Текст книги "Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России)"

Начало делатинизации

Латинизация письменности народов СССР достигла своего пика в 1931–1932 годах, когда было латинизировано нескольких кириллических алфавитов и появились предложения латинизировать кириллическую письменность восточных угрофинских народов и чувашей. В ноябре 1932 года Совет национальностей в целом одобрил эти планы[461]461
  Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939. М., 2011. С. 571.


[Закрыть]. Однако уже через два месяца от этих планов отказались. В январском номере журнала ВЦКНА за 1933 год утверждалось: «Сегодня мы можем сказать, что тяжкий труд латинизации уже завершен. Следующая задача – закрепить и развить те успехи, которых мы уже достигли». Предстояло усовершенствовать и упорядочить «терминологию, орфографию, создавать письменные языки, словари и грамматики»[462]462
  Вперед, к дальнейшим победам на фронте языковой культуры // Революция и письменность. 1933. № 1. С. 4.


[Закрыть].

При этом были осуждены явно проявлявшееся в такой работе ранее стремление избегать русских терминов, «использовать любые другие иностранные слова или выражения, но ни в коем случае не русские». Объяснялось это старым отношением к русскому языку как языку русификации. В условиях побеждавшего социализма такое отношение становилось анахронизмом. «Остался ли русский язык для нерусских народов тем же самым после революции, каким он был и до нее? – спрашивал Диманштейн и отвечал: – Нет, не остался. Во-первых, на этом языке нерусские добровольно приобретают многое из того, что имеет великую ценность… Подлинники трудов Ленина и Сталина и все основные документы революции появились на русском… Русский язык имеет теперь другое классовое содержание»[463]463
  Диманштейн С. Принципы создания национальной терминологии // Революция и письменность. 1933. № 1. С. 33–34.


[Закрыть].

Продолжающиеся нападки на русский язык выглядели теперь как нападки на революцию и советское государство. Более того, предлагалось осудить само увлечение «бесконечным разделением наций» и созданием литературного языка для каждой этнической группы. Некоторым из них следовало бы использовать литературный язык более крупной родственной национальности и русский язык. Предлагалось учесть требования многих родителей: «Не навязывайте нам наш прежний язык. Не заставляйте наших детей становиться такими же беспомощными, как и мы»[464]464
  Диманштейн С. Принципы создания национальной терминологии // Революция и письменность. 1933. № 1. С. 37–38.


[Закрыть]. По существу, в начале 1933 года впервые со всей определенностью прозвучали доводы в пользу этнической консолидации и ассимиляции.

В том же году, в октябре месяце, комиссией под руководством М. И. Калинина было принято решение о замене латинского алфавита у малочисленных народов кириллицей[465]465
  См.: Алпатов В. М. Языковая политика в СССР в 20–30-е годы: Утопия и реальность // Восток. 1993. № 5. С. 123.


[Закрыть]. По настоянию Н. Я. Марра грузинский и армянский алфавиты тогда же было решено не менять. Вернувшись с заседания этой комиссии в Ленинград 15 октября, Марр заявил спешно созванным сотрудникам: «Имеем неотложное задание – “латиницу” у более сорока советских народов заменить русским алфавитом». Во время заседания ученого совета Марру вручили письмо от Л. П. Берии. «Будете в Москве, звоните товарищу Сталину, он Вас примет», – значилось в нем. Приказ сразил академика в буквальном смысле слова – он рухнул на пол. Причиной стала мелькнувшая мысль: Сталин повторит то, что Марр услышал после совещания у Калинина от одного из присутствовавших: «Вы провалили унификацию письма в СССР»[466]466
  Цит. по: Горбаневский М. В. В начале было слово… М., 1991. С. 246.


[Закрыть].

Однако первое официальное постановление Президиума ЦИК, реализующее эти решения, появилось лишь 1 июня 1935 года. В нем предписывалось перевести на кириллицу письменности народов Севера. Против ускоренной смены алфавитов выступал Всесоюзный центральный комитет нового алфавита, распущенный в 1937 году[467]467
  Там же.


