Текст книги "Человек со стороны"

– Ты что сделал, гад? – взвился Н’Гума.

– Это – не пистолет. Только такие недочеловеки, как вы, можете считать это оружием.

– Ты слишком сильно натянул веревку, Слоэн, – с угрозой в голосе заметил Ангус. На этот раз имя Слоэн было произнесено правильно.

Слоэн повесил на плечо свою дорожную сумку.

– Цыц, твари!

И пошел к трамваям.

– Ладно! – крикнул ему вслед Ангус – Ладно, будет тебе пистолет.

– «Глок», модель 22, калибр 45. Отстрелявший не более 500 патронов. Номер сточен. Плюс четыре обоймы по двенадцать пуль в каждой. И сто патронов «гидра-шок».

– Сто гидра что?

– Если не знаешь, что это такое, полистай карманный учебник для мудаков. Мне нужна также кобура на ремнях, нейлоновых, с высокой лямкой. – Слоэн посмотрел на мафиози. – Все запомнил или что-то мимо ушей?

Не ожидая ответа, продолжил путь.

– И еще. Бутылку «текилы». «Золотой Рог», – закончил он, не оборачиваясь. – Мне нужно все это до конца дня.

Слоэн вошел в лабиринт мертвого железа. Поднялся в ближайший трамвай, длинную колбасу из трех вагонов без перегородок между ними. Растянулся на одной из деревянных скамеек, положив голову на дорожную сумку. Посмотрел на движущуюся в тонком солнечном луче пыль, бесконечное перемещение частиц, хаотичное и синхронное, – сложность, не возможная для понимания человеческим мозгом.

– Слоэн!

Дэвид вгляделся в полумрак. Солнце и эффект Тайнделла исчезли. На их место пришла ночь. Едва освещаемая мертвенно-бледным светом редких фонарей.

– Меня зовут Нешер. Ари Нешер.

Темная фигура шевельнулась на противоположной скамье. Слоэн сел.

– Поздравляю.

– Майкл Халлер поручил мне контролировать ситуацию.

Ари Нешер был еще одним никаким, серая мышь во всех смыслах: лет тридцати, темные густые волосы, неописуемая одежда. Его английский был безупречен, если не считать легкой картавости, типичной для евреев.

Слоэн покрутил головой, разминая затекшую шею.

– Халлер нашел забавным твой первый рапорт? – спросил он.

– Халлер не оценил твоих проблем с местным персоналом.

– Местным персоналом, Нешер?

– Итальянское общество стало многонациональным, – улыбнулся Нешер.

– Ошибка. Оно превратилось в мировую деревню помоечных крыс.

Нешер засмеялся странным скрипучим смехом.

– Наверное, мне надо было самому встретить тебя в аэропорту.

– Проехали. Ты принес, что я просил?

Нешер ногой подвинул к нему лежащий на полу чемодан из анодированного аллюминия.

Слоэн поставил чемодан на скамейку и открыл его. Некоторое время изучал содержимое, лежащее в углублениях противоударной резины: «глок», четыре обоймы, коробка с патронами «гидра-шок».

Взял пистолет, разобрал быстрыми точными движениями, собрал вновь, проверил скольжение ствола. Хорошо смазанные части двигались легко и бесшумно. Вложил в обойму два, только два патрона. Передернул ствол.

– Текила?

Нешер протянул ему характерную квадратную бутылку. Слоэн окрутил крышку, понюхал.

– Браво, Нешер! – сделал большой глоток. – Ты – ас уголовного пиара.

Закрутил крышку и поставил бутылку рядом с чемоданом. Поднялся, держа «глок» двумя руками, с пальцем на курке. Оглядел дальнюю стенку трамвая метрах в двадцати отсюда. Разглядел в полумраке рычаг управления.

Молниеносным движением поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Звук 45-го калибра прозвучал, словно гром. Шар-набалдашник слетел с рычага и, кувыркаясь, полетел вперед, а пуля, продолжив полет, разнесла лобовое стекло трамвая.

Слоэн вновь нажал курок. Вторая пуля попала точно в еще летящий шар, вынося его из кабины в темноту ангара.

Нешер сжал веки, вновь открыл их и снова сжал. Два точных выстрела почти в темноте, в еле видимую цель, сначала неподвижную, затем кувыркающуюся в полете… Никогда в жизни ему не приходилось видать что-либо подобное.

