Текст книги "Просто сказка"

6
БОЕВАЯ ГОТОВНОСТЬ

До заветного часа оставалось каких-то пятнадцать минут, а молодая жена все не могла выбрать наряд, в котором подобало встретить законного супруга.

Джессика обнаженной стояла перед старинным трельяжем.

Воспоминания о прошлых сексуальных похождениях только запутывали ситуацию.

Джессика закинула руки за голову, придавая грудям нужную объемность и возбуждающую упругость.

Механик из автосервиса лишил девственности юную смазливую дурашку, не утруждая себя раздеванием объекта минутной страсти.

Джессика повернулась боком, разглядывая свой достаточно сексапильный и аппетитный силуэт.

Механик только спустил дурашке трусики до колен, а сам лишь расстегнул брюки.

Джессика, невзирая на легкую прохладу, создаваемую кондиционером, прошлась вокруг балдахина.

Было так неудобно задирать ноги к ушам на заднем сиденье разобранного автомобиля.

Джессика вернулась к зеркалу.

Потерять невинность – и при этом даже не увидеть инструмента, которым осуществился сей акт.

Джессика подмигнула отражению сдобной грации.

Только почувствовать там, где положено, упругую безжалостность и обжигающую напористость.

Джессика снова напрягла груди, чтобы растревожить соски до нужной кондиции.

Зато рекламный агент просветил ее, что процесс надевания презерватива – это прерогатива слабого пола…

Джессика выпрямилась.

Кстати, рекламный агент всегда начинал веселую ночку с совместного принятия душа.

Джессика повторила обход ложа предстоящей любви.

Ну и, разумеется, до самого рассвета они кувыркались в постели абсолютно голые и даже завтракали в чем мама родила.

Джессика распахнула шкаф, забитый бельем от лучших европейских кутюрье, – бельем, готовым к носке, бельем, конечно же, идеально подобранным под ее фигуру.

Джессика выбрала из всего белья голубые трусики с алыми розочками.

Томас, ее Томас, конечно же, не уподобится вульгарному и неотесанному механику.

Джессика, надев трусики, опробовала интимный атрибут на легкость снимания.

Предстать совершенно голой – значит оскорбить супруга.

Настоящий мужчина обожает раздевать женщину. Надо дать ему такую возможность…

Джессика укомплектовала свой постельный вид полупрозрачным лифчиком.

Томас, ее Томас, должен хотя бы чуток потрудиться над распростертым в ожидании ласки телом.

Джессика изобразила перед трельяжем весьма откровенную позу, способную соблазнить даже самого холодного из снеговиков, даже самого равнодушного к земным страстям призрака, даже самого неуверенного в своем потенциале мужа…

7
ДОЛГОЖДАННАЯ БЛИЗОСТЬ

Только Джессика закончила свои эротические приготовления, как башенные часы натужно пробили двенадцать раз.

И тотчас же, без предварительного стука в дверь, вошел Томас, ее Томас.

Пожилой джентльмен в темном проеме напоминал материализовавшееся привидение.

Джессика, узрев оригинальный наряд экстравагантного супруга, едва удержалась от сногсшибательной реплики о маразме, который крепчал.

Томас, ее Томас, вырядился для первой брачной ночи во фланелевую ночную рубашку до пят, и к тому же белую, как саван.

Джессика от неожиданности сотворила глупейший книксен, который не произвел на уравновешенного мужа никакого действия.

Супруг приблизился.

Супруг оглядел партнершу, готовую ко всему.

Супруг начал командовать тоном занудного педанта, ценящего во всем только правильное и полезное:

– Ложись, милая, вот сюда.

Джессика исполнила приказ с ретивостью истового новобранца.

– А теперь давай-ка обе руки.

Устраиваясь на подушке, Джессика только сейчас заметила, что в стену вделаны специальные медные кольца для наручников.

Муж, по-прежнему оставаясь в ночной рубашке, извлек из накладного кармана шелковые ленточки.

Джессика притворно закрыла глаза, сигнализируя о том, что ее устроят любые, даже самые извращенные намерения.

Не притрагиваясь ни к лифчику, ни к трусикам, основательный супруг привязал руки послушной жены к медным кольцам.

– Тебе удобно, милая?