[Закрыть]. В 1939 году было объявлено, что с ростом культурного уровня народов СССР латинизированный алфавит перестал удовлетворять потребности развития языков, поскольку он не обеспечивал всех условий к сближению с культурой великого русского народа. Русский язык повсюду изучался в школах в качестве второго языка. Решение об этом было принято в октябре 1937 года на пленуме ЦК партии, а 13 марта 1938 года издано постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей»[468]468
  Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 179.


[Закрыть]. 7 июля этого года «Правда» уже сообщала, что русский язык становится международным языком социалистической культуры, «как латынь была международным языком верхов раннего средневекового общества, как французский язык был международным языком XVIII и XIX веков»[469]469
  Русский язык – достояние советских народов // Правда. 1938. 7 июля. Передовая.


[Закрыть]. В соответствии с постановлением СНК и Центрального комитета партии правительства союзных и автономных республик ввели с нового учебного года обязательное преподавание русского языка в нерусских школах. Латинизированная ранее письменность народов СССР с 1937 года переводилась на русский алфавит. К ноябрю 1939 года уже все народы РСФСР (около 40), пользовавшиеся латинским алфавитом, перешли на русский шрифт. Соответствующие законы принимались и в союзных республиках[470]470
  Гранде Б. Языковое строительство народов СССР / Литературная газета. 1939. 7 нояб. С. 5.


[Закрыть]. Эксперименты по революционизированию языков советских народов были прекращены.

В целом российская история 1920-х и доброй части 1930-х годов свидетельствует, что навязчивая идея мировой революции, владевшая умами властвовавшей тогда элиты, дорого обошлась стране, ее народу. На протяжении всего этого времени не прекращалось шельмование исторического прошлого России, ее традиционной культуры, глумление над патриотическими чувствами народа. «Десятки партийных ораторов и сотни услужливых перьев на все лады изощрялись в насмешливых проклятьях “русопятам”, “русотяпам”, “русопетам”[471]471
  Русопят, русопет, русопёт (от русский + пята, пятка) – насмешливые и оскорбительные синонимы слова «русофил»: простой русский человек; русский с грубо выраженными национальными, шовинистическими взглядами; квасной патриот. Русак, в отличие от русопета – человек с выраженными чертами русского народного характера. Русотяп (искажение слова «русопят») – глупый русский националист, шовинист.


[Закрыть], “мы расстреляли толстозадую бабу Россию”» и в тому подобных неисчислимых мерзостях[472]472
  Солженицын А. И. Россия в обвале. М., 1998. С. 134.


[Закрыть]. Уродливые формы, рожденные «пафосом космополитизма и псевдоинтернационализма»[473]473
  Толстой А. Четверть века советской литературы // Новый мир. 1942. № 11–12. С. 210.


[Закрыть], принимало отрицание всего прошлого литературного наследия, стремление противопоставлять пролетарскую культуру всей культуре человечества, вандализм в отношении исторических памятников «проклятому прошлому». Атмосфера в стране была такова, что даже употребление в стихах слов «родина», «отечество», «Россия» считалось предосудительным, старомодным, взятым напрокат у чуждых революционному духу поэтов[474]474
  См.: Коваленков А. Хорошие, разные: статьи. М., 1962. С. 13.


[Закрыть]. Уже вторая половина 1920-х годов убедительно показала, что сулит духовной культуре доведенный до абсурда классовый подход. Врагами объявлялись все, кто не соглашался с антинациональной политикой властей[475]475
  См.: Федь Н. М. Поиски и противостояния в русской литературе 30-х годов // История национальных литератур. Перечитывая и переосмысливая. М., 1998. Вып. 3. С. 195.


[Закрыть]. Псевдоинтернационалистам повсюду мерещился великодержавный шовинизм великороссов, который искоренялся с беспримерной жестокостью. Над подданным бывшей Российской империи осуществлялся эксперимент по превращению его в некоего homo cominternicus – гражданина Всемирного Союза ССР. Собственно СССР рассматривался в программе Коминтерна государством, в котором международный пролетариат впервые обретает отечество и вместе с другой его частью, остающейся за пределами Союза, под руководством единой мировой коммунистической партии борется за установление мировой диктатуры[476]476
  См.: Коммунистический Интернационал в документах. 1919–1932. М., 1933. С. 34–36.


