Текст книги "Нерон. Безумие и реальность"

Культ императора

Выдающееся положение принцепса во власти сопровождалось еще одним значительным нововведением совершенно иного характера – божественным почитанием самого императора. Мания величия была здесь ни при чем, но в некотором смысле этого нельзя было избежать. Импульсом послужили провинции на востоке империи. Там, в культурном плавильном котле, созданном эллинизмом, веками практиковалось обожествление светских властителей и из поколения в поколение росла потребность в физическом воплощении римского господства. При Августе власть Рима наконец обрела солидный облик и устойчивую проекционную плоскость.

В сочетании с достижением мира по всей империи и обилием властных полномочий, которое на самом деле было трудно описать земными категориями, неудивительно, что отныне следовало проявлять лояльность императору и в религиозной сфере. Уравнение было простым, его условия оставались неизменными и после смерти Августа: его безграничная власть позволяла всем жителям империи относиться к императору как к благодетелю[119]119
  С начала II века до н. э. на эллинистическом Востоке римляне позиционировали себя как «всеобщих эвергетов», то есть благодетелей. С установлением принципата «всеобщим эвергетом» стал император.


[Закрыть]. Это, в свою очередь, обязывало население быть благодарным, и эта благодарность превратилась в культ[120]120
  Clauss (1996) 427 и далее; см. также Witschel (2006) 91 и далее.


[Закрыть]. На Востоке носителями императорского культа выступали местные элиты провинциальных городов, которые делали это совершенно добровольно. Организация пышных игр, торжественных шествий и религиозных праздников в честь императора и бога могла замечательным образом скрыть его крайне незначительное политическое присутствие в жизни местного населения. Пришедший с Востока культ императора постепенно утвердился и в западных провинциях. Церемонии здесь проводили в основном вольноотпущенники, тем самым приобретая социальный престиж[121]121
  В качестве введения: McIntyre (2019).


[Закрыть].

В Риме почитание императора как божества происходило иначе. Центральной фигурой был не сам Август, смертный, который в результате своих деяний должен был стать богом лишь после земной кончины, а гений Августа[122]122
  Поэтому, видимо, правильнее было бы говорить об обоготворении императора при жизни и его обожествлении (т. е. об официальном причислении к богам «хорошего» императора) после смерти. К этому последнему акту относятся знаменитые слова Веспасиана, якобы сказанные им на смертном одре: «Горе мне, кажется, я становлюсь богом!»


[Закрыть]. Гения можно охарактеризовать как обожествленную личность, силу самовыражения и влияния, которой обладал каждый человек, а не только император. Аналогом гения, но присущим только женщинам, была юнона. Поскольку юнона и гений также были божествами-покровителями, им приносили жертвы, например в дни рождения. Часто ладан, вино и хлеб ставили на ларарий, небольшой алтарь, который был обязательным элементом интерьера в каждом римском доме. Такая форма почитания стала обыденной и в отношении гения Августа как «отца отечества». В процессе перманентного укрепления императорской власти в римских семьях стало обычным делом приносить подношения не только своим домашним и семейным богам, но и гению правящего принцепса[123]123
  Šterbenc Erker (2013) 120.


[Закрыть]. В высших кругах во время званых обедов рабы хозяина дома стояли с кувшинами вина наготове, чтобы гости могли по очереди совершить возлияние во имя гения императора. Лишь посмертно императоры входили в пантеон как боги, Divi, и, следовательно, почитались в рамках государственного культа. За этим совместно с сенатом следили преемники, при условии, что император при жизни отличался добродетелями. Так случилось и с Августом, когда он умер 19 августа 14 года. После кончины он был провозглашен божественным Августом и с тех пор почитался коллегией из 21 жреца – так называемыми августалами[124]124
  На самом деле коллегия августалов состояла из 25 членов (21 жрец и 4 члена императорской семьи). Впоследствии ее состав был расширен до 28 человек. В провинциальных городах были созданы коллегии севиров-августалов, в составе каждой было шесть жрецов (так называемый севират), отправлявшие за свой счет культ императора.


[Закрыть] – в храме, расположенном между Капитолием и Палатинским холмом.

