Текст книги "Тринадцатая ночь"

И еще одно обстоятельство. Пусть Клавдий сильно не дотягивал по росту до Мальволио, зато еврей был достаточно высок.

ГЛАВА 6

Рай должен быть устроен на возвышении.

Сценическое указание из литургической мистерии XII века «Игры Адама».

На следующее утро я скромно заявил о себе у ворот герцогского дворца. Прошла целая вечность, прежде чем Малахий соизволил выйти ко мне и с особым удовлетворением объявил, что такой скромный купец, как я, не может представлять никакого интереса для здешних высокородных особ. Он присовокупил, что я буду очень любезен, если не стану в дальнейшем испытывать его терпение. Стоило подумать о такой любезности, учитывая, что ворота вновь решительно закрылись прямо перед моим носом. Кроме удаляющейся задницы Малахия, я не заметил во внутреннем дворе никакой жизненной активности. Что ж, если закрывается одна дверь, то, возможно, откроется другая. Я спрятался поблизости от задних ворот дворца и стал терпеливо ждать. И конечно же, вскоре оттуда вышла женщина, тащившая огромную корзину, – вероятно, одна из кухарок отправилась на рынок. Судя по моему опыту, трудно найти больших сплетниц, чем кухарки из дворца, с ними могут сравниться разве что монахини из большого аббатства. Я следовал за ней на расстоянии и вскоре понял, что первым делом она направилась к городской площади.

Рыночная торговля была в полном разгаре. Лавки сельских умельцев ломились от поделок, изготовленных долгими зимними вечерами, когда замерзшая земля уже не требовала ухода. Уличные торговцы продавали жареные орехи, круги сыра, оригинальные деревянные игрушки, семейные ценности и турецкие ковры. Моя кухарка придирчиво выбрала что-то на лотках с орехами и сушеными фруктами, а потом проследовала через юго-восточные ворота в гавань.

Как раз недавно причалило рыболовецкое судно, и его команда выкатывала на пристань бочки с соленой рыбой. Эта женщина приветливо махнула рукой капитану, который, завидев ее, почтительно снял шапку. Он подозвал одного из своих работников, с трудом спускавшегося по трапу с тяжеленным осетром. Кухарка одобрительно принюхалась к нему и велела положить в ее корзину.

Груз ее был тяжел, и я усмотрел в этом возможность пристроиться к ней.

– Мадам, мне совершенно некуда девать время, – сказал я. – И я не смог придумать ничего лучшего, как только предложить мое время, вернее, мои руки к вашим услугам.

Она улыбнулась, и на щеках у нее появились кокетливые ямочки.

– Вы оказали бы мне большое одолжение, сударь. До дому далеко, а рыба по дороге может замерзнуть, да к тому же она претяжелая, а ведь мне надо тащиться в гору под этим пронизывающе холодным ветром.

Я взвалил корзину себе на плечи, и мы тронулись в путь.

– Несомненно, вы готовитесь к какой-то роскошной трапезе. Велико ли ваше семейство?

Она рассмеялась.

– О, это чересчур шикарная еда для моих домашних едоков. Нынче вечером они удовлетворятся остатками соленой сельди. Я служу кухаркой в доме герцога, а у них сегодня к ужину ждут восемнадцать человек.

– Ах, много лет назад я имел удовольствие ужинать там. То была чудесная трапеза. Имя кухарки выпало у меня из памяти, но десерт остался в ней навсегда. Апельсиновый крем с изысканными приправами искушал взгляд, дразнил обоняние и оказался убийственно вкусным. Я никогда не пробовал ничего подобного. Скажите мне, что вы являетесь хранительницей этого рецепта, и я готов жениться на вас хоть сейчас. Вот как раз и церковь, госпожа кухарка.

Она весело рассмеялась.

– А что тогда я скажу моему муженьку и детишкам? Но отбросим шутки. Чародейкой герцогской кухни была женщина по имени Катрина, а тот рецепт перешел к ее дочери, унаследовавшей также и должность. И она хранит тот рецепт в тайне, чтобы передать когда-нибудь собственной дочери.

