Текст книги "Сочинения в трех книгах. Книга первая. Повести"

– Поехали, – согласилась жена, – только ненадолго, что-то я сильно устала.

В киоске возле родного дома Фили они купили торт, и через несколько минут, к великой радости Надежды Сергеевны, уже сидели у нее в гостях.

Филе было не совсем по себе, когда Тамара сказала, что они пришли в гости. Он считал, что это его родной дом и что он здесь у себя, а ни в каких не в гостях. Однако пропустил слова жены мимо ушей, тем более что, к его удивлению, Тамара купила его матери в Сочи подарок – симпатичную шаль. Филя о подарке для матери не подумал, теперь ему было совестно за свою несообразительность и невнимание к матери.

Надежда Сергеевна расспрашивала о поездке и отдыхе подробно, все ей было интересно, чувствовалось, что она скучала без сына и была очень рада его приходу.

Они пили чай, болтали обо всяких мелочах, но о самом главном, о том, о чем он разговаривал с тестем, Филя матери не сказал.

Пожалуй, впервые в жизни он не обсуждал с матерью важное, касающееся больших перемен в жизни решение. После смерти отца Александр очень сблизился с матерью, с тех пор у них повелось, что Филя обсуждал с мамой свои дела, советовался, выслушивал ее мнение. Обычно их мнения совпадали. Мать была женщиной разумной, внимательной и спокойно осмысливала дела сына, его проблемы и частенько исподволь подводила Александра к правильным решениям или наоборот – отводила от необдуманных.

Минут через сорок молодые начали собираться.

– Завтра рано надо идти на работу, а у нас еще ничего не готово. Рубашки не глажены, и вообще, – запричитала Тамара.

Филя пообещал матери зайти во вторник или в среду, и они отправились в свою новую квартиру.

Тамара сразу ушла в ванную, а Филя разобрал чемодан, подготовил к новому рабочему дню одежду и включил телевизор.

Передача была неинтересной, он задумался о предложениях Колтырина, о том, что придется начинать другую жизнь, а значит, менять привычный уклад, заводить новые знакомства. Стал обдумывать, как он скажет о переходе в директора Палычу. Наверняка тот отвесит какую-нибудь шуточку о том, что Филя продался капиталистическим приспешникам. Филя поежился, переменил тему своих раздумий и затосковал. В новом доме ему стало неуютно.

– Продался, – голосом Палыча произнес Филя, но весело ему от этого не стало.

Филя оглядел комнату, взял сложенные в кучу грязные рубашки, отнес их на кухню, где уже была установлена и подключена стиральная машинка-автомат «Бош», забросил их внутрь, туда же поместил Тамарины светлые кофты и платья, закрыл, засыпал стиральный порошок и включил. Машинка ожила, вода в ней зашумела, двигатель заурчал, в доме стало немного веселее. Филя отбросил тоскливые и серьезные мысли и подмигнул себе в отражении стекла. Однако отражение сделало вид, что ему не до такой чепухи. Александр пожал плечами и снова уселся на диван смотреть телевизор.

Местный диктор задавал вопросы местному начальнику. Тот коверкал все падежи, склонения и спряжения. Безбожно путался в причастных и деепричастных оборотах, но через слово объяснял, что все его заботы направлены на благо жителей области и рост их благосостояния, а неудачи сваливал на олигархов из центра, «которые не дают народу дыхнуть». Все ответы он начинал с загибания пальца и слова «во-первых». Обычно во-вторых не наступало.

Филя зевнул и произнес любимую антинародную фразу, собранную им воедино из двух народных:

– Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это, нам теперь в краю родном пахнет сеном и… соломой.

– По-моему, в этой фразе чего-то не хватает, – задумался глуповатый, но перспективный инструктор райкома.

– А по-моему, здесь кое-что лишнее, – возразил ему неперспективный инструктор-скептик.

– Да? – почти искренне удивился первый, и второму стало понятно, почему он неперспективный.

В это время из ванной вышла Тамара, и вялый диалог прекратился.