[Закрыть]. Своеобразное великодержавие таких устремлений находило выражение в плохо скрываемом желании расправиться с мировым капитализмом при первой же возможности. В выступлении на собрании секретарей ячеек Московской организации РКП(б) 26 ноября 1920 года В. И. Ленин уверял слушателей: «Но как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы немедленно схватим его за шиворот»[477]477
  См.: Ленин В. И. Соч. 3-е изд. Т. 26. С. 500. Примечательно, что данная цитата отсутствует и в 4-м, и в 5-м полном собрании сочинений Ленина, где речь воспроизводится по газетному отчету (в 3-м – по архивной стенограмме) (Ср.: 4-е изд. Т. 31. С. 403–405. ПСС. Т. 42. С. 43–46) (Невежин В. А. Речь Сталина 5 мая 1941 г. и апология наступательной войны // Другая война. М., 1996. С. 122).


[Закрыть]. Освобождение от экспансионизма такого рода потребовало многих лет.

Патриотизм и проблемы формирования советской исторической общности

Утвердить навсегда характерные для 1920-х годов представления об интернационализме, патриотизме, русском языке, русской истории и ее деятелях не удалось. Отмеченная еще В. И. Лениным полоса «самого резкого расхождения с патриотизмом»[478]478
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 190.


[Закрыть] оказалась сравнительно недолгой. Социализм в России осуществлялся не по троцкистским установкам, а по сталинским – как «социализм в одной стране». Благодаря этому идея мировой революции наполнялась новым содержанием, предполагая создание царства справедливости на отвоеванной у капиталистов территории. Все большей поддержкой среди народа пользовалась идея превратить Союз ССР в могучую индустриальную державу, способную защитить революцию и оказать помощь зарубежным трудящимся братьям в их справедливой борьбе. Политическая история страны обнаруживает процесс постепенного укрепления позиций большевиков-государственников и оттеснения от руководства космополитов-коммунистов, пораженных болезнью «левизны»[479]479
  См.: Россия сегодня: Реальный шанс // Обозреватель. 1994. № 21–24. Спец. выпуск. С. 53.


[Закрыть].

С точки зрения Л. Д. Троцкого, такое развитие было недопустимым отступлением от принципов К. Маркса и В. И. Ленина, возможным лишь благодаря национальной ограниченности их учеников, проповеди ереси «национального большевизма» (отождествляемого Троцким с понятиями «национальный социализм», «национальный коммунизм», «социал-патриотизм»)[480]480
  См.: Троцкий Л. Д. Коммунистический Интернационал после Ленина: великий организатор поражений. М., 1993. С. 66, 76, 113; Он же. Моя жизнь. М., 1990. Т. 2. С. 172; Он же. Против национал-коммунизма! // Бюллетень оппозиции. 1931. № 24. С. 3–13. В современной научной литературе можно встретить утверждение, что переход большевиков-сталинцев на позиции национал-коммунизма состоялся уже в 1923 г., и более того: «XII съезд, знаменовавший собой торжество национал-коммунизма, фактически положил начало новой партии, столь же далекой от своей первоосновы, как некоторые из мичуринских гибридов» (Ненароков А. П. Семьдесят лет назад: Национальный вопрос на XII съезде РКП(б) // Отечественная история. 1993. № 6. С. 112). Издано обстоятельное исследование, проделанное бывшим соотечественником с позиций неприятия и осуждения этого явления: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980; М., 2003.


[Закрыть]. Современные троцкисты вслед за своим основоположником твердят: «Сталин… выкинул ленинскую программу мировой революции и к осени 1924 года заменил ее националистической ложью “социализма в отдельной стране”»; «Сталин и Бухарин, со своей идеологией “социализма в отдельной стране”, служа нарождавшейся бюрократии, попрали интернационалистский коммунизм Ленина и Троцкого»[481]481
  Документ Второй международной конференции Интернациональной Коммунистической Лиги (IV Интернациональной) «За коммунизм Ленина и Троцкого!», 10 декабря 1992 г. // Бюллетень Спартаковцев. 1993. № 4. С. 4, 17.


[Закрыть].

