Текст книги "Сочинения в трех книгах. Книга первая. Повести"

Глава седьмая

Работа никакая в голову не шла, поэтому Александр решил скомпилировать из старых статей и некоторых новых данных тезисы для конференции, про которую рассказывал вчера Палыч.

Дело это было простое и неутомительное.

Благо, файлами со статьями и отчетами был забит весь компьютер. Филя вошел в Ворд и развернул несколько окон. Одну фразу взял из статьи, другую из отчета, табличку сформировал из новых данных. Выводы были очевидны. Название тоже. В соавторы включил завлаба, замдиректора и Палыча. Первого – потому что мужик был нормальный и помогал, второго – чтобы избежать проблем с поездкой на конференцию, а Палыча – по давней договоренности включать в авторство тезисов и не принципиально важных статей друг друга. Получалось у каждого на публикацию больше. Это было не очень важно, однако список трудов со временем, к удовольствию обоих, увеличивался значительно.

За полчаса тезисы оказались сотворены и распечатаны. Филя заскучал и уставился в окно.

В комнате никого не было. Тамара, чтобы не смущать Александра, с утра ушла в библиотеку просматривать новые журналы по нефтепереработке и экологии, остальные находились кто в подвале, кто в мастерских.

За окном на тонкой ветке старого вяза раскачивалась ворона. После каждого третьего качания она лениво каркала. Филя поддался ее примеру и тоже стал раскачиваться на стуле. Поймав ритм птицы, он после третьего качка каркнул. Дверь в комнату открылась, и вошел завлаб.

– Что, Александр Петрович, крыша поехала? – спросил он.

– Крыша, Михаил Юрьич, на месте. Уходить от вас собираюсь. В орнитологи. Там, говорят, платят больше. Вот тренируюсь. Изучаю жизнь ворон.

– Ну-ну. Доизучаешся, что сам вороной станешь. Белой.

– Не, Михал Юрьич, я лучше красной, революционной. В нашей триботехнике революций не намечается, темплан выполняем, заказчики довольны, а вот в орнитологии совсем наоборот. Заказчиков нету – голый бюджет.

– Бюджет голым не бывает. Бюджет бывает желанным, – мечтательно включился в Филино словоблудие завлаб.

– А что, Михал Юрьич, у нас бюджета не намечается? – впервые за время работы в лаборатории решил проверить осведомленность завлаба Филя.

– Слухи ходят. Через пять минут узнаем. Колтырин приехал из Москвы. Собирает завлабов. Приехал бы ни с чем, не собирал бы. А вот достанется ли нам? Думаю, что да. Иначе зачем ему дочку к нам в лабораторию совать. Так что я пошел, а ты ворон считай, не ошибись только, юный орнитолог.

«Башка у Юрьича варит, – подумал Филя. – Из никакой информации сделал правильные выводы. Повезло нам с завлабом».

Филя снова остался в комнате один. Ворона поглядела на него с ветки и процедила сквозь зубы:

– Ворон хренов. Ты и летать-то не умеешь. Орнитолог.

– Это ты ни хрена не умеешь, а я каждый вечер улетаю.

Ворона в ответ пренебрежительно хмыкнула.

– Битлов поставлю, наушники надену и улетаю. Тебе так и не снилось.

– Битлов! Да у них всего три песни приличные, – ворона подняла лапу и стала загибать пальцы.

– Чего! – возмутился Филя за своих любимцев.

– «Герл», – каркнула она, продолжая свою мысль и загибая то, что у нее было вместо пальцев, – «Суп Марин», а вообще-то, одна настоящая – «Кар-р-р-р-лсон».

– Сама ты Карлсон-суп-марин. «Еллоу субмарин» – желтая подводная лодка по-английски. А «Толстый Карлсон» – это вообще наши полудурки в «Еллоу риве» – «Желтой реке» слова поменяли, – и Филя для убедительности напел.

– Похоже, – согласилась ворона и перестала загибать когтистые пальцы. – А что, битлы дальтониками были?

Чувствовалось, что вороне приятно поболтать со знающим человеком и показать свою эрудицию.

– С чего ты взяла? – удивился Филя.

