Текст книги "Кукловод"

Немиров поднялся и подошёл к окну. За стеклом, краснея закатом, угасал осенний день. Наступила пауза, и Сергей почти физически чувствовал тяжесть повисшего в кабинете напряжённого молчания.

– К сожалению, – сказал генерал, не оборачиваясь, – даже самая замечательная программа не может объяснить, кто такой Лозовский. Мы всё проанализировали, мы сделали выводы, но мы не знаем, откуда в нём эти сверхъестественные способности. Он что – чернокнижник? Мутант? Инопланетянин? Кто он?

– Я думаю, он из посвящённых, – негромко сказал Сергей.

Немиров резко повернулся.

– Что значит – из посвящённых? – быстро спросил он.

Сергей коротко повторил то, что двумя днями раньше узнал от Марфы Ивановны. Генерал потёр лоб и вопросительно взглянул на Сеньшина.

– Нечто в этом роде я слышал, – задумчиво произнёс тот. – В нашем… гм… архиве упоминания о таких личностях встречаются. Если гипотезу о посвящённых принять на веру, то она кое-что объясняет. По меньшей мере, паранормальные способности Лозовского. Но… не получается, Сергей Иванович. По словам покойной Рябухиной, посвящённым становится только тот, кто самосовершенствуется десятилетиями. Да и то без гарантии… А у нас Лозовский номер один трансформировался в Лозовского номер два за несколько месяцев. Я уж скорее поверю, что некий паранормал вселился в бренную оболочку кооператора-неудачника. Но как это осуществилось чисто технически? Вернее, биологически? А главное – зачем?

– Вот именно, зачем, – тоскливо повторил Немиров. – Я пытаюсь понять, чего добивается этот нелюдь, – и не могу. А, не зная цели, не знаешь, как он будет к ней добираться. Ждать можно всего, в чём и подлость… Ты вот, Сергей, передал наказ Рябухиной усилить охрану президента и взять под контроль ядерные объекты. Так я ей верю! Я верю, что Лозовскому даже из-за границы по силам устроить покушение на Бунеева и нападение на пусковую установку или АЭС. Я уже всего боюсь, ты понимаешь? Я завтра же буду встречаться с военными и говорить с Минатомэнерго. Надо, кстати, ещё думать, как замотивировать обращение – не ссылаться же на Рябухину. С охраной-то президента проще – моя епархия…

– Говорить, мне кажется, пора с самим Бунеевым. И сделать это надо было гораздо раньше, когда вы получили компьютерную распечатку, – решительно сказал Сергей. – Откуда бы ни взялся Лозовский, это – опасность национального масштаба. Что он принёс России? Разорение. Чеченскую гангрену. Растлил и опозорил высшую власть. Ничего, кроме зла и беды, от него ждать нельзя. А что касается его целей…

Сергей полез в карман и достал потрёпанный конверт.

– Это и есть то письмо, которое велела прочесть нам Рябухина? – с интересом спросил Сеньшин.

– Оно самое, от нашего с Алёной школьного учителя истории Ивана Ильича Захарова. Марфа Ивановна не только велела прочесть. Она ещё сказала: «Пора связывать концы с концами…».

16

«Дорогой Серёжа!

Давно мы с тобой не виделись, не слышались и не списывались. Так и хочется иногда посетовать, что, дескать, забыл старика-учителя, который вложил в тебя всю свою педагогическую душу, отстаивал на педсоветах (парень ты был сложный), давал читать книги из собственной, любовно подобранной библиотеки (а всегда ли ты их возвращал?) и т. д. и т. п. Словом, побрюзжать.

Но, ты знаешь, я не брюзга. И я понимаю, в каком бешеном ритме ты живёшь. Еженедельные публикации, книги, командировки… Я внимательно и с удовольствием читаю всё, что ты пишешь. У тебя отличное перо, а главное, несомненный дар аналитика. Иногда я со скромной гордостью ощущаю в твоих материалах отголоски школьных уроков истории, на которых я требовал от вас не столько зубрёжки, сколько размышлений.