Глава десятая

Утром в понедельник, за час до начала рабочего дня, в кабинете Колтырина состоялась встреча. Василий Николаевич представил Филимонову Гурковского.

– Это ваша, Александр Петрович, правая рука, Семен Евгеньевич, главный экономист, юрист и связист, – Колтырин засмеялся, довольный шуткой, но тут же стал серьезным и продолжил: – Семен Евгеньевич редких способностей профессионал. Имеет высшее экономическое и юридическое образование. Сейчас занимается созданием нашего «Института прикладных проблем экологии». Удастся на этой неделе зарегистрировать и открыть в банке счет, вот в чем мой главный вопрос к вам, Семен Евгеньевич?

– Зарегистрировать удастся, а вот что касается расчетного счета, то его откроем не раньше следующей среды. Еще куча мороки с нотариусами, изготовлением печати, налоговой службой, статистикой. Но думаю, что в среду новый институт заработает под руководством генерального директора Александра Петровича Филимонова, – слегка льстиво ответил Гурковский.

– Ну, дай-то бог. Новому институту необходимы площади. Мы, Александр Петрович, учитывая важность экологических проблем, не возражаем передать вам в аренду на пять лет половину третьего этажа. Все лаборатории, оборудование и прочее. Документы Семен Евгеньевич подготовил. Вы их просмотрите, подписывайте и передавайте мне. Я подпишу у нашего генерального. Думаю, он не будет возражать.

Гурковский заулыбался как человек, посвященный в тайну, и произнес:

– Будем надеяться на его доброе отношение к экологии.

Филя просмотрел письмо и договор об аренде и подписал его.

В этих бумагах он мало что смыслил, но криминала никакого не увидел. Письмо с просьбой. Договор об аренде. Хотя про себя подумал, что надо бы поговорить со сведущим человеком о том, что можно подписывать, а чего не стоит. Хотя тут же передумал, поразмыслив, что тесть – дока в этих делах и его, Филю, а следовательно, и свою дочь с будущим ребенком подставлять не станет. Этот довод успокоил Александра, и опасения больше не возникали в его голове. Получив бумаги, Колтырин протянул Александру еще один листок.

– Ознакомьтесь, Александр Петрович, и примите мои поздравления.

На листке было написано: «Приказ», а под этим строгим словом, немного ниже даты и номера «один», излагалось, что учредители на своем собрании назначили генеральным директором Института прикладных проблем экологии кандидата технических наук Филимонова Александра Петровича и установили ему оклад в размере пятисот долларов.

У Фили, получавшего в своей лаборатории сэнээсовский оклад в две тысячи рублей и считавшего его вполне приличным, эти цифры вызвали легкий шок. Он умножил в уме на курс доллара и посмотрел на Колтырина. Взгляд его, вероятно, был столь красноречив, что Василий Николаевич довольно заулыбался, похлопал Филимонова по плечу и ответил:

– Не опасайтесь, Александр Петрович, это не опечатка и не переживайте, учредителей вы не разорите. Но работать придется много. Мы на вас рассчитываем. А пока по рабочим местам.

Филя отправился в лабораторию.

Завлаба еще не было. Тамара сидела за своим столом и ждала Александра.

– Ну, как совещание? – Она улыбалась, и Филе стало понятно, что все ей известно.

– Велели освободить это помещение. Буду переселяться. Завтра.

– И все?

– А что еще? Разве что скоро свободного времени не останется. Все уйдет на подсчет новой зарплаты.

– Не волнуйся, Сашенька, в этом я тебе всегда помогу, – Тамара довольно засмеялась.

– Только на тебя и надеюсь.

– Ты хоть папе спасибо сказал?

– Нет. Не сказал. Язык не повернулся. А вообще, просто не сориентировался.

– А зря, – в голосе Тамары проскользнула нотка нравоучительности, но она сообразила это и переменила тему разговора: – После работы пойдем покупать новый костюм. Придется ходить в администрацию области, к солидным людям. Сам знаешь, встречают по одежке. Туда надо одеваться по-другому.

– У меня пока денег нет, – заупрямился Александр.

– А у меня есть. И не спорь, я знаю, что говорю.