Однако нельзя утверждать, что такие ученики В. И. Ленина, как И. В. Сталин и его приверженцы, сразу и во всем изменили учителю. Вплоть до второй половины 1930-х годов в партийной среде были весьма распространены представления о том, что Москва и другие крупные города не могут быть хранителями национальных особенностей, они перемалывают и обезличивают огромное количество национальностей, подобно Нью-Йорку. М. И. Калинин в 1931 году говорил, что у нас в СССР, «по существу, вырабатывается даже не русский человек, а вырабатывается новый тип человека – гражданин Советского Союза»[482]482
  Калинин М. И. Евреи в СССР (Из речи на II съезде ОЗЕТ) // Революция и национальности. 1931. № 2–3. С. 39.


[Закрыть] со свойственным только ему патриотизмом или (по М. Н. Покровскому) национализмом[483]483
  См.: Покровский М. Н. Избранные произведения: в 4 кн. М., 1967. Кн. 3. С. 611.


[Закрыть]. Ранее (в ноябре 1927 г.) Калинин делал особый упор на то, что «мы – государство, и мы должны сделать советским все население, все население пропитать советским патриотизмом». Своеобразным ориентиром в данном случае могли выступать ведущие буржуазные страны. К примеру, говорил Калинин, «каждый англичанин пропитан английской напыщенностью, он думает, что ничего нет лучше, чем Англия. Вы видите, как буржуазия умеет пропитывать патриотизмом свои государства»[484]484
  Калинин М. И. Речь на Северо-Кавказской конференции ВКП(б) 25 ноября 1927 г. // Избранные произведения: в 4 т. М., 1960. Т. 2. С. 210.


[Закрыть]. Таким образом, можно сказать, что к началу 1930-х годов в СССР существовали зачатки представлений о нации как советском согражданстве и о свойственном ей патриотизме (национализме).

Движение общественной мысли в этом направлении во многом питалось иллюзиями о том, что во второй пятилетке удастся окончательно ликвидировать классы и полностью уничтожить причины, порождающие классовые различия и эксплуатацию, а также преодолеть пережитки капитализма в экономике и сознании людей, превратить все трудящееся население «в сознательных и активных строителей бесклассового социалистического общества»[485]485
  КПСС в резолюциях… М., 1985. Т. 6. С. 105–106.


[Закрыть]. Но гораздо более важным фактором, вынуждавшим руководителей советского государства отыскивать дополнительные возможности для сплочения населения вокруг идей с более высоким объединяющим потенциалом, нежели пропаганда международной классовой солидарности рабочих и союза рабочих и крестьян внутри СССР, стал приход к власти Гитлера в Германии.

Уже 3 февраля 1933 года, на другой день после сформирования фашистского правительства «национальной концентрации», Гитлер заявил на совещании командования рейхсвера, что его первейшей целью являются воссоздание мощных вооруженных сил, отвоевание новых рынков сбыта, захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация[486]486
  История Второй мировой войны, 1939–1945: в 12 т. М., 1973. Т. 1. С. 133.


[Закрыть]. Это означало, что в ранг государственной политики страны, которая занимала второе место в капиталистическом мире по индустриальной мощи, возводились цели, давно известные советской и мировой общественности по устным и печатным выступлениям руководителей нацистской партии.

Выдвижение истории и патриотизма на острие политики

Осознание неизбежности войны заставило руководство Союза ССР пересмотреть свои прежние взгляды на роль исторической дисциплины в школьном и вузовском образовании. Было признано необходимым использовать ее как мощное средство целенаправленного формирования общественного исторического сознания и воспитания патриотических чувств. С марта 1933 года работала комиссия при Наркомпросе РСФСР по написанию нового учебника по истории России и СССР. Первые опыты оказались неудачными. Учебники писались в духе худших традиций национал-нигилистской школы М. Н. Покровского[487]487
  Брачев В. С. «Дело историков» (1929–1931 гг.). СПб., 1997. С. 87.


[Закрыть]. Через год, 8 марта 1934 года, на совещании историков уже открыто говорилось о необходимости разрыва с «социологизаторством» и возвращении к преподаванию так называемой прагматической истории. «Нам нужен большевистский Иловайский»[488]488
  Цит. по: Артизов А. Н. Николай Николаевич Ванаг (1899–1937) // Отечественная история. 1992. № 6. С. 103.