Ну да ладно. Всё это лишь прелюдия к тому главному, о чём я хочу тебе сообщить. И чтобы закончить с ней, скажу: я очень огорчился, когда случайно узнал из третьих уст, что вы с Алёной развелись (мог бы и сам написать)… Впрочем, откровенно говоря, не удивлён. Алёна – прекрасная, умная, добрая девочка. Но она, как и ты, по натуре лидер, заряженный на успех и карьеру. А два лидера для одной семьи многовато. Вы ещё так молоды, вы не научились уступать друг другу. Нет, чтобы брать пример со стариков. Мы вот с Марией Петровной прожили почти полвека и прекрасно ладим. Одна беда: Бог не дал детей. Но в какой-то мере нашими детьми были ребята, которых мы когда-либо учили. Ты, может быть, самый дорогой из них. И ты это знаешь.

А теперь к делу. Я хочу, чтобы ты предельно серьёзно отнёсся к тому, что прочтёшь ниже. Оценивать это можно по-разному, но ты должен быть уверен в одном: твой старый учитель находится в здравом уме и твёрдой памяти. Чуть позже ты поймёшь, к чему такая необычная преамбула.

Когда я, достигнув шестидесяти лет, сразу вышел на пенсию, ты, вместе с многими другими, был очень удивлён. Казалось бы, ещё работать и работать, об этом и директор школы чуть не на коленях просил… Помню, в ответ на твой вопрос я сказал, что пора заняться magnum opus^* моей жизни. И ты решил, что я имею в виду научную монографию. Или диссертацию. Но речь шла совсем о другом. Уже в то время я пытался ответить на вопрос, точнее, на вопросы, важнее и масштабнее которых в нашей стране, в нашем обществе, нет.

Почему Россия – такая?

Почему наша история – нескончаемая череда социальных катаклизмов? Почему наш удел – вечные войны и смуты? Почему революция, залившая Россию кровью и отбросившая её на десятилетия назад, свершилась именно у нас, а не в одной из более развитых стран, как это предсказывал Маркс?

Разумеется, до меня эти вопросы ставили очень-очень многие. Но безуспешно. Именно из бессилия найти истоки наших бед, родились теории „особого пути“, „самости“ России, миф о „загадочной российской душе“. Ничего загадочного, уверен, в ней нет. Поведение и сознание россиян адекватны окружающей действительности. Посели самого деятельного, энергичного немца в нашу провинцию, и можешь быть уверен, что через короткое время (полгода, год) у него опустятся руки от невозможности что-либо изменить, противостоять чиновничьему и криминальному беспределу. А его дети, не говоря о внуках, и пытаться не будут, потому что уже родятся с ощущением безысходности, доставшимся по наследству на генном уровне. Отсюда – тяга к водке, дурные наклонности, грубые и примитивные нравы наших людей. Думаю, интеллектуальная и духовная неразвитость с биологической точки зрения для многих россиян просто спасительна. Осознай они в полной мере, как серо и убого живут (кстати, зачастую не по своей вине), количество суицидов катастрофически выросло бы. Число пациентов психиатрических больниц – тоже.

Но это к слову.

Итак, „Умом Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать…“ Классика, Тютчев. А вот не столь известное, но гораздо более интересное суждение Чаадаева: „Мы рождены, чтобы преподать миру страшный урок“. Две констатации – в стихах и прозе: абсолютно верные и ничего не объясняющие.

История любой страны содержит загадки и тайны. Однако в нашей истории их чересчур много. Может быть, главная из них заключается в следующем: всякий раз, когда в России наступает более-менее спокойный период, намечается поворот к лучшему, приходит время разумных реформ в экономической, политической и других сферах – так вот, всякий раз возникает нечто (или некто), взрывающее и хоронящее все надежды. Примеров множество, приведу лишь некоторые.