– Я хочу сегодня сделать отвальную ребятам.

– Сашенька, а вот этого делать никак не надо. Ты это сам скоро поймешь. И не говори никому про новую зарплату. Сразу наживешь кучу врагов. И про институт новый не стоит пока никому говорить. Ходи на работу, как обычно, занимайся обычными делами, а все, что касается нового института, пока делай после работы. А постепенно все само собой образуется.

– Это ты сама придумала или Василий Николаевич просил передать?

– Василий Николаевич. И еще. Ему самому не так просто, как тебе кажется, все это делать. Если сейчас узнают, такой хай поднимут эти долбанутые люмпены и демократы, что все могут загубить. Придет время, и все постепенно узнают, пар потихоньку спустится, народ и не сообразит. А пока лучше помолчать. Сашенька, я тебя люблю и плохого не посоветую. Послушай меня, а то можно все дело в самом начале испортить. Хорошо?

– Ладно, – нехотя пробормотал Филимонов.

На душе стало противно. Как будто в нее плеснули грязью.

Ему захотелось стряхнуть с себя эту грязь. Отбросить ее, послать все и всех к чертовой матери. Но он подумал о зарплате, потом о Тамаре и будущем ребенке. О том, что мало ли что случится, а деньги всегда пригодятся. Помогут выжить. Да и матери надо бы помочь, лекарства купить, подлечить ее у специалистов.

«Да и в самом деле, чего плохого в том, что они будут заниматься экологией. А зарплата большая, так и ответственность огромная. Все организовать, обеспечить, идеи рожать. На Западе за мозги платят раз в двадцать больше, чем ему тесть назначил», – убеждал себя Филимонов.

И убедил.

Через десять минут он уже был уверен в правоте Тамариных слов, в разумности действий тестя. И уже неприязненно настроился воспринимать болтовню приятелей. Того же Палыча.

– Гы-гы-гы да га-га-га на уме. Все им хреновые. Только бы трепаться. А сами-то что можете? – заочно полемизировал Филимонов.

Тамара, получив согласие Александра не распространяться о делах новых, ушла. Завлаб позвонил и, поздравив Филимонова с выходом, сообщил, что заболел и идет к врачу. Своих девчонок Филя отправил в подвал прессовать образцы, а сам продолжал распаляться на всех потенциальных завистников.

Перед обедом в комнату заглянул Палыч.

– Шура, с приездом. Приехал и помалкиваешь. Позвонил бы. Рассказал, как там, в Сочах. Ты обедать-то собираешься? – задал он напоследок традиционный вопрос.

– Пошли, – уныло ответил Филимонов, еще не успев отойти от полемики насчет завистников.

– Ну, как отдых? – продолжал жизнерадостный Палыч, не замечая угрюмости приятеля.

– Все зеленое, мандариновое, чурчхелистое.

– Чего?

– Чурчхела – это такая длинная конфета. Внутри орехи, а снаружи залита виноградным соком, высушенным.

– Понятно.

Приятели, переговариваясь, продвигались мимо луж и железных обломков по узкой тропинке.

Монотонное шлепанье их башмаков прервали визг, мяуканье и собачий лай. Возле жилища их любимца огромный черный пес набросился на кота. Кот оборонялся изо всех сил, шипел, бился лапами, царапал пса, но силы были неравными. Пес, свирепо рыча, извернулся и вцепился коту зубами в спину. Палыч схватил обломок кирпича, швырнул в пса, тот взвизгнул, отпустил кота, отбежал и, зло скалясь, уставился на приятелей. Кот, волоча разорванное тело и жалобно мяукая, спрятался в груде железного лома.

Филя тоже поднял кирпич, бросил в пса, но промахнулся. Тот оскалился, на его белых зубах была видна кошачья кровь. Зарычал. И поняв, что здесь ему больше не дадут поживиться, ушел.

Палыч полез за котом в груду железа. Филимонов стал его звать. Но кот молчал. Только капельки крови наводили друзей на тревожные мысли. Палыч отбросил несколько кусков железа, но кота под ними не было. Александры позвали его еще немного и пошли дальше, в столовую, решив на обратном пути наведаться. Может быть, кот успокоится и выйдет из убежища.