Сенаторы и всадники

В целом конституционно безошибочные отголоски республиканского строя обеспечили довольно спокойный переход к новой эпохе. Август делал шаги вперед очень осторожно. Для правового оформления своего статуса он использовал весь период своего правления, длившийся около 40 лет. Он снова и снова вносил коррективы и поправки, чтобы противостоять сопротивлению и недовольству, прежде всего со стороны сенаторов. В их рядах, правда, уже не было такого возбуждения, как когда-то среди заговорщиков против Цезаря. Август сам об этом позаботился, проведя две чистки сената в 29–28 и 18 годах до н. э. и пополнив сенат сотнями своих сторонников. Однако необходимо было уделить должное внимание социальному статусу, который сенаторы передавали из поколения в поколение. Элиты больше не могли представлять интересы государства, но по-прежнему стремились к особой роли даже в новое время. Август смог согласовать этот уязвимый момент с тектоникой нового порядка, заполнив высшие армейские и административные посты в империи и в Риме сенаторами, пользующимися его доверием. На протяжении всего имперского периода сенат оставался – по крайней мере формально – центральным совещательным органом, где обсуждались и решались все важные вопросы, касающиеся государства. Решение, принятое в сенате (senatus consultum), фактически имело силу закона. Однако на политическую работу сенаторов неизбежно влияло то обстоятельство, что император обычно присутствовал на заседаниях сената, а если нет, то там были сенаторы, которые передавали ему всю необходимую информацию[125]125
  О роли сената на заре империи см. Blochmann (2017); Heil (2016) 116–119.


[Закрыть].

Со времен Августа необходимым условием принадлежности к сенаторскому сословию считалось минимальное состояние один миллион сестерциев, которое, как правило, достигалось за счет обширного землевладения и часто значительно превышалось. Считается, что воспитатель Нерона Сенека владел состоянием около 300 миллионов сестерциев, в основном в виде поместий, а также 500 столешниц из лимонного дерева[126]126
  Тацит. Анналы. 13,42,6 и Кассий Дион. 61,10,3 (там же упоминаются ценные столешницы).


[Закрыть]. Сенатор Гней Корнелий Лентул, современник и фаворит Августа, более ничем не примечательный, имел целых 400 миллионов сестерциев, что делает его, наряду с вольноотпущенником Нарциссом, который, как говорят, располагал такой же суммой, номинально самым богатым римлянином I века после императора[127]127
  О состоянии Лентула см. у Сенеки (О благодеяниях. 2,27,1), о состоянии Нарцисса см. у Кассия Диона (61,34,4), см. также Jongman (2007) 598–601; Pekáry (1976) 109.


[Закрыть].

В материальном отношении между ordo senatorius[128]128
  «Сенаторское сословие» (лат.).


[Закрыть] и остальным населением лежала глубокая пропасть: годовое жалованье простого легионера в I веке составляло 900 сестерциев, что было скромным доходом, однако на эти деньги можно было безбедно жить[129]129
  Mann (2013а) 41.


[Закрыть].

Около 600 сенаторов представляли собой исключительный по качеству кадровый резерв, из которого набирались традиционные римские магистраты: квесторы, эдилы, плебейские трибуны, преторы и консулы. Эти должности несли гражданские и военные обязанности, исполнялись в Риме или в провинциях и по-прежнему имели основополагающее значение для функционирования государственных институтов. Очевидно, лишь очень немногие сенаторы ежегодно становились одним из двух консулов, даже когда обычной практикой стало на пару месяцев передавать высшую должность консулам-суффектам, consules suffecti, чтобы дать шанс как можно большему количеству кандидатов[130]130
  В I веке обычно делалось так: год начинался (как и прежде, 1 января) со вступления в должность двух ординарных консулов, через два месяца их сменяла пара консулов-суффектов, тоже на два месяца, и т. д. В итоге за год побывать консулами успевали как минимум 12 человек – неплохой способ решения проблемы с нехваткой почетных должностей для представителей политической элиты империи.


[Закрыть]. Особенно споро дела шли после консулата, который можно было получить примерно в 40 лет. Тот, кто проявил себя в рамках четко определенной сенаторской карьеры, cursus honorum, и пользовался благосклонностью императора, в идеале мог получить должность провинциального наместника.

