Текст книги "Ночной цирк"

– Но вы же тогда не знали, кто я, – говорит Марко, поворачиваясь к ней.

Продолжая следить глазами за игрой света на потолке, она вновь заговорщицки улыбается.

– Конечно, я не знала, что это именно вы, но, глядя на ваши творения, не могла не составить мнения о том, что вы за человек. Мне казалось, что дерево должно вам понравиться.

– Оно мне очень нравится, – тихо говорит Марко.

Оба замолкают, но в наступившей тишине нет никакой неловкости. Марко страшно хочется протянуть руку и дотронуться до нее, но он боится разрушить хрупкую дружбу, зарождающуюся между ними, поэтому просто поглядывает на нее украдкой. Время от времени она делает то же самое, и на мгновение их взгляды встречаются.

– Как вам удается не давать никому стареть? – немного погодя спрашивает Селия.

– Приходится быть очень осторожным, – отвечает Марко. – И они все-таки стареют, просто очень медленно. А как вам удается перевозить цирк с места на место?

– На поезде.

– На поезде? – ошарашенно переспрашивает он. – Весь цирк переезжает на одном единственном поезде?

– Это очень большой поезд, – улыбается Селия. – И к тому же волшебный, – добавляет она, вызывая у него приступ смеха.

– Должен признать, мисс Боуэн, что вы совсем не то, что я ожидал.

– Уверяю вас, вы тоже.

Марко встает и делает шаг к двери.

Селия протягивает руку, чтобы он помог ей подняться. Они впервые касаются друг друга без перчаток.

Реакция наступает немедленно. Как от удара молнии, комнату заливает яркий свет. Люстра начинает дрожать.

Марко чувствует, как жар, разливающийся от того места, где его кожа соприкасается с ее, распространяется дальше и глубже, проникая в каждую клеточку его тела.

Едва оказавшись на ногах, Селия отнимает руку и, отступив, прислоняется к стене. Жар тут же начинает спадать.

– Простите меня, – шепчет она, переводя дыхание. – Я не ожидала.

– Прошу меня извинить, – говорит Марко. За оглушительным стуком собственного сердца он ее почти не слышит. – Хотя я не очень понял, что именно произошло.

– Я весьма чувствительна к чужой энергии, – объясняет Селия. – У людей вроде вас или меня она проявляется особенно сильно. Я… я просто еще не привыкла к вашей.

– Могу лишь надеться, что вам эти ощущения были так же приятны, как и мне.

Селия ничего не отвечает, и, чтобы удержаться от искушения дотронуться до нее еще раз, он распахивает перед ней дверь, ведущую к винтовой лестнице.

Они вместе выходят в залитый лунным светом зал. Эхо шагов гулко разносится под сводами.

– Что происходит с Чандрешем? – спрашивает Селия, вспоминая упавший за ужином бокал и пользуясь шансом нарушить тяжелое молчание, чтобы хоть чем-то отвлечь себя от непреходящей дрожи в руках.

– Он стал очень рассеян, – со вздохом отвечает Марко. – С того самого дня, как открылся цирк, ему все труднее сосредоточиться. Я стараюсь поддерживать его по мере сил, но боюсь, что это не слишком хорошо сказывается на его памяти. Я не знал, что так получится, но, учитывая судьбу покойной мисс Берджес, мне начинает казаться, что это отнюдь не худший вариант.

– Всему виной неоднозначность ее положения. Она жила жизнью цирка, ему при этом не принадлежа, – говорит Селия. – Уверена, происходящее в цирке не так-то легко осмыслить и принять. Хорошо, что вы можете присмотреть за Чандрешем.

– Именно, – кивает Марко. – Мне очень жаль, что нет способа защитить тех, кто находится за пределами цирка, подобно тому, как факел защищает его изнутри.

– Факел? – переспрашивает Селия.

– Он создан для нескольких целей. В первую очередь, это мой канал связи с цирком, но он еще и своего рода оберег. К сожалению, я не учел, что он защищает лишь обитателей цирка.

– Я вообще не учла возможность создания оберегов, – вздыхает Селия. – Не думаю, что я изначально понимала, сколько людей станет невольными участниками нашего поединка.