– Тогда придется подождать, пока подрастет ее дочь. А как поживает молодой герцог? Он отведает сегодня блюд, приготовленных из этой корзины?

– Увы, бедняжка все еще хворает. С радостью скажу вам, что он пошел на поправку, но пока ему разрешили лишь мясной бульон да немного овсяной кашки.

– Что же за болезнь у мальчугана?

– Лекарь не знает. Что-то с кишками, и вообще удивительно, что мы все не заболели, ведь обычно так и бывает. А тут еще, как на грех, умер его отец, что, конечно, сильно потрясло всех нас, но особенно бедного мальчика. Не успел он заболеть, как почти тут же потерял одного из родителей. В общем, неудивительно, что он сам едва не последовал за отцом в могилу.

– Неужели эти два несчастья случились почти одновременно? Раньше я не слышал об этом.

– Уж я-то знаю, все произошло в один и тот же вечер. Тогда к ужину пригласили много народа, высшую знать нашего города, и вдруг посреди трапезы Марк закричал и упал на пол, схватившись за живот. Это случилось, правда, уже после третьего тоста, шутливого тоста сэра Тоби, и кое-кто подумал, что, возможно, мальчик выпил слишком много вина для его возраста, а кроме того, перед ужином он вволю полакомился орехами и сластями. Обычно, когда на кухне готовились к пиршеству, он спускался туда, чтобы поглядеть, как мы все готовим, и не упускал возможности попробовать чего-то вкусненького. Однако плохо ему стало уже за столом, он стонал и мучился, как пьяный, пока не свалился на бедного сэра Эндрю. Боже милосердный! Помню, мне показалось, что и этот рыцарь сейчас тоже свалится под стол вслед за мальчиком, уж так он побелел, бедолага. Марка сразу унесли в спальню, и герцогиня с няней целую ночь не отходили от него.

– А потом они узнали о герцоге. Да, должно быть, потрясение было немалым.

– О, мальчик боготворил своего отца, как бывает с детьми его возраста. Они пережили большое горе, а сейчас еще началась вся эта нервотрепка с выборами регента. Непонятно, почему бы им просто не назначить регентшей его мать? Голова у нее варит получше, чем у них всех, несмотря на чужеземное происхождение. Конечно, очень мило, что все теперь навещают Марка, но некоторые стремятся подольститься к нему, чтобы добиться благоволения, если вы меня понимаете. Ну надо же! Использовать больного ребенка ради того лишь, чтобы несколько лет побыть регентом.

– Но он пошел на поправку.

– Да, хвала Спасителю. Если повезет, то он совсем поправится к представлению, хотя граф Себастьян пока замещает его.

– Ах, к рождественской мистерии. И что ж они задумали?

– В этом году нас ждет «Сошествие во ад», и молодой герцог должен был играть Спасителя. Он так увлеченно готовился, ведь отец впервые позволил ему участвовать в представлении. А теперь вот ни старый герцог, ни молодой не могут участвовать в нем. Какая жалость.

Она продолжала болтать, поведав мне о подагре Сильвио, о последней беременности Анны и о прочих делах остальных домочадцев, и вскоре я уже мог бы при случае узнать в лицо весь штат прислуги. Наконец мы подошли к воротам дворца.

Она утерла нос рукавом.

– Что ж, сударь. Вот мы и пришли. Благодаря вам дорога оказалась короткой. За пристойным разговором время так и летит. Благослови вас Бог, сударь.

– И вас, – ответил я. – И ваш дом, и ваш праздник.

Вновь улыбнувшись и показав кокетливые ямочки, она скрылась за воротами.

«Сошествие во ад»… Странный выбор. Полностью перенести на сцену библейскую историю невозможно, поэтому для представления в завершающий день рождественских праздников обычно выбирается какой-то один сюжет. Интересный они сделали выбор. Но интересна не столько сама мистерия, сколько недолгий спор между дьяволом и Иисусом, который Он, естественно, выигрывает, а в финале торжественно выходят праведные иудеи и благодарят Его за спасение.

