Текст книги "Без работы"

Когда Сидор услышал, что Марта как раз дожидается Катю, он забеспокоился. Начал расспрашивать: что те намереваются делать.

– Не знаю пока, – отвечала Марта. – Еще подумаем. Но уж точно не кино.

– У меня здесь дело небольшое, – Дроздов с ненавистью посмотрел на стоящего чуть в стороне Павла. – Нужно его проводить. Подождете?

– Долго ждать не станем, – вскинула брови Марта.

– Блин, блин… – забубнил угнетенный боязнью упустить перспективную встречу Дроздов.

– А что, парень сам не дойдет?

Сидор сквозь плотно сжатые губы втянул обжигающий холодом воздух и обратился к Крючкову:

– Слушай, тут совсем рядом. Вон отсюда хорошо видна церковь. Короче, ступай туда и никуда не сворачивай. В церкви найди священника. Как его, черта? – Сидор вынул из кармана бумажку, посмотрел и продолжил: – Отец Федор. В общем, отдашь ему эпикриз. Он с тобой там разберется.

– Хорошо, – смиренно ответил Крючков.

Павел дождался зеленого сигнала светофора и пересек Краснопрудную. Дальше начиналась Нижняя Красносельская улица с перекинутым через железнодорожные пути мостом. Навстречу Крючкову гремел освещенный нутряным светом трамвай. Справа на другой стороне моста торчала церковная колокольня, слева над обрывом тянулся старинный из красного кирпича дом.

Павел начал спускаться с моста по лестнице со стороны кирпичного дома. Перед ним в темноте возник незнакомец.

Вид у незнакомца был непримечательный – обыкновенный мужчина, каких много: среднего роста, сорокалетнего возраста. Заурядной внешности тип, если не считать шрам, который пересекал его худое лицо. Мужчина встал на проходе.

– Вот мы и встретились, – проговорил он.

– Я вас не помню, – сказал Павел мужчине.

Тот спокойно ответил:

– Зато я помню, кто ты такой.

Павел обернулся. Он увидел темные фигуры людей. Эти люди смотрели на него в ожидании, словно он их задерживал.

– Узнаю, узнаю, – кивал мужчина со шрамом. – Только я тоже… – он замолчал, порылся в карманах, достал сигареты, закурил и продолжил: – Куда ты идешь… Тебе туда не надо. Видишь дом? Только там тебя никто не ждет.

– И вам известно, кто я? – спросил Крючков с недоверием.

– Конечно, – улыбнулся неизвестный со шрамом. – Я знаю, кто ты. Сейчас ты – никто, – он расправил сутулые плечи, хмыкнул, вновь помолчал, после чего патетически произнес: – Ты получишь настоящее – гордое имя. Хочешь знать – кто ты? Следуй за мной. Глаза гипнотизера заглянули в самое сердце Крючкова.

Глава XVII
Лев Троцкий дает Павлу новое имя

Крючков шел в окружении толпы незнакомых людей. Ему стало спокойно, когда он огляделся и внезапно почувствовал, что эти товарищи с ним солидарны, что можно расслабиться и подчиниться чей-то движущей воле; мир кажется многим понятней и проще, когда ты не задаешься вопросами, а просто шагаешь в толпе. Группа спустилась по косогору оврага. Крючков оказался в необозримой по ширине чаше равнины, где, тускло блистая в прожекторном свете, тянулись десятки железнодорожных путей.

Спутники Павла безмолвствовали. Похоже, они были погружены в какое-то странное состояние задумчивости или, скорей, настороженности, словно ожидали чего-то пугающего, смертельно опасного. Вдалеке, перед высоченными стенами погруженных во тьму зерновых элеваторов, расстилалось огромное треугольное поле, куда устремлялись рельсы и обрывались в его центре чернеющей непонятной конструкцией. Дорога стала забирать чуть левее. Однако Крючкову удалось разглядеть очертания объекта. Это были покореженные останки вагона, который, подобно рухнувшему самолету, торчал из занесенной снегом земли. Его просвечивающиеся насквозь окна были похожи на дыры; единственная уцелевшая вентиляционная труба-гриб на краю крыши напоминала деформированный в результате горения хвост, добавляя правдоподобия сходству со сбитым бомбардировщиком.

– Хорошая работа, – нарушил молчание незнакомец со шрамом, указывая Павлу на останки вагона.

– Что это? – спросил Павел.