Победителем в этой системе был император, который стал центральной точкой отсчета для реализации любых политических амбиций. Только он решал, кому будет разрешено сохранить latus clavus, пурпурную кайму, которой была оторочена сенаторская туника, получить должность или лишиться ее. Таким образом, удаление или, напротив, близость к принцепсу часто определяли факты биографии сенаторов и их близких. Тем не менее из-за республиканских традиций, перенятых новым порядком, отношения между императором и сенатом оставались решающими на протяжении всей императорской эпохи, причем в обоих направлениях. Это особенно хорошо видно из истории Нерона.

Дополнительный дисбаланс в отношениях с сенатом возникал по мере того, как другие социальные группы все чаще получали доступ к власти и привлекались для выполнения деликатных задач в армии, императорской администрации и городском самоуправлении. Уже Август сделал серьезную ставку на ordo equester, сословие эквитов, или всадников, второе по значению сословие римского общества, представителям которого полагалось иметь минимальный капитал в 400 000 сестерциев[131]131
  О сословии всадников при Августе см. Davenport (2019) 201–203.


[Закрыть]. Деятельность всадников включала финансовые и торговые операции, крупные строительные контракты – короче говоря, крупное предпринимательство практически любого толка. Подобными сделками занималась бо́льшая часть всадников, примерно 20 000 человек. Однако небольшой процент пошел на государственную службу, где они заняли офицерские должности в армии и административные должности в непосредственном окружении принцепса или в провинциях. Одним из них был Понтий Пилат – префект из всаднического сословия в Иудее между 26 и 36 годами, в период правления Тиберия стяжал бессмертие благодаря своей роли в Страстях Христовых.

Высшие всаднические должности в Риме занимали два префекта претория, командиры недавно созданной лейб-гвардии императора. Вполне вероятно, что Август предусмотрительно воздержался от передачи наиболее близких к нему мечей в руки сенаторов. Тем не менее в последующие столетия преторианцы достаточно часто создавали и уничтожали императоров. Калигула был первым, кто пал под их ударами в 41 году.

Пиком карьеры всадника была высокооплачиваемая должность praefectus Aegypti, префекта Египта. Земли на берегах Нила обладали огромным экономическим потенциалом, который не стоило раскрывать сенаторам, занимали центральное место в снабжении Рима зерном и в целом считались сложным участком, полным чудес и суеверий, из-за своих великих – и вовсе не римских – традиций[132]132
  Тацит. История. 1,11,1.


[Закрыть]. Осторожность Августа дошла до того, что без предварительного согласия императора сенаторам въезд в Египет был запрещен[133]133
  Тацит. Анналы. 2,59,4.


[Закрыть].

Рабы и вольноотпущенники

В самом низу социальной иерархии находились рабы. Как и во всех древних обществах, рабство в Римской империи было распространено повсеместно. По словам географа Страбона, на огромном невольничьем рынке Делоса в Эгейском море за один день могли продать до 10 000 рабов[134]134
  Страбон. 14,5,2.


[Закрыть]. По некоторым оценкам, до 40 % всего населения Италии во времена Августа составляли рабы[135]135
  Christ (2018) 52; Finley (1998) 148 предполагает, что доля рабов в обществе скорее всего была постоянной и составляла 35 % с момента гибели сенатской республики.


[Закрыть]. Даже если это число было меньше, неудивительно, что никогда не предпринималось никаких серьезных усилий, чтобы упразднить такое положение вещей – ни по нравственным причинам, ни тем более по практическим. Большинство рабов доставлялись в Италию в качестве военнопленных в ходе расширения римского владычества в Средиземноморском регионе начиная со II века до н. э. Поскольку дети рабынь также рождались несвободными – независимо от отца – рынок пополнял себя сам[136]136
  Для введения в бесконечную литературу о рабстве в Риме см. Herrmann-Otto (2015) 9–33 и Joshel (2010) 1–27.


[Закрыть].

Раб был живой вещью, принадлежавшей человеку той эпохи, как и другое имущество: участок земли, инвентарь, мебель, скот. Он продавался и передавался по наследству, личностью в юридическом плане он не являлся. В труде Катона Старшего о рациональном управлении поместьем расчеты рационов для животных и рабов неслучайно помещены друг за другом. Старые волы, а также недоеденный скот и овцы, продолжает Катон, подлежат продаже так же, как и негодные повозки, старые инструменты, дряхлые и больные рабы, а также все остальное, что бесполезно в хозяйстве[137]137
  Катон. О земледелии. 2,7.