Вернувшись той же дорогой к площади, я обнаружил, что возле ступеней недостроенного собора сооружается импровизированная сценическая площадка. Рыночные палатки сдвинулись в западный край площади, чтобы освободить место для грядущих празднеств, хотя там продолжалась бойкая торговля. Подойдя ближе, я понял также, какие создаются декорации. Уже узнаваемы были Голгофа и склеп с Гробом Господним. На верхней ступени лестницы закрепили два шеста, между которыми болталась веревка. Наверное, там в итоге будет устроен рай. Самыми впечатляющими, похоже, предстояло стать вратам ада: уже сейчас можно было понять, что они изображают голову сатаны с разинутым ртом, в который вполне мог пройти человек в полный рост. Но адские внутренности скрывались за занавесом из красного дамаста. Справа находились два трона, один выкрашенный белой, а второй – алой краской.

Кто-то из мужчин крутил лебедку, поднимавшую в воздух испуганного мальчика. Тот перевернулся вверх ногами, что отнюдь не уменьшило его страха.

– Нет, нет, нет, – раздраженно крикнул какой-то властный тип, видимо ответственный за всю эту катавасию. – Так не пойдет. Ангел Божий должен парить вверх головой. Что мы можем придумать?

– А может, привязать груз к его ногам? – предложил крутивший лебедку мужчина.

– Отлично, – крикнул распорядитель, и к башмакам горемычного ангела привязали пару увесистых камней.

Парнишка принял правильное положение, но теперь удерживающая его в воздухе веревка больно впилась в подмышки. Он бросил на постановщика несчастный взгляд и горько вздохнул.

– Внемлите мне немедля, – едва слышно проскулил он.

– Нет, нет, нет! – закричал постановщик. – Ты же изображаешь ангела Господня, спустившегося с небес, чтобы принести в мир весть о грядущем спасении. Поэтому не скули, мой милый, а торжественно возвещай.

– Но мне больно, – заныл ребенок.

– Ты будешь торчать наверху, пока я не разрешу спустить тебя, а это случится, когда меня удовлетворит твое исполнение!

И тут я узнал распорядителя. Лет пятнадцать назад, когда я жил в Орсино, он служил у графини Оливии, и звали его Фабиан. Ему также удалось сыграть скромную роль в событиях, приведших к позору Мальволио. Будем надеяться, что пострадавший о ней даже не догадывался. Насколько мне помнится, Фабиан был ловким пройдохой, а нынче этот пройдошливый тип превратился в тирана.

Мальчик с трудом выдавливал из себя слова, закатив глаза так, словно пытался вычитать свою роль откуда-то из-под век. Несколько его следующих попыток отличались все той же вялой монотонностью, но последняя декламация, кажется, удовлетворила Фабиана либо вынудила его признать тщетность своих притязаний, поскольку он переключил внимание на стоявшего рядом молодого дьякона.

– Вы вступаете после слов: «И возвещаю я благую весть», – сообщил он ему.

Дьякон кивнул замерзшей группе зрителей, которая, как оказалось, была хором, ибо тут же разразилась весьма сомнительным исполнением гимна «Advenisti desirabilis». Фабиан резко прервал их:

– Что вы поете? До этого еще не дошли. Сначала «Искушение от диавола» – пойте его. Вот так, теперь все в порядке. Иисус, следующие ваши слова. Где Иисус?

– Да здесь я, черт тебя побери, – проворчал Себастьян, зябко кутаясь в плащ. С самым безбожным видом он прошествовал к своему месту на сцене. – Ох, Христос, и зачем только Тебе выпало родиться зимой!

– Ну, ну, граф. Такое настроение вряд ли соответствует исполняемой вами роли. Будьте любезны, вашу вступительную реплику.

– Трудным путем пришлось мне пройти, – промямлил Себастьян, едва ли чуть более внятно, чем предшествующий ему ангел.

Собравшиеся на площади зеваки откровенно высмеяли его выступление.

– Ну как, пилигрим, вам нравится наша скромная репетиция? – поинтересовался кто-то из моего ближнего окружения.