Джессика хотела сказать, что не будет возражать даже против укусов в попку.

Но лишь ответила односложно и коротко:

– Да!

Томас, ее Томас, больше не говоря ни слова, наконец-то, наконец-то, наконец-то приступил к исполнению супружеских обязанностей.

Ловко расстегнул бюстгальтер.

Джессика одобрительно улыбнулась, ожидая увлекательнейшего продолжения.

Томас, ее Томас, небрежно швырнул полупрозрачный лифчик на пол.

Джессика замлела, ожидая дальнейших развратных действий.

Как-никак, предыдущие три жены наверняка обучили пожилого джентльмена многому.

Джессика поплотней сжала ноги.

Мужчинам нравится преодолевать сопротивление.

Но Томас, ее Томас, лишь робко коснулся пальцами голубых трусиков – сначала верхней алой розочки, потом средней и наконец самой нижней.

Джессике хотелось чем-нибудь подбодрить заторможенного мужа, каким-нибудь откровенным действием или выражением…

Но молодая жена ограничилась лишь коротким вскриком и выразительным закусыванием нижней губы.

Но Томас, ее Томас, вдруг оперативно сдернул с блаженствующей супруги голубые трусики с дразнящими воображение алыми розочками… Ловко сдернул сразу до пят.

Возникла непредвиденная пауза.

Джессика открыла глаза, опасаясь, что мужа внезапно парализовало от избытка адреналина в крови.

Но Томас, ее Томас, даже не стал разоблачаться до положения вожделенного мужа, а лишь задрал ночнушку до пупа.

Нет, Джессику поразил не вид старика, готового к немедленному акту.

Более всего Джессику удивил самостоятельно надетый, еще за дверью, презерватив.

Молодая особа, распятая на кровати, сдержанно хмыкнула.

Пожилой джентльмен пыхтел, не обращая внимания на реакцию партнерши, озабоченный лишь выведением оскафандренного, едва державшегося господина на орбиту наслаждения.

Джессика предупредительно развела колени, силясь представить медленно развивающуюся ситуацию глазами пожилого джентльмена.

Наверное, в данный момент она напоминает лягушку, приготовленную к разделке, но никак не женщину, отдающуюся по любви, а тем более – по расчету.

Джессика вдруг поняла, что у тех, трагически погибших трех предыдущих жен было явно другое расположение вагины.

Но наконец Томас, ее Томас, догадался принять ее ноги на плечи.

Джессика разозлилась на привязанные руки, на невозможность помочь мужу в этом непростом деле нахождения оптимальной позы.

Но вот Томас, ее Томас, все-таки попал в цель.

Джессика ободряюще взвизгнула.

Джессика принялась сокращать нужную мускулатуру, подчиняясь движениям сопящего мужа.

Расслабление.

Сокращение.

Расслабление.

Сокращение.

– О, Томас! То-о-мас!

Пожилой джентльмен постепенно втянулся в исполнение прямых супружеских обязанностей.

Но Джессика, раззадоренная медленным началом, так и не дождалась последующего ускорения.

– То-о-о-мас!

Муж не имитировал всепоглощающую страсть, а тем более не изображал сексуального гиганта с неумеренными претензиями.

Джессика на всякий случай постонала, словно поймав нежданный оргазм.

Томас, ее Томас, в неспешном ритме, следя за собственным пульсом и дыханием, все-таки умудрился закончить нудный и бесстрастный коитус.

Не стягивая презерватива, утомленный исполнением долга муж неспешно развязал партнерше руки.

– Ты в порядке, милая?

Джессике хотелось прокричать в эти потухшие глаза и поникшую образину всю правду, заявить, что так обращаются лишь с резиновыми бездушными куклами.

Но плохо удовлетворенная супруга ответила кратко:

– В полном.

– Тогда спокойной ночи.

И Томас, ее Томас, удалился к себе.

В проеме двери мелькнула его белая ночная рубашка до пят, мелькнула, как саван привидения.

Башенные часы пробили один раз – иронично и насмешливо, как бы отсчитав число совершенных актов.

Так первая брачная ночь скукожилась до часа.

И Джессика вновь для продолжения кайфа обратилась к воображению, чтобы вызвать из небытия призрак непокорного юноши Ральфа, побрезговавшего старухой баронессой.

