Текст книги "Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России)"

Заявка на русское первенство в мировой культуре

Новые представления о советском народе стали широко пропагандироваться с принятием новой Конституции СССР. В связи со столетием гибели А. С. Пушкина центральная партийная газета «Правда» 10 февраля 1937 года посвятила поэту передовую статью «Слава русского народа». В ней заявлено: «Единый в своем национальном многообразии советский народ торжественно чтит Пушкина как веху своей истории». Частичная реабилитация поэта состоялась еще раньше – с принятием 27 июля 1934 года постановления Политбюро ЦК о мероприятиях, связанных со 100-летием со дня смерти поэта. В статье, имеющей характерное название «В защиту Пушкина», говорилось о необходимости борьбы с «вульгаризацией социологического метода Маркса» и недопустимости превращения художественных произведений в «голый социально-экономический документ». В частности, отмечалось, что из литературоведческих работ Д. Благого «Социология творчества Пушкина» (1931), «Три века русской поэзии» (1933) невозможно понять, почему Пушкин был для Ленина «лучше» Маяковского. «До самых корней своего творчества Пушкин был именно “буржуй”, – это с очевидностью вытекает из всего социологического анализа, произведенного Благим»[682]682
  Вересаев В. В защиту Пушкина // Правда. 1935. 20 апр.


[Закрыть]. В 1937 году произошло превращение поэта из «буржуя» в «интернационалиста». Теперь подчеркивалось: «Пушкин глубоко национален. Поэтому он стал интернациональным поэтом», и русский народ, оказывается, «вправе гордиться своей ролью в истории»[683]683
  Слава русского народа // Правда. 1937. 10 февр.


[Закрыть]. А об изображении его прошлого Н. И. Бухариным и школой М. Н. Покровского «Правда» вскоре выразилась и вовсе уничтожающе: «Можно только удивляться, как эта антинародная ересь печаталась»[684]684
  Дроздов П. «Историческая школа» Покровского // Правда. 1937. 28 марта. С. 3. В это же время был впервые публично поправлен один из учителей пролетариата за русофобскую основу памфлета «Внешняя политика русского царизма» (Работы последних лет жизни Энгельса // Правда. 1937. 23 марта).


[Закрыть].

В 1938 году журнал «Большевик» давал новую установку в трактовке XIX века отечественной истории. Она содержалась в предисловии Е. В. Тарле к «Истории XIX века» французских историков Э. Лависса и А. Рамбо, помещенном не только в вышедшем из печати томе, но и на страницах партийного журнала. Роль России и русского народа в мировой истории представлялась здесь в духе, диаметрально противоположном «школе Покровского». Россия, писал Тарле, была не только жандармом Европы; от начала и до конца XIX в. она оказывала «колоссальное влияние на судьбы человечества… Этот век был временем, когда русский народ властно занял одно из центральных, первенствующих мест в мировой культуре». Россия дала миру не только «четырех титанов» – Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, одно из первых мест заняли русские и в области живописи (Суриков, Репин, Верещагин, Серов), и в музыке (Глинка, Мусоргский, Римский-Корсаков, Даргомыжский, Рахманинов и Чайковский), и в точной науке (Лобачевский, Менделеев, Лебедев, В. Ковалевский). Этот век «был временем, когда впервые особенно ярко проявилось мировое значение русского народа, когда впервые русский народ дал понять, какие великие возможности и интеллектуальные и моральные силы таятся в нем и на какие новые пути он может перейти сам и в будущем повести за собой человечество»[685]685
  Тарле Е. «История XIX века» (Предисловие редактора к новому изданию «Истории XIX века» Лависса и Рамбо, выпускаемому в ближайшее время в свет) // Большевик. 1938. 15 июля. № 14. С. 38, 40.


[Закрыть].

Таким образом, в 1937–1938 годах получало зримые очертания новое отношение к отечественной истории, к ее преподаванию, к собирательной роли в ней русского народа. Это означало, что на роль главной преобразующей силы в стране и мире наряду с пролетариатом выдвигался русский народ. В этой связи становилось неуместным числить его исключительно среди «наций, которые являлись нациями угнетающими», как это делала Программа РКП(б), принятая на VIII съезде партии в 1919 году[686]686
  КПСС в резолюциях… М., 1983. Т. 2. С. 79.