Обед прошел напряженно. Чувствуя за кота свою ответственность, они захватили котлету и пакет молока, но кот на зов не отзывался и к еде не выходил. Друзья позвали минут с пять и пошли на работу.

– Выживет, – сам себя утешал Палыч.

– Хотелось бы, – безо всякой уверенности ответил Филимонов.

Глава одиннадцатая

Поразмыслив вечером, посоветовавшись с Тамарой, Филимонов подготовил заявление о переводе из института в другой институт.

Колтырин утром прочитал это заявление и, поразмыслив, сказал:

– Вообще-то правильно решил, Александр Петрович, – он везде, кроме своей квартиры, так называл Филю, – однако у меня есть более интересное предложение, как ты на него посмотришь? Переводись в наш же институт заведующим отделом внешнеэкономических связей и маркетинга. Будет отдельный кабинет, возможности по делам нашего, – слово «нашего» он произнес с ударением, и Филимонову сразу стало понятно, какого именно института, – ездить в командировки. И будет соблюдена некоторая конфиденциальность его существования. Я, понимаешь, интуитивно чувствую, что его существование афишировать не стоит.

– Я это понял, – ответил Филимонов – пожалуй, так будет лучше.

Он переписал заявление, передал его Колтырину. Тот поставил свою визу и сказал:

– В отдел кадров я сам отнесу, и приказ с сегодняшнего дня будет. А ты занимай кабинет. Он свободен и только что отремонтирован, пойдем, покажу.

Василий Николаевич достал из ящика стола ключ и отправился показывать Александру новое место работы.

Кабинет располагался на втором этаже и был в общем-то небольшой комнатой с одним окном, выходящим на проспект, и типовым набором мебели, отделанной пластиковой пленкой под дерево.

Пустые полки книжных шкафов ждали заполнения и вопросительно смотрели на будущего хозяина. Стулья, как солдатики в строю, надулись и выпятили все, что выпячивалось. Пожалуй, только монитор компьютера хитровато поглядывал и был готов поговорить. Но его сейчас никто не спрашивал, и он, проявляя тактичность, помалкивал.

– Вот, Александр Петрович, принимайте новые апартаменты. Все новенькое, муха не сидела. Главное в кабинете что?

Филимонов не знал что ответить и в ответ переспросил:

– Что?

– Главное в кабинете то, что он есть! – Колтырин не шутил и в ответ на улыбку Филимонова продолжал: – В кабинете можно проводить конфиденциальные переговоры, звонить по телефону и не опасаться, что уши сидящих за соседними столами сослуживцев поворачиваются в твою сторону и, удлиняясь, ловят каждый звук. В кабинете можно после переговоров открыть бар, достать бутылочку и расслабиться или налить своему визави, выпить с ним и вызвать на откровенность. Кабинет, Саша, это кабинет. Это как рубка корабля. Как пульт управления космическими полетами. Так что бери штурвал в руки и вперед.

Колтырин передал Филе ключи. Пожал руку и ушел.

Александр внимательнее стал разглядывать комнату.

С левой стороны в углу, почти под окном, стоял маленький холодильник. Он был поставлен так удачно, что вошедший в кабинет его не видел из-за стоящих перед ним книжных шкафов и сделанного с ними заодно шифоньера. Справа от стола располагались компьютерный стол со всем необходимым набором и небольшой сейф в виде тумбочки, на котором было два телефона. Один – светлый, городской, с множеством кнопок, часами на дисплее и спикерфоном, другой, красный, без номеронабирателя – прямой, соединяющий с Колтыриным.

Компьютеры были слабостью Фили и, посмотрев по сторонам, немного освоившись, он сел в кресло на колесиках, стоявшее у стола, перекатился к любимой технике и включил.

Монитор был классный, Филимонов такого еще не видел – «Сони», семнадцать дюймов, ТСО девяносто пятого года, стогерцовый.

