Текст книги "Скифия против Запада. Взлет и падение Скифской державы"

Мировая Троянская война

Жили они и в Малой Азии, где входили в состав мощной Троянской федерации. Троя, как известно, противостояла ахейцам, что вылилось в грандиозную войну, имевшую характер мировой. Во время этого крупномасштабного столкновения восточные индоевропейцы – арии (киммерийцы, славяне и т. д.) – сошлись с индоевропейцами западными, ядро коих, на данный момент, составляли греки-ахейцы. Кентум сражался с Сатэмом за важнейший центр, контролирующий путь из Причерноморья в Средиземноморье. В конечном итоге, победили ахейцы – причем, если верить мифам, благодаря своему коварству. Троянцы впустили в свою осажденную столицу Илион деревянного коня, в котором сидели враги. Получается очень символично – спустя несколько тысяч лет наследники Энея – русские – также впустили врага в свои управляющие центры, приняв опасный дар – западный либерализм и западный же марксизм. Символично и то, что именно в Малой Азии, на арийско-троянских землях, возникла Ромейская (Византийская) империя, которая считалась центром вселенского Православия. Ее духовно-политическое первенство долгое время признавали франкские императоры из династии Меровингов, которые так же, как и Рюриковичи, вели свой род от древних троянских царей.

Кстати сказать, символизм коня снова выводит на тему венедов. Троя всегда была славна своими замечательными лошадями, за которыми приезжали торговцы из разных стран. Из-за коней на нее даже устраивались набеги. «Илиада» называла троянцев «hippodamoi», т. е. «укротители лошадей». Согласно легендам, троянский царь Дардан владел табуном великолепных лошадей. Причем их происхождение вели от северного ветра Борея, что сразу же заставляет вспомнить о гиперборейской Скифии, о борисфенитах-борусках-пруссах, о полярных полянах. А ведь пристрастие к лошадям было присуще венетам-славянам. Страбон даже приводил его в доказательство тождества венетов адриатических и малоазийских. Безусловно, за всем этим стоял некий культ коня. К слову сказать, белому коню Свентовита поклонялись балтийские славяне-венеты. (Тут надо вспомнить о том, что коня впервые приручили древнейшие праскифы – среднестоговцы.) И за легендой о Троянском коне может стоять некое иносказание. Троянцам «импортировали» какой-то конский культ, который содержал смыслы, искажающие его изначальную суть.

Троянская война, как уже было сказано, носила глобальный характер, что нашло весьма показательное отражение в гомеровской «Одиссее». Историк А.А. Абрашкин дает интереснейший разбор сюжета, повествующего о визите Одиссея к циклопу-киклопу Полифему. Он обращает внимание на связь слова «киклоп» с греческим «киклос» – круг, протягивая соединительную цепочку к «круглым», солнечным сколотам («коло» – круг). Сами киклопы, строители гигантских сооружений, происходят из Фракии, где они и начали свое строительство. На островах Эгейского моря, названных в их честь Кикладскими, в XXVI–XII вв. до н. э. существовала особая культура.

«Один из Кикладских островов, возвращаясь из Троянского похода, посетил Одисеей, – пишет А.А. Абрашкин. – Полифем вполне миролюбиво начал разговор с гостями, но его отношение к ним сразу изменилось, когда он узнал, что странники прибыли, «город великий разрушив и много врагов истребиши». Циклоп, очевидно, сочувствует троянцам и оттого пытается отомстить ахейским воинам. Кстати, Троянская война датируется началом XII в. до н. э., и не случайно, что чуть позже, в этом же веке, исчезают следы кикладской культуры. Греки целенаправленно вытесняли из Эгейского региона ариев, и визит Одиссея на Киклады был лишь первой ласточкой» («Арийские корни Руси. Предки русских в Древнем мире»).

По мнению А.А. Абрашкина, «глаз киклопа является символом солнца, солярной эмблемой. Когда Одиссей ослепляет Полифема, солнце перестает светить». (Нужно вспомнить об одноглазых аримаспах, живших в геродотовой Скифии.) А в дополнение можно еще и обратить внимание на схожесть имени Полифема с этнонимом палы-спалы-спалеи-поляне. Рассказывая о циклопах, Гомер описывал древнейшее население, пришедшее на юг с полярных земель гиперборейской Скифии. Таким образом, выступление кентумцев против скифо-фракийской Трои предстает как восстание ночной, лунной Европы против солнечной Гипербореи. К слову, в античной мифологии Европа как раз и наделялась лунными атрибутами. А.Ф. Лосев писал о ней: «… Это типично хтоническое божество. Ее имя означает «широкоглазая» (эпитет Луны)… В Беотии супругой Зевса считалась Деметра-Европа, а ее сыном – Трофоний – хтонический демон… Европу сближали с хтоническими богинями, иногда отождествляли с ними (в Сидоне Европа не отличалась от богини Селены и Астарты)». («Европа».)