– Да у них все желтое.

– Не, у них много чего хорошего и разного, – процитировал Филя и покровительственно продолжил: – Это совпадение. Всего две песни про желтое.

– Ну мне пора, – ворона махнула Филе крылом и не спеша полетела.

– Карррр, – кивнул Филя.

– Шура, мы сегодня в столовую идем или каркать будем? – в комнату заглянул Палыч.

– Мы сегодня идем, а вы, если вам это, конечно, нравится, можете оставаться и каркать до конца обеденного перерыва, – Филя нарочито строго посмотрел на приятеля.

– Ну, Филя, и приколы у тебя пошли, – ответил, слегка растерявшись, Палыч. – Не знаешь, зачем Колтырин завлабов собрал?

– Знаю. Прощения решил просить. Душу облегчить – и в монастырь уйти. Навсегда.

– Пошли. Опоздаем на минуту – в очереди час стоять будем.

– Да, Феликс Эдмундович, вы, как всегда, пгавы. Пгомедление смегти подобно. Агхипгавы, – поясничал Филя, на ходу застегивая куртку. – А сейчас гежте. Непгеменно гежте. А то эта политическая пгоститутка Тгоцкий скажет: «Хген с ними!». И тут будет не пгав господин Тгоцкий.

Палыч одобрительно тыкнул.

По знакомой тропинке мимо полуобглоданных магнитными пастями кранов, груд металлолома, мимо жилища кота, которого не оказалось на месте, Александры добрались в столовую.

Очередь была невелика. Они взяли подносы и пристроились в начале загородки, возле традиционного столовского нержавеющего сооружения, на котором впритык друг к другу размещались тарелки с салатами. Мелко нашинкованная морковь, свекла, капуста разбирались мгновенно. Рядом с ними сиротливо горевал и, засыхая, скручивался, как будто вздымал в мольбе руки, нарезанный сыр «Российский». Чуть поодаль, с высоты своей горки гороховыми глазками на него, а заодно на всех остальных глядел, скрестив на груди лапки из куриной грудинки, салат «Оливье». Филя подмигнул ему. От такой фамильярности горошина, как монокль из глаза аристократа, выпала, и «Оливье» сморщил губы.

– Ладно, живи пока, – пожалел его Филя и, взяв морковь, капусту и свеклу, свалил все в одну тарелку.

– Козел, – презрительно ответил «Оливье».

– Сам козел. Картошка обосра… – Филя еле сдержался, чтобы не сбиться с аристократического диалекта, и продолжил: – Облитая майонезом.

– Ой-ой, – с прованским прононсом произнес «Оливье».

– Между прочим, ты знаешь, Палыч, майонез у нас делают из подсолнечного масла с измельченными яйцами, – как бы к коллеге обратился Филя, акцентируя внимание «Оливье» на подсолнечном и измельченных.

«Оливье» покраснел.

– Голубой, – процедил Филя, глянув на него последний раз, и передвинул поднос дальше, к раздаче вторых блюд.

Высоченный мужик в сварочной робе, стоявший в очереди перед ними, водрузив на свой поднос три порции гуляша и передвинувшись к первым блюдам, забалагурил:

– Эх, – забасил он, сверкая на молоденьких поварих золотой фиксой, – мне бы щец покислей, да п…

Девчонки на раздаче покраснели.

Пожилая повариха, наверное их начальница, плюхнула ему в тарелку щей до краев и отрезала:

– Не обожгись, а то и в широкую не влезешь. Ишь, повадился девчонок смущать. Проходи дальше, не задерживай очередь. Люди голодные ждут, пока ты натреплешься.

– А пусть они у тебя через кастрюли не прыгают, – окрысился он. – В супе волосы попадаются.

– Иди-иди. Сам не попадись. Вот я начальнику цеха расскажу, чем ты тут занимаешься. Следующий, – переключилась на Филю повариха.

– Мне, пожалуйста, горохового, – пробормотал тот, непонятно от чего смутившись.

– Пожалуйста, – повариха изобразила на лице предельно возможную любезность.

Филя осмелел и попросил:

– А можно чего-нибудь для кота? Он тут живет в железяках.