В центре зала она замедляет шаг и замирает, опустив голову.

Марко тоже останавливается, но молчит, ожидая, что заговорит она.

– Вы не виноваты в том, что произошло с Тарой, – еле слышно шепчет она. – Что бы вы или я ни сделали, обстоятельства могли сложиться точно так же. Никого нельзя лишать права выбора, это был один из первых уроков, которые преподнесла мне жизнь.

Марко кивает, а затем подходит к ней вплотную.

Он протягивает руку и легко проводит пальцами по ее ладони.

Знакомое ощущение пронизывает ее с прежней силой, но вокруг ничего не происходит. Воздух так же наэлектризован, но люстры на потолке остаются неподвижными.

– Что вы делаете? – спрашивает она.

– Вы говорили об энергии, – говорит Марко. – Я пытаюсь настроить нас на одну волну так, чтобы вы не крушили здешний хрусталь.

– Если я что-то и разобью, то наверняка смогу исправить, – замечает Селия, но не отнимает руки.

Избавленная от необходимости переживать за последствия, она может не сопротивляться ощущениям и отдается им целиком. Они пронизывают ее насквозь. Что-то похожее она испытывала, входя в созданные им шатры, – трепет от соприкосновения с чем-то чудесным и невероятным, – только в сотни раз сильнее. Жар от прикосновения к его коже разливается по всему телу, хотя сплетаются только их пальцы. Взглянув на него, она снова встречает ищущий взгляд серо-зеленых глаз, но уже не отворачивается.

Не говоря ни слова, они смотрят друг на друга, и мгновения превращаются в вечность.

Лишь когда в зале раздается бой часов, Селия вздрагивает и приходит в себя. Стоит ей отпустить руку Марко, как она жалеет об этом и хочет прикоснуться к нему снова. Но за этот вечер произошло столько всего, что она чувствует себя совершенно обессиленной.

– Вы отлично маскируетесь, – говорит она. – Сейчас я чувствую ту же энергию, что обжигает меня во всех созданных вами шатрах. Однако я никогда не ощущала ее, просто встречаясь с вами.

– Умение вводить в заблуждение – одно из моих преимуществ, – улыбается Марко.

– После того как вы стали объектом моего пристального внимания, сделать это вам будет гораздо сложнее.

– Мне лестно быть объектом вашего внимания, – говорит он. – Спасибо вам за все. За эту прогулку.

– Прощаю вам украденную шаль.

Они обмениваются лукавыми улыбками.

А потом она исчезает. Обычный фокус – отвлечь его внимание ровно настолько, чтобы незаметно выскользнуть за дверь, вопреки жгучему искушению задержаться еще хотя бы ненадолго.

В игротеке Марко обнаруживает ее шаль, небрежно брошенную поверх его пиджака.

Часть третья
Совпадения

Я был бы счастлив, будь у меня возможность прикоснуться к воспоминаниям всех и каждого, кто когда-либо переступал порог Цирка Сновидений, понять, что они чувствовали, что видели и слышали. Сравнить, в чем их опыт посещения цирка совпадает с моим, а в чем нет. Мне повезло: к моему огромному удовольствию, сновидцы часто делятся со мной впечатлениями как в письмах, так и лично, показывают выписки из дневников и просто мысли на случайных клочках бумаги.

Наши воспоминания пополняются с каждым зрителем, с каждым приходом в цирк, с каждой проведенной там ночью. Полагаю, источник нашего вдохновения никогда не иссякнет, и наша летопись будет жить в веках.

Фридрих Тиссен, 1895 г.

Влюбленные

В гуще толпы на небольшом возвышении, чтобы их было хорошо видно со всех сторон, замерли две фигуры.

На девушке надето платье, которое могло бы сойти за подвенечный наряд балерины: белое, воздушное, зашнурованное черными лентами, концы которых трепещут на ветру. Ноги в полосатых чулках обуты в высокие черные сапожки на кнопках. Темные волосы волнами уложены вокруг головы и украшены россыпью белых перьев.