Глава 8
Расенская империя и римский империализм

Морские скифы. – Два этноса, одна судьба. – Паразитический Рим, могильщик этрусков. – Европейская смерть-цивилизация

Морские скифы

С Троянской войной часто связывают экспансию так называемых «народов моря», хотя не исключено, что сама эта экспансия предшествовала великой войне. Как бы то ни было, но в 13 в. до н. э. Средиземноморье подверглось мощнейшему нашествию неких северных завоевателей, которые атаковали Египет, разгромили Новое Хеттское царство, разрушили крупный ближневосточный город Угарит (Сирия), «зачистили» Крит и Пелопоннес. Историки привыкли говорить о «народах моря» как о беспощадных варварах-разрушителях, однако тут не все так просто. Не следует забывать, что их письменные источники до нас не дошли и мы смотрим на «моряков» глазами «обиженных» народов.

Историки спорят о том, откуда появились «народы моря». Обычно указывают на Малую Азию и Балканы. С этим можно и не спорить, только вот в эти самые земли народы моря пришли из страны, находящейся севернее Черного моря, конкретно – из Скифии. «Геродот сообщает, что на скифов некогда ходил воевать «фараон Сесострис», – обращает внимание Н. В. Васильева. – Павел Оросий утверждает, что на Скифию нападал «фараон Весоз». Это имена собирательные; они могли относиться к разным эпохам. Корнелий Тацит называет имя фараона, одержавшего победу над скифами, достаточно точно; согласно этому авторитетному источнику, «царь Рамсес овладел Ливией, Эфиопией, странами мидян, персов и бактрийцев, а также Скифией…»… В 13 в. до н. э. Египтом правили бесчисленные Рамсесы; видимо, об одном из них и идет речь». Оросий даже сообщает точную дату нападения египтян на «скифов», то есть киммерийцев – 1234 год. Киммерия разбила египетское войско и была готова даже вторгнуться в страну, напавшую на них: «Они опустошили бы также весь Египет, если бы не были задержаны и отражены болотами. Вернувшись тотчас назад, они бесконечной резней покорили всю Азию и сделали ее своей данницей». («Великая Скифия».)

Собственно, это и есть второе владычество скифов, о котором писал Помпей Трог. Известно, что примерно в это время народы моря воевали с Египтом, потерпев, в конечном итоге, поражение от фараонов. Сохранилась похвальба одного из них, Рамзеса Третьего: «Я пришел и поверг под стопы твои живущих на островах средь Великой Зелени» (Средиземного моря). Однако победа эта далась с большим трудом – «моряки» воевали упорно и смело, в одном из египетских папирусов написано, что они «любят смерть и презирают жизнь». Из данного совпадения следует только один вывод: народы моря и скифы – суть одно и то же. И, кстати, если так, то в роли завоевателя выступают не только северяне, но и фараон, который, по данным Орозия, и напал на северян. То есть не такими уж и «агрессорами» были «моряки».

В скифском происхождении «народов моря» лишний раз убеждаешься, когда рассматриваешь участников морской коалиции. В первую очередь это касается четырех этнополитических групп – турша, тевкров, пелесет и сакалеша. Начать необходимо с турша, ибо, судя по всему, они были руководящим ядром народов моря – на первых порах. Историки склоняются к тому, что турша – это этруски, один из самых загадочных народов древности. Римляне называли их тусками, а греки – тирренами или тирсенами (отсюда и Тирренское море). Античная традиция дает и такую форму этнонима – «Tursci», «Tursanoi», что уже совсем близко к «турша». Сами же себя они называли «расенами» («расна», «расена»), что дает повод говорить об их славяно-русском происхождении. В пользу этого существует множество аргументов, но тут имел место сложный этногенетический процесс, о котором пойдет речь дальше.