– Можно и для кота, – повариха взяла у Фили полиэтиленовый пакет и наполнила его до верха куриными лапами, головами и требухой.

– Спасибо и от него и от нас, – вступил в разговор Палыч.

– На здоровье, хорошему коту не жалко.

Прихватив перед кассой еще по стакану сметаны и компота, по коржику и тарелке творога с сахаром, научные сотрудники расплатились и понесли согнувшиеся под снедью подносы к столику поодаль от кассы, поближе к окну, заполнили его тарелками и стаканами, уселись и приступили к обеду.

Через полчаса, осоловев от съеденного, они отнесли груду тарелок к окошку для грязной посуды и не спеша отправились в обратную сторону. В руке у Фили болтался пакет с едой для кота.

Палыч, кроме перечисленного, съел еще тарелку с пшенной кашей и два блина, обильно политые повидлом. Разговаривать поэтому он был не в силах, и путь до жилища кота был проделан молча.

Вопреки ожиданиям кота опять не было на месте.

– Загулял, бродяга, – отсекая дурные мысли, заявил Филя, выкладывая содержимое из пакета.

– Как бы чего не случилось, – пессимистичнул Палыч.

– Типун тебе на язык.

– Да я ничего. Бродит где-нибудь. Кошек, небось, гоняет, – суеверно засоглашался он.

Послышалось мяуканье, и кот объявился.

– Шляешься, старый бабник, а мы волнуемся, – Палыч нагнулся, присел на корточки, потрепал кота по загривку, погладил и продолжал: – Ты уж не подводи нас, дружище, живи. Не сгинь.

Кот мурлыкал, изгибал спину, терся о штанину Палыча, но к Филе не шел. Филя тоже присел и протянул руку к коту, но тот отошел и поглядел на него с некоторым презрением. Филя обиделся, встал и сказал:

– Чего дуешься, не пойму. Я к тебе всей душой. У поварихи выпросил столько еды, а ты и поговорить не хочешь. Гляди, пробросаешься друзьями. Пошли, Александр Палыч, нас тут не любят, – направился он к институту.

Палыч присоединился к нему.

– Что-то ты не то сделал, Шура, кот просто так не дуется.

Филя в ответ пожал плечами.

– Не знаю.

Остаток дня Филя провел у компьютера. Обрабатывал данные, строил графики. В общем, полуспал.

Минут за двадцать до его ухода в комнату вошла Тамара. Увидев, что никого нет, она подошла к Филе, нагнулась и поцеловала его в щеку.

– Сашенька, ты прелесть. Я весь день только о тебе и думаю. Сегодня у меня не получится, папа приехал, а завтра, если ты не против, давай встретимся, сходим в кино.

– В кино так в кино, – проговорил Филя, не отрываясь от компьютера.

– Тогда завтра в восемнадцать ноль-ноль возле «Горизонта». Целую. Пока. – Тамара помахала ему рукой, послала воздушный поцелуй и вышла.

– На хрена мне это надо? – произнес Филя. – А может, в самом деле жениться?

Он надулся, пробубнил первую строчку марша Мендельсона. Потом вздохнул, встал, выключил компьютер и пошел одеваться.

Прозвенел звонок. Рабочий день закончился.

Глава восьмая

Филимонов жил вдвоем с матерью. Три года назад умер отец, человек добрый и строгий. Прошел он всю войну, закончил ее в Праге. Имел много наград, но не бравировал ими. Умер в семьдесят шесть лет, но на пенсии из них был всего последних четыре года. Работал на железной дороге. В какой-то из многочисленных служб. Специалистом был редкостным, и отпускать его долго не хотели. Жила семья дружно, неторопливо, по плану. Постепенно дом наполнялся мебелью, вещами, одеждой. Появилась машина, потом – дача.

Теперь оставшись с матерью, они часто вспоминали отца. Летом мать почти все время жила на даче. Филя приезжал к ней на выходные. Привозил еду, забирал фрукты-овощи. Осенью перевозил мать домой на зимние квартиры вместе с многочисленными коробками и сумками, полными компотов, соков, соленых огурцов, помидоров, варенья и прочих запасов.