[Закрыть].

Вместе с тем пропагандисты постоянно твердили, что в СССР обеспечивается расцвет всех народов страны. Парадная книга, выпущенная редакцией «Правды» к 20-летию советской власти и воспевающая «глубину и жизненность большевистской национальной политики», провозглашала: «Народы не расстаются с богатствами национальной культуры. Им дорого их своеобразие. Но оно дорого и большевикам». Ленин и Сталин представлялись в этой книге «народными героями на легендарном фоне национальной героики, в пышном окружении старинного поэтического орнамента»[687]687
  Творчество народов СССР. М., 1938. С. 8, 9.


[Закрыть].

С середины 1930-х годов средства массовой информации начали чаще отмечать бескорыстную помощь России и русских другим республикам и народам страны. «Всей силой своего могущества, – утверждала центральная партийная газета, – РСФСР содействует бурному росту других братских советских республик. И если раньше у других народов, населяющих Россию, со словом “русский” часто ассоциировалось представление о царском гнете, то теперь все нации, освобожденные от капиталистического рабства, питают чувство глубочайшей любви и крепчайшей дружбы к русским собратьям… Русская культура обогащает культуру других народов. Русский язык стал языком мировой революции. На русском языке писал Ленин, на русском языке пишет Сталин. Русская культура стала интернациональной, ибо она самая передовая, самая человечная, самая гуманная»[688]688
  Конституция героического народа // Правда. 1937. 16 янв.


[Закрыть]. Вариации на эти темы позднее уже не сходят со страниц периодической печати и языка пропаганды.

Первая кампания по преодолению «низкопоклонства»

Составной частью работы по воспитанию советского патриотизма стала борьба с носителями «низкопоклонства» перед заграницей, свойственного отдельным представителям как старой интеллигенции, так и новой политической элиты, ориентированной на Запад. Первая страница истории борьбы с низкопоклонством была связана с именем выдающегося представителя старшего поколения математической профессуры академика Н. Н. Лузина (1883–1950). Лидеры российской математики долгое время после революции не проявляли должного почтения к новым властителям страны. Во время I Всесоюзного съезда математиков (Харьков, июнь 1930 г.) они прохладно встретили предложение послать приветствие проходившему тогда же XVI съезду ВКП(б). Во время процесса над «Промпартией» не оказалось подписи Лузина под обращением физиков и математиков Москвы с призывом к зарубежным ученым поднять протест против интервенционистских намерений иностранных держав по отношению к СССР. Главное же «преступление» Лузина заключалось в том, что он, якобы «примыкавший к правой, черносотенной группе профессоров в дореволюционное время, остался правым и после революции»[689]689
  Враг, с которого сорвана маска // Правда. 1936. 14 июля. С. 3.


[Закрыть]. В 1930 году учитель Лузина Д. Ф. Егоров, почетный академик АН СССР, директор института математики и механики МГУ, президент Московского математического общества, был арестован и в сентябре следующего года умер в ссылке. Был арестован и в 1937 году расстрелян ученик Егорова, ученый-энциклопедист и религиозный философ П. А. Флоренский[690]690
  См.: Юшкевич А. П. «Дело академика Н. Н. Лузина» // Вестник Академии наук СССР. 1989. № 4; Грэхэм Л. Р. Очерки истории российской и советской науки. М., 1998. С. 242–243.


[Закрыть].

27 июня 1936 года Н. Н. Лузин опубликовал в «Известиях» заметку под названием «Приятное разочарование», в которой поделился впечатлениями о математической подготовке выпускников одной из московских школ. Возможно, похвалой школе Лузин хотел снискать благоволение высших сфер. Однако газетная заметка была использована для компрометации выдающегося ученого, не разделявшего вульгаризированных представлений о том, что «математика имеет в классовом обществе классовый характер, ход ее развития… определяет классовая борьба», и продолжавшего будто бы считать, что «теория чисел и непрерывных функций обосновывает индивидуализм, анализ с его непрерывностью направлен против революционных идей, теория вероятностей подтверждает беспричинность явлений и свободу воли, а вся математика в целом находится в соответствии с… православием, самодержавием и народностью»[691]691
  Кольман Э. Я. Предмет и метод современной математики. М., 1936. С. 297, 290.