[Закрыть], – прозвучало на этом совещании. Д. И. Иловайский (1832–1920) был представителем консервативно-охранительного направления в дореволюционной историографии и публицистике и автором популярных учебников по истории для гимназий, широко издаваемых с 1860-х годов.

20 марта 1934 года вопрос об учебнике по истории стал предметом обсуждения на расширенном заседании Политбюро. Подготовленные учебники для средней школы были забракованы. «Что это такое? – спрашивал И. В. Сталин. – “Эпоха феодализма”, “эпоха промышленного капитализма”, “эпоха формаций” – все эпохи и нет фактов, нет событий, нет людей, нет конкретных сведений, ни имен, ни названий, ни самого содержания. Это никуда не годится… Нам нужны учебники с фактами, событиями и именами. История должна быть историей. Нужны учебники Древнего мира, Средних веков, нового времени, истории СССР, истории колониальных и угнетенных народов». В ходе заседания был сформулирован важный тезис о роли русского народа в отечественной истории. А. С. Бубнов решил уточнить, какой учебник нужен: «История СССР» или «История народов России». Сталин уточнил: «История СССР. Русский народ в прошлом собирал другие народы. К такому же собирательству он приступил и сейчас»[489]489
  Цит. по: Брачев В. С. «Дело историков» (1929–1931 гг.). С. 88.


[Закрыть]. В этой же связи он заявил, что схема Покровского – не марксистская схема, и вся беда пошла от времен влияния Покровского[490]490
  Там же.


[Закрыть]. Фактически в выступлении И. В. Сталина 20 марта 1934 года роль русского народа в строительстве государства определялась как ведущая (государствообразующая) на протяжении всей его истории, и в дореволюционное, и в советское время. По итогам обсуждения были сформированы и утверждены авторские группы по написанию новых учебников по истории[491]491
  О составлении учебников по гражданской истории для средней школы. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 29 марта 1934 г. // Историю – в школу: создание первых советских учебников. М., 2008. С. 41.


[Закрыть].

В 1934–1937 годах прошел конкурс на составление лучшего учебника по истории СССР. В его ходе отразилось столкновение национально-русской и национал-нигилистской позиций. Член конкурсной комиссии Бухарин полагал, что учебник должен содержать описание вековой русской отсталости и «тюрьмы народов». Этапы становления Руси – принятие христианства, собирание русских земель, воссоединение Малороссии с Россией – предлагал рассматривать с нигилистических позиций. В проекте учебника, подготовленного группой И. И. Минца, все события делились на революционные и контрреволюционные. Контрреволюционерами были представлены, например, Минин и Пожарский. Воссоединение Малороссии с Россией объявлялось порабощением «украинского народа», а Богдан Хмельницкий изображался реакционером и предателем[492]492
  Платонов О. А. Терновый венец России: История русского народа в XX в. М., 1997. Т. 2. С. 10.


[Закрыть].

Не дожидаясь итогов конкурса, СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли 15 мая 1934 года известное постановление «О преподавании гражданской истории в школах СССР»[493]493
  О преподавании гражданской истории в школах СССР. Постановление СНК Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 15 мая 1934 г. // Историю – в школу: создание первых советских учебников. М., 2008. С. 45–47.


[Закрыть]. В нем содержались указания о подготовке к июню 1935 года новых учебников по истории, о восстановлении с сентября 1934 года исторических факультетов в ЛГУ и МГУ. (Как ни странно, Московский университет получил имя М. Н. Покровского и носил его до тех пор, пока не обнаружилось более достойное – М. В. Ломоносова, присвоенное университету в мае 1940 года[494]494
  Летопись Московского университета. 1755–1979. М., 1979. С. 225, 236.


[Закрыть].) 9 июня 1934 года ЦК ВКП(б) принял постановление о введении элементарного курса всеобщей истории и истории СССР в начальной и неполной средней школе.

В конце мая 1934 года «Правда» опубликовала статью Г. Васильковского «Высший закон жизни»[495]495
  Васильковский Г. Высший закон жизни // Правда. 1934. 28 мая. С. 4.