Как только Борис Годунов (кстати, далеко не худший из российских правителей, особенно на фоне своего предшественника Ивана Грозного) утвердился на троне и начал принимать активные меры по выводу страны из длительного кризиса, словно чёртик из табакерки вынырнул Лжедмитрий. Сверг власть Годунова, полгода отцарствовал в Кремле, вызвал всеобщую ненависть нелепыми и вызывающе-безнравственными (с точки зрения россиян) действиями, и был убит восставшим народом во главе с боярами. После себя оставил многолетнюю тяжкую смуту.

Царь Фёдор Алексеевич, единокровный старший брат Петра. Фигура мощная, однако наукой почти неосвещённая. Сел на трон пятнадцатилетним, правил всего семь лет, но приступил к многообещающим реформам в экономике, политике, в административной, судебно-правовой, военной и других сферах. В сущности, Фёдор Алексеевич по всем статьям предвосхитил Петра, но с огромным отличием: его реформы, говоря современным языком, имели человеческое лицо, были по тому времени весьма гуманными. Ближние бояре отравили царя „в начале славных дел“, и вновь Россию стали раздирать бунты. Порядок спустя много лет навёл Пётр, но сделал это железом и кровью. Да, он реформировал страну – превратил её в гигантский военный лагерь. Ни процветания, ни богатства, долгое царствование Петра Алексеевича России и россиянам не принесло. Если не считать процветанием тот факт, что при Петре Первом Россию начали бояться в Европе, а потом и во всём мире…

(Чрезвычайно странная, противоречивая и сильно переоценённая официальной историографией личность, Чингисхан, тяготеющий к Европе… Умирая, как в насмешку над приближёнными, написал только: „Отдайте всё…“. Официального престолонаследника, таким образом, не оставил, чем на десятилетия вперёд запрограммировал дворцовые перевороты и государственный хаос.)

Император Пётр Третий. Что мы знаем о нём из официальной истории? Вечно пьяный идиот, не расстающийся с трубкой, скрипкой и собачкой-мопсом… Но ведь за неполный год своего правления Пётр издал ряд интереснейших указов, направленных на либерализацию внутриполитического устройства империи. А дни свои закончил стандартным для России образом: заговор, свержение с престола, гибель и… множество самозванцев, которые долгие годы учиняли бунты, выдавая себя за чудом спасшегося от заговорщиков Петра Третьего (среди них и знаменитый Пугачёв).

Идём дальше. Павел Первый. Убит накануне заключения масштабного военно-политического и экономического договора с постреволюционной Францией, который был бы чрезвычайно выгоден России, задыхавшейся в объятиях фальшивых союзников – Австрии и Англии. Павел, к слову, тоже до сих пор не отмыт от официального клейма психически ненормального.

Александр Первый. После победы над Наполеоном затеял проведение либеральных реформ, спустя некоторое время необъяснимым образом от них отказался, а потом умер (по другой версии – исчез) при таинственных обстоятельствах. На трон вступил Николай Первый, при котором империя стала образцом военно-полицейского государства.

Александр Второй. Дал, пусть и ограниченную, волю крестьянам и был казнён народовольцами незадолго до принятия первой российской Конституции.

И, наконец, Николай Второй. Быть может, самая трагическая фигура нашей истории. Принято карикатурно изображать его слабым, нерешительным, ограниченным человеком. Поводом для насмешек служила даже глубокая любовь к жене и детям… Но почему же при таком посредственном правителе наступил подъём в экономике, промышленности и торговле, либерализовалась внутренняя жизнь, стал действовать первый российский парламент, пережило серебряный век искусство? Россия, как никогда, была на пороге изобилия и могущества, достойных её просторов, природных богатств, людских ресурсов… Но и этим надеждам не суждено было сбыться. Николая вынудили отречься от престола в тот момент, когда победа России и её союзников в первый мировой войне была не за горами. Стараниями большевистских агитаторов армия была разложена и, по выражению Черчилля, корабль России затонул, когда гавань уже была видна. „Затонул“ – очень мягко сказано…

Даже этот краткий исторический экскурс (а подобных примеров в нашей истории значительно больше!) полностью подтверждает мою мысль, высказанную раньше: любая попытка реформировать, изменить российскую жизнь к лучшему проваливается. Страна либо десятилетиями топчется на месте (Николай Первый, Брежнев), либо даже откатывается назад (Анна Иоанновна, Ленин). Это закономерность, проверенная веками.