[Закрыть].

Действительным прегрешением академика против советского патриотизма можно было посчитать то, что он подобно многим другим крупным ученым нередко публиковал свои работы в зарубежных издательствах. Как объяснял П. Л. Капица в письме к В. М. Молотову от 6 июля 1936 года, делалось это «главным образом по двум причинам: 1) у нас скверно печатают – бумага, печать; 2) по международному обычаю приоритет дается только (в том случае), если работы напечатаны по-французски, немецки или английски»[692]692
  Капица П. Л. Письмо В. М. Молотову, 6 июля 1936 г. // Советская культура. 1988. 21 мая. С. 6.


[Закрыть]. Не принимая в расчет подобных соображений, было решено не считать Лузина советским патриотом. «Акад. Н. Лузин, – писал директор школы, которого не устроил отзыв академика о его воспитанниках, – считает нужным показать себя как советского “сверхпатриота”. Но его “патриотизм” неубедителен, потому что в нем нет искренности»[693]693
  Шуляпин Г. И. Ответ академику Н. Лузину // Правда. 1936. 2 июля. С. 3.


[Закрыть]. «Правда» продолжала числить Лузина среди совсем других патриотов – патриотов российского самодержавия, глубоко презиравших и свою родину и «самый русский народ, его труд, его язык, его песни, им рожденные искусство и науку»[694]694
  Традиции раболепия // Правда. 1936. 9 июля. С. 3.


[Закрыть]. Достигнув своего апогея и грозившее, казалось бы, самыми суровыми карами, «дело Лузина» в начале августа 1936 года сошло на нет.

Н. Н. Лузин уцелел, отделавшись выговором со строгим предупреждением. Решающую роль в таком исходе сыграло заступничество Г. М. Кржижановского и ряда других крупнейших ученых – В. И. Вернадского, П. Л. Капицы, А. Н. Крылова, С. А. Чаплыгина, которые отвели нелепые обвинения в приверженности Лузина к «фашистски модернизированным» черносотенным взглядам и ярлыки вроде «недобитый враг», «разоблаченный враг в советской маске»[695]695
  О врагах в советской маске // Правда. 1936. 3 июля. С. 2; Правда. 1936. 12 июля. С. 3; и др.


[Закрыть]. «Позже я понял, – отмечается в книге «Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим», – что Советскому правительству нужно было разогнать школу русского математика Н. Н. Лузина. Уничтожить его самого они не решились»[696]696
  Понтрягин Л. С. Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим. М., 1998. С. 73.


[Закрыть]. Положительным результатом «дела» было решительное осуждение известного «преклонения перед заграничным штампом»[697]697
  Богомолец А. А. Пора порвать с традициями раболепия // Правда. 1936. 13 июля. С. 3.


[Закрыть]. «Низкопоклонническое отношение к громким именам буржуазных ученых»[698]698
  Враг, с которого сорвана маска // Правда. 1936. 14 июля. С. 3.


[Закрыть] в открытой форме становилось невозможным. Позитивным было и то, что многие советские ученые по ходу воспитательной кампании обязались впредь печатать свои лучшие работы в Советском Союзе, а руководство Академии наук уже не могло больше мириться с «безобразно медленными темпами работы своего издательства»[699]699
  Традиции раболепия. С. 3.


[Закрыть].

Однако уже через несколько месяцев главное место среди «низкопоклонников» заняли неожиданно новые фигуры. Ими оказались троцкисты и бухаринцы – новые Смердяковы.

Троцкисты и бухаринцы: из «великодержавников» в «низкопоклонники»

25 января 1937 года во время процесса по делу так называемого Параллельного антисоветского троцкистского центра в «Правде» появилась статья И. Г. Лежнева «Смердяковы», внушавшая, что именно троцкисты «раболепно преклонялись перед капитализмом», в частности, перед фашистской Германией[700]700
  Лежнев И. Смердяковы // Правда. 1937. 25 янв. С. 7.