Слоэн поднял с пола еще горячие гильзы.

– Поговорим о задании.

12.

Горячий ветер аномального лета в конце ноября завывал на улицах Милана всю ночь.

В результате: сорванные крыши, поваленные деревья, порванные электролинии, кучи битого стекла. Согласно метеослужбе ВВС, изменений не ожидалось. Холодный фронт, зародившийся над скандинавским полуостровом, медленно смещался к югу, в сторону Альпийской гряды. Может быть, ему так и не удастся преодолеть ее. Может быть, это лето, которого не должно было быть, превратит весь пейзаж в обезвоженную пустыню.

Андреа Каларно с пистолетом в руке первым вышел из «альфа-ромео». Еще три автомобиля остановились на гравии парковки. Из них высыпал весь Отдел убийств в полном боевом облачении: кевларовые бронежилеты, пистолет-автоматы «берета М-12», винтовки «бенелли М-180» со шрапнельными патронами.

Каларно прошелся глазами по периметру крыши Павильона Браски, одного из зданий Центрального госпиталя Нигуарда. Четверка снайперов полицейского спецназа была на местах с винтовками в руках.

– Итак, – Каларно держал руку с пистолетом, опущенной вниз. – Гранди, ставишь машину прямо напротив входа. Де Сантис, Скьяра и Палмьери, со мной. Остальные – внешнее прикрытие.

Воздух в тюремном блоке предварительного заключения на первом этаже Павильона Браски, был насыщен запахами лекарств, аммиачных детергентов, затхлой пыли старого госпиталя. Яркий утренний свет, пробившись сквозь запыленные окна, падал на пол, выложенный потертой квадратной мозаикой.

Еще одна четверка бойцов спецназа в камуфляже с короткоствольными штурмовыми карабинами, пропустила Каларно и его людей за заграждение. Пятый проводил их к больничной камере, до самой двери, забранной железной решеткой.

Сквозь нее Каларно увидел человеческую фигуру, стоявшую в полумраке камеры у противоположной стены. Каларно передал пистолет Де Сантису. Не положено входить в камеру с боевым оружием. Ни по какой причине, ни за что.

– Оставьте-ка меня с ним поболтать один на один.

Боец крутанув два массивных замка, открыл дверь и дал ему войти.

Кармине Апра не повернулся. Не было нужды.

– Комиссар Каларно!

За спиной Каларно клацнули замки решетки. В больничной камере были только металлический шкаф, металлическая кровать, металлический стол. Несколько журналов валялось на кровати. Каларно взял один. Специальный выпуск «Здесь, Сейчас», с очередной пакостью Сандро Белотти. И Глубокой Глотки.

– Ты веришь в чудеса, Апра?

«Катанский зверь» обернулся к Каларно. Аварийная хирургия оставила свой след. Лицо Апра трупного цвета было все в шрамах. Его правая рука покоилась в повязке, висевшей на шее, рукав пиджака свисал вялым парусом.

– Верю ли я в чудеса? – Злобная усмешка появилась на физиономии Апра. – Да, конечно, верю. Ведь я добропорядочный католик.

– Стало быть, ты веришь также в раскаяние?

– В это больше, чем во что-либо.

Каларно бросил журнал за спину, и он упал в пыльный угол.

– Правильно, что ты во все это веришь, Апра. Тебе удалось их сотворить, по меньшей мере, два, я имею в виду два чуда: спасти свою шкуру – первое, убить пять человек и выйти сухим из воды, ценой кучи наговоренного дерьма – второе.

– У тебя от злобы пожар в заднице, и ты ничего с этим поделать не можешь, не так ли, Каларно? – Апра хохотнул. – Ты мелкая полицейская вошь, Каларно, вот ты кто. Бессильная, жалкая, дерьмовая полицейская мелочь. Во что ты поверил? Что сможешь остановить меня? Поставить нас… НАС! На колени. Кретин. Иди ты…

Клик!

Холодный металл блеснул в полумраке камеры. Апра запнулся на середине фразы. Зажмурился.

В руке Каларно был нож. Десять сантиметров стального лезвия. Улыбки не было на его лице, похожем на маску с готической фрески.

– Ты словно на амвоне, проповедник хренов. – Каларно медленно стал обходить Апра. – А под ним – несколько идиотов, готовых внимать тебе, открыв рот.