Само железо тоже было вполне приличным и отвечало его желаниям. Был модем, оперативная память на шестьдесят четыре и винчестер на десять гигабайт. Однако программ практически не было. Не было даже Ворда.

– Оно и к лучшему, – отметил Александр, – сам все поставлю, как мне надо.

В кабинет заглянула Тамара. Она улыбнулась, постучала по двери и, улыбаясь, тоном просительницы спросила:

– Александр Петрович, разрешите, мне только на минуточку.

Филимонов смутился, сообразив, что теперь к нему многие так и будут заглядывать и спрашивать. Тем временем Тамара закрыла дверь, подошла и уселась на край стола.

– Саша, – заговорила она, – папа приглашает пообедать у нас дома.

Тамара осеклась и, сообразив, улыбнулась и уточнила:

– У них дома. Через пять минут выходи. Я буду уже в его машине.

– Есть, «товарисч» жена, – ответил Александр, – сейчас пойду одеваться.

Он позвонил в свою лабораторию, трубку никто не брал. Филимонову не хотелось встречаться со своими и при них собирать книги, ручки, линейки, прочую всячину и переносить это в новый кабинет. Он подождал, убедился, что все ушли на обед, и пошел одеваться. По дороге вспомнил, что в его столе должен лежать бумажный мешок, который он ради смеха стащил у запасливого Николая Николаевича. Мешок был на месте. Филимонов быстро, как будто воровал, сгреб со стола все имущество в этот мешок, потом стал вытаскивать из стола ящики и не разбирая вываливать их содержимое. Через минуту стол был освобожден.

Филимонов оделся, взял мешок и потащил его в новый кабинет. Мешок был неудобный, выскальзывал из руки, поэтому приходилось все время останавливаться и перехватывать его. Больше всего Александру не хотелось встретить кого-нибудь из лаборатории. Ему повезло. Филя открыл новый кабинет, поставил мешок в шифоньер. Взглянул в зеркало, прикрепленное к внутренней стороне дверцы, и облегченно вздохнул. Из зеркала на него одобрительно посмотрел слегка покрасневший, но весьма симпатичный Александр Петрович Филимонов.

Филя вытер пот, причесался и отправился в машину к тестю.

В машине еще никого не было, и Филе пришлось ждать на виду у проходивших мимо сотрудников.

Филимонову казалось, что все они перешептываются о нем. О том, что жил себе молодой способный и никому не нужный сэнээс, и жил бы так до пенсии, но стоило ему жениться на дочке замдиректора и через месяц появился новый завотделом с кабинетом.

На Филимонова действительно с интересом смотрели, с ним здоровались, он отвечал, краснел и продолжал стоять возле проклятой пустой машины. Тамара с отцом вышли минут через десять. Они о чем-то переговаривались, и Тамара смеялась. Из-за их спины выскочил водитель с огромным свертком, подбежал к багажнику, открыл его, положил сверток, потом открыл машину и сел в нее. Он успел это сделать внешне неторопливо, но с такой скоростью, что на несколько мгновений опередил подходящего замдиректора с дочкой и даже открыл им двери. Все уселись и поехали на обед.

Филимонов отметил это и сформулировал про себя постулат: «Никогда не спеши, не приходи раньше других и не суетись».

– Александр Петрович, – прервал молчание тесть, – завтра в командировку летим, в Москву, подготавливайтесь. В шесть ноль-ноль за вами заедет Сережа.

Сергей кивнул, что, мол, заедет.

Филимонов тоже кивнул. Говорить ему в присутствии водителя не хотелось.

Обед был приготовлен на славу. Екатерина Викторовна была на редкость способным кулинаром. Это Филя отметил уже в первый приход к Колтыриным. Так же, как и некую склонность Екатерины Викторовны к аристократизму и великосветским беседам. Филе эта помпезность и напыщенность казалась смешной, но виду он не подавал и, сочтя маленькой причудой хозяйки богатого дома, принял и перестал обращать внимание. Однако, когда Екатерина Викторовна обращалась к нему с вопросами в этом стиле, слегка терялся, не зная, что ответить, потом улыбался, чтобы не засмеяться, и пытался ответить в таком же стиле.