Ее партнер, бесспорно, хорош собой. На нем черный костюм в тонкую полоску, сшитый по последней моде, и белоснежная рубашка с черным галстуком, завязанным изящным узлом. В черном котелке, сдвинутом на затылок, он кажется чуть выше своей спутницы.

Они стоят совсем близко, почти слившись в объятии, но все же не соприкасаясь друг с другом. Головы наклонены, губы вытянуты как за мгновение до (или сразу после) поцелуя.

Сколько на них ни смотри, они остаются неподвижными. Не шелохнутся ни кончики пальцев, ни ресницы. Кажется, что они даже не дышат.

– Они же не настоящие, – замечает кто-то в толпе.

Многие продолжают свой путь, удостоив их лишь мимолетным взглядом. Однако чем дольше ты смотришь на них, тем больше мельчайших, еле уловимых движений ты замечаешь. Вот изменился наклон руки, тянущейся к плечу партнера. Слегка сдвинулась нога. Они неуклонно сближаются.

И никак не могут коснуться друг друга.

* * *

Тринадцать
Лондон, пятница, 13 октября 1899 г.

Первое пышное празднование юбилея Цирка Сновидений случается не на его десятилетие, что было бы ожидаемо в силу существующих традиций, а спустя тринадцать лет после открытия и начала первых гастролей. Поговаривают, что так вышло из-за того, что десятая годовщина прошла незамеченной, и мысль устроить вечеринку по этому поводу родилась, когда отмечать что-либо было уже поздно.

Юбилейный прием проводится в особняке Чандреша Кристофа Лефевра в пятницу, 13 октября 1899 года. В списке приглашенных только избранные: артисты цирка и несколько почетных гостей. По обыкновению, событие никак не афишируется, и хотя некоторые судачат, что оно как-то связано с цирком, ни подтвердить, ни опровергнуть этого никто не может. Впрочем, мысль, что цирк, славящийся своим пристрастием к черно-белым тонам, может иметь какое-то отношение к столь красочному празднеству, мало кому кажется правдоподобной.

А это поистине праздник цвета: и сам дом, и вечерние туалеты гостей поражают многообразием оттенков. Огни в каждой комнате горят своим цветом: в одной сине-зеленым, в другой оранжево-красным. Столики в гостиной по случаю торжества накрыты разноцветными узорчатыми скатертями. На них стоят пышные букеты с самыми яркими бутонами. Музыканты, играющие в бальном зале несколько необычные, но приятные танцевальные мелодии, облачены в костюмы из красного бархата. Даже бокалы для шампанского не прозрачные, как обычно, а темно-синие. Прислуга сменила черную форму на зеленую. В этот вечер Чандреш – в вызывающе фиолетовом фраке поверх отливающей золотом кашемировой жилетки – курит особенные сигары, дым от которых тоже фиолетовый.

Слоноголовая статуя в холле держит на своих позолоченных коленях огромную корзину разноцветных роз. Оттенки варьируются от привычных до совершенно невообразимых, и всякий раз, когда кто-то проходит мимо, с цветов осыпается несколько лепестков.

Бармен разливает коктейли в бокалы невероятных форм и расцветок. Среди напитков есть и рубиново-красные вина, и изумрудный абсент. Яркие, расшитые шелком гобелены украшают стены и покрывают спинки диванов. Свечи пылают под разноцветными плафонами, бросая на участников вечеринки дрожащие блики.

В толпе мелькают огненно-рыжие шевелюры Поппет и Виджета – ровесников цирка и самых юных гостей праздника. Для выхода в свет близнецы нарядились в перекликающиеся костюмы цвета вечернего неба с розовой и желтой отделкой. В подарок на день рождения Чандреш преподносит им двух пушистых голубоглазых рыжих котят с повязанными на шейках полосатыми ленточками. Поппет с Виджетом приходят в неописуемый восторг и тут же нарекают котят Бутис и Паво[7]7
  Латинские названия созвездий Волопас и Павлин в северном и южном полушариях соответственно.


[Закрыть], хотя впоследствии им никак не удается запомнить, кто есть кто, и всякий раз приходится одновременно звать обоих.