[Закрыть], которая открывала пропагандистскую кампанию по утверждению реабилитированного патриотизма в его новом значении. 9 июня в «Правде» появилась передовая статья «За родину!», возводившая понятия родины и патриотизма в ранг высших общественных ценностей. Советский патриотизм, «любовь и преданность своей родине» определялись в ней как высшая доблесть советского человека. Честь и слава, мощь и благосостояние Советского Союза провозглашались высшим законом жизни патриотов[496]496
  За родину! // Правда. 1934. 9 июня. С. 1.


[Закрыть].

В этом же номере газеты опубликовано принятое днем ранее «Постановление ЦИК Союза ССР “О дополнении положения о контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления статьями об измене родине”». Новые статьи гласили:

«1–1. Измена родине, то есть действия, совершаемые гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как то – шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу – караются высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах – лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества.

1–2. Те же преступления, совершаемые военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества»[497]497
  Постановление ЦИК Союза ССР «О дополнении положения о контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления статьями об измене Родине» // Правда. 1934. 9 июня. С. 1.


[Закрыть].

Закон об измене родине от 8 июня 1934 года предписывалось чтить всем советским людям. Иного выбора им не предоставлялось. Закон предусматривал коллективную ответственность. Уголовному наказанию подлежали не только военнослужащие, непосредственно виновные в преступлении, но и члены их семьей. Члены семей, способствовавшие измене, знавшие о ней, но не доведшие это до сведения властей, – наказывались лишением свободы от 5 до 10 лет. Не ведавшие же об измене члены семьи подлежали лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на пять лет[498]498
  См.: Там же.


[Закрыть].

Слово «родина», возвращенное к жизни в СССР в 1934 году и впервые напечатанное в «Правде» в передовой статье, привлекло к себе внимание едва ли не большее, чем расстрельные статьи положения о государственных преступлениях, в которых оно также фигурировало. Слово символизировало начало нового этапа во взаимоотношениях советской власти и советского общества. Власть давала знать, что перестает считать Союз ССР отечеством исключительно мирового пролетариата и признает его прежде всего отечеством живущих здесь людей. Для народов СССР слово это стало добрым предзнаменованием, означавшим если не отказ, то хотя бы некоторое отступление властвующего режима от революционного утопизма и авантюризма. Передовица «Правды» вселяла надежду на то, что правящие круги впредь в своей внутренней и внешней политике станут руководствоваться национальными интересами русского и объединенных с ним других народов страны.

Оппоненты тогдашней ВКП(б) – изгнанные за границу меньшевики и троцкисты и их сторонники внутри СССР – появление слова «родина» в лексиконе большевиков расценили как лишнее доказательство контрреволюционного перерождения сталинского режима. Меньшевистский журнал «Социалистический вестник» (издавался в Берлине с 1921 г.) в номере от 25 июня 1934 года откликнулся на событие в СССР собственной передовицей. Ее заголовок повторял название правдинской статьи, но был приведен в кавычках. Уже одно это могло выражать сложную гамму чувств авторов журнала: изумленное непонимание, сожаление, неприятие, осуждение.

Авторы отклика были, конечно, правы, утверждая, что новый призыв большевиков есть свидетельство «лихорадочной предвоенной атмосферы, в которой уже живет весь мир», и руководители СССР в этих условиях решили прибегнуть к крайнему средству – замене ставшего уже традиционным для большевиков «социалистического отечества» давно сданной в архив «родиной». Слова и лозунги социально-политического словаря, опять же во многом верно отмечал орган меньшевиков, «имеют помимо своего логического и вещного смысла – эмоционально-психологический. Этот смысл неразрывно срастается с ним в ходе их исторического развития, в процессе того применения и использования, которое выпадает на их долю, как идеологических орудий в отнюдь не идеологической борьбе групп, классов, наций, государств, и его не могут вытравить никакие, логически самые безупречные комментарии. В массовом восприятии они вопреки всем комментариям сохраняют вполне определенное эмоционально-психологическое звучание, и только на это звучание могут рассчитывать те, кто бросает их в массы»[499]499
  «За родину!» // Социалистический вестник. 1934. 25 июня (№ 12). С. 1.


[Закрыть].