Но если есть подобная закономерность, значит, есть и систематически действующий фактор, рождающий эту закономерность. Фактор, создающий России новые проблемы и усугубляющий те, которые уже существуют.

Найти этот фактор, – значит найти ответ на уже заданный вопрос: почему Россия – такая.

Некоторые исследователи в поисках истоков российской „особости“ ссылаются на гигантские размеры и уникальное географическое положение (стык Европы и Азии) нашей страны. Полагаю, что если и присутствует в таких рассуждениях доля истины, то незначительная. На земном шаре есть страны, которые не уступают нам в размерах территории, численности граждан и своеобразии расположения. Однако они не испытали и десятой части того, что выпало на долю России.

Существует и мистическая теория: дескать, Россия – это полигон Сатаны. Именно здесь дьявол отрабатывает свои козни и ухищрения, чтобы распространить их на весь остальной мир… Не комментирую. Дело даже не в мистике; она-то меня как раз не смущает. Всё, что сегодня занесено в мистический разряд, неминуемо получит рациональное объяснение с высоты завтрашней науки. Дело в другом. Я знаю Библию и апокрифы, я верю в Бога как в некий изначальный позитивный абсолют, который дал толчок происхождению всего сущего и потому заслуживает вечной благодарности в виде поклонения, молитв, храмов. Но Сатана – это уже абсолютно умозрительное понятие, некогда возникшее в людском сознании как универсальное средство списывать собственные грехи и окружающие проблемы на козни дьявола. Если угодно, этакий козёл отпущения. Искать следы Люцифера в российском беспределе – увольте… Легче уж поверить в теорию жидомасонского заговора, которая занимает видное место в истории человеческого идиотизма.

И всё-таки в гипотезе злой воли, висящей над Россией вот уже много веков, что-то есть. И эта злая воля не абстрактна, она прослеживается на протяжении эпох и всегда персонифицирована в той или иной личности.

Скажем, в эпоху Николая Второго речь, безусловно, следует вести о Ленине. Он, именно он перевернул нашу многострадальную страну вверх дном. Но до чего же странная фигура! Иногда мне кажется, что Лениных, в сущности, два. Один – адвокат-неудачник, автор путаных и маловостребованных экономических трудов, сибарит, не стесняющийся тянуть деньги из невеликих материнских доходов, наконец, завсегдатай парижских и цюрихских пивных. О февральской революции он узнал из немецких газет. И это – вождь?.. Но вдруг в нём пробуждается нечеловеческая энергия, железная воля, организаторский гений. В считанные месяцы он создаёт и блестяще реализует план захвата власти в России. Каким образом один Ленин трансформировался в другого, объяснить не могу. Я лишь констатирую.

Что касается нашего времени, то злая воля никуда не исчезла, она энергично действует, и, на мой взгляд, сегодня воплощена в фигуре бизнесмена и политика Вадима Натановича Лозовского…»

(Сергей оторвался от письма и оглядел слушателей. Бледная от волнения Алёна подалась вперёд. Сеньшин машинально пригладил идеально причёсанные волосы. Немиров набычился и негромко, но отчётливо выругался.)