Но вместо субтильного призрака вдруг явился не кто иной, как Ральф, кладбищенский смотритель.

И они снова любили друг друга прямо на холодной и печальной плите. Под неистовое пение кладбищенских птиц…

Джессика вскрикнула от полученного удовольствия.

Джессика угомонилась и расслабилась.

Теперь у нее была альтернатива.

Если супруг завтра ровно в полночь не придет, то его успешно заменит воображаемый могильный ковбой.

И она, усмехнувшись, подумала, что кладбищенский Ральф, наверное, все-таки лучше Ральфа-призрака…

8
СКУЧНАЯ НЕДЕЛЯ

А потом началась обыкновенная супружеская жизнь.

Встречались за прекрасно сбалансированным завтраком, сбалансированным по калориям, витаминам, жирам, углеводам и белкам.

Встречались за обедом – не менее сбалансированным.

Встречались за ужином.

Почему-то все блюда, приготовленные супругом, теряли во вкусе и своеобразии.

Но пожилой джентльмен по-прежнему держал инициативу в своих руках.

И на кухне.

И в спальне.

Томас, ее Томас, нисколечко не изменившийся ни после первой брачной ночи, ни после второй, ни после третьей, приглашал вы-спавшуюся супругу к столу звоном серебряного колокольчика.

Поедая нашинкованную витаминность, Джессика старалась не вспоминать прошедшую ночь.

Полночные куранты башенных часов, навевающие грусть.

Явление исполнительного супруга, без опоздания.

Осточертевшую ночную рубашку стареющего мужа и надетый еще за дверью презерватив.

С каждым новым половым актом, ничем не отличающимся от предыдущего, – ни ритмом, ни скоростью, ни продолжительностью; с каждой последующей фрикцией Джессике почему-то казалось, что бедный Томас, ее Томас, неотвратимо стареет, стареет и стареет.

В его всегда уверенных и спокойных глазах, мутновато отражающих свет настенного хрустального бра, мелькало что-то, похожее на отчаяние.

Пожилой джентльмен то ли боялся несвоевременной смерти на теле молодой особы, то ли опасался, что никогда не закончит это монотонное и безрадостное действо.

На обед, тоже собственноручно приготовленный по всем правилам здорового, полноценного, научного питания, Томас, ее Томас, тоже звал серебряным колокольчиком.

Между обедом и ужином Джессика, предоставленная сама себе, успевала наиграться в кухне с предметами своей давней мечты.

Включала.

Смотрела.

Слушала.

Оценивала.

Выключала.

И так по многу раз на дню.

Но самым удивительным было то, что, имея полный набор встроенной техники:

Навороченную микроволновку…

Плазменный телевизор диагональю в 50 дюй-мов…

Стиральную машину с долгосрочной памятью…

Посудомоечное чудо…

Магический агрегат, превращающий ароматные зерна сорта арабика в пенистое капучино, а крупнолистовой цейлонский чай – в крепкий нектар…

Самым удивительным было то, что Джессика тосковала по регулярному посещению бытового отдела супермаркета и привычному листанию глянцевого каталога.

Но вместо шатания по магазину и просматривания страниц с фотографиями новых моделей хозяйку замка ожидал ужин.

А потом – по строгому расписанию…

Полночные куранты башенных часов, навевающие грусть.

Явление исполнительного супруга, без опоздания.

Осточертевшая ночная рубашка стареющего мужа и надетый еще за дверью презерватив.

И половой акт, больше напоминающий банальное и давно наскучившее занятие…

Правда, однажды супруг, исполнив тяжкий долг, изобразил начинающего фетишиста и унес к себе голубые трусики с алыми розочками…

Тогда Джессика едва удержалась, чтобы не спросить Томаса, ее Томаса, о том, что неужели ее трусики пополнили коллекцию, в которой уже находились предметы от бывших жен?

Лыжная шапочка, извлеченная из-под лавины.

Купальник, изодранный акулами.

Перчатка, недожеванная крокодилом.

Да, молодой особе часто приходилось контролировать свой неугомонный язычок.

