Текст книги "Вспорхнувший воробей"

3

Мы проснулись, когда сквозь плотную завесу шторки упорно начало пробиваться яркое солнце. Впустив его в наше купе и зажмурившись от слепого удовольствия, мы ещё немного полежали, просыпаясь окончательно. Начался второй день поездки, который нам предстояло ехать всем вместе. Первой, кому суждено отделиться от компании, будет Соня; затем, на следующий день, простившись с Катей, останется сугубо мужской коллектив. Спустя полтора дня будет дома Олег, а я – продолжу ехать до конца следования и покину поезд последним из нашей четвёрки. «Как капитан, ей-богу!» – подумал я. В какой‐то мере это и было так – я собрал эту команду, клещами, образно выражаясь, вытащил на море, а то бы сидели все по своим «деревням» и в ус не дули.

Поезд на всех парах мчался в пункт Б, отличное утреннее настроение, которое всегда бывает, когда хорошо выспишься, царило в нашем купе.

– Доброе утро! – раздалось с верхних полок.

– Доброе! – откликнулись снизу. – Как спалось?

– Просто замечательно! А вам?

– Тоже отлично! Кто чай заказывать пойдёт?

– Сейчас сгоняем. Приготовьте пока завтрак, девочки!

– Есть! Насчёт приготовить не обещаем, но вот найти – попробуем, – тихий смех проводил нас.

Мы вышли и задержались на пару минут у окна, за которым раскинулся лесной пейзаж: леса, леса, на сколько хватало глаз, деревья и прочая пышная зелень. «Почему эти, в сущности, всем знакомые однообразные картины всё равно всегда так притягивают?» Вскоре мы вернулись к нашим девушкам, гремя горячими стаканами.

– Вас только за смертью посылать. Что так долго? Всё уже давно готово! – укоризненно начала Соня.

– Завтра вы пойдёте, – парировал я и усмехнулся.

– Это что – угроза? – с вызовом спросила Катя.

– Просто констатация завтрашнего факта, – примирил всех премудрый Олег.

Мы сели завтракать.

– Мне твой рассказ всю ночь покоя не давал, – продолжил Олег, отхлебнув чаю. – Интересно всё выходит. А ты ещё говоришь, что у тебя творческий кризис.

– Был, – не стал отрицать я. – Но под стук колёс нахлынуло… чему я очень рад.

– Что же с этим мужиком дальше будет? Как попал он в это «общество»? И что это за люди там такие? Что это за девушка?

– Так давайте вместе это и придумаем. Как захотим – так и будет. Захотим – убьём их обоих, захотим – влюбим друг в друга и поженим. Давайте, ребята! Соня уже внесла свою лепту, назвав его Борисом…

– Ну… – Соня смутилась и покраснела. – Пусть кто‐то другой будет…

– Нормальное имя, – перебил я, – звучное, редкое. Не будем же мы переименовывать нашего Борю в какого‐нибудь Акакия. Он ведь и повеситься после таких перемен может. Ты рада будешь, если завтра тебя неожиданно станут звать не Соня, а, скажем, Пульхерия?

Девушки прыснули.

– От таких перемен у меня сердце остановилось бы и без всякой верёвки! – заметила Соня.

– Во-от! – подытожил я, нарочно медленно и нараспев. – И мы не будем заставлять нашего героя нервничать. А то обидится ещё. Не правда ли, Пульхерия?

– Так, заткнись, – смеясь, сказала разгорячённая Соня и запустила в меня кружком колбасы. Я неожиданно ловко, подобно цирковой собачке, поймал его зубами и прошамкал в ответ:

– Шпашибо. Значит, договорились – если ты всё та же Соня, то он всё тот же Борис.

– Решено. Убеждать ты умеешь!

Сытые и довольные после завтрака, мы прилегли на полки и задумались – каждый о своём. Так и валялись, бесцельно глядя в потолок, пока кто‐то не сказал:

– Скоро станция, стоянка двадцать минут. Может, выйдем, пройдёмся?

– Давайте. Не всё ж сидеть по полкам, – поддержали идею.