[Закрыть]. Взгляды троцкистов на родину, их моральный облик, мастерство маскировки позволяли увидеть в них «новое издание Смердяковых». Развивая эту тему, Д. И. Заславский ставил троцкистов ниже даже фашистов, игра которых на чувствах буржуазного национализма не позволяла соглашаться отдавать часть своей родины иностранному врагу. «У троцкистов даже этого чувства буржуазного национализма нет в душе. Они ничем, решительно ничем никогда не были связаны с народом». Их поступки – поступки людей, у которых «не было и нет отечества»[701]701
  Заславский Д. Защита СССР и троцкистские пораженцы // Правда. 1937. 6 февр. С. 3.


[Закрыть].

Алексей Толстой, раскрывая связь низкопоклонства и антипатриотизма, отмечал, что иммунитетом против троцкизма обладают только патриоты. Троцкизм такого иммунитета не имел, поскольку с самого своего зарождения «нес в себе отрицание понятия родины». Троцкого, Зиновьева и их сторонников отличало высокомерно-презрительное отношение к народным массам. Октябрьская революция была для них «только трамплином, с которого они намеревались возносить их личное честолюбие. Народы федерации советских республик рассматривались ими как пушечное мясо. Любой троцкист расхохотался бы вам в лицо, упомяни ему о такой “старомодной пошлости”, как любовь к родине». Размышления писателя заключались выводом: «Как будто бы выходит, что всякий гражданин, не любящий свою родину, – троцкист, диверсант и шпион. Да, так выходит. Такова особенная и необычная форма нашей революции…»[702]702
  Толстой А. Родина! // Известия. 1937. 14 июня. С. 3.


[Закрыть]. С этой точки зрения после очищения нашей общественной жизни от троцкистов и троцкиствующих в стране легче стало дышать.

На XVIII съезде партии понятие «низкопоклонник» было распространено едва ли ни на всех вычищенных из общества «врагов народа». Отдавая дань классовому шовинизму, Сталин объявил: «Троцкистско-бухаринская кучка шпионов, убийц и вредителей, пресмыкавшаяся перед заграницей, проникнутая рабьим чувством низкопоклонства перед каждым иностранным чинушей и готовая пойти к нему в шпионское услужение» есть лишь «кучка людей, не понявшая того, что последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капиталистического рабства»[703]703
  XVIII съезд ВКП(б). Стеногр. отчет. М., 1939. С. 26.


[Закрыть].

Заявка на необходимость преодоления космополитизма

По мере изживания крайностей национального нигилизма в 1930-е и первой половине 1940-х годов заявила о себе и тема необходимости преодоления космополитизма. Отметим некоторые, связанные с этим исторические факты. Так, писатель И. И. Катаев в связи с бухаринскими инвективами в адрес русского народа в 1936 году писал: «Мы знаем… что это не была “нация Обломовых”, – иначе в недрах этой нации не выросли бы люди класса, подготовившего и совершившего великую социалистическую революцию. И уж, конечно, “нация Обломовых” не могла бы создать ни русской культуры, ни драгоценного русского искусства, ни даже романа “Обломов”». Одновременно Катаев призывал: «Безнадежных “космополитов”, отщепенцев, эту вялую богему, не помнящую родства, надо поскорее вымести вон из искусства. А нам, советским русским литераторам, нужно заново и по-настоящему полюбить и русский язык, и русскую природу, и русскую песню, и все то хорошее и своеобразное, что есть в нашем народе, – а этого немало»[704]704
  Катаев Ив. Искусство социалистического народа // Красная новь. 1936. № 5. Май. С. 179.


[Закрыть].

А. Н. Толстой в докладе на сессии АН СССР, посвященной 25-летию Советской власти (ноябрь 1942 г.), наметил несколько этапов развития советской литературы: от Октября до 1929-го, от начала 1930-х годов до Отечественной войны и с 1941 года. К этому времени литература, по мнению писателя, «от пафоса космополитизма, а порою и псевдоинтернационализма – пришла к Родине, как к одной из самых глубоких и поэтических своих тем». На первых этапах «момент отрицания всего прошлого литературного наследия, заклеймления его дворянским и буржуазным индивидуализмом и классово враждебной литературой, принимал… уродливые формы». Лишь с 1941 года, по мнению А. Н. Толстого, «советский писатель увидел исторически обусловленный, подлинный народный русский характер… и впервые, как колокол града Китежа, зазвучали в советской литературе слова: святая Родина»[705]705
  Толстой А. Четверть века советской литературы // Новый мир. 1942. № 11–12. С. 208, 210.