Чтобы не разразиться неуместным смешком и не выпалить что-нибудь излишне задорное и обидное, жена с раздвинутыми ногами и руками, привязанными к медным кольцам, представляла себе, как из настенного зеркала выглядывает призрак утонувшего Ральфа.

Ему причиталась древняя старуха, цепляющаяся за каждый лишний год никчемной жизни.

Ей – пожилой джентльмен неопределенного возраста.

Наверное, юный Ральф удовлетворял свою развалину гораздо активней и вдохновенней, чем тип в ночной рубашке – ее саму.

Как, впрочем, и тезка призрака, могильный ковбой.

Джессика блаженно постанывала, чтобы хотя бы фальшивым оргазмом поддержать репутацию мужа.

Эх, почему она не догадалась отдаться кладбищенскому мачо прямо на свежевымытой гранитной плите?

С Томаса, ее Томаса, нисколечко бы не убыло.

Если он простил механика из авторемонта, покусившегося на ее девственность…

Если он простил рекламного агента, научившего его суженую сексуальным изыскам…

То наверняка Томас, ее Томас, проигнорировал бы и случайное перепихивание с Ральфом.

Да и связь с призраком строптивого юноши тоже не вызвала бы приступа ревности.

Джессика не забывала изредка повизгивать.

Пусть Томасу, ее Томасу, вспоминается пресловутая точка «Джи-Спот», а не идиотская «Цзу-сань-ли», отвечающая за продление жизни.

А супруг тем временем без малейшего постороннего звука наполнял презерватив семенной жидкостью.

И у Джессики снова и снова возникали странные, но так и не высказанные вопросы.

Зачем Томас, ее Томас, предохраняется?

Скорей всего, от старческих живчиков не забеременеть.

Зачем привязывает руки жены к медным кольцам и не пользуется ее беспомощным положением?

Может, просто не хочет, чтобы в порыве страсти женушка порвала его любимую фланелевую рубашку?

И с рассветом все повторялось – до поры, когда старинные часы пробьют очередную полночь.

Завтрак.

Обед.

Ужин.

Половой акт.

Завтрак.

Обед.

Ужин.

Половой акт.

Джессике, втянувшейся в этот странный, однообразный, несовременный ритм, навеянный историческим прошлым замка, порой казалось, что ее законное супружество длится, по крайней мере, три века, если не все четыре.

И Томас, ее Томас, давно превратился в призрака в ночной фланелевой рубашке…

И Джессика тоже стала привидением женщины, навсегда привязанной к изголовью кровати, навсегда распятой под балдахином, навсегда оставшейся неудовлетворенной.

И три погибшие юные жены тоже, наверное, где-то там, далеко-далеко, превратились в фантомов и пугают ночами необразованных индейцев, серфингистов и богатеньких горнолыжников.

Одна, раздавленная лавиной, требует свою шапочку.

Вторая безуспешно ищет купальник, изодранный акульими зубами, – шестьсот остро отточенных шипов на одну челюсть.

Третья гоняется за обкурившимся шаманом, вымогая перчатку с левой руки.

А что будет, если хотя бы одна из них доберется до замка?

Интересно, умеют ли привидения ревновать.

Ночами Джессике бывало немного страшно, и только тайные посещения кухни с не санкционированной мужем булимией дарили покой.

Молодая особа почему-то была уверена, что предыдущие жены пожилого джентльмена никогда бы не оценили как надо этот сумрачный замок, эти сбалансированные трапезы, эти соития по твердому, нерушимому графику.

Томас, ее Томас, наверное, рад, что навсегда избавился от взбалмошных, избалованных, пресыщенных фифочек, не умеющих ценить простое семейное бытие.

Завтрак.

Обед.

Ужин.

Половой акт.

А призрак несчастного Ральфа, не пожелавшего отдать жизнь ради укрепления здоровья сумасшедшей баронессы, определенно присутствовал и в спальне, и на кухне, и в библиотеке, и даже в зимнем саду.

И все, конечно, видел.

И, наверное, завидовал семейной паре, наслаждающейся добровольным отшельничеством.

Завтрак.

Обед.

Ужин.

Половой акт.

Джессика с каждым часом, отмеченным курантами башенных часов, все больше и больше втягивалась в то, что должно было называться медовым, по крайней мере для нее, месяцем.

Завтрак.

Обед.

Ужин.