Все основатели цирка в сборе, за исключением почившей Тары Берджес. Ее сестра Лейни, в платье канареечно-желтого цвета, появляется в сопровождении мистера Барриса, надевшего по случаю темно-синий костюм. Большей вольности в цвете инженер не смог себе позволить. Впрочем, сегодня он выбрал галстук поярче, а в петлицу вставил желтую розу.

В неизменном сером костюме появляется господин А. Х.

Мадам Падва долго сопротивлялась, но, поддавшись на уговоры Чандреша, все же присоединяется к торжеству, одетая в головокружительный наряд из золотистого шелка, расшитый красным бисером, с алыми перьями в седых волосах. Большую часть вечера она проводит в кресле у камина, предпочитая взирать на праздничную суету со стороны.

Присутствует и герр Фридрих Тиссен, получивший особое приглашение при условии, что не станет публиковать заметок об этом событии и никому даже словом не обмолвится. Он радостно дает такое обещание и появляется на приеме в красном костюме с черным шарфом, поменяв местами привычные для себя цвета.

На протяжении всего праздника он почти не отходит от мисс Селии Боуэн, одетой в весьма изящное платье, цвет которого меняется в зависимости от того, с кем рядом она находится.

Для увеселения пригласили только оркестр, поскольку трудно придумать, кто сумел бы поразить публику, которая почти полностью состоит из цирковых артистов. Вечер преимущественно проходит за светскими беседами и болтовней.

Во время ужина, который начинается ровно в полночь, каждое блюдо подается на стол, покрытое черной или белой глазурью, но стоит коснуться его ножом или вилкой, как оно раскрывается калейдоскопом оттенков вкуса и цвета. Некоторые яства приносят не в тарелках, а на маленьких зеркалах.

Поппет и Виджет украдкой подкармливают двух персиковых котят, жмущихся к их ногам, одновременно с интересом слушая, как мадам Падва рассказывает разные балетные байки. Миссис Мюррей сетует, что не все в этих историях годится для ушей тринадцатилетних, однако мадам Падва как ни в чем не бывало продолжает рассказ, опуская лишь откровенные непристойности. Впрочем, Виджет и так о многом догадывается, замечая лукавые искорки в ее глазах.

На десерт подают огромный многоярусный торт, по форме напоминающий скопление цирковых шатров и покрытый черно-белыми полосками глазури, с ярким малиновым кремом внутри. Кроме того, можно угоститься миниатюрным шоколадным леопардом или клубникой, политой белым и темным шоколадным соусом.

Когда с десертом покончено, Чандреш произносит речь. Он долго благодарит присутствующих за тринадцать фантастических лет, проведенных вместе, за чудесное воплощение давней дерзкой идеи, потом пускается в рассуждения о мечтах, семье, чувстве локтя и стремлении выделиться из однообразия мира. Временами его речь льется легко, потом становится сбивчивой и непоследовательной, а местами и вовсе лишенной смысла, но почти все присутствующие сходятся на том, что с его стороны это было очень мило. Когда Чандреш замолкает, многие стараются не упустить возможности, чтобы подойти и лично выразить ему благодарность за создание цирка и за чудесный вечер.

Единственный неловкий момент возникает, когда Чандреш мельком замечает, что никто из них за все эти годы нисколько не изменился, не считая близнецов Мюррей. В наступившей тишине слышно покашливание мистера Барриса. Никто из присутствующих не решается поддержать тему, а большинство явно вздыхает с облегчением, когда спустя час даже сам Чандреш не помнит ничего из того, что говорил.

После ужина гостей ждут танцы в бальном зале, где стены и окна украшают расшитые золотом шелковые маркизы, поблескивая при свечах.

Господин А. Х держится в стороне, по возможности избегая бесед с гостями и стараясь не привлекать к себе внимания. Однако мистеру Баррису удается поговорить с ним и представить герру Тиссену. После оживленного, хоть и непродолжительного обсуждения часовых механизмов и природы времени господин А. Х под благовидным предлогом покидает своих собеседников и теряется в толпе.