– Это офисный центр криминального короля трех вокзалов, – объяснил тот. – Был бой. Не наш. Мы только смотрели из укрепления. Во время штурма бандиты попытались прорваться сквозь оцепление и открыли огонь из крупнокалиберной пушки. Только что они могли противопоставить ракетам с термозарядами. Их поджарили в бронированной капсуле, как цыплят в доменной печи.

В разговор вмешался человек с лицом, напоминающим козью морду, который проникающим в самую душу сопрано проблеял:

– Главаря загрызла моя собака на палке. Так будет точнее. Моя палка сгубила мразь-ублюдка. Теперь он кормит мутантов-червей в безымянной могиле на мусорном пустыре около стен элеваторов. Не стоит присваивать то, чем не в состоянии управлять.

Спутники Павла вновь погрузились в молчание. Тишину нарушали только скрежет и погромыхивание движущегося в отдалении состава и скрип покрытого копотью снега под десятками топчущих ног.

У кромки пустынного поля стояли бочки с мазутом. Емкости подогревались огнем громко шипящих горелок. Над всем этим клубился едкий, удушливый чад, который, смешавшись с паром отдушин теплоцентрали, образовывал своеобразную мантию, прятавшую за собой детали запутанных и переплетенных между собой технических коммуникаций.

Это была мертвая зона, где ничего не росло, кроме жмущихся к бетонным стенам растений с куцыми зонтиками. К бочкам с мазутом выдавался изгиб гигантской трубы, через которую была перекинута сваренная из толстых металлических прутьев лестница.

– После вас, – сказал человек со шрамом, пропуская Крючкова вперед к лестнице.

Павел нерешительно взялся за холодные прутья. Он поднялся на пару ступеней и посмотрел вниз. Под ним стояли в ожидании мрачные люди. В сумраке блистали их похожие на раскаленные угли глаза. Крючков снова остро почувствовал, как на него давят, он понял, что всех задерживает. Тогда он пополз вверх.

С вершины трубы его взору открылись железобетонные коробы, которые висели в холодном тумане, струящемся над заполненным канализационными стоками рвом. Железобетонные коробы походили на фантастическую цитадель мрачного замка.

– Вот мы и пришли, – сообщил человек со шрамом, когда оказался рядом с Павлом на вершине трубы. – Это зона отчуждения. Место, где собираются люди, верные долгу.

Те, кто ведет непримиримую и святую борьбу. Ходи, ходи.

Павел живо задвигал конечностями. Он спустился по ту сторону трубы.

Оказавшись на краю рва, Крючков обнаружил, что толпа сопровождающих куда-то исчезла. Рядом с ним остался только человек со шрамом и козлорожий. Человек со шрамом вынул из кармана пальто оплетенный красной кожей варана рожок и продудел в него. Тут же в щели окна ближайшего блокгауза замигал огонек. Из недр вынырнула фигура ребенка, который проворно метнулся к парому и, наматывая на специальное колесо трос, переправился к прибывшим. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не ребенок, а стареющий карлик с искривленным злобно ехидной гримасой лицом. Павел подумал, что за такой омерзительной мимикой карлик скрывает какие-то слишком стыдливые, терзающие душу мысли. Такое бывает с калеками, которые сознают, что им неоткуда ждать помощи, милосердия и понимания, поэтому, будто кому-то в отместку, уродуют себя еще сильней.

– Все ли спокойно в лагере, Карл? – обратился к карлику мужчина со шрамом.

– Спокойно, как в гостях у покойника, – сообщил карлик Карл. – Вот ведь бывает, горишь, а на тебя даже не смотрят или, того хуже, нос воротят, что испускаешь зловоние, в смысле, смердишь… – Карлик пристально осмотрел Павла, спросил: – Откуда сей фрукт? Чего-то я его меж нами не помню.

– Человек наш, – изрек человек со шрамом.

– Ну и образ. Во сне увидишь, топором не отмахаешься, – освещая Крючкова фонариком, заключил карлик. – Не обижайтесь. Что есть, то и нужно есть, – примирительно добавил он.

Человек со шрамом улыбнулся и помотал головой, показывая Павлу, что на слова Карла не стоит обращать внимания.

Все четверо направились к железобетонному коробу, на крыше которого Павел заметил двух ополченцев. Их очертания были размыты туманом. Но Павлу удалось разглядеть, что один из них, повернувшись спиной к трубе, смотрит в бинокль в сторону города, а другой держит дисковый пулемет Дегтярева, поводя его длинным, с внушительным пламегасителем дулом из стороны в сторону.