Поезд остановился, мы все четверо вышли на перрон и увидели изрядно обшарпанный вокзал и пустую пивную бутылку, одиноко стоящую посреди перрона. И больше ничего. Никто не спешил выйти или подсесть в поезд, никто никого не провожал и не встречал. Прямо‐таки каменная пустыня.

– Средний Тюлюлюй, – прошипел Олег.

– Не слишком ли почётно? – спросила застывшая на месте Соня.

– В самый раз. Малые Тюлюлюи поезда не удостоили бы остановкой на целых двадцать минут. А пиво – самая дрянная дешёвка наверняка.

Я подошёл к местной достопримечательности.

– Так и есть. Что застыли? Пойдёмте дальше, зря, что ли, вылезли? Отомрите, друзья!

Мы прошлись вперёд, потом назад, но надолго нас не хватило. Делать в городишке с обшарпанным вокзалом и памятником бутылке пива было абсолютно нечего ни двадцать минут, ни даже пять. Мы вернулись в купе и, сидя в тишине, ждали, когда же поезд тронется.

Скрипнули колёса, поезд тряхнуло и – аллилуйя.

– Наконец‐то! – с облегчением произнесла Катя. – Хорошо, что мы там не живём, – она мотнула головой в сторону поселения. – Может, в картишки, чтобы снять стресс? А потом продолжим наш «шедевр».

Все охотно согласились.

4

– Значит, Боря, – начал я, собираясь импровизировать. Вчерашнего вдохновения не было, возможно, из-за городка, который подействовал на всех угнетающе, но, слава богу, остался далеко позади.

Напившись вечернего чая, мы разлеглись на полках и, как вчера, включили диктофон.

– Борис и то самое «общество»… – напомнил я. – Быть может, сам того не замечая, он начал любить его. Люди там оказались прекрасными, он понял это теперь, когда был уже частью команды, и они все стали его друзьями. О, как непросто было ему вначале! Но трудности – это ведь вся наша жизнь. Назвался груздем – полезай в кузовок или вон из лукошка, поганка. Точнее сказать, «назвали» – ведь попал наш Бориска в это общество при странных, я бы даже сказал, загадочных обстоятельствах.

– Как же так случилось? – поинтересовалась Соня.

– Как, как? Быстро, спонтанно, неожиданно, да ещё и зимой, под Новый год (при чём тут это – сам не знаю, но пусть будет), – с лёгкой улыбкой сказал я. – Он даже понять ничего толком не успел, а как въехал в суть дела – менять что‐либо было уже поздно, да и не хотелось, если честно. «Неожиданные встречи на улице в предновогодние вечера бывают судьбоносными. Тебе может повстречаться Дед Мороз, тот самый, настоящий, в которого верят дети и редкие взрослые. Он подойдёт к тебе, естественно, без шубы, бороды и мешка, прикинувшись обычным человеком, быть может, даже женщиной, и преподнесёт подарок. Сначала он покажется тебе странным, непонятным, и ты даже подумаешь сгоряча: “Зачем он мне?” Но не спеши с выводами и прими его. Он ведь может предстать в самом неожиданном – прекрасном – свете», – сказал бы наш Борис вам, сиди он сейчас здесь вместо меня.

– Ты о девушке? Или о… чём? – спросил Олег.

– И о ней тоже, но сейчас скорее об «обществе», куда наш герой попал по воле случая. По воле Великого случая. – Я подумал и зевнул. – Именно Великого. Малейшее «если бы» – и он никогда и не узнал бы о такой хорошей команде.

– Что, и правда хорошей? – Кате было интересно всё.

– О! Лучшей! Такую искать будешь – днём с огнём не сыщешь: дружная, сплочённая, иногда бесшабашная! Наш Борис влился в неё самым естественным образом – стал её частью!

– А что девушка? – спросил Олег снова.

– Она… – Я сел и повернулся к окну. – Она и это «что‐то» всё не давали ему покоя. Малейшая возможность посмотреть на неё, заглянуть в глаза – он не упускал ни одного такого случая. И всё же это «что‐то» всякий раз ускользало от Бориса, словно смеясь, играя в какую‐то игру под названием «Поймай меня, если сможешь!». Что ж, он умел ждать и вроде был не робкого десятка, а главное, решил разобраться, в чём тут дело. Хватило бы самой малости: пары минут наедине, без вечной суеты и спешки. Но такого шанса, увы, судьба пока не предоставляла.