Именно поэтому меньшевики считали невозможным ни при каких условиях реабилитировать слово «родина», которое, по их утверждениям, навсегда «дискредитировано в революционном и социалистическом сознании». Напоминалось, что это слово было знаменем белогвардейцев в их борьбе против революции. Меньшевики предостерегали своих более удачливых соперников, что возвращение «родины» в политический лексикон может означать устранение специфически революционного содержания понятий «социалистическое отечество» и «советский патриотизм», что они бросают в массы призывы, «буквально повторяющие лозунги правительств нереволюционных и контрреволюционных и так же апеллирующие не к революционно-социалистическому, а к географически-националистическому, “зоологическому” патриотизму».

Меньшевики пугали далее, что словом «родина» большевистская диктатура сама вызывает из толщи народной тех духов, которые несут смерть не только ей, но и революции. Меньшевистский журнал утверждал, что одержать победу в войне СССР может лишь как страна революции, трудящиеся массы которой защищают не «честь и славу» той «пяди земли», на которой они сидят, не «мощь» нации, к которой они привязаны рождением, а те новые формы общежития, которые рождаются социализмом[500]500
  «За родину!» // Социалистический вестник. 1934. 25 июня (№ 12). С. 2.


[Закрыть]. Иначе говоря, меньшевики пытались отговорить большевиков от намерения вести предстоящую войну как войну «национально-патриотическую», а не «народно-революционную», предлагая делать ставку исключительно на «единство мирового пролетариата»[501]501
  См.: Дан Ф. Международное единство и русская проблема // Социалистический вестник. 1934. 20 дек. (№ 23–24). С. 14–15.


[Закрыть]. Если бы авторы «Социалистического вестника» решили при этом опереться на авторитет Ленина, они могли напомнить его установку. Пролетариат должен интересоваться судьбами стран «лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах социал-демократа “патриотизма”»[502]502
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 190.


[Закрыть].

Л. Д. Троцкий в своем «Бюллетене оппозиции» как «большевик-ленинец» также осудил «большевиков-сталинцев» за их поворот 1934 года. Поворот этот якобы означал, что в СССР «курс на международную революцию ликвидирован вместе с изгнанием Троцкого», что сторонники Сталина просто забывают обо всем остальном мире: они действуют, думают и чувствуют только «по-русски», что в СССР завершился процесс, давно развивавшийся по нисходящей линии – «от революционного патриотизма к национал-реформизму»[503]503
  Даже клевета должна иметь смысл (Объяснение с мыслящей частью сталинцев) // Бюллетень оппозиции. 1934. № 38–39. С. 25; Троцкий Л. Что означает капитуляция Раковского? // Бюллетень оппозиции. 1934. № 40. С. 14.


[Закрыть]. Приверженцы подобных оценок и спустя десятилетия стояли на своем: коммунизм-де по своей сути космополитичен, ему предки не нужны, кампания против космополитов осуждалась как выступление против коммунизма, обращение к русскому патриотизму считалось недопустимым даже во время войны[504]504
  См.: Чалидзе В. Победитель коммунизма. Нью-Йорк, 1981. С. 46, 49; Данишевский И. М. По поводу статьи В. Пескова «Отечество» // Политический дневник. 1964–1970. Амстердам, 1972. С. 65; Лерт Р. Б. На том стою: публикации самиздата. М., 1991. С. 17.


[Закрыть].

В августе 1934 года И. В. Сталин, А. А. Жданов и С. М. Киров решили содействовать скорейшему написанию новых учебников по истории. Они подготовили «Замечания» о конспектах учебников по «Истории СССР» (8 августа) и «Новой истории» (9 августа). Замечания были незамедлительно (14 августа) одобрены Политбюро ЦК[505]505
  См.: Правда. 1936. 27 янв.; Историю – в школу: создание первых советских учебников. М., 2008. С. 121–124.


[Закрыть] и доведены до сведения историков, участвовавших в создании учебников. Таким образом, на протяжении 1930–1934 годов определился курс на превращение СССР в родину советских патриотов. В качестве силы, призванной по-новому собирать другие народы, был признан русский народ. По сталинской футурологии, русские должны были стать своеобразным цементом «зональной» группы народов и превратить ее в одну из переходных форм на пути к безнациональному человечеству. Национальная политика становилась политикой постепенного превращения всех народов СССР в советский народ, формирующийся на основе единого языка межнационального общения.