Внутри блокгауза в полу обнаружилась дыра лаза, откуда тянуло теплыми испарениями – заплесневелой, тлетворной сыростью разверстого склепа.

– Ходи, ходи, брат, – проговорил человек со шрамом оторопевшему Павлу.

И Павел пошел.

Он спустился в каменный мешок, откуда тянулся узкий тоннель. Из отдаленного помещения, там, где тоннель поворачивал, в утробу лаза падала полоса света. Отчетливо доносились голоса спорщиков:

– Я говорю, нужно идти до конца. Решительно все равно – сколько придется заплатить за победу!

– И что потом? – вопрошал оппонент. – Вы отчаянный материалист. По-вашему, загробной жизни не существует. Что вы получите после своей смерти?

– Я не думаю о себе. Пусть мое тело съедят на помойке черви-мутанты. Плевал я на такую жизнь. Я не жалкая тварь. Мне не хочется существовать без победы.

– А я думаю. Думаю о себе! Думаю о будущем своих детей!

– Поэтому вы готовы пресмыкаться перед режимом! – злорадно и торжествующе заявил искатель победы.

– Нет. Я готов бороться. Только хочу знать за что. И хватит, в конце концов, передергивать. Вы еще не испытали потерь, которые пришлось пережить мне. Лишь только я задаюсь вопросом, что будет потом, так меня тут же обвиняют в трусости и отступничестве.

– Сомнения – ваша ахиллесова пята.

– А ваша ахиллесова пята – разум, – едко заметил оппонент. – Наведите порядок у себя в голове, прежде чем других проверять на вшивость.

– Во как, соратник, вы перешли на личность! Отлично!

Уже готовых сорваться на откровенные оскорбления спорщиков отвлекло появление четверки во главе с Павлом Крючковым. Оказавшись в помещении, наш герой смог разглядеть присутствующих в интерьерах, заставленных старой сработанной из ДСП мебелью. Посередине комнаты на гнутых ногах красовался изящный ободранный столик с помойки. Рядом с ним в продавленном кресле восседал сухопарый молодой человек с длинными лоснящимися волосами, в пенсне на изящном с большими крыльями носом. Молодой человек кутался в просторный матросский бушлат. В руке он сжимал наполовину опустошенную бутылку пива «Охота». Напротив него на диване сидели двое. Один из них поразил Крючкова своим неподобающим для сего места видом. Это был одетый в респектабельный костюм господин с крупным, высоколобым, украшенным аккуратной бородкой лицом. В противовес похожему на медведя основательному соседу щупленький человечек с востреньким подбородком, тонкими усиками и живыми, бегающими глазами напоминал обеспокоенного грызуна. Он постоянно ерзал, нервно подергивался, демонстрируя на своем узком лице то одну, то другую гримасу. Порой маленький человек успокаивался, замирал с выражением напряженного сосредоточения, потом снова вскидывал брови, облизывал губы, хмурился, дулся, передавая палитру самых разнообразнейших чувств.

Недра освещались самодельными лампами из стреляных гильз, которые чернили копотью низкий свод потолка, озаряя пространство приглушенным мистическим светом. В углу на крюке была подвешена просторная клетка с воркующими голубями.

В закутке Павел заметил еще одного персонажа. Он тихо ворочался в куче тряпья. Там, где кончался край ватного одеяла, выглядывала увенчанная вязаной шапкой небритая и обрюзглая физиономия. Она сияла нежно-розовым цветом в мигающем пламени, что весело пыхало из растворенной топки печки-буржуйки.

Взгляды обитателей блиндажа были направлены в сторону вошедших. Человек со шрамом хмыкнул и, подрагивая плечами, подошел к столу:

– Где Хазир? – спросил он.

– Ушел на задание, – ответил патлатый.

– Известия были?

– Нет.

– Значит, задерживается, – озабочено пробормотал обладатель шрама. – Я вижу, у вас тут какие-то прения, крики… Будто вы позабыли, какие задачи решаем и что за цели ставим перед собой. Печально, что мне приходится напоминать. Как правильно заметил Влас, мы боремся за победу. Хотя… – человек со шрамом помедлил, оглянулся на Павла и, энергично, по-ленински, зажестикулировав, заговорил: – Позвольте представить – БОЧ 090211. Наш новый брат по оружию.