«Почему я называю это имя? Я, к сожалению, ограничен в источниках информации, поэтому о многих вещах могу судить лишь интуитивно. Однако совершенно очевиден факт, что именно Лозовский, как никто другой, причастен или прямо виновен практически во всех российских бедах и проблемах: будь то нищета населения (вспомни хотя бы его знаменитую лопнувшую „автопирамиду“), казнокрадство и коррупция (именно он протолкнул в правительство и аппарат многих людей, которые оказались нечистыми на руку аферистами), внутренняя нестабильность (о его псевдомиротворческой деятельности на Северном Кавказе, прежде всего, в Чечне, писали многие, – ты, может быть, глубже и чётче других). А постоянные правительственные кризисы? Ведь это именно Лозовский в разное время буквально сожрал двух премьеров и Бог знает скольких вице-премьеров, и сожрал только потому, что те пытались ему противостоять…

Но главная беда всё-таки в другом. Лозовский настолько скандален и преступен, что одним фактом своего пребывания на вершинах бизнеса и власти глубоко дискредитировал Россию и президента во всём мире. Немного найдётся в нашей истории персонажей, которые оставили бы в ней такой глубокий негативный след… Впрочем, что это я говорю о Лозовском в прошедшем времени? Он жив, он сказочно богат, он очень активен, и смертельно ненавидит Бунеева, на месте которого я бы очень остерегался такого врага, даже будучи трижды президентом…»

(Сергей снова многозначительно оглядел Немирова, Сеньшина и Алёну.)

«Однако вернёмся к высказанной гипотезе о некой злой воле, довлеющей над Россией. Этакий чёрный гений, кукловод, живущий где-то там, наверху, в ноосфере, руками своих марионеток ломающий естественный ход событий. Из века в век он сворачивает Россию с пути цивилизованного развития, – того пути, который прошли множества других стран, и надолго (боюсь произнести – навсегда) обогнали нас…

Но зачем всё это?

Чего ради Кукловод (пока будем для удобства называть его так) на протяжении целых эпох вредит России, множит её проблемы, обрекает на горе и нищету? Ведь не из-за одного же только стремления насладиться картиной её прозябания и мук? Это было бы совершенно примитивным садизмом, а Кукловод, – какова бы ни была его природа – не примитивен по определению. Неизвестная нам цель его действий, рассуждая логически, столь же глобальна, как и масштаб деятельности. И вечно голодная, агрессивная, не успевающая залечивать раны великих потрясений Россия – не более чем средство для достижения неведомой цели.

Дойдя до этого пункта, я надолго застрял в своих рассуждениях.

Я выстроил гипотезу, которая, при всей умозрительности, определяет первопричину глобальных российских проблем. Замечу, что умозрительный характер гипотезы меня не смущает. Существует масса теорий, возникших из отвлечённых размышлений и подтверждаемых исключительно косвенными доказательствами. И если бы я сочинял теорию для теории, то мог бы на этом остановиться.

Но мне-то нужно совсем другое. Итог многолетней работы – не только ответ на вопрос „кто виноват?“. Важнее ответить „что делать?“ Другими словами, вычислить природу Кукловода, определить истоки его могущества, понять конечную цель, найти логово и, в идеале, уничтожить.

Моделируя личность Кукловода, принципиально важно уяснить характер его происхождения: земное оно или внеземное. В пользу второго предположения говорит поистине космический масштаб его действий, нечеловеческая способность влиять на ход событий в пространстве и времени. Теоретически вполне могут существовать мотивы инопланетного вторжения в земные дела. Но полностью не ясен специфический интерес лишь к одной из территорий Земли. Причём интерес долгосрочный, и, я бы сказал, однобокий: тормозить развитие именно этой территории. Полагаю, с точки зрения инопланетянина, было бы полезнее работать с несколькими или даже многими регионами, отличающимися от нашего географическими, демографическими и другими характеристиками. К тому же „инопланетно-вредительский“ вариант плох уже тем, что сильно отдаёт Голливудом. Допущение примитивно, а значит, несостоятельно.

И тогда я мысленно вернулся на много лет назад, в тот вечер, когда праздновали мой пятидесятипятилетний юбилей. Как водится, за рюмкой расфилософствовались, и один из гостей риторически спросил: что ж это, дескать, на Россию от века все беды валятся, уж не Сатана ли её сглазил… Своё отношение к идее Нечистого я уже высказал, повторять не буду. Но, оттолкнувшись от застольной болтовни, мои мысли в тот момент приняли неожиданный оборот. Почему-то представилась очень странная и жуткая картина.

