Текст книги "Субъективная реальность нормативного поведения и речи"

3.22. Прерывность осознания первичных идеальных форм субъективной реальности

Если в интересах анализа первичных форм субъективной реальности отвлечься от частичного проникновения сакрального в профанное, а профанного в сакральное и представить их разделенными непроницаемой четкой границей, то тогда и мировосприятие древнего человека изменится соответственно. Оно разделится на две не пересекающиеся друг с другом части. Сакральное, освобожденное от проникшей в него части профанного, превратится в полностью недоступное для сознания бессознательное, а профанное, освобожденное от проникшей в него части сакрального, наоборот, станет полностью открытым, явным и очевидным для сознания.

В таких гипотетически данных условиях сознание человека полностью лишилось бы опережающих идеальных форм сакрального, позволяющих хотя бы частично, хотя бы в чудесной или волшебной образцово-образной форме предвидеть материальные формы объективной стороны своего настоящего поведения и их возможные или неизбежные последствия. Без такого, пусть и частичного, пусть и не ясного предвидения человек не смог бы ощущать себя субъектом своего поведения.

Без частичного осознания сакрального человек не смог бы сознавать и внешний материальный процесс настоящего поведения, состоящий из мышечных движений, превращающих опережающие их нормативные идеальные формы сакрального в тождественные им материальные формы объективной стороны данного поведения. Без частичного осознания сакрального исполненные по его идеальным образцам материальные формы настоящего поведения давались бы профанному сознанию архаического человека только как неизвестно откуда явившийся ему результат, только как последствие физической материальной стороны его поведения.

При этом материальное пространство, а вместе с ним и время возникали бы в его сознании чередой прерывистых дискретных форм, подобно тому как движение материальных форм передается на кинопленке по частям совокупностью отдельных статичных образов или кадров. Из этого следует, что материальное пространство-время в указанных выше условиях давалось бы сознанию древнего человека прерывисто, отдельными порциями или квантами. При этом каждый такой квант появлялся бы и исчезал в его изолированно профанном сознании «непредсказуемо», «вдруг» и «оказывается». В таких условиях осознание последовательности изменения физического пространства и времени было бы невозможным. А без этого невозможным становилось бы предварительное осознание идеальных причин (мотивов) и целей поведения, а также последующее осознание фактических результатов поведения как последствий субъектной активности человека. И тогда как раз и получается, как у Д. П. Козолупенко, что «шел в комнату… а попал в другую (в сказку)».

Хотя архаический человек и не жил в комнатах в современном понимании этого слова, образное значение данного слова с позиций развитого сознания как нельзя лучше характеризует ограниченность внешней среды, которая давалась архаическому сознанию в рамках объективной стороны их настоящего поведения. Пользуясь этим образом, можно сказать, что древний человек, действуя хотя бы частично в указанных выше гипотетически данных условиях, субъективно попадал из комнаты в комнату внешней среды своего поведения не в результате собственных двигательных актов, как это и происходило в действительности, а как бы само собой, неосознанно или, можно сказать, волшебно.

Каждый раз, оказываясь в очередной такой комнате, он ничего не помнил о предыдущей комнате, в которой до этого только что побывал. Ничего не знал бы он и о следующей комнате, в которую ему предстояло попасть посредством очередного неосознанно совершаемого двигательного акта. Человек воспринимал бы себя в каждой из таких комнат только по факту своего нахождения в ней и не более того.

Поэтому кванты пространства-времени, ограниченные в древнем сознании прерывистыми материальными формами настоящего поведения, в некоторой их части давались ему дискретно, статично, одномоментно и не связанно друг с другом. По этой причине и само это сознание частично заявляло о себе не в виде непрерывного потока процессуальных изменений пространственно-временных идеальных образов внешней среды, а чередой коротких вспышек – озарений внутрисубъектного идеального. Последние подобно пунктиру азбуки Морзе выхватывали из темноты бессознательного статично представленные и эмоционально насыщенные идеальные формы материальных форм внешней среды, созданных физическими актами объективной стороны поведения.

Ключевая роль в таком дискретно осознанном поведении оставалась за опережающей его объективную сторону бессознательной частью субъективной реальности, так как именно она являлась действительным мотивом и целью этого поведения. Прерывистое «по-кадровое» восприятие внешними рецепторами мозга опредмеченных в объективной стороне настоящего поведения идеальных квантов пространства-времени не давало человеку возможностей для сознательного объединения их в процессуально значимые последовательности, позволяющие осознать нормативные, то есть основанные на прежнем опыте, способы потребного поведения. Это, в свою очередь, наделяло бессознательную часть субъективной реальности не контролируемой профанным сознанием самостоятельностью и свободой тайного нормативного регулирования предстоящих актов объективной стороны настоящего поведения.