– Довольно странное имя, – заметил бородатый господин.

– БОЧ расшифровывается как «биологическая особь человека». Имя, как понимаете, временное. Скоро соратник получит новое – гордое имя. Только его еще нужно заслужить, – человек со шрамом торжественно оглядел всех присутствующих.

– Жертва режима? – спросил Влас.

Человек со шрамом опустил веки и с упоением протянул:

– Да. – Потом вздрогнул, раскрыл глаза и, обращаясь к Павлу, продолжил: – Хочу, чтобы вы познакомились с верными делу соратниками. Сразу поправлюсь, их много, поэтому только с теми, кто здесь присутствует. Влас Жебрунов – бедный студент, активист и подпольщик – входит в основу ядра «Фронта сопротивления». Жарко желает переменить мир к лучшему. В сущности, как и все здесь присутствующие. Михаил Аскольдович Пень – владелец фабрики по производству нанобудильников.

– Бывший владелец, – вставил респектабельный бородач, поблескивая золотой булавкой на шелковом галстуке.

– Благодаря продажным чиновникам был совершен вероломный захват его производства. Предприятие ликвидировано. Как вам известно, сейчас не в цене честный труд. В здании бывшего предприятия захватчики благоустроили офисный центр… Анастас Галустян, – объявил человек со шрамом, указывая на сидящего рядом с бородачом маленького человека, – бывший сотрудник разгромленного предприятия, теперь безработный. С Карлом… – человек со шрамом показал на карлика, – вы уже познакомились. Бафомет…

Козроложий наклонил голову, показывая, что речь ведется о нем.

– Активист, верный приверженец «Фронта сопротивления»… Реликтовый бомж, – человек со шрамом махнул в сторону копошащегося в углу персонажа, – достался нам вместе с блокгаузом. С его слов, приполз сюда по подземным ходам с трубы, что за Ярославским вокзалом. Труба, как вам, наверно, известно, там и здесь – одно неразделимое целое. Ну и, собственно говоря, я – Лев Троцкий, офицер ГРУ. Патриот. Вхожу в секретную группу верных соратников, которые не забывают о чести и долге. Я один из немногих, кто продолжает борьбу с элементами, разрушающими нашу великую Родину… Итак… Прикрываясь личиной государственных интересов, власть имущие совершают неслыханные по своим масштабам диверсии. На территории России работают тысячи прачечных, где отмывают народные средства. В итоге. Дороги разбиты. Оборонительный комплекс развален. Промышленность и деревня в руинах. Застой. Безработица. Те же, кто честно работает, бедствуют, за копейки продавая свой труд. Все важные сферы общественной деятельности оплетают коррупционные сети. Вымогание взяток и круговая порука. Чиновничий беспредел. Они не строят, а разрушают. Ведут себя как оккупанты, наращивая миллиарды на заграничных счетах. А все для того чтобы сладко жиреть, испражняясь в золотой унитаз непереваренной черной икрой, покупать себе «Майбахи», яхты и виллы на побережье!

Оценивая произведенный своим выступлением эффект, Лев Троцкий обвел взглядом слушателей. Все молчали под жестким, гипнотическим взором как завороженные.

Наш герой сильнее сжал кулаки. В его ушах продолжал звучать обличающий голос оратора, по спине снизу вверх ползли леденящие кольца. Крючков почувствовал, что в его сердце вливается освежающая, придающая сил, справедливая злоба.

– Вы знаете кое-что, – продолжил выступление Троцкий, – но только наполовину. Мои источники подтвердили, что по всей территории России установлены генераторы страха и парализаторы воли. Их действие направлено на вырождение населения страны. Там, на верху, не заинтересованы в нашем присутствии. Вы спросите, зачем это нужно? Ресурсы земли истощаются. Альтернативной энергии не найдено. Братья… – Троцкий выдержал паузу и трагическим тоном продолжил: – Грядет смертоубийственный голод. Традиционная война – мероприятие затратное. Поэтому тайно внедряются новые высокотехнологичные методы. В частности, психотронное оружие Доз-1953000105-6. Речь идет о секретном заказе – о сговоре с тайным всемирным правительством главных чиновников нашей страны.

Душа Крючкова пылала от гнева. Внезапно ему стало понятно, кто виноват во всех его бедствиях.

– Это они, они, твари, – беззвучно повторял он.

Тут оживился и заговорил бывший хозяин завода будильников Пень:

– Вот так дела. Ну, про зомбоящик мы в курсе. Неужели еще и генераторы?