Померещилось некое существо – носитель и обладатель гигантского, невообразимого объёма информации. Существо это земного происхождения, и вида вполне человеческого. Однако феноменальный массив знаний и навыков наделяет своего хозяина сверхъестественными возможностями. Это не дьявол, но это уже и не человек. Манипулируя людьми и событиями, подчиняя их себе, существо способно достичь практически всего, к чему стремится. Горе тому, кто вольно или невольно станет у него на пути. Будь это даже целая страна…

Я не могу тебе сказать, Серёжа, из каких глубин подсознания вынырнуло это видение. Быть может, оно связано с моим давним интересом к паранормальным явлениям и скрытым возможностям человека, его организма, прежде всего мозга. Существуют гипотезы, по которым количество усвоенной информации прямо определяют качество индивидуума. Стало быть, в теории можно представить, что суперобъём даст супериндивидуума с невиданной властью над миром.

Но тут мы сталкиваемся с неразрешимым противоречием. Возможности человеческого познания объективно ограничены сроком человеческой жизни. А даже самая долгая жизнь заведомо слишком коротка, чтобы достичь могущества, позволяющего существовать и действовать на протяжении эпох, да ещё определяя при этом ход истории. Поистине для этого надо быть Богом. Или… или…

Однажды поздним вечером, когда Мария Петровна уже спала, я сидел за письменным столом и чертил на листе бумаги какую-то ерунду. Я чувствовал, что зашёл в тупик, на душе было тоскливо. Я спрашивал себя, зачем всё это мне надо. Отставной учитель, пытающийся решить вечные проблемы великой державы… Как в сатирическом романе: „Чем занят литконсультант Иванов?“. „Литконсультант Иванов правит Сартра…“ Сколько осталось той жизни, и не всё ли равно, что станет потом, когда не будет меня?

И вдруг в этот момент в голове словно что-то сверкнуло. Разрозненные детали заняли свои места. Хаос трансформировался в законченную картину. Факты выстроились в соответствии с логикой сделанного открытия. Я понял, кто такой Кукловод.

Мне стал ясен характер его действий. Стала ясна его цель. Стали понятны истоки его запредельной мощи. Стало объяснимо его многовековое вторжение в дела России.

Кукловод – не дьявол, не инопланетянин и не мутант. Он есть порождение Божье. И это всё, что я пока могу тебе сказать. Моё открытие слишком невероятно, и, полагаю, опасно, чтобы доверить его письму.

Нам надо встретиться.

Если я правильно вычислил ситуацию (а, как ни страшно говорить, я в своей правоте уверен), с этим надо что-то делать. Но что? Как?… Я уже стар. Жизнь, и особенно последние годы, выжали меня досуха. Я думаю о тебе. Ты умный, сильный, энергичный человек. Ты молод, но уже прошёл войну. Ты журналист одной из ведущих газет и вхож во многие двери, закрытые для других. И я знаю, что прежде чем назвать своего бывшего учителя выжившим из ума стариком, ты, как минимум, хорошенько вдумаешься в его аргументы.

Приезжай, Серёжа. Ты прочтёшь мою рукопись, и сам увидишь, насколько можно верить моей логике и моим умозаключениям. Это не научный трактат, это сборник примерно из тридцати исторических миниатюр. Я пытался на бумаге смоделировать поведение Кукловода в разные эпохи и в разных обличьях. Сейчас я заканчиваю последнюю главу, которая объясняет всё…»

– Ну, дальше несколько слов на личные темы, – сказал Сергей, бережно складывая листки и пряча их в нагрудный карман.

Затянувшееся молчание прервал Немиров.

– Стало быть, со своим учителем вы так и не встретились, – негромко сказал он.

Сергей кивнул.

– Не встретился… Приехал, как только смог, но опоздал. За три дня до моего приезда дом Захарова сгорел, Иван Ильич и Мария Петровна погибли.