Половой акт.

Завтрак.

Но постепенно месяц стал терять свою медовую сладость.

Может, из-за слишком пресной, идеально сбалансированной по жирам, аминокислотам, белкам и углеводам пищи.

Ни острого, ни соленого, ни перченого…

Может, из-за нудного и мерного распорядка дня.

Ни поездок в город, ни прогулок по ближайшим окрестностям, ни официальных визитов, ни местных развлечений.

Месяц утрачивал медовую сладость.

Утрачивал медленно и бесповоротно.

На кухне.

В мрачных лабиринтах коридоров.

Под сенью декоративных растений в зимнем саду.

И особенно в спальне.

При исполнении полуночных супружеских обязанностей ее старый муж не проявлял даже самого минимума эротических фантазий.

Всегда в ночной рубашке.

Всегда с заранее надетым презервативом.

Всегда как полагается и куда полагается.

Всегда сверху.

Всегда в одном неспешном ритме.

Без страсти.

Без азарта.

Без обоюдного кайфа…

9
НЕЗАПЛАНИРОВАННОЕ
РАССТАВАНИЕ

Но ровно через неделю после авантюрного бракосочетания между Томасом Джоном Крейгом-младшим и Джессикой Марлоу произошло внезапное нарушение стандартного питательно-сексуально-разговорного процесса.

А началось все с банального, давно набившего супруге оскомину обязательного вопроса, который муж задавал перед началом каждого сбалансированного по калориям и молекулярному составу завтрака.

Но вот продолжение явно нарушило сложившийся благополучный стандарт.

Джессика только собралась намазать ломтик овсяного хлеба паштетом из радужной форели, как прозвучал традиционный вопрос:

– Милая, как ты себя чувствуешь сегодня?

Но молодая особа насторожилась, так как в голосе пожилого джентльмена появилась излишняя, не наигранная озабоченность.

– Как обычно…

Джессика хотела положить серебряный нож на тарелку самым плавным жестом, чтобы Томас, ее Томас, не успел уловить накопившееся раздражение.

– То есть, я хочу сказать, чудесно, дорогой.

Но предатель нож упал мимо, запачкав белоснежную скатерть.

– Милая, тебе нездоровится?

– Пустяки.

– Наверное, ты ночью смотрела телевизор?

– Всего часик.

– Я же говорил…

Томас, ее Томас, позволил себе непривычную резкость в обертонах.

– Говорил: нарушение привычного расписания приводит к нежелательным последствиям.

– Учту на будущее.

– Я должен быть уверен в твоем здоровье, милая. – Томас, ее Томас, вернул голосу прежнюю вальяжность и снисходительность. – Уверен на сто процентов.

Джессике хотелось выпалить в лицо мерно жующего супруга что-то вроде язвительной благодарности.

Но пожилой джентльмен опередил молодую особу.

– Милая, через два часа мне надо срочно уехать.

– Куда, дорогой?

– По делам, требующим безотлагательного вмешательства.

Джессика нарочно резко положила вилку рядом с упавшим ножом.

– Дорогой, может быть, все-таки останешься?

Пожилой джентльмен подыграл молодой особе:

– Милая, мне очень жаль прерывать наш медовый месяц…

– Что медовый, то медовый.

Нет, Джессика не собиралась обижать ни в чем не виноватого супруга: чертова старость, никуда не денешься.

Но в этих словах прозвучало достаточно иронии, чтобы оскорбить мужское достоинство.

Впрочем, Томас, ее Томас, оказался выше и уязвленного самолюбия, и проявленной супружеской дерзости.

– Надеюсь, ты, милая, не будешь скучать без меня?

– В этом замке вряд ли соскучишься.

Даже если бы Джессика неделю репетировала эту фразу, ей не удалось бы выговорить эти слова с такой неожиданно безупречной интонацией и тщательной артикуляцией.

– Да, милая, ты весьма умная и послушная, можно сказать, образцовая жена.

Молодой особе хотелось выкрикнуть лощеному пожилому джентльмену что-то вроде отчаянного вопроса – а ты знаешь, старый долдон, чего мне стоит подобная образцовость?

Но Джессика ограничилась легкой иронией:

– Я стараюсь, дорогой, стараюсь.