[Закрыть].

У всех рабов была общая участь – выполнять неоплачиваемую работу. Однако в этих рамках виды работ и конкретные формы использования рабов были весьма разнообразны. Они варьировались от работы в городе, которая предполагала самые разные обязанности, тяжелой работы в сельском хозяйстве и непредсказуемого существования между славой и смертью в качестве гладиатора до карьеров и рудников, где рабов не ожидало ничего, кроме медленного угасания.

Кроме того, рабы обладали весьма разнообразными навыками. В зависимости от места рождения и обстоятельств потери свободы цивилизационные различия выходили на передний план. Когда товар выставлялся на невольничьем рынке, это не бросалось в глаза. Здесь можно было увидеть изможденные, изломанные тела людей, похищенных в самых невероятных местах, унесенных войной за пределы родных рубежей, брошенных в сточные канавы в городских центрах Востока. Глядя на большинство из них, невозможно было определить, кем они были в прошлой жизни – уважаемыми гражданами или обычными преступниками. Стать рабом было легко, даже когда со времен Августа условия содержания рабов стали значительно лучше, чем в мрачные годы республики. Опытные работорговцы тем не менее понимали, как правильно сочетать спрос и предложение. Грубого киликийского пирата вряд ли удастся перевоспитать, отправив его работать при дворе знатного сенатора. А грека с определенным складом ума и хотя бы элементарным образованием навсегда отправляли под землю в шахту, где добывали свинец, только в том случае, если это было абсолютно неизбежно.

В соответствии с широким спектром навыков цены на рабов сильно разнились. В то время как раб без особой квалификации уже стоил 1000 сестерциев[138]138
  Павел в Дигестах (17,1,26,8).


[Закрыть], Сенека в период правления Нерона оценивал раба, способного воспроизводить наизусть стихи греческих поэтов Гомера и Гесиода в устной и письменной форме, в 100 000 сестерциев[139]139
  Сенека. Нравственные письма к Луцилию. 27,6–7. Перечень цен на рабов см. в Szaivert / Wolters (2005) 113–116 и 352–354.


[Закрыть]. Рабы нередко были атрибутами статуса господина.

В домах богатых римлян иногда насчитывались сотни рабов. После того как в 61 году римский сенатор Луций Педаний Секунд был убит одним из своих рабов, все рабы, которые жили под крышей убитого, но не сделали ничего ради его спасения, были приговорены к смертной казни. Тацит упоминает их число как бы невзначай, но, по-видимому, оно не было из ряда вон выходящим: речь шла о 400 людях[140]140
  Тацит. Анналы. 14,42–45.


[Закрыть].

Количество рабов, находившихся на службе у императора и императорской семьи, значительно превышало это число. В частности, благодаря надписям, высеченным на камне, судьбы многих рабов из familia Caesaris становятся видимыми, но лишь на мгновение, подобно яркому блику света, часто в момент смерти, в то время как жизнь упомянутых лиц остается сокрыта мраком неизвестности: например, там встречается Паэзуса, парикмахер Октавии, дочери Клавдия, а позже жены Нерона. Ее сожитель Филет, также раб Октавии и ответственный за императорскую серебряную посуду в должности ab argento, подарил Паэзусе, умершей в возрасте 18 лет, мраморную надгробную плиту с соответствующей надписью[141]141
  CIL VI,5539 = ILS 1786 и Hemelrijk (2021) 329.


[Закрыть].

Не только при императорском дворе разнообразие и объем трудовых обязанностей привели к тонкой дифференциации и, таким образом, к формированию сложной иерархии внутри сообщества рабов. Гротескно преувеличенный, но все же вполне достоверный в своей хореографии пир вольноотпущенника Трималхиона, описанный поэтом Гаем Петронием Арбитром в его романе «Сатирикон» в эпоху Нерона, дает представление о задачах, которые за обычным ужином выполняют десятки рабов и рабынь[142]142
  Так называемая Cena Trimalchionis у Петрония 26–78.


[Закрыть].

Массовое использование рабов было обычным делом и для сенаторских латифундий в Италии. Рабы исполняли обязанности полевых рабочих, виноградарей, пастухов или слуг в больших сельских особняках. Вилик, управлявший поместьем в отсутствие хозяина, как правило, тоже был рабом[143]143
  Или вольноотпущенником.