В бальном зале он вовсе не появляется, если не считать одного вальса, на который его сумела уговорить Тсукико. Она пришла на праздник в розовом платье, напоминающем кимоно. Ее прическа поражает хитросплетениями прядей, а глаза вызывающе подведены красным.

Вместе они образуют непревзойденный танцевальный дуэт.

Изобель, в небесно-голубой тунике, тщетно пытается улучить минутку, чтобы поговорить с Марко. Однако он явно ее избегает, а поскольку наряд ничем не выделяет Марко среди прочей прислуги, ей трудно отыскать его в толпе. В конце концов, не без помощи нескольких бокалов шампанского, Тсукико убеждает ее отказаться от этой затеи и, чтобы отвлечь, уводит в нижний сад.

В те минуты, когда Марко не выполняет указания Чандреша или не хлопочет возле мадам Падва, которая бьет его тростью всякий раз, когда он спрашивает, не нужно ли ей чего-нибудь, он не сводит глаз с Селии.

– Меня убивает, что я не могу пригласить тебя на танец, – успевает он шепнуть ей на ухо, когда она проходит мимо него в бальном зале.

По ее платью тут же начинают ползти темно-зеленые щупальца в тон его фраку.

– Значит, твой запас прочности оставляет желать лучшего, – тихо мурлычет Селия и лукаво щурится, когда рядом появляется Чандреш, приглашая ее на танец.

Пока он ведет ее на середину зала, зеленые щупальца исчезают под натиском пурпура и золота.

Чандреш представляет Селию господину А. Х, поскольку не может вспомнить, встречались ли они до этого. Селия делает вид, что не встречались, хотя с первого взгляда узнает человека, который галантно подносит ее руку к своим губам. Он выглядит точно так же, как в тот раз, когда она впервые увидела его шестилетней девочкой. Изменился лишь покрой его костюма, сшитого по последней моде.

Несколько гостей умоляют Селию продемонстрировать что-нибудь из ее арсенала. Сперва она отнекивается, но в конце концов сдается и, вытащив упирающуюся Тсукико в центр зала, заставляет ее внезапно исчезнуть на глазах у зрителей. Только что перед ними стояли две женщины в розовых платьях, а мгновение спустя там остается одна Селия.

Через несколько секунд раздается шум голосов из библиотеки, где Тсукико чудесным образом появляется в обвитом разноцветной гирляндой саркофаге, вертикально стоящем в дальнем углу. Она забирает бокал шампанского с подноса у оторопевшего официанта и, одарив его чарующей улыбкой, возвращается в бальный зал.

По пути ей попадаются близнецы Мюррей. Поппет учит рыжих котят взбираться ей на плечо, а Виджет тем временем изучает содержимое книжных полок, доставая один фолиант за другим. В конце концов Поппет силком утаскивает его из библиотеки, опасаясь, что он весь вечер проведет, уткнувшись в книгу.

Пестрая толпа гостей растекается по дому. Повсюду слышны болтовня и взрывы хохота. Веселье и ликование не утихают до самого утра.

Улучив минуту, когда Селия остается в главном холле одна, Марко хватает ее за руку, и они прячутся в темной нише позади сверкающей позолотой статуи. Лепестки роз трепещут, откликаясь на внезапное возмущение воздуха.

– Вообще-то я не привыкла к такому обращению, – заявляет Селия. Она отнимает руку, но не отстраняется, хотя пространство между статуей и стеной это позволяет. Каждый сантиметр ее платья окрашивается в глубокий зеленый цвет.

– Ты сейчас выглядишь так же, как при нашей первой встрече, – говорит Марко.

– Полагаю, этот цвет ты выбрал нарочно? – спрашивает она.

– Счастливое совпадение. Чандреш настоял, чтобы весь персонал был одет в зеленые фраки. К тому же я не мог знать об особенностях твоего наряда.

Селия с улыбкой пожимает плечами.

– Я никак не могла решить, что надеть.

– Ты прекрасна, – шепчет Марко.

– Спасибо, – откликается Селия, стараясь не встречаться с ним взглядом. – А ты чересчур красив. Настоящее лицо мне нравится больше.

