Текст книги "Субъективная реальность нормативного поведения и речи"

Тотемы, как обобщающие материальные знаки идеальных норм коллективного поведения, по мере их дифференциации в процессе общественного развития тоже начинают расслаиваться, делиться. По свидетельству К. Леви-Строса, наряду с основным тотемом появляется «большое количество вторичных и третичных тотемов, ранжированных в порядке убывающей важности». Под «убывающей важностью»[45]45
  Леви-Строс К. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль… с.67–68.


[Закрыть] здесь нужно иметь в виду определенные все менее и менее социально значимые виды коллективного поведения, входящие в общую структуру общественной деятельности первобытных кланов. Обозначая социально значимые типы коллективного поведения, тотемы представляют своеобразную примитивную знаковую систему, указывающую на существование сходной с нею в каких-то частных отношениях системы идеальных норм коллективного потребного поведения.

Система тотемных не речевых материальных знаков, обозначающих идеальные нормы коллективного потребного поведения, в дальнейшем, в связи с дифференциацией и сегментацией общественной деятельности, трансформировалась в более привычные современному человеку материальные формы. Примерами таких значимых материальных форм, объединяющих людей по определенным признакам, являются национальная одежда, форма воинских и иных государственных, ведомственных и общественных формирований. Отголоски тотемных функций нетрудно заметить в геральдической системе общества, флагах, гербах, эмблемах и прочей социально обусловленной атрибутике. Не лишены намеков на тотемные доречевые функции и всевозможные исторические памятники, отмечающие итоги какой-то особо значимой коллективной деятельности, важной для формирования самосознания народа как одного единого целого. К последним, в частности, относятся различного рода стелы, арки, памятные доски и др.

Производными от тотемов внешними знаковыми материальными формами, как мерами общественно значимого потребного поведения в сфере товарных отношений, стали деньги – эквивалент общественного труда, затраченного на производство товаров потребления. От первобытных тотемов берут свое начало общественно значимые ритуальные движения, а также речь и язык, обозначающие идеальные формы объективной стороны коллективного потребного поведения. Современными отдаленными аналогами древних тотемов являются всевозможные уставы, кодексы и другие сборники опредмеченных речью норм и правил, регулирующих поведение людей в определенных сферах их общественной жизни, а также отдельно взятые государственные законы, регламентирующие ту или иную часть общественной деятельности и т. д. и т. п.

3.16 Профанная и сакральная части субъективной реальности

Структура идеальных тождеств индивидуального и общественно значимого коллективного поведения образует, как показано выше, дихотомию из граничащих между собой негативных и позитивных идеальных форм. При этом негативные формы даются в виде эмоций, опредмеченных в тождественных им внешних позитивных материальных формах поведения. Позитивные формы даются в виде образов, опредмеченных в тождественных им внутренних негативных материальных формах ощущений от восприятия внешних материальных форм поведения внешними рецепторами мозга.

Воспринимая эти внешние позитивные материальные формы, субъекты с необходимостью воспринимают и опредметившиеся в них негативные формы идеальных тождеств. Делая это, они осознают их в виде эмоций. Последние даются внешнему восприятию и, следовательно, внешнему осознанию не в качестве идеальных аналогов их непосредственных материальных прототипов – негативных ощущений от внешних материальных форм поведения, а как неотъемлемое свойство самих этих форм, как их идеальный атрибут.

Из-за отсутствия внутренних рецепторов мозга на начальной стадии психического развития субъекты не могли непосредственно воспринимать, а значит, и сознавать негативные ощущения внешних рецепторов мозга и позитивно опредмеченные в них образы внешней объективной стороны поведения. В результате данные ощущения и опредметившиеся в них образы индивидуального и общественно значимого поведения вынуждены были функционировать за пределами внешнего сознания субъектов во внутренней, не воспринимаемой и поэтому бессознательной, тайной части субъективной реальности. По этой причине указанная реальность разделилась, как уже было сказано, на две тождественные идеальные части: внешнюю, эмоционально осознанную, и внутреннюю, образно не осознанную.