– Совпадение? – пробормотал Сеньшин.

Сергей повернулся к нему.

– Не знаю, совпадение или нет, но вот какая штука… Их похоронили до меня, я сам не видел. Но я нашёл местного патологоанатома, который осматривал трупы; представился родственником покойных, пригласил в ресторан, угостил по полной программе. После пятой парень рассказал, что оба тела сильно обгорели, однако причина смерти, судя по всему, в другом. У обоих были сломаны шейные позвонки. Похоже, старикам кто-то свернул шеи, а потом уже устроил пожар, чтобы замести следы. Вопрос – кто? Ясно только, что не грабитель. Все знали, что жили старики небогато, кроме пенсий ничего у них не было.

– А что милиция? Разбиралась? – хмуро спросил Немиров.

– Оно ей надо? – вопросом на вопрос ответил Сергей. – Списали на пожар, и все дела. Собутыльник мой пытался высказать особое мнение, – отмахнулись: мало ли, дескать, что на пожаре бывает. Он мне это всё рассказал в благодарность за угощение, но, само собой, неофициально.

– А рукопись не нашли? Ну, которую упомянул Иван Ильич, – нетерпеливо спросил Сеньшин.

Сергей только вздохнул.

– Не нашёл. Какое там… Сплошное пепелище.

– Ладно, – сказал Немиров, как отрубил. – Давайте-ка вернёмся к письму. Раз это был ваш учитель, ребята, скажите мне, что он собой представлял?

Сергей с Алёной переглянулись, и Алёна решительно произнесла:

– С головой у него было всё в порядке, если вы это имеете в виду.

А Сергей добавил:

– Иван Ильич был человеком очень ясного и критического ума. Имел склонность к анализу, любил докапываться до корней. Был редкостным эрудитом. Знаете, мне трудно говорить о нём в прошедшем времени. Мы его любили… – Сергей сильно потёр лоб и закончил: – Письмо, конечно, необычное. Да что там! Если бы писал не Захаров, а любой другой, то я первый сказал бы, что дело пахнет шизофренией. Но я-то Ивана Ильича знал хорошо. В крайнем случае, могу допустить, что он заблуждался. Однако сказать, что он выжил из ума, – извините. Не тот характер, не тот интеллект. И потом, в последние годы хоть редко, но мы общались. Я бы заметил.

– Судя по письму, ваш Захаров мыслил глобальными категориями. Странно, что он застрял в школе простым преподавателем, – заметил Сеньшин.

– Ерунда, – отрезал Сергей. – Будь в нём хоть на грош карьерных амбиций, он легко бы защитил и кандидатскую, и докторскую. Но ему это было не надо.

Сеньшин иронически посмотрел на Авилова.

– Примитивный подход, Сергей Иванович. Коли остепенился, так уже и карьерист? А кто же тогда будет науку продвигать – шкрабы? Не смешно…

– Циолковский, между прочим, тоже служил в провинциальной гимназии, – огрызнулся Авилов.

Сеньшин открыл было рот, но тут Немиров грозно засопел.

– Эк вас, господа, на отвлечённую полемику растащило, – сказал он. – Успокойся, Валерий Павлович, из-за твоей докторской степени Сергей Иванович в рукопожатии не откажет. А ты, Сергей, не кипятись. Никто на твоего покойного учителя не нападает. Я, например, восхищён. Прав он или не прав – к этому ещё вернёмся, но человек умел думать. И поставил себе сверхзадачу. И потратил на её решение десять лет жизни. Многие ли на это способны?

– Абсолютно так, – согласился учёный брюнет. – Личность покойного Ивана Ильича и его работа заслуживают глубочайшего уважения. Но давайте говорить без обид и эмоций. Во-первых, гипотеза насчёт Кукловода-вредителя дана в эскизно-штриховом варианте, что, видимо, объясняется форматом письма. А рукопись, на которую ссылается Иван Ильич, и в которой, очевидно, содержится полный материал, утрачена. Стало быть, и обсуждать пока что особенно нечего. Во-вторых, я не вижу принципиальных различий между версией Кукловода и версией Сатаны. Один чёрт, извините за каламбур. Если уж покойный верил в Бога, о чём пишет сам, то почему бы не поверить и в дьявола?