– Поверь, милая, я это ценю. – Томас, ее Томас, взмахнул ножом и вилкой, как неопытный дирижер. – Надеюсь, оценю и другие качества, когда они будут мне доступны…

Пожилой джентльмен осекся, и нож с вилкой застыли в серебряной нерешительности.

– То есть я хотел сказать – когда ты достигнешь того состояния, для которого создала тебя природа.

– Ты имеешь в виду – когда я стану… матерью?

– Мате… Э-э-э…

Томас, ее Томас, явно пока не мечтал о скором обзаведении наследником.

– Ну да, конечно, я именно это и имел в виду.

Наверное, впервые Томас, ее Томас, солгал ей так откровенно.

Джессика поспешно сменила щекотливую тему.

– Так куда ты едешь, дорогой?

Вопрос был задан как бы небрежно и походя.

Но эффект получился неожиданный.

Томас, ее Томас, прежде чем ответить, аккуратно положил вилку и нож куда положено по этикету.

Лицо пожилого джентльмена приобрело надменность и значительность, как у лорда.

– Милая, не надо устраивать мне допрос с пристрастием.

– Учту на будущее.

Джессика потупила взгляд.

Томас придал голосу дополнительную строгость.

– А теперь послушай меня очень внимательно.

– О’кей.

– Бояться тебе нечего – охранный периметр достаточно надежен.

– Надеюсь.

Джессика попыталась изобразить хоть какое-то подобие страха, но безуспешно.

Потому что ей вдруг представилась шикарная романтическая сцена.

В ночной замок пробрался грабитель экстра-класса, чтобы похитить встроенную бытовую технику.

Посудомоечное чудо полного цикла.

Широкоформатный телевизор с диагональю в 50 дюймов.

Микроволновую печь, работающую в 120 ре-жимах.

Чайно-кофейный агрегат, сияющий никелированными краниками.

И стиральную машину, приводящую все, начиная от простыни и кончая носовым платком, в надлежащий вид.

Услышав на кухне упаковочный шум, хозяйка в распахнутом пеньюаре выбежала из спальни и предложила себя вместо обожаемой бытовой техники.

Грабитель без раздумий согласился на неравноценный обмен.

Пеньюар – в клочья.

А голубые трусики с алыми розочками безжалостно лишены резинки.

Грабитель оказался мастером кухонного секса.

И очаровательную хозяйку дважды подряд, без малейшей заминки, целиком и полностью удовлетворили таким своеобразным способом, который не был известен большинству мужчин.

Ни охотнику за девственницами из автомастерской.

Ни рекламному агенту.

Ни, тем более, старому, без высшего эротического образования мужу.

Так и не показав истинного лица, грабитель покинул сладостные пределы гостеприимного замка, забрав на память лишь гравюру с изображением баронессы Ульрики фон Кнаппе.

– Надеюсь, – повторила Джессика. – Надеюсь.

Видно, Томас, ее Томас, все же прочувствовал момент с воображаемым грабителем и насильником.

Голос мужа, получившего, пусть и воображаемые, но раскидистые великолепные рога, зазвучал наставительно:

– Да, и самое главное, милая: в мое отсутствие – ни шагу из замка.

– Хорошо.

Но быстрый положительный ответ молодой особы не заставил даже на мгновение замолчать пожилого джентльмена.

– В противном случае наш брачный договор будет незамедлительно расторгнут.

Этих обидных слов Томас, ее Томас, мог бы и не говорить.

Джессика сама поняла, что такого мужа надо слушаться беспрекословно.

И делать не то, что хочется ей, а то, что нравится ему.

– Дорогой, не сомневайся в своей пай-девочке.

– Милая, ты слишком еще молода.

– Это со временем пройдет.

– Значит, договорились.

Томас, ее Томас, вернулся к тщательному пережевыванию экологически безупречной пищи.

Джессике ничего не оставалось, как тоже превратиться в жвачное существо, подчиняющееся чужой воле.

Закончился необычный завтрак в молчании.

Каждый думал о своем.

Джессика, в связи с изменением обстановки, подводила итоги скоротечной недели.

Нет, похоже, она была права, когда решилась на брачную авантюру.

Джессика пригубила напиток из сибирской клюквы.