Свобода такого тайного бессознательного регулирования оставила некоторые следы в мифологическом мировосприятии. Эти следы, согласно наблюдениям Д. П. Козолупенко, давались в мифопоэтике в виде образов чистого поля, в котором обычно происходят мифологические события. В этих неконтролируемых полевых условиях такие события обретали способность беспрепятственно реализовывать себя в любых, в том числе чудесных или волшебных идеальных формах.

Реализуя свободу нормативного регулирования, бессознательная часть субъективной реальности спонтанно, по своему тайному усмотрению, то есть непредсказуемо для внешнего сознания человека, выстраивала или предварительно моделировала предстоящие акты объективной стороны настоящего поведения. И делала она это на материальном основании из обобщенных остаточных ощущений от прошлого сходно повторявшегося поведения, а также в соответствии с конкретными идеальными данными, опредмеченными в его настоящих ощущениях от внешнего восприятия уже состоявшихся материальных актов настоящего поведения.

Говоря о неконтролируемой профанным сознанием свободе бессознательной части субъективной реальности в нормативном моделировании предстоящих материальных актов настоящего поведения, а также о самопроизвольности и непредсказуемости фактического воспроизведения создаваемых ею моделей в объективной стороне данного поведения, не следует забывать о том, что свобода эта дается идеальным формам бессознательного только в рамках их материальных оснований. Такими основаниями для них являются, как неоднократно показано выше, обобщенно данные остаточные ощущения внешних рецепторов мозга от объективной стороны прошлого, сходно повторявшегося поведения, а также дополняющие их ощущения от состоявшихся материальных форм настоящего поведения.

Из изложенного следует также и то, что неосознанно совершаемые акты внешнего физического движения, образующие объективную сторону настоящего поведения, в обозначенных выше условиях не имеют сознательно-волевого начала. Они в полном объеме формируются в потусторонней бессознательной части субъективной реальности без участия ее профанной сознательной части. Поэтому составленное из таких актов поведение в профанном сознании как раз и отличается «непредсказуемостью и всевозможностью». Пространство-время, ограниченное рамками настоящего поведения, возникает в таком сознании только «как след героя», как «совокупность неких особых мест, странным образом связанных с тем, что в них оказывается, и с тем, кто в них оказывается», многое в таком пространстве-времени «как из-под земли вырастает» или же «с неба падает».

Сознание, ограниченное одной только профанной частью субъективной реальности, пассивно по определению. Его роль в организации настоящего поведения ограничивается регистрацией материальных последствий неосознанно совершаемой объективной стороны поведения. Материальный процесс поведения и его мотивы остаются при этом за рамками профанной части субъективной реальности. В таком ограниченном одностороннем сознании активное начало субъективной реальности представлено не субъектами, а объектами поведения в их иллюзорно всеобщей эмоционально данной жизненности и одушевленности, соответствующей аниматическому мировоззрению древнего человека.

В рамках такого мировоззрения рассмотренные выше «комнаты» или кванты объективной стороны настоящего поведения даются человеку как живые целостные картины, начиненные опредметившимися в них эмоциями, направленными к находящемуся в них человеку. В соответствии с характером этих эмоций человек ощущает комфортность или, наоборот, дискомфортность своего «внутрикомнатного» положения. Это, в свою очередь, является сигналом для «потусторонней» бессознательной части субъективной реальности, позволяющим ей самостоятельно и тайно от профанного сознания адаптировать имеющиеся в ее распоряжении нормативные образцы-образы объективной стороны прошлого поведения к наличным условиям внешней среды.

3.23. Непрерывность осознания первичных идеальных форм субъективной реальности

Если отвлечься от частичной непроницаемости идеальных границ, отделяющих внутреннее бессознательное от внешнего сознательного, и сосредоточиться только на их частичной взаимной проницаемости, то мировосприятие древнего человека также существенно изменится. В этих условиях внешняя эмоционально осознанная профанная часть субъективной реальности, частично проникая в ее внутреннюю бессознательную часть, делает ее в этой части просветленной, частично осознанной, то есть сакральной. В другой части, недоступной для профанного проникновения, внутренние идеальные формы субъективной реальности остаются неосознанными, то есть в полной мере бессознательными. В свою очередь, внутренняя бессознательная часть субъективной реальности, частично проникая во внешнюю осознанную часть данной реальности, делает ее в этой части частично не осознанной, не ясной, тайной, то есть тоже сакральной. В другой недоступной для бессознательного внешней части субъективной реальности ее идеальные эмоционально данные формы остаются в полной мере профанными, то есть для субъектов ясными и очевидными.

В результате этих взаимопроникновений в субъективной реальности между внешней однозначно сознательной и внутренней однозначно бессознательной частями появляется еще и третья, смешанная или переходная сакральная часть. Она, как и субъективная реальность в целом тоже делится на две части: внутреннюю и внешнюю. Внутренняя принадлежит бессознательной части субъективной реальности, внешняя – сознательной части этой реальности.