[Закрыть]. В частности, предприятиям с высокой долей полевых работ требовалось большое количество рабов. Согласно эмпирически выведенному правилу, на каждые 100 гектаров – довольно небольшое поместье[144]144
  Неверно. Площадь в 100 га, или 400 югеров – это латифундия, в которой организовать рентабельное хозяйство было практически невозможно. Иное дело – вилла средних размеров, ориентированная на рынок, размером 100–120 югеров (25–30 га). Катон Старший пишет про нее: персонал в таком поместье насчитывал 13, максимум 16 рабов – оптимальное число невольников, при котором можно было рассчитывать на небольшой годовой доход (что-то в районе 7–10 %).


[Закрыть] – приходилось использовать около 50 рабов[145]145
  Варрон. Сельское хозяйство. 1,18,2: один человек может осилить восемь iugera (один iugerum = четверть гектара).


[Закрыть]. В 8 году до н. э. крупный землевладелец Гай Цецилий Исидор оставил в своем завещании около 260 000 голов крупного рогатого скота, 60 миллионов сестерциев и 4116 рабов[146]146
  Плиний. Естественная история. 33,135: из 60 миллионов сестерциев своего состояния Исидор, который сам был бывшим рабом, отложил миллион на расходы по его погребению.


[Закрыть].

Как бы ни различались сферы применения труда рабов, их перспективы также были несопоставимыми. Рабы-шахтеры обычно умирали в течение нескольких лет, отравленные парами свинца или предельно истощенные от бесконечных физических нагрузок и недоедания. С другой стороны, личные и домашние рабы часто выстраивали близкие человеческие отношения с dominus или domina, что в какой-то момент приводило к реализации цели всей жизни – освобождению. Предварительными его условиями являлись безупречная служба и зачастую peculium – сумма[147]147
  Пекулий – это не только деньги, но и любая часть имущества господина (участок земли, корабль, торговое заведение), которая предоставлялась рабу для ведения хозяйства.


[Закрыть], которую раб мог получить от хозяина или накопить для выкупа[148]148
  Сенека. Нравственные письма к Луцилию. 80,4; Плавт. Канат. 928–929; Вергилий. Эклоги. 1,32.


[Закрыть].

Освобожденные рабы оставались в неформальной зависимости от бывшего хозяина[149]149
  См. Mouritsen (2011) 36–42.


[Закрыть]. Юридически их связь была аналогична связи между отцом и сыном и включала право бывшего хозяина наказывать вольноотпущенника. При Нероне в 56 году велись дискуссии о том, следует ли бывшим хозяевам вновь порабощать вольноотпущенников, которые вели себя недостойно[150]150
  Тацит. Анналы. 13,26–27.


[Закрыть]. Вольноотпущенники публично поддерживали бывшего dominus как сторонники на выборах. Они также принимали его родовое имя с добавлением libertus или liberta. Но все это было вполне терпимо ввиду тех перспектив, которые открывал новый социальный статус: вольноотпущенникам разрешалось жениться, а их сыновья уже с рождения являлись римскими гражданами[151]151
  Гражданский статус вольноотпущенника зависел от гражданского статуса его бывшего господина: раб римского гражданина при освобождении получал римское гражданство, раб латинского гражданина – латинское.


[Закрыть].

Вольноотпущенники работали во всех сферах экономики и, в зависимости от своего происхождения, могли нажить значительное богатство. Это относилось, в частности, к некоторым вольноотпущенникам, принадлежавшим к императорской фамилии[152]152
  MacLean (2018) 104–106.


[Закрыть]. Такой субъект, как вышеупомянутый Нарцисс, вольноотпущенник Клавдия, сумел накопить в результате деятельности в качестве советника и работы управляющим императорской канцелярией невероятное состояние в 400 миллионов сестерциев[153]153
  Кассий Дион. 61,34,4.


[Закрыть]. Клавдия Акта, давняя возлюбленная Нерона, добилась успеха в качестве предпринимательницы. Она владела кирпичным заводом на Сардинии, который также производил амфоры для хранения различных пищевых продуктов, и загородными поместьями в современных Веллетри и Поццуоли. В свою очередь, на liberta Акту работали десятки рабов и вольноотпущенников[154]154
  О Клавдии Акте и надписях, относящихся к ней, см. Alexandridis (2016) 69 и далее.