Обернувшись, я увидел епископа, сменившего митру на мирской головной убор. Его преосвященство согревала также прекрасно отделанная шуба.

– Я нахожу ее ужасной, – ответил я. – Уверен, что церковь не одобряет подобных фарсов. Неужели вы позволите этим фиглярам осквернить святые дни?

– Чепуха. Это как раз то, что нам нужно. Все равно народу надо как-то развлекаться, а если во время праздничных развлечений проскользнет парочка духовных наставлений – что может быть лучше? Хорошо еще, что они не устраивают буколических комедий.

– От этого попахивает языческим требованием хлеба и зрелищ.

– Скорее, католических облаток для всеобщего причащения. Ведь если задуматься, то здесь высокое и низкое сливаются в общем стремлении. Подумайте, с каким удовольствием будут мерзнуть непритязательные крестьяне на холодном ветру, видя, что графиня или герцог, отказавшись от своих балов, веселятся вместе с ними. И опять-таки они поймут, как ничтожны их страдания в сравнении с мучениями нашего Спасителя на кресте, кои будут представлены на сцене прямо перед ними. К тому же, собравшись в приятно теплом соборе, они вознесут благодарственные молитвы за то, что в их жизни так мало несчастий и что небеса ждут их.

– Куда запропастились Адам и Ева? – возопил Фабиан. – Нам нужно прикинуть высоту рая.

Молодая парочка, хихикая, поднялась по ступеням и встала между двух шестов. Фабиан покрутился вокруг них с веревкой, подняв ее до уровня их груди.

– Вот такая нам нужна высота, – сказал он помощнику, который сделал соответствующие пометки мелом на шестах. – Помните, райский занавес должен доставать до земли, чтобы при их появлении видны были только головы. Демоны! Будьте добры собраться у адской пасти.

– Я знаю, что есть места, включая и Рим, где пока не одобряют подобных мистерий, – сказал епископ, слегка приглушив голос. – Но, по-моему, нет причин, мешающих нам использовать такие интермедии для наших целей. А с чего это дьявол так распелся?

– С того, что в отличие от хора он умеет петь.

Он рассмеялся.

– Милосердие и терпение, мой циничный торговец. Кстати, мне странно ваше осуждение. Я слышал германскую музыку, все ваши развеселые застольные песни, – вряд ли их подобает петь, восхваляя нашего Господа. И вы еще осуждаете актеров. А если припомните, то Генезий и Пелагия когда-то тоже актерствовали, а нынче их причислили к святым. Ладно, любезный пилигрим, хоть мне и запрещено пользоваться моими гениталиями, но все же не хочется, чтоб они отмерзли. Увидимся позже в «Элефанте». Сегодня я провожу там традиционный ритуал благословения вина.

– Главное, чтобы имелось в наличии вино для благословения, а уж я не премину приобщиться к сему таинству, – пообещал я, и он побрел к старой церкви.

Слишком земной тип для епископа, подумал я. Но именно этим, как ни странно, он и нравился мне.

Фабиан пытался поставить с демонами несколько смешных сценок.

– Да поймите же, что вы впервые видите столь священную персону и от этого впадаете в жуткую панику. Астарот и Анабал, вы встаньте справа, а Багрит и Велиал – слева. Поиграйте с вашими вилами, попрыгайте через них, потыкайте друг в друга.

Велиал действительно поскользнулся на обледенелой сцене и едва не проткнул вилами Астарота. Зрители захохотали.

– Отлично получилось! – одобрил Фабиан. – Повторите-ка эту сценку.

Велиал явно сомневался, удастся ли ему точно так же поскользнуться второй раз. Астарот же сомневался, удастся ли ему второй раз увернуться от вил. Берита вдруг одолела сильная отрыжка, добавив комичности происходящему. Вся репетиция выглядела на редкость непродуманной и скучной.

– Ну давайте же, демоны, пошевеливайтесь, – ругался Фабиан. – Ей-богу, жаль, что нет теперь с нами того пьяного дурачка Фесте, вот бы ему посмотреть на ваши вялые телодвижения! Уж он-то научил бы вас паре смешных трюков!