Лев Троцкий развел руками, ответил:

– Технологии развиваются, особенно если их финансируют хозяева денег.

– Смерть гнидам, – коротко заявил Бафомет.

– Мы знаем о скрытой и беспощадной войне, – вещал Троцкий. – И мы с вами сила, готовая противодействовать. Наши подрывники ведут неустанную борьбу. Уже проведено несколько подготовительных акций. Но главное ждет впереди. По итогам социальных исследований, результаты которых хранятся в глубоком секрете, народ нас поддерживает. Когда мы нанесем блистательный по эффекту удар, огни народного недовольства зажгутся по всей стране! И мы наконец возьмем власть в свои руки.

– Может быть, нужно начать с ликвидации генераторов и парализаторов? – предложил Пень. Ища поддержки, он пристально посмотрел на безработного специалиста. Тот в знак согласия затряс головой.

Пню возразил студент Жебрунов:

– Это мелочи. Удар должен быть сокрушительным, приводящим в смятение. Иначе ничто не помешает их восстановить.

Троцкий погрозил пальцем кому-то на потолке и произнес:

– Парализаторы и генераторы могут еще пригодиться. Когда мы получим контроль и потребуется некая форма стабильности.

– Хорошо, хорошо. Когда же настанет светлое будущее? – не унимался бывший заводовладелец.

– Снова дискуссии, – проворчал недовольно студент.

– Я только желаю услышать ответ на вопрос. И не постесняюсь его повторить.

– Мы не планируем дожить, – неожиданно проскрежетал Карл.

Повисло молчание. Какое-то время можно было слышать только шипение горящего масла в стреляных гильзах и воркование заточенных в клетке голубей.

– Наша цель – уничтожить привилегированное сословие чинуш и отдать власть народу, – произнес Троцкий. – Мы добиваемся справедливости. А справедливость – это благо для всех.

– Соратник Лев, соратник Лев, – послышалось за спиной у Крючкова. Из тоннеля вышел приятный мужчина с большим капитанским биноклем. Его открытое лицо было задорно и вместе с тем озабоченно. Было видно, что мужчина долгое время стоял на морозе. Волосы, выбивавшиеся из-под шерстяной шапки, а также воротник зипуна искрились от приставшего льда. – Прибыло сообщение, – бодро объявил он.

– Давай его сюда скорее, – засуетился Троцкий.

– Там стремянка нужна. Голубь сел на алюминиевый провод и приморозил к нему лапки. Нужно достать. А так ему не оторваться. Лапки примерзли.

Мужчина с биноклем стремительно заскочил в темный проем, который располагался в стене против тоннельного хода. Через мгновение он выскочил оттуда со складной лестницей. Он снова скрылся в тоннеле. Лев Троцкий, Бафомет, Карл и Влас пошли за ним.

Павел тоже решил выйти из подземелья. От духоты или отчего-то еще у него ужасно разболелась шея. Ему захотелось глотнуть свежего воздуха, а заодно оглядеться. В тоннеле человек со шрамом подождал его.

– Мы используем почтовых голубей для передачи шифровок, – подмигнул Павлу Лев Троцкий. – Технические средства связи находятся под контролем подвластных спецслужб. Приходится прибегать к старым способам.

Крылатый посыльный трепыхался на алюминиевом проводе, натянутом между мачтой крыши железобетонного короба и колокольней заброшенной старообрядческой церкви. Провод использовался, чтобы раскачивать на колокольне увесистый молот. Молот трахал в обрубленный рельс; раздавался протяжный звон. Так подавался сигнал в случае тревоги.

– Сейчас мы тебя освободим, потерпи, – приговаривал человек с биноклем, которого звали Андрей Жданов.

Карлик, придерживая стремянку, бормотал:

– Такая, значит, его планида – терпеть. Потерпит, потерпит и сдохнет.

Когда голова Андрея оказалась рядом с несчастным пернатым, он снял теплые меховые перчатки, нежно сжал в кулаках морщинистые голубиные лапки и начал их греть.

– Записка на месте? – крикнул Лев Троцкий.

– Все в порядке, на месте, – доложил Андрей.