Апра не открывая глаз, пытался бороться с ужасом, леденящим его желудок и спину. Не выдержал, взгляд упал на нож.

– Может, на каких-то идиотов твои проповеди и действуют. – Голос Каларно звучал спокойно. – Но не на меня. Не-на-ме-ня. И когда твое великое, выстраданное раскаяние будет полным, когда ты, наконец, заговоришь, когда все мы узнаем великие выстраданные тайны, которые ты хранишь в мозгу, – Каларно сложил нож, – тогда твое время чудес закончится, Кармине Апра.

– Ничего ты мне не сделаешь, Каларно. Ты – полицейский. Законник.

– Не будь наивным, Кармине. Закон, как и раскаяние: чудо. А в чудеса надо верить. Надо иметь Бога. Но ты и я, оба знаем, что никакого Бога нет. Потому что если бы он существовал, ты и все подобные тебе, не смогли бы существовать.

– Ты не можешь тронуть меня, сволочь! Никто не сможет мне ничего сделать!

– Уверенность – это догма, Кармине. А там, где кончается догма, начинаются сомнения. Тебе дадут другое имя, много денег, хороший дом. Ты станешь вести жизнь добропорядочного гражданина. Какое-то время. А потом начнешь убивать опять. Потому что тебе очень нравится делать это… И ты вновь поверишь, что ты неуловимый, что ты бессмертный. И однажды, все кончится тем, что я окажусь за твоей спиной…

Апра приоткрыл рот, но не сказал ни слова.

– Я не спешу, Кармине. У меня две жизни, чтобы подождать, когда придет этот день. Полная, моя…

Нож исчез в кармане так же стремительно, как и появился.

– … и то, немногое, что останется от твоей.

По лицу Апра на пересохшие губы тек пот.

Не отрывая от него взгляда, не прекращая улыбаться, Каларно отступал в сторону решетки.

– Приготовьте заключенного к транспортировке.

Огромный «мицубиси-паджеро» стоял капотом на тротуаре в самом центре проспекта Лацио. Одна из многих машин в запрещенном для стоянки месте.

Лидия села за руль, доставая ключи из кармана курки. Ветер засыпал лобовое стекло песком и пылью настолько, что ничего не было видно. Двигатель схватился с четвертой попытки. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы заработать в нормальном режиме. «Паджеро» был одним из реликтов развода родителей. Это было время, когда Лидии в голову втемяшилась мысль, что владеть внедорожником – очень прикольно. Очень скоро вождение этого маленького танка ей приелось, и автомобиль стоял целыми неделями подзабытым, оставленный во власть непогоды.

Лидия включила брызгалки и дворники. Две полулунные полосы открылись в серой пелене. Она посмотрела на свое отражение в зеркале заднего обзора. Картинка еще хуже вчерашней. Солнечные очки не скрывали сизого фингала, губы распухли.

Идея поехать в школу на машине ей нравилась столько же, сколько собственная физиономия, но особого выбора у нее не было. Лучше уж продираться сквозь фантастический миланский трафик, лучше мучиться в поисках места для парковки, чем рисковать вновь встретиться с этим подонком Ремо.

Лидия пристегнулась ремнем и осторожно съехала с тротуара. «Паджеро» направился к перекрестку, подняв за собой вихрь кружащихся сухих листьев.

Не было ничего особенного в коридоре четвертого этажа Дворца Правосудия.

Такой же сумрачный туннель с гранитными стенами. Телекамера наружного наблюдения с широкоугольным объективом и автоматическим зуммом была закреплена на высоте четырех метров от пола. Она просматривала весь коридор до самого дальнего его поворота и передавала изображение на один из многочисленных экранов центрального пульта службы безопасности, располагавшемся в мрачной комнате подвального этажа.

Сандро Белотти шел по коридорам с видом человека, хорошо знающего дорогу. На лацкане его пиджака болтался пропуск. Получить его было нелегко. Как нелегко попасть на четвертый этаж. Внутренние помещения здания были разбиты на сектора, разгороженные барьерами. Полицейские и карабинеры, вооруженные до зубов, в бронежилетах и касках стояли у проходов с грозным видом. Другие агенты с металл-детекторами проверяли документы и осматривали всех проходящих. Имело смысл: сегодня был ключевой день одного из самых горячих процессов последних месяцев. Кармине Апра будут заслушивать при закрытых дверях. И если даже одно из десятка обещаний, которые он дал, будут выполнены, его раскаяние могло бы явить миру новый пейзаж, сложившийся в ходе последних эволюций мафиозной власти. С ее разветвлением в сторону Восточной Европы, на Восток, еще, черт знает, куда.