С появлением сакральной промежуточной части эмоции, опредмеченные, воспринятые и осознанные во внешних материальных формах объективной стороны настоящего поведения, частично, а значит, не вполне ясно и смутно проникают внутрь человека, точнее в тайну его внутренних бессознательных образцов-образов прошлого сходно повторявшегося поведения. Последние, двигаясь из внутреннего бессознательного во внешнее эмоциональное сознание, частично в него проникают и наделяют частью тайны своего образцово-образного существования на материальных основаниях из остаточных ощущений от прошлого сходно повторявшегося поведения.

В итоге частичное взаимопроникновение внутренних и внешних идеальных форм субъективной реальности наделяет внешние материальные формы объективной стороны настоящего поведения не только внешними эмоционально данными идеальными формами, но и некоторой частью соответствующих им образцово-образных нормативных идеальных форм прошлого сходно повторявшегося поведения. Это же взаимопроникновение добавляет к внутренним нормативным образцам-образам объективной стороны поведения, данным на материальных основаниях из обобщенных остаточных ощущений от прошлого сходно повторявшегося поведения, некоторую часть соответствующих им эмоций, возникших от восприятия внешних сходных материальных форм объективной стороны настоящего поведения.

От этого образные нормативно данные образцы предстоящих двигательных актов объективной стороны настоящего поведения получают частичное внутреннее эмоциональное осознание. Оно позволяет человеку хотя и не ясно, хотя и смутно, но все же воспринимать их в качестве внутренней частично осознанной психологической причины поведения. В таких условиях сознание архаического человека становится не только внешним пассивным регистратором материальных форм объективной стороны поведения, но и генератором опережающих, предвосхищающих их появление внутренних идеальных, а значит, мысленных нормативно данных прототипов этих внешних материальных форм.

Частичное осознание существования этих идеальных прототипов внутри своего организма позволяло человеку частично воспринимать себя как непосредственную причину объективной стороны своего настоящего поведения. Это, в свою очередь, заставляло его в некоторой части ощущать или воспринимать себя инициативной движущей силой поведения или, проще говоря, субъектом поведения.

В роли субъекта человек сначала частично и смутно, но впоследствии все более полно и ясно начинает предвидеть внешние материальные формы очередных двигательных актов объективной стороны настоящего поведения и желать их материального воплощения, а при фактическом появлении в наличной внешней среде воспринимать их как уже знакомые и желанные.[61]61
  Подробнее об этом см.: Дугин А. Т. Нормативность и особенность, индивидуальность материального и идеального // Безопасность бизнеса, 2009, № 4, с. 40–46.


[Закрыть] В результате материальные формы двигательных актов объективной стороны поведения в сознании субъектов утрачивают дискретность, прерывистость своего совершения и начинают восприниматься как непрерывный, психически обусловленный процесс.

3.24. Материальные основания взаимопроникновения внутренних и внешних идеальных форм субъективной реальности поведения

Частичное, не полное взаимопроникновение внутренних и внешних идеальных форм субъективной реальности поведения объясняется их не полной фрагментарной идентичностью. Источником такой идентичности является тождество конечных материальных форм предшествующих актов поведения и начальных материальных форм следующих за ними актов поведения.

Внешние материальные формы объективной стороны поведения имеют, как известно, динамичный процессуально изменчивый характер. Это означает, что в начале следующих друг за другом актов поведения они одни, а в конце – уже другие. В таких условиях совпадать между собой способны, как уже было сказано, лишь конечные материальные формы предшествующих актов и начальные материальные формы следующих за ними актов объективной стороны поведения.

Субъективная реальность представляет эти материальные совпадения так, что ее внешние эмоциональные формы, опредмеченные и осознанные в конечных материальных формах очередного двигательного акта настоящего поведения, несут в себе нормативно данные и частично осознанные образцово-образные идеальные формы материальных форм следующего еще не состоявшегося двигательного акта этого поведения.

3.25. Особенности первичного осознания пространства-времени

Проникновение внешне опредмеченной эмоциональной части субъективной реальности в ее внутреннюю нормативно образную часть и, наоборот, встречное проникновение внутренней, опредмеченной в ощущениях нормативно образной части данной реальности в ее внешнюю эмоциональную часть создает субъектам не только внешнее, но и внутреннее сознание наличной действительности. Это сознание объединяет эти две взаимно проникающие части субъективной реальности в одно единое идеальное целое.