[Закрыть]. С моральной точки зрения это не было противоречием. В мире, где рабство было повсеместным явлением, даже бывшая рабыня не могла позволить себе идти против сложившихся обстоятельств.

Многие свободнорожденные римляне считали liberti декадентствующими парвеню, лишенными образования и вкуса. Они упускали из виду, что вольноотпущенники часто были дееспособными и трудолюбивыми людьми, которым приходилось пробиваться вверх по карьерной лестнице без какой-либо помощи со стороны семьи. Несмотря на постоянную стигматизацию их как бывших рабов, некоторые вольноотпущенники, как уже упоминалось, приобрели наибольшее влияние в период ранней империи, поскольку Калигула, Клавдий и, не в последнюю очередь, Нерон чувствовали себя чрезвычайно комфортно в окружении преданных liberti. Правители молчаливо признавали, что доступ к телу часто был возможен только через вольноотпущенника, который занимал высокое положение в иерархии императорского двора. Преодоление этой преграды иногда даже сенаторам стоило немалых взяток, какой бы недостойной ни казалась им подобная сделка.

Рим и plebs urbana

Несмотря на расширение империи, начавшееся со времен Августа, центром мира оставался Рим. В раннюю имперскую эпоху этот город был подобием Римской империи: красочный, жестокий, шумный и грязный плавильный котел культур, в котором проживало около миллиона человек самых разных оттенков кожи и религий, самых разных социальных статусов. Мир еще не знал городских агломераций такого масштаба, и на протяжении веков Рим оставался совершенно уникальным городом. Только в ходе индустриализации аналогичных размеров достиг Лондон в конце XVIII века[155]155
  Panella (2016) 241.


[Закрыть].

Рим сочетал в себе невероятное богатство и ужасающую нищету в тесном пространстве. На холмах и их склонах располагались дома богачей. В долинах, на приличном расстоянии от суеты, Целий или Квиринал обрамляли величественные особняки аристократов и богатых карьеристов. Палатинский холм был закреплен за императорами со времен Августа. Там были цветущие сады и водопровод, роскошь праздничных столов и пресловутый декаданс. Под ними, в низинах между холмами, в Субуре, в районе Circus Maximus (Большого цирка) или «за Тибром» (ныне район Трастевере), город приобретал иной характер. Здесь царили насилие, преступность, болезни и грязь.

Пульс города бился на улицах. Богатые сенаторы отправлялись туда, где вершилась политика, в надушенных паланкинах в сопровождении энергичных рабов, часто не владевших латынью, но зато ловко орудовавших дубинкой, прокладывая путь своим господам. Искалеченные нищие, возможно, пострадавшие в ходе войн империи и с незапамятных времен проживавшие на улицах Urbs[156]156
  «Город» (лат.). Так римляне называли Вечный город, то есть Рим.


[Закрыть], в лохмотьях бродили по переулкам.

Из многочисленных продуктовых лавок, расположенных вдоль плотно застроенных улиц, доносился запах кровяных колбас и горячего рубца. В полуденную жару он смешивался с вонью кожевенных мастерских, скотобоен и ремесленных лавок, образуя мерцающее пахучее марево, проникавшее в поры. На улицах было шумно. Мулы ржали, люди кричали, повозки, запряженные волами, грохотали по мостовой. Слышались смех, споры и гогот пьяниц. Из цирка над крышами домов проносились крики разгоряченной толпы[157]157
  Об этой атмосфере в Риме см. Bätz (2020a) 24–26.


[Закрыть].

Городское население Рима, не принадлежавшее к знати, plebs urbana, в имперский период практически утратило свое политическое влияние[158]158
  О термине plebs urbana см. Flaig (2019) 75: все свободные римляне ниже сенаторов и всадников; Kröss (2017) 66 и далее понимает под plebs urbana все население, помимо правящей элиты (сенаторов и всадников), то есть включая также рабов и иностранцев, постоянно проживавших в Риме.


[Закрыть]. После Тиберия народные собрания больше не созывались в качестве органов голосования по важным политическим вопросам, но сохранили функцию конфирмации, или утверждения принятого постановления, что носило скорее символический характер (например, при присуждении императору tribunicia potestas). Привилегия римского гражданства, которая, по крайней мере, освобождала людей от уплаты прямых налогов[159]159
  Так называемое ius Italicum, то есть италийское право, или налоговый иммунитет.