Сандро Белотти был готов на все, даже ценой нарушения правил. Такой уровень информации, такой уровень правды стоили десятикратного риска. Он остановился перед одной из дверей с пластиковой табличкой: Д-411, вставил ключ в скважину и дважды повернул его. Уверенно и спокойно.

Метрах в двадцати от комнаты Д-411 висел стеклянный глаз телекамеры.

Судья Гуидо Ловати, председатель суда присяжных миланского суда, пытался расправить замявшиеся складки строгой черной мантии, которую только что надел. Ничего не получалось, складки не поддавались.

Он стоял перед зеркалом, прикрепленном к внутренней стороне двери старинного шкафа, в котором хранились судейские тоги.

Внимательно оглядел себя в зеркале. Он – лидер, человек, идущий впереди всех с высоко поднятым знаменем юстиции.

Ловати закрыл дверцу.

Капитан карабинеров в безукоризненно сидящем черном мундире быстрыми шагами поднялся по ступеням бокового входа Дворца Правосудия. Три вооруженных карабинера, охранявших вход, отдали ему честь и раздвинулись, давая пройти. Офицер ответил на приветствие и исчез внутри гигантского бункера.

Войдя, он на мгновение остановился, ориентируясь. Увидел двери лифтов. Вошел в кабину вместе с небольшой группой людей. Нажимая кнопку четвертого этажа, он еще ниже надвинул на глаза козырек фуражки.

Андреа Каларно вошел первым, быстро оглядевшись по сторонам.

Затем, в окружении целого взвода полицейских в бронежилетах, появился Кармине Апра. Взвод карабинеров, также в жилетах и с оружием в руках, ждал его в зале суда на третьем этаже южного крыла здания. Еще одна группа вооруженных людей располагалась по бокам скамьи для подсудимого, вдоль стен зала, у судейских кресел, стоящих под двумя огромными окнами.

Каларно увидел Пьетро Гало в выцветшей мантии, оживленно беседующего с другими людьми в мантиях у прокурорского стола. Увидел человека, одиноко восседавшего за столом защиты. Этому никто больше не был нужен. Лет пятидесяти, превосходная прическа, превосходный загар, превосходные платиновые ручные часы, превосходный двубортный костюм под распахнутой мантией.

Бригадир Де Сантис и сержант Скьяра официально передали подсудимого майору карабинеров, командующему охраной зала. Апра окружили его люди.

Мужчина с превосходным загаром обменялся с Апра спокойными взглядами. Это спокойствие проистекало от сознания полного успеха. Сантамария, адвокат Марчелло Авогардо Сантамария, звезда палермского суда, близкий родственник заместителя министра юстиции в нескольких фарсовых правительствах, чередовавшихся в предыдущие годы. Сантамария защищал коррумпированных министров, коррупционеров-промышленников, обанкротившихся банкиров, кардиналов, промышлявших ростовщичеством. Он защищал исламских террористов, балканских убийц и боснийских палачей. Он защищал сардинских похитителей людей, мясников н’дрангетты, и контрабандистов. Он защищал Дона Франческо Деллакроче, главаря мафии. Он всех их защищал. И для всех добивался оправдательных приговоров, с одинаковой сдержанной непринужденностью, с которой саламандра ползает невредимой среди огня.

Сейчас пришло время защищать Кармине Апра.

Каларно остановился взглядом на Сантамарии. Превосходный адвокат в ответ слегка кивнул с видом учителя, терпящего очередную выходку ученика-хулигана. По большому счету, Марчелло Сантамария уже победил. Противоречия двух отчетов по факту ареста Апра. Гало и Ловати, вынужденные пойди на уступки свежераскаявшемуся преступнику. Закон о так называемом сотрудничестве со следствием, использованный на всю катушку. В обмен на иммунитет для «Катанского зверя». Иммунитет ! А затем деньги, паспорта, легенда прикрытия, поддержка. Полная победа Марчелло Сантамария, терминатора, превосходного исполнителя из обоймы белыхворотничков Дона Франческо Деллакроче.