Актуализированные неудовлетворенной потребностью внутренние нормативно-образные формы неосознанной части субъективной реальности тайно предваряют, опережают или предвосхищают внешнюю объективную сторону потребного поведения. Они служат идеальными образцами для ее воспроизведения в наличной внешней среде.

Эти нормативные идеальные образцы-образы объективной стороны потребного поведения являются теми обобщенно данными внутренними императивами, которым субъекты вынуждены неосознанно подчиняться и следовать при осуществлении потребного поведения. При помощи своих материальных оснований – обобщенных остаточных ощущений от прошлого сходно повторявшегося потребного поведения – они тайно воздействуют на внешние органы движения индивидуальных субъектов. Делая это, нормативные императивы вынуждают субъектов воспроизводить в наличной внешней среде материальные формы потребного поведения по своему образу и подобию.

Воспроизведенные по тайным идеальным образцам внешние позитивные материальные формы настоящего потребного поведения при своем появлении в наличной внешней среде начинают воздействовать на внешние рецепторы мозга. Эти воздействия вызывают в рецепторах негативные ощущения, которые, объединяясь с тождественными им остаточными ощущениями от прошлого сходного поведения, активируют негативные нормативные формы внешней части субъективной реальности. В активном состоянии эти идеальные формы в виде эмоций опредмечиваются в появившихся во внешней среде материальных формах настоящего поведения.

Исходя из изложенного, можно констатировать, что бессознательная нормативно-образная внутренняя часть субъективной реальности в императивной скрытой форме опережает объективную сторону потребного поведения. Другая, эмоционально осознанная внешняя нормативная часть этой реальности, наоборот, в открытой и явной форме следует за объективной стороной этого поведения. Опредмечиваясь в ее внешних материальных формах, она иллюзорно оживляет их, наделяя реально отсутствующими в них внутренними негативными ощущениями субъектов поведения.

Воспринятая и осознанная во внешних материальных формах объективной стороны потребного поведения эмоциональная нормативная часть субъективной реальности, согласно уже имеющейся в специальной литературе терминологии, именуется профанной, то есть понятной для субъектов частью этой реальности. Другая внутренняя императивная нормативная часть субъективной реальности, опережающая своими образными идеальными формами объективную сторону настоящего поведения, из-за ее невоспринятости и неосознанности, остается для субъектов тайной и непонятной. По отношению к профанной части субъективной реальности ее объективно императивные, тайно функционирующие образные формы стали именоваться сакральной частью субъективной реальности.

3.17. Примат сакрального над профанным

Для современного мышления дихотомия сакрального и профанного является основной. Такой она остается и для религии, и для науки.

На начальных этапах развития архаический человек, в связи с недостатком знаний об окружающем его мире, предпочтение отдавал сакральной части субъективной реальности в ущерб профанной. Е. А. Торчинов, анализируя религии тотальной сакральности, отмечал следущее: «Древние египтяне, – писал он, – были “монофизитами”, считавшими, что все существа и даже вещи наделены одной и той же природой, и различия между людьми и богами – это не различия по природе, а лишь по степени проявления этой природы. То есть речь идет не о сакральности и профанности, а лишь о степени сакральности. Таким образом, данной оппозиции в чистом виде в воззрениях египтян и, добавим, других древних и примитивных народов не наблюдается.

Достаточно непросто обстоит дело с противопоставлением сакрального и профанного и в высокоразвитых религиях. Так, буддизм Махаяны декларирует принципиальное тождество нирваны (сакральное) и сансары (профаническое существование), причем сама сансара оказывается плодом неведения, фундаментального или трансцендентального заблуждения (авидья), членящего единую и недвойственную (адвая) реальность. Некоторые школы Махаяны также провозглашают недвойственность (недихотомичность) сансары и нирваны, причем интуитивное переживание (праджня) этой недвойственности оценивается как просветление или пробуждение. Типологически близкие идеи существуют и в рамках брахманско-индуисткой традиции (адвайта-веданта). Интересно также, что именно недихотомичное видение реальности, снятие оппозиции “сакральное – профанное”, элиминация дихотомичности мышления вообще рассматривается в качестве религиозного идеала. Более того, в буддийской традиции Ваджраяны (уровень тантр наивысшей йоги – аннутара-йога) даже подношения Будде часто совершается не цветами или иными благообразными предметами (пизитив. – А. Д.), а отбросами и нечистотами (негатив. – А.Д.) – для наглядного и демонстративного выражения идеи недихотомичности реальности и иллюзорности оппозиций типа “прекрасное – безобразное”, “священное – профаническое” и т. д.