А мамочка, рано умершая мамочка никогда не ступит в эти мрачноватые пределы.

Джессика посмотрела сквозь кровавый напиток на супруга, окрасившего губы в тот же цвет.

Никогда не увидит…

Глоток.

Пустотелых рыцарей, при ударе рождающих долгое коридорное эхо.

Глоток.

Уродливых горгулий, сторожащих зимний сад с искусственным водопадом и меланхоличным фонтаном.

Еще глоток.

И этой огромной кухни, в которой есть все, о чем можно было мечтать, и даже больше.

Джессика отставила недопитый бокал.

И даже больше…

Башенные часы озвучили наступление очередного часа.

Томас, ее Томас, промокнув губы салфеткой, поднялся из-за стола.

– Пойду собираться.

– А ты возьмешь с собой ту книгу? – спросила вдруг Джессика невпопад.

– Какую книгу, милая?

Ответив на некорректный вопрос недоумевающим вопросом, Томас, ее Томас, не выказал особого раздражения.

– Ну тот медицинской фолиант, который ты листал в самолете?

– Обязательно, милая.

Томас, ее Томас, на мгновение превратился в сытого и довольного вампира.

– Обязательно.

Осмелевшая Джессика продолжила нелепый допрос:

– А трусики, голубые с розочками, тоже поместятся в твоем чемодане?

– Обязательно, милая.

Томас, ее Томас, из вампира превратился в озабоченного фетишиста.

– Обязательно.

– А я, наверное, займусь просмотром фильмов о призраках.

– Только не переусердствуй.

– Постараюсь.

– Кстати, у меня там неплохой подбор блокбастеров о катастрофах.

– Я заметила.

– Так что плазменный друг с диагональю в 50 дюймов скрасит твое одиночество.

– Надеюсь.

– Только не больше часа в день.

– Обещаю.

– Я постараюсь как можно быстрей вернуться.

– Мне будет не хватать тебя…

Снова Джессика хотела изобразить грусть и печаль, но повторно ей это не удалось.

– Томас…

Снова воображение молодой особы разыгралось в экстремальном направлении.

Проклятый ночной грабитель экстра-класса повторно залез на кухню с преступными намерениями.

А хозяйка, не дожидаясь угроз, сама поторопилась сбросить одежду и встала перед ним, призывно и изящно прогнувшись.

– Не провожай меня, милая.

– Что, дорогой?

– Не провожай.

– Хорошо, дорогой.

– И помни о нашем уговоре: из замка – никуда.

Пожилой джентльмен опять погрузился в решение проблем, которые могли возникнуть в связи с внезапным отъездом.

– Никуда.

Томас, ее Томас, впервые погрозил своей девочке пальцем.

– Никуда.

Джессике хотелось крикнуть в это чем-то сильно озабоченное лицо, что она не такая дура, чтобы рисковать замком и браком, пусть не по любви и даже не по расчету, но браком.

Впрочем, хозяйка, обрекаемая на одиночество, сказала то, что полагается:

– Не сомневайся, дорогой.

– По возвращении я тебя обрадую новым сюрпризом.

Томас, ее Томас, был в прежнем репертуаре.

Джессика поддержала игру, которая началась еще на кладбище, продолжилась в «Донжоне» и завершилась в горах Баварии.

– Лучше замка?

– Гораздо лучше.

– Ты это специально сказал, чтобы я тебя ждала с особым нетерпением?

– Да, милая, да.

– Обожаю сюрпризы.

– Я тоже.

– Счастливого пути!

– Да, милая, не забудь принимать три раза в день настойку боярышника – лучшее средство для очистки кровеносных сосудов.

Джессика могла бы в ответ крикнуть заботливому супругу, что ей, находящейся в самом расцвете лет и сил, не пристало пичкать себя биологически активными добавками, способствующими замедлению старения.

И добавить с непристойным жестом, что выльет настойку боярышника в унитаз.

Но молодая особа лишь уточнила про дозу:

– По столовой ложке три раза в день?

– Да, милая, и ни в коем случае натощак, только во время еды.

Через полчаса супруг-педант отбыл в неизвестном направлении на неопределенный срок.

Джессика так и не проводила Томаса, своего Томаса, который исчез тихо и незаметно, как исчезает привидение.