При таком упоминании о моей особе я определенно испытал смешанные чувства.

Демоны в конце концов прошли через адские врата. Иисус, произнеся очередную весьма слабую речь, проследовал за ними.

– Сэр Эндрю? Где сэр Эндрю? – завопил Фабиан.

– Я уже здесь! – выкрикнул худосочный рыцарь, опасно подпрыгивая на спине такой же худосочной клячи, галопом вылетевшей на площадь.

Животное резко остановилось, а его всадник вылетел из седла головой вперед прямо на хористов. К счастью, они, видимо, ожидали чего-то подобного, поскольку их первый ряд своевременно уловил момент и расступился, предоставляя рыцарю место для приземления.

Он поднялся, привел в порядок свой наряд и похромал к теряющему терпение Фабиану.

– Примите мои извинения, – сказал сэр Эндрю. – Вы собирались сообщить мне мою реплику.

– Ваша реплика должна была прозвучать уже час назад, – резко бросил Фабиан. – Все горожане и селяне умудрились собраться вовремя, но только не сэр Эндрю! Ах да, он же таскался по лесам в поисках драгоценного камушка, способного продлить скромный срок отпущенной ему жизни. Демоны! – вдруг воскликнул он, и сэр Эндрю, вздрогнув, начал безумно оглядываться в поисках демонов, чем вызвал заливистый смех хористов.

Появились демоны.

– Итак, сэр Эндрю, я хочу, чтобы при их вхождении в эти врата вы изобразили нам адское пламя и дым.

– Натурально, – сказал сэр Эндрю. – Я устрою для вас красный, черный или даже совершенно золотой дым. Я работал над этим. А огню, к сожалению, мне не удалось придать никакого другого оттенка, кроме цвета огня.

– Красный огонь нам отлично подойдет. А второе извержение пламени нам понадобится при входе графа. Граф Себастьян!

– Доброе утро, Эндрю, – Себастьян приветливо махнул ему рукой из дьявольской пасти. – Идешь сегодня вечером пировать?

– Да, благодарю вас, – ответил рыцарь. – Я стараюсь весело проводить каждую из Двенадцати ночей этого года. Может, тогда фортуна наконец улыбнется мне.

– Отлично. Давай зайдем в «Элефант» после репетиции. Мне необходимо отогреться.

Себастьян развернулся и пошел обратно в ад.

Я заметил Исаака, маячившего на крыльце своей конторы. Он перехватил мой взгляд и приглашающе махнул мне рукой. Я присоединился к нему, и мы продолжили оттуда наблюдать за репетицией.

– Здесь ненамного теплее, но все-таки стены защищают от северного ветра, – заметил он. – Жалкое зрелище, вы не считаете?

– О, я надеюсь, что они еще успеют разыграться к Двенадцатому дню. Да и публика обычно весьма снисходительна к подобным постановкам. А вам как она нравится? Хотя, наверное, для вас все это не так уж важно, учитывая ваше вероисповедание.

Он вновь пристально посмотрел на меня, как в тот первый вечер в «Элефанте».

– Какой ответ вы рассчитываете получить? Как приверженец своей веры, я не стал бы осуждать никакие взгляды вашей веры.

– Я спросил просто из любопытства. Будучи иудеем, вы могли бы счесть это оскорбительным. Всех ваших пророков и патриархов обрекли на адские мучения только ради того, чтобы спустя столетия их освободил некто, в кого вы не верите.

Исаак рассмеялся.

– Иудеи привыкли терпимо относиться к таким обидам. У них нет иного выхода, если они желают жить в христианском мире. Существуют значительно более серьезные обиды. По крайней мере, эта пьеса считает нас достойными освобождения. Взгляните-ка, это, должно быть, Моисей.

Я оглянулся и увидел человека, наряженного почти как Исаак, с фальшивой бородой и парой каменных скрижалей под мышкой.