[Закрыть].

А. А. Фадеев в письме Вс. Вишневскому (весна 1943 г.) отмечал, что на прошедших совещаниях литераторов, композиторов, художников «один из наиболее острых вопросов… был вопрос о сущности советского патриотизма, взятый в национальном разрезе. Есть люди, которые не очень-то хорошо понимают, почему мы так заостряем теперь вопрос о национальной гордости русского народа… Дело в том, что среди известных кругов интеллигенции еще немало людей, понимающих интернационализм в пошло-космополитическом духе и не изживших еще рабского преклонения перед всем заграничным»[706]706
  Фадеев А. Собр. соч.: в 5 т. М., 1961. Т. 5. С. 348.


[Закрыть]. Под известными кругами имелись в виду интернационалисты, полагавшие, что «подлинный патриот любит весь мир»[707]707
  Симонов К., Эренбург И. В одной газете. М., 1984. С. 103.


[Закрыть]. В ноябре 1943 года А. А. Фадеев предупреждал об агентах врага, «которые могут пытаться путем разжигания националистических предрассудков и пережитков среди отсталых людей вносить национальную рознь в братское содружество народов СССР или подрывать в наших народах чувство национальной чести и гордости раболепным преклонением перед всем, что носит заграничную марку, или ханжескими проповедями беспочвенного “космополитизма”, исходящего из того, что все, дескать, “люди на свете”, а нация, родина – это, мол, “отжившее понятие”»[708]708
  Фадеев А. А. О национальном патриотизме и национальной гордости народов СССР // Под знаменем марксизма. 1943. № 11. С. 34–35.


[Закрыть].

Драматург А. П. Штейн на совещании кинодраматургов (июль 1943 г.) подчеркнул: «Наша русская литература – самая великая и первая литература мира… Никакого космополитизма здесь не может быть, он вреден и гибелен для искусства»[709]709
  Левин Е. С. Краткий курс истории «Русфильма» // Искусство кино. 1994. № 9. С. 131.


[Закрыть]. В плане мероприятий по улучшению пропагандистской и агитационной работы партийных организаций, подготовленном Управлением агитпропа ЦК в марте 1944 года, отмечалось, что значительная часть советских архитекторов «игнорируют значение русской национальной традиции в архитектуре, забывая о великих русских зодчих – Казакове, Захарове, Росси, Баженове. Этот вредный космополитизм в архитектуре мешает дальнейшему развитию советского, в особенности русского национального зодчества»[710]710
  Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы. М., 2007. С. 529.


[Закрыть]. Публицист Х. Г. Аджемян в полемике с Е. Н. Городецким на совещании в ЦК ВКП(б) летом 1944 года заявил, что обвинение в великодержавном шовинизме «чаще всего играет роль фигового листка, тщетно скрывающего другой порок, имя которого – космополитический интернационализм»[711]711
  Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 г. // Вопросы истории. 1996. № 9. С. 61.


[Закрыть].

Достижения в разработке «русской темы» к концу 1930-х годов

Как только определились контуры новой концепции отечественной истории, с ее позиций стали систематически выявляться изъяны прежнего подхода. К примеру, анализ содержания выходившей с конца 1920-х годов Малой советской энциклопедии обнаруживал, что история борьбы русского народа за независимость давалась в ней схематично и убого, то и дело встречалось стремление принизить великий народ. Ни слова ни о борьбе со шведскими феодалами в XIII в., ни о битве 1240 года, ни о Ледовом побоище. Об Александре Невском в первом издании говорится лишь, что он «оказал ценные услуги новгородскому торговому капиталу», во втором издании его имя вовсе выброшено. Первое издание внушает читателям, что ни татарского ига, ни порабощения не было, что это – «названия, данные русскими историками-националистами». Во втором издании в статье о монгольском нашествии всего четыре строки, сообщающих, что «монгольское нашествие – утвердившееся в европейской феодальной и буржуазной истории обозначение движения монголов в Европе в XIII веке». Важнейшему историческому событию – Куликовской битве – уделено всего 10 строчек. «Слово о полку Игореве» трактуется только как история неудачного похода русских. Кутузов обрисован как серый посредственный генерал, известный тем, что «потерпел поражение при Аустерлице»[712]712
  См.: Потапов К. Большие изъяны Малой энциклопедии // Правда. 1938. 7 июля. С. 4.