– Ну, это он объяснил в письме собственноручно, – спокойно сказал Сергей. – От себя добавлю, что вера Ивана Ильича была… как бы это поточнее… рациональной. Он верил в Бога как в теорию, которая объясняет происхождение жизни и человека на Земле намного лучше и полнее, чем скажем, теории Дарвина или Опарина. Никакой мистики. Логик он был, а не мистик. Поэтому, кстати, и отвергал идею Сатаны.

– Может быть, – задумчиво сказал Сеньшин. – Однако всё это слова, Сергей Иванович. Интересно, необычно, дерзко… но слова.

Сергей закусил губу, поднялся и сунул руки в карманы, борясь с настойчивым желанием дать Сеньшину оплеуху.

– Слова, значит? – повторил они сквозь зубы. – А то, что Захаров погиб аккурат перед нашей встречей, и рукопись его исчезла – тоже слова? А то, что ваши собственные выкладки насчёт Лозовского в главном совпадают с гипотезой Ивана Ильича – это как? Наконец, Рябухина перед смертью прямо велела мне добиться встречи с Немировым и дать ему это письмо – скажете, я всё выдумал? Скептиком быть хорошо, обскурантом плохо, Валерий Павлович… Погодите! – рявкнул Сергей, заметив движение Сеньшина. – Я знаю, что вы можете сказать. Мало ли, какие бывают совпадения и тэ дэ, и тэ пэ… Только я что-то не слышал, чтобы автомобиль выигрывали по трамвайному билету!

Алёна дёрнула его за рукав, и Сергей немедленно сел, ругая себя за вспышку. «Нервы пора лечить», – мелькнуло в голове.

– Убедительно, – констатировал Немиров. – Чем ответишь, Валерий Павлович?

– А я, собственно, поддерживаю Сергея Ивановича, – неожиданно и хладнокровно сказал тот. – Мои возражения – это, скорее, желание спровоцировать оппонента и ещё раз выслушать его доводы… Я согласен: лучшее подтверждение правоты Захарова – это, увы, его смерть. Можно предположить, что покойный Иван Ильич настолько приблизился к пониманию сущности Кукловода, что тот решил убрать старика, а заодно и его жену… Из этого, кстати, я делаю два вывода. Кукловод знал о работе Захарова, хотя тот явно о ней не распространялся, а значит, каким-то образом он контролирует ментальные человеческие импульсы в пределах тех или иных территорий. Допустим, в целях безопасности, или в поисках нужной информации, Кукловод периодически прослушивает интеллектуальный, так сказать, эфир. И, однажды нащупав поток мыслей Захарова, взял учителя под контроль, а впоследствии уничтожил. Сам или чужими руками – это уже неважно.

Таким образом, противник ещё раз продемонстрировал своё могущество. И всё-таки оно, и в этом второй вывод, не абсолютно. Иначе Кукловод просто не допустил бы, чтобы Захаров отправил письмо Сергею Ивановичу. Гипотеза в нём изложена пунктирно, и всё же это опасная для Кукловода утечка информации.

В который уже раз Немиров поднялся и принялся кружить по кабинету, сцепив большие руки за спиной.

– Согласен с вами обоими, и готов считать письмо серьёзным документом, – наконец произнёс он. – Настолько серьёзным, что делаю из него практический вывод: Лозовского надо во что бы то ни стало доставать. Тащить сюда, в Россию, сажать в клетку, исследовать вплоть до молекулярного уровня… Или… или уничтожить.

– Легко сказать, – пробормотала Алёна.

– Франция его не выдаст, – убеждённо произнёс Валерий Павлович.

– А спецоперация в мирное время, да ещё на территории одного из ведущих государств Евросоюза, по-моему, просто нереальна, – заметил Сергей.