Каларно отвернулся и начал оглядывать зал. Оргия черного цвета: мантии, форма карабинеров, стулья для публики. Походило на зал для торжественных похорон, описанный пером Кафки. Взгляд пробежал по голым стенам, по большим окнам с матовыми стеклами, фильтрующими серый дневной свет… Стоп!

Стекло!

Левая половина окна, та, что ближе к судейским креслам. Один из ее квадратов, только один, был из прозрачного стекла. Как если бы оригинальное стекло разбилось, и было заменено первым попавшемся под руку.

Секретарь суда появился перед судейским столом. И произнес ритуальную фразу торжественным, похожим на скрип шестерен голосом:

– Суд идет!

Комната Д-411. Капитан карабинеров закрыл за собой дверь, дважды повернув ключ в замке.

Воздух в помещении пах сыростью, плесенью, ароматом ушедших времен. Тысячи папок с делами на древних стеллажах заполняли комнату до высоченного потолка. Деревянные полки прогнулись под тяжестью процессуальной документации. Давным-давно, во времена Великой китайской великой стены, бумага имела смысл и ценность. Сегодня их больше нет. Все течет, все меняется.

Сандро Белотти, стоявший у окна, резко обернулся. В руках он сжимал фотоаппарат «никон» с телеобъективом.

– Ох! Ка… капитан… добрый день. – Белотти идиотски хихикнул. – Я знаю, знаю, вы сейчас спросите, что я здесь делаю…

Офицер шел к нему.

– Я… вот, у меня есть пропуск, видите? – Белотти показал пальцем на пластиковую карточку, свисавшую с лацкана пиджака.

Капитан карабинеров не останавливался.

Белотти откашлялся:

– Но послушайте, капитан. Я, конечно, понимаю абсурдность ситуации. Дело в том…

Капитан ударил его в солнечное сплетение, короткими раз-два. Белотти переломился в пояснице, роняя «никон». Капитан поймал фотоаппарат на лету за объектив и сильно ударил им сверху вниз по голове журналиста. Корпус «никона» разлетелся на куски, выбросив на свет кассету. Белотти рухнул на колени. Еще один удар, телеобъективом, пришелся на его затылок. Вылетевшие линзы смешались с кровью, брызнувшей из разбитой кожи головы. Последний удар швырнул Белотти спиной на один из стеллажей. Сотни дел забытых процессов, исчезнувших жизней посыпались на него, похоронив под горой бумаг, полных пыли и тараканов.

– Именем итальянского народа, – провозгласил Ловати, – объявляю прения открытыми. Сейчас будет зачитано обвинительное заключение.

Каларно горько усмехнулся. Именем итальянского народа. Какая красивая фраза. Исполненная значимости и смысла. Именем итальянского народа тебя, судья Карло Варци, убивают второй раз. Именем итальянского народа вы, бедняги, четверо его телохранителей, можете продолжать кормить червей. Именем итальянского народа, кто умирает – умирает, а кто живет – не оставляет их в покое, продолжая добивать.

Ловати нацепил очки и пролистал несколько страниц.

– Подсудимый, встаньте!

Дэвид Слоэн бросил форменную фуражку на гору папок, измазанных кровью. Пару раз сжал и разжал кисти рук в тонких кожаных перчатках, сбрасывая напряжение предыдущего короткого раунда.

Он не задумывался над тем, что делал здесь этот козел, и действительно ли он репортер, суда по фотоаппарату. Он ничего не понял из того, что тот пытался объяснить. Все это было неважно: даже в самом прекрасно налаженном механизме всегда, всегда найдется невесомая пылинка. Согласно фатальному закону Мэрфи: если что-то плохое должно случиться, оно случается в самый неподходящий момент. Задача в таком случае – постараться избежать того, чтобы эта пылинка не стала детонатором опасного эффекта снежной лавины. Для чего и существуют механики.

Слоэн перешагнул через бездыханное тело Белотти и стал шарить за одним из стеллажей, где, по словам Арии Нешера, было то, что ему нужно. Вытащил длинный аллюминевый чемодан, положил его на пол, присел на корточки и открыл ключиком, который дал ему Нешер. На место операции вся команда помоечных крыс явилась в полном составе. В двух машинах, «бмв», разумеется. Ангус, Н’Гума, Галина, Нешер и он, человек со стороны, облаченный в черную форму с широкими красными лампасами на брюках.