Его черты меняются, возвращая облик, который она хранит в памяти с того самого вечера, который они провели в этом же доме, но в гораздо более уединенной обстановке три года назад. С тех пор у них почти не было возможности увидеться, за исключением нескольких мучительно мимолетных мгновений.

– Разве ты не рискуешь, показывая свое лицо, когда здесь столько народу? – спрашивает Селия.

– Я делаю это только для тебя, – говорит Марко. – Все остальные будут видеть то же, что и всегда.

Они замирают, глядя друг на друга, когда в зале появляется шумная компания. Зал наполняется их веселым смехом, но, поскольку они проходят достаточно далеко от статуи, Селия и Марко остаются незамеченными, а ее платье сохраняет зеленый цвет.

Протянув руку, Марко убирает с лица Селии выбившуюся прядь волос, заправляет за ухо и нежно проводит пальцами по щеке. Селия закрывает глаза, и ее опущенные веки трепещут, а розовые лепестки возле их ног начинают кружиться в вихре.

– Мне так тебя не хватало, – еле слышно шепчет он.

Воздух моментально электризуется, когда он, наклонив голову, нежно прикасается губами к ее шее.

В других комнатах гости внезапно начинают жаловаться на жару. Веера, извлеченные из разноцветных ридикюлей, порхают, словно крылья тропических бабочек.

Селия внезапно отстраняется. Марко не сразу понимает причину, пока на темной зелени ее платья не появляются серые облака.

– Добрый вечер, Александр, – говорит она, легким кивком приветствуя человека, который подкрался к ним так незаметно, что даже опавшие лепестки на полу не шелохнулись.

Человек в сером костюме вежливо кивает в ответ.

– Мисс Боуэн, если вы не возражаете, я хотел бы побеседовать с вашим спутником с глазу на глаз.

– Прошу меня извинить, – говорит Селия и уходит, даже не взглянув на Марко.

Сумеречно-серое платье вспыхивает цветом закатного солнца, когда она проходит мимо близнецов Мюррей, которые заставляют котят гоняться за блестящими серебряными ложечками.

– Не могу сказать, что нахожу подобное поведение уместным, – обращается к Марко человек в сером костюме.

– Так вы ее знаете, – тихо говорит Марко, провожая Селию взглядом.

Она останавливается на пороге бального зала, и ее платье становится алым, когда герр Тиссен приближается к ней с бокалом шампанского.

– Я с ней встречался. Этого недостаточно, чтобы утверждать, будто я ее знаю.

– Еще до того, как все это началось, вам было точно известно, кто она, и вы ни разу не потрудились сообщить мне об этом?

– Я не видел в этом необходимости.

Новая группа гостей появляется из столовой и проходит мимо них, взметая очередной вихрь розовых лепестков. Марко проводит человека в сером костюме через библиотеку и сдвигает в сторону мозаичное панно, приглашая продолжить их разговор в пустой игротеке.

– Тринадцать лет вы избегали меня, а теперь вам нужно поговорить? – спрашивает Марко.

– Я, в общем-то, не собирался ни о чем говорить. Мне просто нужно было прервать ваш… разговор с мисс Боуэн.

– Ей известно ваше имя.

– Это доказывает, что у нее хорошая память. Что ты хотел со мной обсудить?

– Мне нужно знать, все ли я делаю правильно, – заявляет Марко, его голос звучит глухо и бесстрастно.

– Ты достаточно преуспел, – отвечает наставник. – Ты занимаешь прочное положение, с этой позиции тебе удобно продолжать игру.

– Но я не могу быть самим собой. Сначала вы учите меня всем этим премудростям, а потом запираете здесь, вынуждая скрывать, кто я, в то время как она в центре всеобщего внимания и вольна делать то, что делает.

– Ни одна душа не верит, что она делает это по-настоящему. Они считают это обманом. Никто не думает, что она могущественнее тебя, просто она на виду, а ты нет. Дело не в зрителях. И я хочу это подчеркнуть. Ты можешь делать то же самое, что она, не выдавая при этом свое искусство за дешевый спектакль. Можешь превосходить ее в мастерстве, оставаясь в тени. Советую тебе держаться от нее подальше и постараться сосредоточиться на своей работе.