Крючков на какое-то время выпал из окружавшей его суеты и погрузился в свои размышления. Неописуемый вихрь самых разнообразнейших мыслей переполнял его разум. «Вот же в чем дело. Получается, что выхода нет. Парализаторы стерли мне память. Надо мной поработали – эти подонки в правительстве, что превращают народ в стадо безвольных ничтожеств, подавленных страхами зомби. Но кто я на самом деле, кто-нибудь даст мне ответ?» Он запрокинул голову и посмотрел на черное небо. Он никогда еще не видел звездное небо в Москве. Он понял, что миллиарды светящихся точек в тот самый миг непроизвольно, не по своей доброй воле вспыхивают и потухают в непознанной, бесконечной Вселенной. И он так же бездарно, бесследно исчезнет.

Кто-то обнял его за плечо. Павел услышал тихий и непривычно, до странности, ласковый голос. Это был голос человека со шрамом (как оказалось, на крыше остались только они):

– Сколько героев желает великой судьбы. Сколько их было – тех, кто не смог довести до конца свое славное дело. Скажи мне, что главное в жизни?

– Я не знаю, – ответил Крючков.

– Знаешь, только забыл, – поправил Лев Троцкий. – Главное в жизни – это победить. Победить жалкого, ни на что не способного раба в себе. Но для этого нужно противостоять могущественным, беспощадным, уничтожающим силам. И если потребуется, принести себя в жертву. Только тогда ты превращаешься из твари дрожащей в богоподобного властелина судьбы. И тебе не страшна смерть. Ты можешь дрогнуть, сказать, что еще не готов. Можешь сдаться на милость поработителям. Но… Чего люди больше всего боятся? Нового шага. Нового собственного слова. Это война духовная. И если ты дрогнешь… Если раб победит, за всем этим тебя поджидает духовная смерть. Медленное разложение – эскапизм. – Троцкий замолчал, убрал свою руку с плеча Павла, достал и закурил сигарету. Шрам белой нитью подрагивал на его суровом лице.

Павел не знал, что такое «эскапизм», но не стал уточнять. Ему хотелось выяснить другие, волнующие его вещи.

– Послушайте, мне нужна помощь. Вы сказали, что знаете, кто я. Я ничего не помню из своего прошлого. Мы ведь уже где-то встречались?

Лев Троцкий кивнул и ответил:

– Встречались. Только это не имеет значения.

– Почему? – удивился Крючков.

– Потому что прошлое не имеет значения. Наше прошлое – полная горести и унижения черная бездна. А впереди новая светлая жизнь. И встретят ее только те, кто пойдет за мной. И уйдет следом. – И тут человек со шрамом начал рассказывать много, быстро и проникновенно. Он прижимался лбом ко лбу Павла, шептал ему, словно на исповеди. Речь его была искренней, такой, что невозможно было ему не поверить. Потом он оттолкнул Павла и быстро ушел, спустился с крыши, исчез за бетонными стенами.

Павел остался один. Он стоял и слушал отдаленные звуки живущего города, вдыхая холодный чад испарений. Теперь только звезды были его свидетелями.

Когда Крючков вернулся в уютный блиндаж, его поджидал ужин. Соратники деловито распорядились содержимым пакета с провизией, которую принес с собой Павел. Яблоки, сыр, колбаса были аккуратно нарезаны и уложены горочками на деревянной доске. Тут же лежали хлеб, зубчики чеснока и очищенные головки репчатого лука. Пряники с джемом, изюм были по-братски поделены. Для общего угощения был выставлен огромный пакет карамелек.

Влас снял с печи котелок с громко булькающей гороховой кашей, поставил на стол, где уже каждый самостоятельно накладывал себе в миску наваристое и душистое кушанье.

Тепло расслабляло и дарило приятное ощущение покоя. За едой поминутно вспыхивали и затухали несодержательные разговоры.

– Лучше, чем в Куршевеле, – облизав ложку, произнес Андрей Жданов.

Михаил Аскольдович, который был, видимо, сыт, потому не ел гороховой каши, вопросительно посмотрел на Андрея.

– Если намерзнешься, горячего хорошо навернуть, – пояснял Андрей, расплываясь в довольной улыбке.

Разделавшись с кашей, соратники наполнили жестяные кружки крепким, заваренным по-походному, в котелке, чаем. Общее умиротворение в этот счастливый момент достигло апогея. Вокруг раздавались только прихлебывания с долгими, жаркими выдохами и хруст разгрызаемых карамельных конфет. Беззубый реликтовый бомж бросал карамельки в кружку и растворял их в кипятке. Вокруг него распространялся волнующий аромат барбарисок. Лев Троцкий оказался на удивление охоч до конфет и за чаем готов был съесть чуть ли не весь пакет.