[Закрыть].

Своеобразный итог достижений и явных пропагандистских перехлестов в новой разработке тематики русского народа в 1930-е годы представлен в статьях девятого тома Малой советской энциклопедии, выпущенного в свет незадолго до Отечественной войны, в марте 1941 года. В нем констатируется: «Ленинско-сталинская национальная политика сделала нерушимой дружбу народов Советского Союза. Она создала единый великий советский народ»[713]713
  Волин Б. Русские // МСЭ. М., 1941. Т. 9. Стб. 326.


[Закрыть]. В отличие от начала 1930-х годов, когда все еще подчеркивалось, что в дооктябрьском историческом прошлом «великороссы, будучи в меньшинстве (43 % населения России), угнетали 57 % остального населения самым варварским, самым недопустимым образом»[714]714
  Диманштейн С. Письмо тов. Сталина о борьбе с люксембургианством в национальном вопросе // Революция и национальности. 1932. № 1. С. 5.


[Закрыть], теперь утверждается нечто противоположное: «Много веков творил историю своей страны великий русский народ вместе с другими народами России и во главе их вел героическую освободительную войну против насилий и издевательств над его прекрасной родиной со стороны бояр и царей, царских палачей, помещиков и капиталистов»[715]715
  Волин Б. Русские // МСЭ. М., 1941. Т. 9. Стб. 322.


[Закрыть]. Оказалось, что и «русификаторская националистическая политика варварского царизма и буржуазии была всегда враждебна великому русскому трудовому народу – другу и организатору революционной борьбы трудящихся всех угнетенных национальностей против шайки Романовых, Пуришкевичей, Милюковых и Керенских»[716]716
  Русификация // МСЭ. Т. 9. Стб. 262.


[Закрыть].

Продолжателями антинародной политики в советское время изображались «злейшие враги народа – Троцкий, Бухарин с их бандитскими шайками, буржуазные националисты», которые «силились опорочить русскую культуру». О Н. И. Бухарине говорилось: «Иуда Бухарин в своей звериной вражде к социализму писал о русском народе как о “нации Обломовых”. Это была подлая клевета на русскую нацию, на мужественный, свободолюбивый русский народ». Русский народ закреплялся на месте «первого среди равных», почитаемого и любимого всеми другими народами СССР, из-за его «высоких революционных достоинств», «благородных качеств», «прекрасного языка», «замечательной, наиболее передовой культуры»[717]717
  Волин Б. Русские // МСЭ. М., 1941. Т. 9. Стб. 326, 320.


[Закрыть]. Словно предвосхищая основные направления послевоенной кампании по борьбе за утверждение первенства русской культуры, автор энциклопедической статьи писал: «Русская литература и русское искусство занимают первое место среди самых совершенных образцов мирового человеческого гения. Нет такой отрасли мировой науки и человеческой деятельности, где бы русский народ не был представлен своими талантливейшими сынами»[718]718
  Там же. Стб. 325.


[Закрыть].

Здесь же присутствует и тема борьбы с антипатриотами и «низкопоклонниками», намеченная раньше и приобретшая уже явные признаки ксенофобии. Огульно утверждалось, например, что «“самодержцы всероссийские” с их придворными кликами из русских проходимцев и иностранных прохвостов (вроде “истинно русских” немцев Биронов, Бенкендорфов, Плеве, Ренненкампфов, Врангелей и др.), выступавшие палачами-русификаторами, в действительности не только никогда не были патриотами страны русского народа, но всегда являлись заядлыми врагами русской культуры, презиравшими прекрасный, богатый и яркий русский язык, позорившими русское национальное достоинство»[719]719
  Русификация // МСЭ. М., 1941. Т. 9. Стб. 262.


[Закрыть].