На сказанное выше можно возразить, что здесь, при отказе от теоретического противопоставления сакрального профанному, сохраняется противопоставление по этому принципу на практическом уровне. Например, махаянисты, отвергающие дуализм сансары и нирваны, тем не менее живут в монастырях, отправляют определенные обряды, читают молитвы, занимаются медитацией и совершают подношения Будде (пусть даже и в виде нечистот). Вот эта-то деятельность и будет формировать сферу сакрального в буддизме, резко отличающуюся от профанного существования индийского крестьянина с его постоянной заботой о хлебе насущном и прекрасным пониманием отличия монастыря (где сакральное) от хижины (где профанное).

Однако на этот аргумент можно ответить контраргументом. В рамках той же тантрической традиции буддизма сложилась традиция так называемых махасиддхов (великих совершенных), то есть подвижников-йогинов, которые стирали грань между сакральным и профанным, так сказать, самой жизнью, причем они не сакрализовали профаническое, как можно было бы предположить, а профанировали сакральное, что, понятно, было более шокирующим, а потому и более наглядным. Махасиддхи принципиально противопоставляли свой образ жизни образу жизни не только монахов, но и благочестивых мирян, вызывающе нарушая нормы буддийской морали и индуисткой ритуальной чистоты. Они могли жить вместе с париями, есть не просто мясо, а тухлое мясо, пьянствовать, посещать дома терпимости и тем не менее слыли великими святыми и чудотворцами».[46]46
  Торчинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного… с. 20–22.


[Закрыть]

Стремление к примату сакрального над профанным с присущей профанному очевидностью прослеживается как устойчивая тенденция, идущая из темных глубин прошлого в настоящее. И объясняется это не только желанием служителей культа возвыситься над другими людьми посредством осознанного распространения сакрального на профанное. Первопричина сакрализации профанного состоит в том, что сакральное, включая наиболее сильные религиозные его проявления с самого начала являлось императивной мотивирующей частью субъективной реальности. Оно опережает объективную сторону индивидуального и общественно значимого коллективного поведения. При этом сакральное в повелительной идеальной форме проникает в осознанную профанную часть субъективной реальности объективно и независимо от воли субъектов.

3.18. Взаимодействие субъективной реальности с внешними материальными формами поведения[47]47
  О взаимодействии субъективной реальности с тождественными ей внутренними материальными формами поведения – ощущениями внешних рецепторов мозга см.: Дугин А. Т. Психологические начала стереотипного поведения. М., 2010.


[Закрыть]

Сакральное, как показано выше, является образной нормативной частью субъективной реальности. Оно опережает, предвосхищает или предваряет объективную сторону настоящего поведения, тайно исполняя при этом роль ее идеальных образцов-образов. В этом качестве сакральное формирует промежуточные и конечные цели поведения в виде его образно обобщенных идеальных форм.

Профанное является другой, эмоциональной нормативной частью субъективной реальности. В отличие от сакрального, оно не опережает, а наоборот, следует за внешней материальной стороной поведения и в ней опредмечивается. Тем самым профанное как бы подтверждает тождество материальных форм настоящего поведения, их тайным нормативным образцам-образам из сакральной части субъективной реальности.

Изложенное свидетельствует о том, что объективная сторона настоящего поведения находится в центре субъективной реальности. Последняя идеально предваряет, сопровождает и завершает процесс ее совершения. При этом материальные формы объективной стороны настоящего поведения не являются препятствием для проникновения сакрального в профанное, а профанного – в сакральное.