– Ты так рассказываешь, будто это и вправду происходило, – сказала наконец Катя после паузы. И добавила: – С тобой происходило. И голос у тебя подрагивает…

Эх… сердце девушки. Всё заметит, даже чуть больше, чем всё. Голос у меня и правда подрагивал. Что‐то происходило внутри меня. «Вдохновение? Или всё‐таки воспоминания?» – снова спросил я себя. Как же понять? Неужели это давно забытое прошлое – былая жизнь моя? Я не верил в перерождение душ, но после этой поездки, наверное, поверю. А как ещё объяснить происходящее? Почему эта придуманная история так волнует меня: до дрожи в голосе и почти до слёз. Нет, я не плакал, глядя в черноту за окном, просто в горле стоял ком… Какие давно забытые струны растревожило во мне это «вдохновениевоспоминание»? Какие старые, проржавевшие механизмы оно вновь привело в действие? От моего вчерашнего душевного подъёма не осталось и следа, но тем не менее слова сыпались как из рога изобилия, и я ничего не мог поделать с этим. Такое бывает – творческий аппетит порой приходит во время еды, так, ни с того ни с сего. Но писать и рассказывать – разные ведь вещи, согласитесь? Задача писателя – не сказать, что идёт дождь, а заставить читателя почувствовать, что он вымок до нитки под этим дождём.

– Может, в прошлой жизни и происходило, – сказал я и попытался улыбнуться.

5

«Вагоны-воспоминания»; машинист, ни в какую не желающий тормозить; белокурая женщина на кладбище; роскошная могила, как мрачное украшение, будто говорящая: «Здесь лежит известный человек, не считавший себя сколь‐нибудь знаменитым».

Дух стоял всё там же – за памятником. Он был похож на меня как две капли воды, как двойник, как… близнец. Но постойте – я же был единственным ребёнком в семье. Или нет? Сейчас я уже сомневался в этом. «Может, я вижу свою смерть?» – подумалось вдруг. «Брр», – помотав головой, я отогнал эту мысль.

Было холодно. Ветер пронизывал до самого сердца, будто проникая в душу. «Жутковато».

Белокурая женщина сидела на гранитной лавочке – застыв, будто не чувствовала холода. Она не отрываясь смотрела на портрет, а дух не сводил глаз с неё. Видели ли они друг друга? Очень хотели – это уж точно. Оказаться снова тет-а-тет, вспомнить былое, поговорить. Забыть о страшном, что, по-видимому, произошло когда‐то, снова быть вместе. Желание – великая сила, и иногда она превосходит невозможное!

Дух вышел из-за памятника и присел на лавочку. Женщина не шелохнулась. Он долго молчал, глядя на свою чёрно-белую фотографию. Потом заговорил.

– Ну, вот мы и встретились, – голос был тихий, глуховатый, но никак не походил на загробный.

Она повернулась, будто ожидала, что когда‐нибудь это случится, и не испугалась ничуть.

– Ты, – спокойно, но так душевно произнесла она.

– Я. А кто же ещё? – попытавшись улыбнуться, ответил он.

Они глядели друг на друга, и глаза делали работу куда лучше слов.

– А что же тот случай? – вдруг спросила собеседница.

– Его просто не было, – медленно, отчётливо выговаривая каждое слово, ответил дух. – Не было. Не суждено. Не происходило никогда. То «прощай» – лишь сон, ужасный сон. И если честно, я не перевариваю этого слова!

– Факты, – слабым голосом произнесла она в ответ и развела руками.

– Глупые упрямцы, – сказал дух и поглядел на памятник.

– Не верю! И никогда не поверю! – она порывисто произнесла это и резко встала, собираясь уходить, но сделала лишь первый шаг и оступилась. У неё больше не было сил. Она упала в его объятия, уткнувшись ему в плечо.