Два этноса, одна судьба

Этноним «Tursci», «Tursanoi» сразу же заставляет вспомнить о тирсенах-турсах-тоурси-таврах. Этруски-тиррены были «киммерийцами» или же «фракийцами» – этносом, сложившимся в результате сложных процессов, происходивших в Скифии – в землях, раскинувшихся между Днестром и Волгой. Судя по всему, ими были и тевкры, которые населяли Трою, – их имя близко к имени тавров. При этом в источниках они выступают как два разных народа. Смущаться этим не стоит – речь здесь идет о двух этнополитических образованиях, принадлежащих к одному народу. Просто тевкрами называли именно троянцев, точнее некоторую их ветвь. Эти троянцы покинули Трою и устремились на юг. (Другие троянцы направились во Фракию и Италию.)

Примерно та же самая двойственность имеет место быть с пелесет и сакалеша. Здесь мы имеем дело со «старыми знакомыми» – сколотами и центральной их ветвью – паралатами-палами-спалееями-полянами. Показательно, что античная традиция связывает пеласгов с Полюсом, Нордом, Севером – как и скифов. Так, согласно Пиндару, они «получили свое наименование от гиперборейца Пеласга, сына Форонея и Полимены, дочери Эола». Славяне Приднепровья также приняли участие в великом морском марше северных народов. При этом, пелесет следует отождествить с пеласгами, что не встречает возражения даже у самых скептически настроенных ученых. Пелесет-пеласги – народ, судьба которого тесно связана с турша-этрусками. В античной традиции их как отождествляли, так и разделяли, что часто ставит в тупик академических ученых, не очень-то сильных в диалектике. На самом деле, одно вовсе не противоречит другому. Два родственных народа постепенно смешивались друг с другом, что и отразили античные авторы. Так, Гелланик Лесбосский (V в. до н. э.) утверждал, что тиррены ранее назывались пеласгами, но потом, уже только в Италии, получили свое имя. Согласно Мирсилу из Мефимны на Лесбосе (III в. до н. э.), тиррены были переименованы в пеласгов во время странствий – после того, как оставили свою родную землю. А Дионисий Галикарнасский (I в. до н. э.) рассказывает о том, как пеласги много странствовали, попали в Италию и там соединились с местными племенами. Их города опустели из-за голода и болезней накануне Троянской войны, в результате чего пеласгов захватили этруски, откуда и смешивание. Перед нами два процесса. Какие-то пеласги влились в этнополитическое образование этрусков, а какие-то этруски, наоборот, стали пеласгами – везде было по-разному. Как бы то ни было, но из слияния некоей ветви пеласгов с некоей ветвью этрусков возник народ расена, имя которого весьма близко к имени росов-русов. Кстати, его самоназвание приводится только один раз – Диодором Сицилийским (1 в. до н. э.) Точно так же – один раз приводится и самоназвание скифо-славян – «сколоты» (у Геродота). В этих случаях нам очень сильно повезло.

Само собой, академическая наука всячески отрицает хоть какую-то причастность расенов и пеласгов к славянам. При этом все обставлено очень рационально, но в реальности тут нет ничего рационального. По сути, вся аргументация строится по принципу – «этого не может быть потому, что этого быть не может». (Славяно-скептикам надо бы сделать эту поговорку своим девизом.) Ну, действительно, как могли какие-то славяне встать вровень с западными народами, быть героями европейских мифов! Это никак не вмещается в вестернизированное сознание «интеллигенции», которое формировалось веками. А почему, собственно говоря, не могло, что в этом такого уж фантастического? Академик О. Трубачев неопровержимо доказал разительное соответствие италийской и славянской ремесленной терминологии, которое уходит в глубь веков. Он сделал вывод о том, что ранние языковые контакты у древнейших славян были именно с италийцами. И это позволяет по-новому взглянуть на проблему этрусков, пеласгов и венедов.

Паразитический Рим, могильщик этрусков

Расены и пеласги стояли у истоков хваленой античной цивилизации – они дали ей мощный жизненный импульс, который после был перехвачен народами Кентум, направившими его для утверждения «ценностей» западной цивилизации. «Что именно дала Этрурия Риму? – спрашивает В.И. Щербаков. – Вот краткий перечень: музыкальные инструменты, ростр и якорь, театр, горное дело, керамику и металлообработку, траволечение, мелиорацию, города в Италии, искусство гадания, капитолийскую волчицу. Согласно преданию, этрусская династия правила в Риме с 616 по 509 год до н. э. Влияние этрусков распространилось на всю Италию. Этрусские кулачные бойцы участвовали в римских празднествах. Почти все, что этруски построили в «вечном городе», римляне впоследствии определили эпитетом «величайший». Этрусская система каналов и сегодня является частью городского хозяйства Рима. Этрусский щит, этрусское копье, этрусские доспехи надежно защищали Рим и Италию. Мюлештейн писал: «Этрурия – колыбель Рима. Рим – могила этрусков». Небезынтересно отметить, что этрусские пророки смогли точно предсказать время гибели Этрурии. С ослабленной Этрурией было покончено, когда римские императоры стали селить на ее земле римлян» («Все об Атлантиде»).