Профанное, проникая некоторой своей частью в опережающую сакральную часть субъективной реальности, до некоторой степени просветляет или обозначает тайну ее опережающего или предвосхищающего функционирования. Оно снабжает сакральное некоторой долей осознанного эмоционального предчувствия тех материальных последствий, которые могут реально наступить в результате воспроизведения его идеальных нормативных образцов-образов в объективной стороне поведения.

Сакральное, частично проникая в профанное, дает субъектам некоторое предварительно осознанное представление об имеющихся у него нормативных образцах-образах настоящего поведения. Ориентируясь на эти идеальные представления, внешние рецепторы мозга заранее приготавливаются к появлению их материальных аналогов в наличной внешней среде. Другими словами сакральное, частично проникая в профанное, дает частичную, не ясную, но все же доступную внешним рецепторам мозга предварительную проекцию своих тайно опережающих нормативных идеальных форм на материальные формы наличной внешней среды.

Такая проекция позволяет внешним рецепторам мозга заранее, с некоторым опережением, настраиваться на появление и восприятие материальных форм объективной стороны настоящего поведения в конкретных точках наличной внешней среды. В соединении с эмоциями профанного эта образная проекция дается субъектам в виде некоего смутного предвидения, неясного ожидания или тайного желания реального появления в этой среде объективной стороны данного поведения.

Таким образом, сакральное, представляющее нормативные идеальные цели объективной стороны настоящего поведения, и профанное, идеально обозначающее материальные последствия реализации этих целей в наличной внешней среде, закручиваются по спирали вокруг объективной стороны настоящего поведения в некий общий круговорот, который одновременно предвосхищает, сопровождает и заключает объективную сторону настоящего поведения.

При этом профанное, проникая в сакральное, актуализирует очередные его образцовые нормативные формы, подлежащие реализации в очередных материальных формах объективной стороны настоящего поведения. Сакральное, проникая в профанное, хотя и не вполне ясно и понятно, но все же заранее предупреждает субъекты о возможных или неизбежных материальных последствиях фактической реализации его нормативно предвосхищающих идеальных форм в объективной стороне настоящего поведения. Тем самым оно с опережением ориентирует внешние рецепторы мозга на своевременное восприятие очередной материально реализованной его части в наличной внешней среде.

Из изложенного следует важный для понимания поведенческой активности вывод. Он состоит в том, что нормативные идеальные формы поведения не могут двигаться, не могут в нормативно установленном порядке следовать друг за другом без своих материальных оснований, то есть без ощущений. Ощущения, в свою очередь, не могут появиться без соответствующих функций рецепторов мозга. Рецепторы мозга не могут функционировать, не воспринимая внешних материальных форм субъектно-объектных взаимодействий, образующих объективную сторону потребного поведения.

Таким образом, для движения внешних и внутренних идеальных форм субъективной реальности необходимо внешнее и внутреннее движение соответствующих им материальных форм поведения. В свою очередь, для движения указанных материальных форм поведения требуется движение соответствующих им идеальных форм субъективной реальности.

На такую взаимную обусловленность идеального и материального обращал внимание и Э. В. Ильенков. Он, в частности, писал, что «идеальность» сама по себе… существует только через непрекращающийся процесс превращения формы деятельности в форму вещи и обратно – формы вещи – в форму деятельности (общественного человека, разумеется)… И только во взаимно-встречном движении двух противоположных “метаморфоз”, формы деятельности и формы вещи, в их диалектически противоречивом взаимопревращении “идеальное” и существует».[48]48
  Ильенков Э. В. Истоки мышления. Диалектика идеального… с. 123–124.


[Закрыть]

3.19. Знамения, гадания и приметы как внешние материальные знаки нормативного поведения

Сакральное, как и профанное, состоит из нормативных, то есть обобщенных идеальных форм объективной стороны прошлого, сходно повторявшегося потребного поведения. Однако, в отличие от профанного, эмоционально опредмеченного во внешних материальных формах настоящего поведения, сакральное в виде опережающих нормативных образов дается на других внутренних материальных основаниях из обобщенных остаточных ощущений от указанного прошлого поведения.