Нет, она не плакала – она просто не верила.

– Ты ведь сейчас здесь?

– Сейчас – да, – аккуратно сказал дух.

– Не верю! – всё повторяла она.

– Не веришь – значит, не было!

* * *

– Не верю. Не веришь – значит, не было.

– Очнись! – ворвался в мой сон взволнованный голос. – Что с тобой?

Я открыл глаза.

Рядом со мной сидела Катя и со страхом глядела на меня.

– Что с тобой? – её шёпот уже готов был сорваться на крик. – Весь дрожишь… Сначала что‐то неразборчивое бормотал, а потом: «Не верю. Не веришь – значит, не было», – сбивчиво говорила она. – Я испугалась! Что с тобой?

Глаза её нервно бегали – туда-сюда, туда-сюда, зрачки расширились от страха, всё тело покрылось мурашками, а с правого плеча упала лёгкая бретелька ночнушки. Но девушка даже не заметила этого: она испуганно смотрела на меня.

– Сон, – только и смог выговорить я.

– Какой? Страшный? Кошмар? – Катя забросала вопросами. – Расскажи!

– Подожди.

Я привстал и глянул на часы – пять утра, – приобнял Катю за плечи, она вся дрожала. «Реально испугалась. Да ведь и я тоже».

Она всё смотрела мне в глаза, как преданная собака, и ждала.

– Я видел свою могилу, – это вырвалось само собой, нечаянно и будто бы против моей воли. Катя коротко вскрикнула и закрыла рот ладонями, так порывисто, что вторая бретелька чуть не упала с плеча. Девушка рисковала остаться без одежды, но не заметила даже этого. В волнении, перешедшем уже в неприкрытый ужас, она сидела и тяжело дышала. Я вернул обе бретельки на место.

– Тихо, успокойся – это всего лишь сон, – сказал я, но дрожь подруги не прекратилась. – Я видел своего духа, – прийти в себя после такого видения было непросто, поэтому я тоже говорил сбивчиво и, наверное, непонятно. – Он разговаривал с женщиной, которую (я уверен в этом!) я знал когда‐то, очень давно, – я помолчал и вздохнул, пытаясь найти нужные слова. – И я думаю (и даже уверен в этом!), что этот сон как‐то связан с нашей историей.

– Но, – начала Катя, окончательно запутавшись, – ты ведь придумываешь её… Это ведь вдохновение, разве нет?

«Господи, ну и ночка выдалась…»

– Мне почему‐то кажется, что не придумка это вовсе, а жизнь – моя реальная жизнь. Былая, потаённая, скрытая. Помнишь, ты сама спросила…

– Да, – перебила меня Катя.

– Я ещё тогда отшутился, сказав, что, может, и происходило – в прошлой жизни.

– Помню…

– Я теперь почти уверен, что так и есть на самом деле. Это не укладывается в голове и кажется фантастическим сюжетом, но сегодняшний сон стал окончательным подтверждением… «Общество», в которое я попал; тот предновогодний вечер; та девушка, в которой есть «что‐то», и та женщина, с которой разговаривал дух… Я будто это уже проходил, знал, проживал. И моё вдохновение – словно воспоминание о той, давно забытой, спрятавшейся моей жизни.

Катя слушала, хлопала глазами, пытаясь что‐то понять. А я сам? Понимал ли что‐нибудь я?

Утро подкралось незаметно, солнце встало, а мы двое сидели, обнявшись, пытаясь отойти от стресса, который «подарила» сегодняшняя ночь. Мы уже не дрожали, страхи, нехотя и медленно, постепенно улетучивались под мерный перестук колёс.

– А может, это был сон, просто сон – и ничего больше? А ты его так близко к сердцу принял, – неуверенно сказала Катя, протянув мне кусочек шоколадки, лежавшей на столе. – Будешь?

Я поблагодарил и, откусив, сказал:

– Может.