Таким образом, сами римляне действовали как паразиты, высасывающие жизненные соки из праславянской цивилизации расенов. Так же они в последующем стали поступать с другими народами, которые были захвачены римскими империалистами. Великую культуру Рима, которой так восхищаются, создавали по преимуществу инородцы, трудившиеся ремесленниками, скульпторами, инженерами и т. д. Эти занятия считались зазорными – тогда как вести люмпенский образ жизни было вовсе не зазорным. Люмпены всегда могли рассчитывать на «хлеб и зрелища», что требовало дополнительных ресурсов, а значит, и большей военно-колониальной активности. Кстати, о зрелищах – они предполагали массовые убийства людей, на что просвещенные современники смотрят снисходительно, не представляя подлинных масштабов кровопролития, а самое главное – его изощренность. «Ради разнообразия разыгрывались и «морские» сражения на специально выкопанных прудах, – пишет В.Е. Шамбаров. – В гладиаторских схватках участвовали не только мужчины, но и женщины, выпуская друг дружке кишки на потеху почтеннейшей публике. А императоры старались учитывать вкусы и запросы сограждан. Поэтому стали дополнять бои театрализованными казнями, поставленными по мифологическим сюжетам. И римляне восторженно глазели, как бык покрывает приговоренную «Пасифаю», разбивается «Икар», восходит на костер и сгорает «Геракл», приносят в жертву «Ифигению»… Устраивались и массовые публичные казни. Например, растерзание зверями и прочие виды умерщвления тысяч мужчин и женщин после подавления восстаний. Для таких зрелищ жертвы отбирались по внешности и сложению, а на арену выпускались обнаженными, чтобы истинные «ценители» могли в полной мере насладиться каждой их судорогой» («Великие империи Древней Руси»).

При этом, надо заметить, что расенский имперский идеал (Тит Ливий называет Этрурию «империей») был в корне отличен от римского империалистического идеала, основанного на милитаризме и колониальном грабеже. Расенами правили лукомоны, бывшие царями и жрецами одновременно. Тем самым они воспроизводили полноту древнейшего архетипа – высшей касты, точнее даже сверхкасты, в древности были цари-священники, которые соединяли духовное и политическое в одно единое целое. Индоарии называли их кастой Хамса, «Лебедя», – здесь было бы весьма уместным вспомнить о том, что лебедь являлся птицей солнечного, гиперборейского Аполлона-Даждьбога.

Римская же традиция изначально была сугубо кшатрийской. М. Журкин в своем интереснейшем исследовании «Древний Рим: эпоха республики» обращает внимание на обстоятельства основания города Рима двумя братьями – Ромулом и Ремом. Они помогли восстановить власть законного царя города Альбы-Лонго, но сами там не удержались и с группой вооруженных сторонников устремились искать счастья в иных краях. Плутарх сообщает о том, что Ромул и Рем, «пренебрегая гневом царя Альбы, начали собирать и привлекать к себе всех неимущих, беглых рабов, исполняя их дерзостью и склонностью к возмущению». Так сложилось некое военно-революционное сообщество, которое и основало Рим. Таким образом, братья выступают как типично кшатрийские вожди и выражают всю двойственность касты воинов-кшатриев, которые могут как поддерживать законную царскую власть, так и выступать против нее. Рим же, как очевидно, возник из некоего революционно-кшатрийского отрицания.