Отужинав, Андрей Жданов нацепил свой зипун, повесил на шею бинокль и отправился на ночное дежурство. Вскоре нарисовался его напарник – печальный огромного роста мужик. Глаза мужика были пусты, уголки губ опущены вниз. Несмотря на свой относительно молодой возраст, он был абсолютно сед. Великан поставил в углу рядом с дырой подземного хода длинный, с человеческий рост, пулемет и, не раздеваясь, плюхнулся на табурет, принялся есть. Низко склонившись над миской, мужчина жадно захватывал ложкой остывший горох. Не разжевывая, он проглатывал кашу и через минуту опустошил миску, вытер ее мякишем хлеба до блеска. Потом переставил табурет к печке, сел на него, повернувшись спиной ко всем. Великан широко расставил торчащие из-под шинели обутые в валенки ноги, протянул озябшие руки к жару, затрубил носом и забормотал что-то нечленораздельное. К великану приблизился крадучись карлик, похлопал по плечу. Они о чем-то доверительно заговорили. Влас Жебрунов увлекся разгадкой кроссворда. Михаил Аскольдович и Анастас Галустян затеяли партию в шахматы. Реликтовый бомж задремал на кушетке. Если не брать в расчет отсутствие хозяйки, отдых подпольщиков походил на вечер в тесном кругу семьи.

Лев Троцкий предложил Павлу осмотреть подземные коммуникации.

– Я покажу тебе, как мы живем, – сказал он. – Пойдем.

В смежном помещении за стеной находилось спальное отделение. Туда выходил покатый, покрытый асбестом бок трубы теплоцентрали. К потолку на крюках были подвешены полосатые гамаки.

Из спальни небольшой переход приводил в туалетную комнату – помещение с щелью между железобетонными плитами. Куда вела щель, было неясно. Возможно, под перекрытием пряталась бездонная пропасть. Периодически из щели доносилось тихое грохотание. Иногда потоки восходящего теплого воздуха вздымали и выкидывали то, что валилось в прореху между железобетонными плитами.

Павел заметил в стене узкого тоннеля массивную, обитую стальными листами, дверь.

– Что там? – спросил он у Троцкого.

– Совещательный кабинет.

– Мы его тоже посмотрим?

– Позже как-нибудь, – ответил Троцкий. – На самом деле там ничего интересного нет.

Троцкий увлек Павла на верхний уровень и показал занесенную снегом кладовую, где в клетках хранились продукты. В теплом отделении кладовой стояли мешки с картофелем, банки с крупами, закатки с огурцами, грибами и разнообразным вареньем. Все это было упрятано за мелкоячеистой металлической сеткой, спасавшей провизию от крыс и мышей.

После отбоя соратники (те, кто не был в дозоре) умылись, почистили зубы и заняли гамаки. Карлик на цыпочках подошел к стреляной гильзе, которая стояла на полке стены, и накрыл мокрой тряпкой горящий фитиль. Теперь спальню освещал только слабенький огонек от лампадки под самодельным сколоченным из грубых досок киотом. В киоте, Павел знал, прятались изображения революционных вождей, ушедших, по словам часто прибегавшего к ярким метафорам Троцкого, «ввысь».

Мерно покачиваясь в гамаках, мирно спали соратники. Только, пытаясь устроиться поудобней, крутился бывший владелец завода, производившего нанобудильники, Михаил Аскольдович Пень.

Павел бодрствовал. Приятная истома расплывалась по его телу. Ему было тепло и спокойно. Когда он закрывал глаза, перед ним возникало лицо человека со шрамом. Он смотрел на Крючкова добрым всепонимающим взором. В ушах Павла звучал его ласковый голос: «Пусть сейчас тяжело. Брат мой, друг мой. Верь мне: впереди ожидает нас новая, яркая жизнь. Мы построим страну, где не останется места страданиям. Лучшее ждет впереди. Спи. Спи».

Карлик подходил к белому обнаженному телу Крючкова, лежащему под ослепительно ярким прожектором на мраморном белом столе. Тело героя было огромным, его ноги уходили за пределы стола и рельсами через окно уползали в соседнюю комнату.

– Мы вставим рубины в глазницы, – тихо скрежетал карлик, – набьем твое чрево соломой, льняными очесами и благоуханными травами. Спи. Спи.