Подумав, добавил:

– Понимаешь… Я видел немало страшных и даже ужасных снов, но ни один из этих кошмаров не проник настолько глубоко в мою душу, не пронзил меня насквозь, будто задевая что‐то тайное, запретное. То, что было спрятано в самых далёких закоулках моего подсознания. Я всегда понимал, что это всего лишь сон, и никогда ещё не разговаривал во сне, не просыпался среди ночи в холодном поту. Утром я либо сразу забывал ночное видение, либо помнил всё как‐то отрывочно. А тут – другое, сама видишь. И этот дух… Теперь я уверен, что это не как две капли воды похожий на меня человек, не двойник и не близнец мой (к слову сказать, у меня никогда не было братьев и сестёр) – это был я, я сегодня видел себя! – При этих словах я случайно, но, по-видимому, очень сильно надавил на Катино плечо. Она коротко вскрикнула. – Это кажется бредом умалишённого, идёт вразрез с рациональным, но это так. Я это был, а не кто‐то другой. И вот что ещё мне ясно теперь – я должен был увидеть именно эту сцену! Мне надо было её просмотреть. Чтобы что‐то понять, быть может, вспомнить, возможно, переосмыслить. Не знаю наверняка, но для чего‐то это необходимо…

– А теперь ты знаешь ту историю до конца? Ну, историю того человека? Историю… – она долго подбирала слова, – «того» тебя.

– Нет, – ответил я, снова взял со столика шоколадку, откусил. – Нам ещё предстоит это вспомнить.

– Нам? – опешив и, чуть не поперхнувшись, переспросила Катя. – Ты имеешь в виду себя и духа?

– Нет, – почему‐то уверенно ответил я. – Я говорю обо всех нас, четверых.

– Но… дух ведь – это твой двойник. При чём тут мы?

– Не знаю. Но уверен, что именно так – нам.

– Что нам предстоит узнать? – с соседней полки раздался заспанный голос Сони.

– Историю.

– А, это.

Соня приоткрыла один глаз и тут же снова закрыла.

Я нажал клавишу на айфоне, он засветился. 6:40 утра. Мы с Катей так и просидели, не сказав больше ни слова, пока поезд не начал просыпаться.

Чем больше я думал о своём загадочном сне, тем больше запутывался. В голову лезло что‐то мистическое, что‐то внеземное, что‐то необъяснимое. «Как это возможно?» – был единственный вопрос в моей голове, где поселился… хаос.

6

Вечером мы, уже традиционно, сидели у диктофона и занимались творчеством. «Ваши ночные трели с Катей, какая‐то мышиная возня чуть не перебудили весь поезд или, по крайней мере, вагон, – ворчал Олег. – В один момент я всё‐таки проснулся и от злости хотел разогнать этих хоббитов, которые думали, что их разговор вполголоса никому не мешает спать». «Хвала небесам, – подумал я, – он этого не сделал». К счастью (или к сожалению), но нам пришлось поведать о причине ночных посиделок.

Тем днём мы предприняли новую попытку выйти в очередной город, встретившийся по пути нашего следования. Она оказалась куда более удачной, чем вчера. «Вокзал не обшарпан, пустой бутылки с дешёвым пивом нет! – сказал я, ступая на твёрдую землю. – Уже неплохо!» Городок показался нам довольно милым и, по мнению Сони, вполне пригодным для жизни, но на предложение Кати остаться здесь она почему‐то решительно ответила: «Нет!» Бабушки, предлагая нехитрую снедь, кричали: «Горячие пирожки, варёная кукуруза!» Поначалу мы не хотели ничего покупать, но в последний момент «не вынесла душа поэта» (как сказал Олег, явно не выспавшийся сегодня), и мы накупили всего и побольше, чем очень обрадовали бабулек.