– Господи, источник мудрости Твоей бездонен, – воскликнул он. – Явленный нам на горе Синай в законе! Мне, Моисею…

– Декламирует с чувством, – одобрил я.

– А вы видите его рога? – сказал Исаак.

Я прищурился и лишь тогда рассмотрел рожки, едва заметные в кудрявом парике.

Искоса глядя на меня, Исаак оценил мою реакцию.

– Очередная традиция? – спросил я.

Он пожал плечами:

– Игра света.

Ангела вновь подняли в воздух для провозглашения эпилога. Когда он закончил свой стих словами: «И вознесемся в небеса», хор грянул что-то не поддающееся опознанию.

– Что это они поют? – поинтересовался я.

– Двадцать четвертый псалом, – ответил Исаак, – Латинский вариант.

– Вы знаете латынь? – с оттенком удивления спросил я.

– Конечно, – ответил он. – Я много странствовал по христианскому миру. Разумеется, мне знакомы не все языки. Но на латыни говорит любой образованный человек. Договор, заключенный на латыни в Константинополе, с уважением воспримут и в Брюгге, и в любом другом месте между этими городами. Весьма полезный язык для торговли.

– Вы, наверное, владеете всеми языками, на которых ведется торговля.

Исаак рассмеялся:

– Латинским, древнееврейским, арабским, а также двойной бухгалтерией. Все это мне известно. Вы уверены, что вам нечего передать мне из Венеции?

– Уверен.

Он вздохнул.

– Ветер нынче дует с той стороны. И доносит сюда, что одни христиане никогда не станут нападать на других христиан. Вот только я не христианин, и мне не хватает вашей веры.

– Разве ваша собственная вера не поддерживает вас?

– Разумеется. А мусульман поддерживает их вера. И что примечательно, когда мы все извлекаем выгоду из торговли, то почему-то способны прекрасно уживаться друг с другом. Возможно, все дело в этом.

– Однако Спаситель выгнал торговцев из Иерусалимского храма.

– А теперь они, похоже, обосновались в вашей церкви. Интересно, зачем они так стремятся вернуть Иерусалим? Из-за его святых мест или из-за стратегически выгодного местоположения? В сущности, это даже не важно, а важно то, что из-за священного города уже погибло великое множество людей и будущее сулит не менее многочисленные потери. Но таков уж наш мир.

– Циничный взгляд.

– Неужели? Мой покойный хозяин отправился в последний крестовый поход, на два года покинув свою семью, жену и детей. Многие из наших лучших людей последовали за ним, и многие не вернулись. А по возвращении он посвятил часть своих трофеев вон той груде храмового мрамора, вытеснив при этом отсюда несколько дюжин семейств. Зачем он сделал это? Чтобы заручиться местом на небесах, после того как заслужил его в аду?

– Вы потрясли меня высказыванием столь критических суждений. Этот человек принял вас на службу, несмотря на вашу веру. Много ли других правителей в этом государстве соблаговолили бы поступить так же?

– Неужели мне следует восхвалять его за то, что он проявил терпимость вместо нетерпимости? Или за то, что его алчность перевесила христианские угрызения совести? Я рад, что мне удалось найти постоянную службу. Но меня порадовало бы гораздо больше, если бы мне позволили обосноваться в моем собственном владении и начать собственное дело. Однако мир устроен иначе…

Репетиция подошла к концу. Участники начали расходиться, а Фабиан еще продолжал раздавать критические замечания, которые, в общем-то, все пропускали мимо ушей. Основная часть народа потянулась в направлении юго-восточных ворот. Я вспомнил о приглашении епископа и вдруг ощутил мощное желание присоединиться к ним в данном особом случае.

– Я собираюсь заглянуть в «Элефант» и испить освященного вина, – сказал я. – Не желаете ли составить мне компанию?

– Со всем уважением вынужден отказаться. Мы освящаем вино в другой день. Я предпочел бы лучше вознести молитвы к небесам за благополучное возвращение вашего брата.