[Закрыть], теперь распространялась на всю Италию[160]160
  На самом деле с 46 года до н. э., то есть со времен диктатуры Цезаря.


[Закрыть]. С юридической точки зрения ничто не отличало свободного крестьянина, проживавшего в долине реки По[161]161
  Древний Падус, или Пад. Отсюда такие географические названия, как Циспаданская и Транспаданская Галлии – части Цизальпинской Галлии южнее и севернее Пада.


[Закрыть], от владельца гончарной мастерской в Риме. Богатый работорговец в Помпеях был таким же римским гражданином, как и почти нищий учитель в Патавии (совр. Падуя). Обязательными условиями были: рождение свободным и мужской пол.

Для многих бедняков Рим оставался проклятым местом, в котором не было никаких возможностей для политического самовыражения. Это были те, кому сатирическое сокращение насущных потребностей плебса до сакраментального «хлеба и зрелищ», panem et circenses, на самом деле казалось заманчивым посулом[162]162
  Panem et circenses; см. Ювенал 10,76–77.


[Закрыть]. Август лично взял на себя заботу о нуждающихся и регулярно обеспечивал раздачи зернового хлеба из государственных амбаров. Во 2 году до н. э. подобные раздачи получили около 200 000 горожан[163]163
  Деяния божественного Августа. 15; Кассий Дион. 55,10,1.


[Закрыть]. Чтобы прокормить семью из нескольких человек (или даже одного трудолюбивого взрослого), такого пайка было недостаточно – это была лишь благотворительная помощь, а Риму было далеко до «государства всеобщего благосостояния».

Всеобъемлющее чувство сопричастности и самосознание plebs urbana не могло сформироваться из-за его неоднородности, и совместные организованные акции в публичном пространстве также происходили сравнительно редко. Однако дефицит продовольствия (прежде всего нехватка зерна), безусловно, вынуждал людей выходить на улицы. В 51 году Клавдий с трудом скрылся от разгневанной толпы, с которой лицом к лицу столкнулся на форуме из-за сорванных поставок зерна[164]164
  Тацит. Анналы. 12,43,2; Светоний. Клавдий. 18,2; Орозий. 7,6,17.


[Закрыть]. Подобные выражения чувств оказывали воздействие на власть и, таким образом, приобретали политическое измерение[165]165
  Flaig (2021) 175–179.


[Закрыть].

Редкий случай явно согласованных совместных действий римских граждан, не принадлежавших к элите, был связан со смертью Германика, деда Нерона. После смерти Германика в октябре 19 года сенат одобрил все мыслимые почести, в том числе предложение plebs urbana о размещении статуй Германика в триумфальном облачении в ряде общественных мест. Plebs urbana, как прямо указано в постановлении сената, взял на себя все расходы[166]166
  Решение Сената записано на Tabula Siarensis, найденной в Испании (Tab. Siar. Frg. II, col. b, 3–11), о памятной надписи см. ILS 176 и Kröss (2017) 43 и далее.


[Закрыть]. Германик был настоящим народным героем своего времени, его смерть травмировала целое поколение.

В аристократической литературной традиции существует строгое разделение между сословиями. Термин plebs обычно употребляется в уничижительном смысле, и императоры, которые в течение определенного периода времени заигрывали с этими «простыми» слоями так же виртуозно, как и Нерон, автоматически вызывали подозрение у античных авторов. Однако, несмотря на оскорбительные замечания интеллектуалов, уже Август, который был гораздо более чутким к любым сентенциям писателей, нежели Нерон, интуитивно понимал, что завоевание симпатий не только аристократии, но и городского плебса придаст его положению бо́льшую устойчивость. Рим был городом императора. Его постройки, раздачи и зрелища стали неотъемлемой частью повседневной жизни многих римлян, и, когда это считалось целесообразным, они принимали их от имени императора. Наряду с сенаторами, плебеи были вторым столпом, на котором базировалось признание принцепса и его роли. Нерон это не выдумал[167]167
  О важном значении плебса в «системе принятия» имперской эпохи см. Flaig (2019) 75–125.


[Закрыть].