немалой долей комплиментарности. Юлька подобрала архив телесюжетов и регулярно сбрасывала анонс всех телефрагментов с участием «Number One». Мира отлавливала в интернете все самые противоречивые и парадоксальные новости и комментарии, касающиеся не только его личности, членов семьи, но и глобально – России, мира, угроз и вызовов современности. Трудно предположить, что где-нибудь на территории нашего Отечества еще одна дамская компания с такой заинтересованностью и пристрастием следила за ним, волею Провидения оказавшемся на самом Олимпе властной вертикали. Мировое сообщество, главы других стран – и он, мировые финансовые элиты – и он, религиозные лидеры – и он, все публичные внутренние скандалы – и он, оппозиция – и он, страна и ее будущее – и он, семейная история, победы и поражения – и он….

А сколько они о нем спорили! Все-таки подружек пришлось посвятить в возможные перспективы его появления у них на подворье. Ахмад молчал. Из-за своего назначения он перенес очередную встречу на неопределенный срок. С Лялькой созванивался несколько раз, но скорее просто испытывая потребность в моральной поддержке. А по телефону, как известно, уж обо всем и не поговоришь.

Ляльке казалось, что она уже столько знает о «Number One», сколько не узнала и за годы доверительного общения о своих клиентах. Она «настраивалась» на его волну, как это в свое время рекомендовал Иннокентий в отношении ее клиентов. И в ее жизнь вошло столько политики, сколько не было и в период ее идеологической работы в комсомоле. Она пересматривала фильмы, сюжеты, записи пресс-конференций, его выступления на различных по масштабу мероприятиях, интервью журналистам различных информационных компаний. Все, что было о нем, но не из его уст, принимала во внимание, но «фильтровала». Зарубленный в подростковом возрасте гусь, потерянные в Германии ключи, чуть великоватая бабочка на приеме у английской королевы, коктейль с хреном натощак, развод и неафишируемая любовь, лыжи, хоккей, поцелуй ребеночка в пузико, предательски дрогнувший от волнения голос во время публичных выступлений – предвыборном митинге и на параде Победы… Все это и многое другое, как пазлы, складывалось в общий портрет. Сказать, что он, этот портрет, был считан до самых глубин, так нет. Но что уж она почувствовала, за что могла поручиться наверняка, так это неудержимое желание оставаться самим собой – с чувством собственного достоинства, своим правом на истину и справедливость. Всегда ли это совпадало с ее представлениями о них? Увы, нет. Но что делать с тем, в чем они не совпадали, она и сама не могла дать однозначного ответа, как быть.

То, что он за эти полтора десятилетия фактического пребывания в статусе «Number One» проделал гигантский путь внутреннего развития, – очевидно. Казалось, он живет по принципу: «Делай каждый день то, что никогда не делал. И, если день к концу, а ничего в этом смысле не удалось, хотя бы возьми зубную щетку в другую руку». Отсмотрев часы репортажной хроники, она видела, как ему постоянно приходилось выбрасывать себя из зоны комфорта и все время брать какие-то внутренние высоты. И нередко противостоять. Кому или чему? Людям, силам, обстоятельствам.

– Ляля, не шизей, ты вообще стала оголтелой путинкой, – Ника раскраснелась в словесной баталии и решила «добить» подругу.

– Слушай, «Путинкой» называли одно время водку. Ты поаккуратнее. Ну и что, что говорят, что он – самый богатый человек планеты? В то время, когда законодательно было разрешено «прихватизировать», было государственной политикой, и все, кто и рангом пониже, карманы себе понабивали, он был бы недальновидным человеком, если бы этот шанс не реализовал. Если уж на то пошло, первое лицо самой богатой страны и должно быть самым богатым.

– Ну не при таком же нищем народе! – Ника негодовала.

– Ты – нищая?

– Я не о себе.

– Ах, ты за народ! Слушай, а ты ведь и сама не лишена чувства, когда оцениваешь человека по его наличности. Вспомни, как рассказывала о художнике – талантливом, но не предприимчивом. Пришел к тебе, голь перекатная, одет, Бог весть как, а в мастерской – полотна, которыми бы музеи гордились. У тебя же подтекстом было что? Дурак, жить не умеет! А как ему с банкирами, олигархами, Ротшильдами-Рокфеллерами общаться? Снизу вверх, в глаза заглядывать?

– Слушай, после Сталина осталась шинель, мундир, горстка личных вещей…

– Ты, по-моему, никогда сталинисткой не была…

– Девочки, не переходите на личности, – не выдержала Маруся.

– Марусь, я была бы разочарована, если бы он лично был беден. Он, как минимум, не должен думать о деньгах для себя, семьи, детей. У него другим голова занята.

– Правильно! Другим! А в это время люди из его ближайшего окружения себе в госкорпорациях зарплату по пятнадцать – двадцать миллионов рублей в месяц положили. Как не стыдно в стране, где столько людей за чертой бедности живут? А он, твой любезный «Number One», что, не знает? Если у тех тормоза слетели, поправить нельзя? Или не поправляет, потому что они знают, сколько он имеет?

– Послушайте, мы не о том говорим, – Маруся взывала к логике.

– Давайте ближе к теме. Ника, ты от эмоций переходи к конструктиву. Ты хотела сформулировать вопрос «Number One»? Так формулируй!

– Хорошо, – Ника собралась, – формулирую: «Правда ли, что некоторые руководители госкорпораций имеют зарплату пятнадцать – двадцать млн руб в месяц? Правда ли, что их жены отстраивают холодильные камеры для хранения своих норковых шуб? И как это совместимо со средним уровнем жизни в стране? Не чувствует ли он угрозу Отечеству, исходящую от такой ненасытности определенного круга лиц? И, наконец, не должно ли благосостояние человека обыкновенного, в самом низу, быть и его заботой? Коли мы живем в стране с ручным управлением».

– Ника, а ты не сильно много от него хочешь? Да он вообще в категориях планетарных мыслит. Отвлекись от этого, и что-нибудь случается. Не может он о твоем благосостоянии денно и нощно думать.

– Слушай, значит, у него должен быть кто-то другой, кому он доверяет, кто об этом думает.