Открыв чемодан, Слоэн некоторое время рассматривал его содержимое, разложенное в углублениях противоударной резины. Была какая-то зловещая красота в этих предметах. Снайперская винтовка «хеклер и кох» с тяжелым стволом, телескопическим прицелом «хенсолд» или скорее то, что осталось от оригинала. Тот, кто над ней поработал, создал, в прямом смысле слова, убийственный шедевр. Оригинальный ствол был укорочен, на его конец был накручен длинный глушитель с пламегасителем. Вместо солидного балластированного приклада, имелась треугольная рамка из нержавеющей стали, снабженная неопреновым гасителем отдачи.

Слоэн вынул из резиновой ячейки обойму на пять патронов, набил ее разрывными патронами «матч-грейд» калибра 7, 62, летящими со скоростью, почти вдвое превышающей скорость звука, и с силой удара в семьсот пятьдесят килограммов. Собрал винтовку, вставил обойму, дослал патрон в ствол. Подошел к окну в глубине комнаты и приоткрыл его.

Горячий ветер, неистовствовал в колодце внутреннего дворика Дворца Правосудия. Утреннему солнцу не удавалось преодолеть стены здания, и колодец был полностью в тени. Внезапный порыв ветра чуть не ударил створкой окна по лицу. Слоэн взял единственный стул, находившийся в комнате, и вставил его спинкой между двумя створками так, чтобы открытой осталась одна.

Поднял винтовку, обернув ее ремень вокруг левой ладони. Приложил глаз к окуляру прицела. Ему хватило мгновения, чтобы определиться с вектором стрельбы: в окне третьего этажа, метрах в пятидесяти по диагонали от него, был виден квадрат прозрачного стекла.

Перекрестье прицела скользнуло по мантиям, черным мундирам.

Пока не остановилось на цели.

Кармине Апра медленно поднялся. Он должен был смотреть на судью, но не делал этого.

Его глаза смотрели на Каларно, стоявшего у противоположной стены. Кривая усмешка исказила фиолетовые губы «катанского зверя».

Точка попадания: центр тяжести корпуса.

Слоэн чуть подвернул винт фокуса оптического прицела.

Я сделаю этот выстрел.

Фрагменты плечей двух карабинеров, стоящих у судейского стола, загородили цель.

Ты не должен делать этого, Дэвид! Не делай этого!

Слоэн положил палец на курок.

Это единственный способ заставить их выйти на свет.

Один из карабинеров чуть сдвинулся вправо.

Слоэн нажал на курок.

КРАК!

Квадрат прозрачного стекла разлетелся на кусочки.

Кармине Апра впечатался спиной в стену, отлетев к ней, словно манекен под порывом сильного ветра. Инстинктивно карабинеры отскочили от него. Рот Апра раскрылся в хрипе.

– Снайпер! Там снайпер! … – Каларно первым пришел в себя. В руке у него появилась «беретта». – Апра, на пол! Бросьте его на пол!

Апра, словно рыба на суше, хватал воздух открытым ртом, пытаясь протолкнуть воздух в легкие. Не получалось

В комнате Д-411 Слоэн оторвался от окуляра. Винтовка выбросила раскаленную гильзу. Попал! Но цель не падала, и не было видно крови.

Слоэн дослав в ствол второй патрон. Пуленепробиваемый кевларовый жилет, вот в чем дело. Только его пластины в состоянии остановить пулю калибра 7, 62 миллиметра.

Слоэн поднял винтовку.

– Уберите его оттуда!

Каларно бросился вперед. Пьетро Гало и Марчелло Сантамария в одно мгновение нырнули под стол.

Пришли в себя карабинеры и сгрудились вокруг Апра.

Слоэн видел, как цель скрывается с глаз.

Поднял ствол повыше и выстрелил.

Вторая пуля попала Кармине Апра прямо в правый глаз.

Взорвавшись на середине полета в его голове.

Из затылка Апра вырвался фонтан крови.

Жуткий пурпурный поток выплеснулся на судейский стол, залив его целиком, и потек по его фасаду с вырезанными по дереву словами:

ВСЕ РАВНЫ ПЕРЕД ЗАКОНОМ.