В результате внутреннее сознание, как и внешнее, получает частично сакральный, частично образный, частично эмоциональный, а в целом еще недостаточный неясный смутный характер. На эту особенность первобытного сознания обращал внимание Е. Я. Режабек. «Психика дородового человека, – писал он, – начиналась с образов слитности с окружающей природой и с другими людьми. В таких образах внешнее было неартикулированной стороной внутреннего, а внутреннее было неартикулированной стороной внешнего: сами противоположности внешнего и внутреннего были делокализованы, размыты».[62]62
  Режабек Е. Я. Мифомышление. М., 2003. С. 70.


[Закрыть]

Делокализация и размытость границ между внутренней и внешней частями субъективной реальности способствовало появлению в сознании наряду с внешними эмоциональными формами внутренних изначально бессознательных нормативно-образных форм. Последние, как было сказано выше, опережали объективную сторону поведения и в ней материально реализовывались. Поэтому человек, частично сознавая процесс превращения внутренних нормативных образцов-образов во внешние эмоционально насыщенные материальные формы объективной стороны поведения, стал частично ощущать себя не только объектом, но и субъектом своего поведения.

На данном этапе психического развития внутреннее и внешнее осознание окружающего субъектов пространства-времени ограничивалось узкими рамками объективной стороны поведения. Поэтому субъекты, еще не способные идеально (мысленно) выходить за такие рамки по необходимости (а не по глупости), вынуждены были в той или иной мере считать себя создателями этого пространства-времени.

В ограниченном сознании архаического человека внешние материальные формы пространства-времени в обычных сходно повторяющихся условиях потребного поведения были тождественны как внешним материальным, так и внутренним идеальным формам объективной стороны поведения. Вне материальных рамок поведения пространство-время для такого сознания просто не существовало.

Характерным в этом отношении является замечание Е. Я. Режабека: «Лучше всего понять, – писал он, – человек может то, что он сам сделал, построил. У первобытного человека рукотворный мир заканчивался пределами его жилища или его временного лагеря (деревни). Уже за территорией лагеря начинался неосвоенный мир – мир, не освоенный предметной деятельностью, соответственно, не освоенный ментально… Уже за поворотом дороги начиналась нечто скрытое от взора и погруженное во мрак неразличимости. И при оседлом образе жизни за околицей деревни (вне границ мандалы, вне границ освоенного пространства) начинался мир, полный опасных неожиданностей, которые могли прийти с какой угодно стороны».[63]63
  Режабек Е. Я. Мифомышление. М., 2003., с. 95.


[Закрыть] Отсюда становятся особенно понятными мифологические смыслы, приписываемые славянами дороге. «Дорога, уходящая вдаль, – пишет О. Берестова, – по мнению наших предков, уводила в конечном итоге на тот свет (то есть в неведомое, не освоенное живыми людьми пространство-время. – А. Д.), ибо за пределами племенной (т. е. обжитой человеком. – А.Д.) территории начиналось царство неведомых сил и была близка граница между мирами умерших и живых».[64]64
  Берестова О. Символы славян. М., СПб, 2008., с.194.


[Закрыть]

Воспринимая поднимающиеся из таинственной темноты бессознательного отдельные части смутных, эмоционально окрашенных идеальных образцов-образов предстоящих двигательных актов настоящего поведения и последующее их превращение в соответствующие им материальные формы объективной стороны поведения, человек получал иллюзорное представление о движении всего окружающего его пространства-времени изнутри его самого наружу.

Идеальные формы такого пространства-времени, возникая внутри него, появлялись из темноты и глубины бессознательного. Они опережали внешние материальные формы поведения. Последние же возникали в наличной действительности как тождественное внешнее материальное продолжение внутренних идеальных пространственно-временных форм.

Внешние материальные формы объективной стороны поведения обнимали в неразвитом сознании все без остатка внешнее пространство и время. По этой причине, ощущая себя субъектом этого поведения, архаический человек хотя бы отчасти по необходимости воспринимал свое поведение как первоисточник движения внешнего материального пространства-времени.

Находясь во власти этой иллюзии, он не сомневался в своей способности по собственному усмотрению манипулировать внешним пространством-временем и всеми входящими в его состав объектами и явлениями. На данной стадии развития он безоговорочно верил в свою способность управления силами природы. И эта вера, согласно Д. Д. Фрэзеру, достигала таких значений, которые не позволяли ему ни малейших сомнений в том, что «стоит ему убрать с рулевого колеса свою слабую руку, и светила прекратят свои великие круговращения».[65]65
  Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. М., 2003., с. 66.


[Закрыть]

Таким образом, в пробуждающемся несовершенном сознании окружающее человека бескрайнее по факту пространство-время обретало для него довольно четкие границы, предписанные идеальными и созданные материальными формами объективной стороны потребного поведения. Однако за пределами этих форм пространство и время не исчезало из сознания человека бесследно. Наоборот, оно неотступно давало о себе знать своими идеальными формами как нечто потустороннее и неведомое, способное хотя и частично, но властно проникать в сознание и навязывать ему свои смутные сакральные формы.