Я поклонился, что приятно удивило его, и направил стопы к постоялому двору. Конечно, «Элефант» не назовешь райским местечком, но, учитывая наличие там вина и епископа, определенное сходство явно наблюдалось.

Я появился в таверне вовремя: епископ как раз заканчивал ритуал освящения объемистого бочонка в компании с сэром Тоби, графом Себастьяном и Александром. После извлечения затычки собравшиеся почитатели этого священнодействия обрели полные кружки живительной влаги.

Послонявшись вокруг, я нашел себе местечко рядом с графом. Я быстро сообщил, что меня зовут Октавием, не дав ему возможности узнать во мне кого-то другого. К счастью, благодаря своему положению он имел особые преимущества в приобщении к благословенному напитку и посему стремительно погружался в мрачное состояние.

– Купец, вы сказали? Тогда, наверное, вы много путешествуете?

– Вполне достаточно.

– Везет вам. Вы можете посмотреть мир. И я когда-то мечтал посмотреть мир. Да вот застрял здесь.

– На мой взгляд, здесь довольно интересно.

Он рассмеялся отрывистым горьким смехом.

– О, очаровательно. Пожить здесь летом, в самую жару. Великолепно. Из года в год одно и то же. Все тот же город. И все те же люди! – Он залпом осушил свой кубок и наполнил его из кувшина. – Никогда не женитесь молодым, – вдруг заявил он.

– Ну, ваш совет ко мне не относится.

– Почему? Не женаты?

– Не молод.

Себастьян, прищурившись, глянул на меня, и я опустил голову и сделал несколько глотков, чтобы спрятать лицо за кубком. Вино оказалось отменным.

– Вы участвовали в последнем крестовом походе?

– Нет, – ответил я.

– И я тоже. А мне хотелось этого. Я был молод и полон благочестивых стремлений. «Ты остаешься, – повелел мне наш всемогущий герцог. – Кто-то должен остаться и присмотреть за дамами. Позаботься о Виоле за меня». Сам-то он гордо отправился шататься по свету, и вместе с ним весь свет нашего общества, а я торчал здесь среди женщин и детей. Скромно занимался хозяйственными делами, да и тех-то было немного. В основном обо всем заботился его управляющий.

– Клавдий?

– Нет, он появился позже. Тогда делами заправлял другой старый чудак. А потом он неожиданно умер, и моя сестрица, даже ни с кем не посоветовавшись, прибрала к рукам все руководство. Она отлично справилась. Я ее не осуждаю, но ведь меня оставили заботиться о женщинах, а в результате получилось так, что женщина сама всем заправляет. Потом вернулись наши воины, и всех их прославляли как героев. «О Себастьян, ты прекрасно управлял городом. И я слышал, сестра тебе помогала. Молодец, дружище…»

Он допил кубок и вновь наполнил его. Я решил не соперничать с ним в скорости.

– Я ведь граф, вы знаете.

Я кивнул.

– Женился на графине.

Я вновь кивнул.

– Когда-то все было прекрасно. Я был совершенно покорен. Даже не понял, как так вышло, а потом оказалось, что она любила мою сестру. Поначалу, конечно, когда считала, что Виола была мной или я был ею, в общем, что-то в таком духе. Все произошло так быстро. Я обвенчался с женщиной, которая считала меня кем-то другим. Женился, не успев даже толком поухаживать за ней. Тогда мне было семнадцать. И с тех пор я торчу здесь. А жена меня старше. К тому же она богата и знатна. Не женитесь молодым. Я понимаю, я понимаю, что вы уже не молоды, но вы же можете рассказать обо мне другим. Вставить мои предостережения в басню для безрассудных юнцов. Передайте им, пусть смело идут вперед, навстречу всем этим чертовым приключениям, даже если те ведут к гибели. Мне пора облегчиться.

Он резко встал и, пошатываясь, вышел.

Вскоре открыли второй бочонок, а потом и еще один. Александр, сэр Тоби и прочие знатные горожане упражнялись в заздравных тостах. Мы продолжали пить друг за друга до глубокой ночи. В какой-то момент мы все же остановились, но хоть убей, не припомню когда.