Следующим правителем Рима был сабинянин Нума Помпилий, который вел себя как сакральный правитель, уделяющий много времени созерцанию и общению с богами. При нем не было ни войн, ни мятежей, он пользовался тотальной поддержкой народа, ибо опирался на сакральный авторитет, намного более действенный, чем воинское насилие. По сути, его правление воспроизводило гиперборейский золотой век – царь максимально реализовал древнейший нордический архетип. «Откуда же мог древний царь заимствовать прообраз идеального, на его взгляд, общественного устройства? – пишет М. Журкин. – Вывод один – только от этрусков. Ведь именно у этого загадочного народа была построена цивилизация на основе власти жреческой касты. Римский царь-первосвященник просто перенес обычаи северных соседей на устройство нового города… Впоследствии в городе утвердится этрусская царская династия. Словом, реформы Нумы Помпилия были примером бескровной экспансии этрусской цивилизации на новые земли. Поскольку позже римляне долго воевали с этрусками… за независимость, то естественно не признавали факт своего происхождения из лона этой цивилизации. Хотя очевидно, что вся атрибуция власти и культ большей частью заимствованы были римлянами у своих северных соседей. Ритуальное оформление власти римляне соблюдали по этрусскому образцу. Сенаторские – курульные кресла и жезлы из слоновой кости, белоснежные тоги с красной полосой и красные сандалии – это определенно жреческие атрибуты, поскольку глава рода был одновременно и главой родового культа. Весь набор этих символов был перенят у этрусской знати. Собственно и символы царской власти были взяты оттуда же. Царь (рекс) носил целиком пурпурную тогу и красные сапоги, на голове дубовый венок, щеки густо румянил. Сопровождала царя почетная стража – ликторы с символами власти и наказания фасциями – пучками розг с воткнутыми в них секирами. Только царь имел право ездить внутри городской черты на колеснице – все остальные ходили там только пешком. Интересно, что все выше перечисленные символы высшей власти точно копировали атрибуты богов. Царь выглядел совершенно, как оживший идол». («Древний Рим: эпоха республики».)

При царях Рим достиг больших успехов – велись победоносные войны, осуществлялось успешное строительство и т. д. Однако сам социум постепенно трансформировался в сторону гражданской общины собственников. Именно она и свергла власть сакральных царей, после чего была установлена республика олигархов-патрициев, бывших потомками завоевателей Ромула и Рема. (Плебеи были потомками завоеванных.) Причем надо заметить, что свержение монархии оказалось обусловлено ее перерождением. Войны способствовали тому, что цари все больше вели себя как военные вожди. Сервий Тулий даже ввел голосование по военным подразделениям – трибам, чем весьма усилил слой «всадников» – богатейших воинов, имевших возможность содержать боевого коня. Все это наложилось на бурное развитие торгово-рыночных отношений, и вот итог – антимонархическая революция. Кстати, все это очень похоже на события, которые предшествовали Февральской революции 1917 года. Она выросла из капитализации российского общества, которая и подорвала власть русских царей, которые по византийскому праву считались еще и священниками – «епископами Церкви по внешним делам». И как тут не вспомнить о том, что еще со времен Петра Первого русские монархи также усилили военно-вождистский компонент своей власти в ущерб духовному.

Власть олигархии в дальнейшем выродилась во власть военной бюрократии, что закончилось установлением деспотии восточного типа. Она, между прочим, пародировала сакральную власть расенских царей – римские императоры провозглашали себя понтификами – жрецами. Но при всем при том они считались богами, которые могут повелевать людьми. Здесь божественное было подчинено политическому, даже можно сказать лично-политическому, что и предопределило все ужасы позднего Рима. Сама же деспотия была непрочной, города сохраняли достаточно большую независимость от императора. Тем не менее, показателен сам факт его диктаторской «божественности». По мере своего расширения Рим все больше становился космополитической псевдоимперией, в которой собственно римское, италийское растворялось в разных иноэтнических влияниях. Так, с Ближнего Востока на него периодически накатывались волны самого черного оккультизма. Е. С. Холмогоров в своем исследовании «Два града: мученики против магов» обратил внимание, что гонения против христиан устраивали, главным образом, те императоры, которые были увлечены разнообразной магией. В то же время «чистые» язычники были либо терпимы к христианству (Галлиен, Аврелиан, Клавдий Готский), либо даже проявляли к нему сочувственный интерес (Александр Север). Пик гонений был достигнут при Диоклетиане, когда языческий Рим окончательно погряз в оккультизме. «В годы правления Диоклетиана власть оккультистов-чернокнижников была так велика, что распространялась… на все общество, – пишет А. Рудаков. – По мнению Якоба Буркхарда, волшебники держали империю в немалом страхе, и даже видные и высокообразованные люди опасались подвергнуться исходящей от них опасности… Чертой императора Диоклетиана, начавшего последнее и самое страшное гонение на христиан, была абсолютная зависимость от всякого рода оккультистов и магов. Древние авторы донесли до нас сведения о том, как однажды некий человек постоянно являлся Диоклетиану во сне, повелевая назначить на высший государственный пост. Император, прекрасно понимая, что стал жертвой парапсихологического воздействия, в конце концов все же уступил, воскликнув: «получай власть, которой ты требуешь у меня каждую ночь, и не докучай своему императору, когда он отдыхает!» («Царство Креста. Апология Константина Великого»).