Поэтому, частично проникая в профанную часть субъективной реальности с некоторым опережением ее внешних материальных оснований. внешних материальных форм объективной стороны настоящего потребного поведения, сакральное в этой части позиционирует себя не как внутреннее, а как внешнее идеальное. Появление такого идеального во внешней среде вызывало у древнего человека различного рода видения и миражи, которые воспринимались им как знамения, как предвестники или, точнее, как знаки определенных материальных последствий от его предстоящей нормативно предписанной деятельности.

С целью предсказания будущего такие знаковые видения человек научился с незапамятных времен вызывать искусственно, в рамках различного рода гаданий. Гадания позволяли внутренней тайной сакральной части субъективной реальности частично появляться, а значит, частично восприниматься и частично осознаваться в каких-то внешних не совсем ясных, не совсем четких, не совсем понятных материальных формах внешней среды. Такие формы, например, имели место в пламени костра, в замысловатом полете ласточки, в затейливых очертаниях облаков и пр.

Сакральная часть субъективной реальности, опережающая внешние материальные формы поведения, частично могла проявлять себя и в других материальных формах наличной внешней среды вне материальных рамок гадания. Такие материальные формы человек воспринимал как приметы или как знаки опережающих идеальных форм нормативного поведения. Сами же идеальные формы этого поведения давались ему как идеальные значения данных примет или знаков. Эти значения воспринимались субъектами как информация, исходящая от этих примет или знаков.

По этому поводу О. Б. Христофорова замечает, что «предоставляя человеку информацию о том, что происходит в настоящий момент, произошло в прошлом или произойдет в будущем, приметы моделируют его поведение. То, что человек корректирует свои действия в соответствии с “показаниями” примет, представляется несомненным».[49]49
  Христофорова О. Б. Логика толкований. М. 1998. С. 59.


[Закрыть]

Примером такой коррекции действий могут служить ненецкие приметы по которым определяется ход таяния снега. «Если лебеди, – пишет О. Б. Христофорова со ссылкой на А. В. Головнева, – прилетят раньше появления проталин, наст будет прочным; если во время таяния – холода больше не вернуться. Исходя из этого, оленеводы, которым важно добраться до летних пастбищ, пока не сошел снег, либо поторапливаются с перекочевками, либо позволяют себе двигаться не спеша, уделяя главное внимание начинающемуся отелу».[50]50
  Христофорова О. Б. Логика толкований… С. 59., Головнев А. Б. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатиринбург, 1995.


[Закрыть]

В данном и в других подобных ему примерах примета как бы объективно и независимо от человека изначально имеет важную для него информацию, на основании которой он и корректирует свое поведение. На самом же деле информация и ее первичные материальные основания возникают в нейродинамических структурах мозга, точнее, в ощущениях внешних рецепторов мозга как первичных и непосредственных носителей образов внутренней нормативной части субъективной реальности. Оттуда она частично проникает в материальные формы внешней среды, где и становится знаковой, обозначающей частью приметы.

Воспринимая примету, человек воспринимает и частично опредметившиеся в ней образы своего прошлого поведения, тайно находившиеся до этого момента на своих внутренних материальных основаниях – обобщенных, остаточных ощущениях от этого поведения.[51]51
  Христофорова О. Б. Логика толкований… с. 74.


[Закрыть]

Воспринимая приметные материальные формы внешней среды, человек воспринимает и частично опредмеченную в них обобщенную, нормативно данную информацию о материальных формах своего прошлого сходно повторявшегося потребного поведения. Получая эту информацию, он применял ее к своему настоящему поведению, совершаемому в наличных конкретных обстоятельствах своей жизни. «В принципе, – пишет О. Б. Хрусталева, – приметы описывают все сферы жизни (хозяйственную деятельность, социальные взаимоотношения и т. п.) и все временные срезы (прошлое, настоящее и будущее). Практически для любой жизненной ситуации может быть найдена соответствующая примета».

Другими словами, в организации настоящего потребного поведения архаический человек пользовался опытом своего прошлого сходного поведения. Этот опыт давался его сознанию не непосредственно там, где он фактически существовал, накапливался и обобщался, то есть во внутренних обобщенных материальных формах остаточных ощущений от этого поведения, а во внешних материальных формах примет в наличной внешней среде.