– Я люблю ее.

До сих пор, что бы Марко ни говорил, что бы ни делал, ему ни разу не удалось вызвать у человека в сером костюме хоть какие-то эмоции – даже когда он случайно на уроке поджег стол. Однако теперь на лицо учителя ложится нескрываемая грусть.

– Мне жаль это слышать, – говорит он. – В таком случае победить тебе будет гораздо труднее.

– Мы ведем эту игру уже больше десяти лет, когда же все закончится?

– Когда определится победитель.

– И когда это случится? – допытывается Марко.

– Трудно сказать. Предыдущее состязание длилось тридцать семь лет.

– Этот цирк не протянет тридцать семь лет.

– Тебя никто не заставляет ждать так долго. Ты был прилежным учеником, ты сильный игрок.

– Откуда вам знать? – спрашивает Марко, закипая. – На протяжении всех этих лет вы ни разу не сочли нужным со мной поговорить. Я не делал ничего для вас. Все, что я создавал в вашем цирке: новые шатры, невероятные чудеса, головокружительные иллюзии, – все было во имя и ради нее.

– Для исхода поединка твои мотивы не имеют значения.

– Мне плевать на ваш поединок! Я выхожу из игры.

– Это невозможно, – говорит человек в сером костюме. – Ты связан обетом, так же как и она. Ваш поединок продолжится. Один из вас проиграет. И здесь ничего нельзя изменить.

Схватив шар с бильярдного стола, Марко запускает им в наставника. Тот слегка уклоняется, и шар пролетает мимо. Мозаичный закат разлетается вдребезги.

Стиснув зубы, Марко разворачивается и стремительно выходит через дверь в дальней части комнаты. Проходя по коридору, он не замечает стоящую там Изобель, которая вполне могла слышать, как они ссорились.

Марко направляется прямиком в бальный зал, находит среди танцующих пар Селию с Тиссеном и, схватив Селию за локоть, разворачивает к себе лицом.

Когда он прижимает ее к груди, зелень фрака сливается с зеленью платья.

Оказавшись в кольце его рук, Селия забывает, что на них смотрят.

Однако прежде чем она успевает высказать ему свое удивление, их губы встречаются, она растворяется в мире, где нет места словам.

Марко целует ее так, словно они единственные люди во всей вселенной.

Вихрь проносится по комнате, распахивая стеклянные двери, ведущие в сад, и заставляя биться на ветру шелковые шторы.

Все взгляды в зале устремлены на них.

А потом он отпускает ее и уходит прочь.

К тому времени как Марко оказывается на пороге, почти все успевают забыть о случившемся. Недолгий провал в памяти они списывают на жару и чрезмерное количество шампанского.

Герр Тиссен не может вспомнить момент, когда Селия внезапно прекратила танцевать, равно как и когда по ее платью разлился этот темно-зеленый цвет.

– С вами все в порядке? – беспокоится он, заметив, как она дрожит.

Господин А. Х пулей проносится через холл, едва не споткнувшись о распластавшихся на полу Поппет и Виджета, которые заняты тем, что учат Бутиса и Паво танцевать на задних лапках.

Виджет отдает Бутиса (или Паво) Поппет и бежит вслед за человеком в сером костюме. Он видит, как тот доходит до вестибюля, забирает у дворецкого серый цилиндр и серебряную трость и выходит из дома. Прижавшись носом к ближайшему окну, Виджет следит, как мужчина проходит под уличными фонарями, а затем растворяется в черноте ночи.

В этот момент к брату подходит Поппет. Котята счастливо мурлычут, восседая у нее на плечах. Вслед за ней появляется Чандреш.

– Что случилось? – спрашивает Поппет. – Что-нибудь не так?

Виджет отворачивается от окна.

– Он не отбрасывает тени, – говорит он, и Чандреш, услышав его слова, выглядывает в окно поверх их голов, однако улица уже пуста.

– Что ты сказал? – спрашивает Чандреш, но Поппет, Виджет и их рыжие котята уже убежали в другой конец зала и смешались с пестрой толпой.