В этот раз Тамарина мать ошарашила его вопросом:

– Александр, а принято ли в вашем доме пользоваться подставками для столовых приборов? – И не дожидаясь ответа, продолжила: – Это чрезвычайно удобно и практично. Во-первых, это красиво. Во-вторых, не пачкается скатерть, когда на подставку ложат использованные вилки и ложки.

Это «дожат» при прочем театральном пафосе и постановке темы заставило Филимонова прикусить губу, чтобы сдержаться, и он широко улыбнулся.

– Увы, Екатерина Викторовна, у нас и скатерти-то пока нет. Так что и капать некуда.

– Тамара, как же так? – приняв за чистую монету ответ Фили, обратилась Екатерина Викторовна к дочери.

– Что, мамочка? – Тамара сделала вид, будто ничего не слышала.

– Александр поведал мне, что вы обедаете без скатерти и без подставок, как это возможно, дочка?

– У молодежи теперь не приняты скатерти.

Екатерина Викторовна пожала плечами и, сморщив губу, обратилась к мужу:

– Василий Николаевич, мы вырастили хиппи.

– Что вырастили, то вырастили, – закрыл небезызвестной фразой нелепую тему Колтырин и продолжил начатый еще в машине разговор о командировке: – Командировка, Александр, не вводная. Командировка очень значимая. Надо подготовить после обеда бланки договоров на твою новую фирму, и будем заключать. Я дал команду Гурковскому, он проекты принесет к трем часам. Но ты ему не очень-то доверяй. Он парень толковый, но, бывает, прокалывается. Так что проверь. Проанализируй, чтобы потом нас, вернее тебя, никто не подловил и не прокатил.

– Я договоры уже года два для всей лаборатории делаю. Бланки у меня наработанные и отшлифованные в компьютере есть.

Колтырин улыбнулся ответу и продолжил:

– Суть вот в чем. По направлению, которое получил институт, мы должны закупить оборудование не только для себя, но и для всех соисполнителей. Так сказать, целевым назначением. Так получается дешевле. Далее наш институт заключает договор с твоим институтом, а ты с инофирмой и получаешь все от нее. Фирма немецкая, а в Москве есть ее представительство. Там сидит народ ушлый и тертый. С ними и придется заключать договор. Не внутренний, а международный. С их требованиями и по их законам.

– Понятно, – протянул Филимонов. – Василий Николаевич, а откуда вообще взялась эта фирма?

– Откуда она взялась, тебе, чтобы спокойнее спалось, знать ни к чему, – ответил Колтырин и похлопал Александра по плечу. – Скажу только, что оборудование от них мы получить должны. Хоть бэушное, хоть списанное у них там, но должны по полному комплекту. Поэтому. Прежде чем перечислять доллары в какой-нибудь офшор, мы должны настоять, чтобы это оборудование было в Москве. Было растаможено и предназначалось нам. А еще лучше настоять, чтобы закупки производились после согласования с нами, а оплата по частям, то есть после доставки каждой единицы получателю. И пусть будет немного дороже. Но именно так. Иначе деньги уйдут, а придет воздух.

– А зачем нам иметь дело с такой фирмой?

– А за тем, – разозлился в одну секунду Колтырин, – что нам ее поставили в условиях. Иначе вообще никаких тем и экологических направлений не будет. И денег не будет. И загранкомандировок. И зарплат таких, как тебе назначено. Понятно? И не задавай больше таких вопросов. Не зли. Самому тошно.

Колтырин помолчал минуту и тихо, так чтобы расслышал только Филимонов, добавил:

– И страшновато. Так что помогай. Только на тебя могу полностью рассчитывать. Остальные продадут.

Филя проникся к тестю сочувствием и так же тихо ответил:

– Буду.

– Ну вот и ладушки.

Колтырин многозначительно кивнул и подытожил:

– А деньги в этом деле будут крутиться, Саша, сумасшедшие. Если хотя бы десять процентов сумеем себе взять и вовремя выйти из игры, то и внукам твоим и правнукам хватит.