Вернувшись в купе, мы накинулись на вкуснейшие горячие пирожки (вот уж правда, не обманули старушки), и через каких‐то полчаса от покупок ничего не осталось. Потом я ещё раз пересказал мой сон и наши с Катей догадки, связанные с ним. После этого все надолго замолчали, переваривая информацию. Первым вышел из задумчивости Олег. Он не стал выдвигать теорий по поводу сегодняшней ночи, он просто начал говорить – продолжать историю, подтверждая мои слова о возможности совместного творчества:

– И вот однажды, будто бы нечаянно, как‐то очень спонтанно, по хитрой ли иронии судьбы, а быть может, вследствие случайного стечения обстоятельств, они оказались вместе – наедине, вдвоём. Борис дождался! Это не было чем‐то особенным, чем‐то из ряда вон, чем‐то, что можно помнить век. Но… не для нашего героя! Он наконец обнаружил в ней то, что так долго искал, – это самое «что‐то»! Загадка девушки, казавшаяся с первого взгляда простой, не имела названия, но была – вне всякого сомнения. Бездонным колодцем оно, это «что‐то», явилось Борису, а ответы, как это часто бывает, – на самом дне. Хочешь найти – ныряй, а боишься – так и не связывайся. Наш герой был не из пугливых – ему стало ещё интереснее. Девушка открылась натурой утончённой, возвышенной, но в то же время человеком сильным и волевым. Эти совершенно противоположные определения пришли на ум Борису, и он мысленно поблагодарил свой внутренний голос за подсказку. Вот она, идёт рядом, улыбается, смеётся, оживлённо жестикулирует, увлечённо что‐то рассказывая. Вы спросите: «Что может быть проще?» – а вот не спешите! Ждите продолжения, ведь дальше самое интересное и будет! – закончил Олег «оригинально».

Соня, будто принимая эстафету, подхватила:

– А дальше… – медленно начала она. – Она чуть не довела его до слёз – искренностью желаний; чистотой переживаний; нежностью отказа; тактом извинений… Нервы – они могут шалить, проказничать или даже кипеть, неожиданно воспламеняться, и тогда – пожар! Пламя, всепожирающее и не знающее пощады, превращающее всё вокруг в золу и пепел; огонь, который охватил Москву во времена наполеоновского нашествия; красный петух, который чуть не поглотил великий Лондон в 1666‐м, – катастрофа – дым столбом и жар повсюду! Не залить такой пожар обычной водой, не придушить покрывалом, не забросать песком. Здесь нужно что‐то помощнее. Слова! Слова – целительные и животворящие, они лились тогда из душ обоих.

Их было много, очень много, достаточно, чтобы уничтожить очаги нервных взрывов, выговориться без остатка, чтобы упасть потом без сил и не расплакаться. Они смогли это сделать. Вместе, проникнувшись друг другом, они справились с бушующими стихиями в своих душах. Пожары, превратившись в маленькие несерьёзные костерки, угасли. Всё теперь встало на свои места, и жизнь снова понеслась дальше, без обид и ненужных слёз. Некогда ведь плакать.

– Во загнула! – не удержалась Катя. – Ты случайно не родственница Гоголя?

– Не знаю, – хихикнула Соня.

– Да здравствуют два новых писателя, которые сегодня родились на моих глазах! – с пафосом провозгласил я.

– Есть на кого равняться, маэстро! – Соня продолжала улыбаться.

– Да хватит вам, – сказал я смущённо. – Писака, да и только.

– Ой, какие мы скромные!

– Ну, может и так… – отозвался я задумчиво, ни к кому в сущности не обращаясь.

Сейчас у меня в голове вертелись лишь два слова. Первое из них было: «Откуда?» Я помнил о том, как сказал, что нам вместе предстоит написать эту книгу. Или вспомнить? И если вся эта мистика взаправду, то откуда? Откуда моим друзьям известно о тех событиях, той жизни, если даже я имею очень слабое представление о ней?

– Ну, – неуверенно начала Катя, прочитав мои мысли, – мы ведь твои друзья.

– Мои, но не его.

– Дух ведь всесилен, – снова осторожно подала она голос.

Да. Всесилен! И спасибо ему. «Спасибо!» – было второе слово. Эта история, эта ноша стала тяжела для меня одного. Чересчур личная, слишком эмоциональная, настолько, что я бы не смог, не справился бы без помощи, не донёс бы – уронил на полпути, не досказал бы – оборвал на полуслове, не дописал бы – порвал, сжёг и выбросил рукопись. Уже вчера я почти срывался на последних словах, поэтому теперь я был благодарен моим друзьям за их вдохновение и всесильному духу, моему близнецу (хотя я и сам не знал, за что).