Он стал главным в доме, чувствовал это и помогал матери не быть слишком одинокой без отца.

Подойдя к квартире, он вспомнил, что не позвонил матери. Не предупредил, что ночевать не придет. Не позвонил и с работы. Ему стало стыдно. Он открыл дверь, вошел и соврал:

– Мам, что это у тебя телефон с вечера и целый день молчит? Я звонил, звонил, так и не дозвонился. Ты уж прости.

– Да ладно, я на работу утром позвонила, мне какая-то новая девушка сказала, что все у тебя в порядке. Что это за сотрудница такая? Давно работает?

– Не, три дня.

– Вежливая, обходительная. Замужем?

– Пока нет. Это дочка нашего замдиректора Колтырина. А что?

– Да нет. Ничего.

Мать давно хотела женить Александра, понянчить внуков. Но в то же время побаивалась, что будущая невестка отдалит от нее сына. Что оставит ее одну. Или что придет к ним в дом, а потом отнимет квартиру или заставит разменивать.

Старушка терзалась и мучалась в этих противоречиях. И все же ей хотелось женить сына, чтобы не дай бог, когда умрет она, не остался бы ее Сашенька один на белом свете и не поддался бы какой-нибудь стерве, которая уж точно влезет в их квартиру, а потом его и выгонит.

А еще она мечтала понянчить внуков. В общем, хотела и надеялась дожить до времен обычных и желанных для многих и многих матерей. В ее воображении рисовались идиллические картинки из будущей женатой жизни сына.

В эти картинки совершенно не вписывалась жена – дочка богатых родителей. Скорее наоборот, девица из такой семьи представлялась ей капризной, взбалмошной неумехой, ни на что не способной. Вернее, способной только на одно – испортить жизнь ее сыну.

В невестки она себе метила девушку простую и скромную, работящую и послушную, из простой, но культурной семьи, в общем, такую, каких теперь не бывает да, наверное, не бывало и никогда.

Посему дочка Колтырина была отвергнута ею сразу и навсегда. А вот в голове Александра она появлялась все чаще и чаще. Как будто исподволь кто-то подводил его к этой мысли. Александр гнал ее, прикидывал все за и все против этого супружества, даже решил погадать на компьютере – разложил три раза подряд «Косынку», и все три раза «Косынка» сошлась. Событие редкое, почти невозможное. Все сходилось на женитьбе. Пропади она пропадом.

Вечером Филя уселся за письменный стол, взял лист и провел посредине вертикальную черту. Справа вверху написал «За». Слева – «Против». «За» оказалось намного больше. Почти на две трети страницы. Филя вздохнул, смял лист, выкинул его в угол комнаты. Потом поднял и отправился на кухню выбрасывать в мусорное ведро. Бросил. Взглянул в последний раз.

Со скомканного листа на него глядела часть столбика «За»:

4. Карьера.

5. Докторская дисс.

6. Загранкомандировки.

Александр еще раз вздохнул и пошел в комнату к матери говорить о женитьбе.

Мать как женщина умная выслушала сына, спросила, нравится ли ему Тамара, повздыхала, сказала, что разве заочно разберешь, какова девица, и посоветовала сыну пригласить ее к ним в гости. А там видно будет.

И подумав, добавила:

– Главное, Саша, с детьми не спеши. Не будет детей – расстанетесь без проблем. Появится ребенок – станет все не так просто. Твой отец говорил, что женитьба не главная ошибка, расстались и исправили. Ошибка – дети в ошибочной женитьбе. Эту ошибку никак не исправишь.

– Бог даст, не ошибусь.

– Ох, Сашенька, мальчик мой, не нравятся мне твои слова. Подумай. Никто тебя не неволит.

– Мамуля, все будет окей, – Шура улыбнулся, поцеловал мать и отправился спать.

Мать с грустью посмотрела ему вслед и, не удержавшись, все-таки сказала:

– Не продавал бы ты себя, Сашенька.

Александр вспылил, наговорил матери глупостей. На душе у него было тоскливо, противно и неуютно.

«Да пошла она на хрен, эта женитьба», – решил он напоследок и улегся спать.

Утром перед зеркалом строить рожи Филе не захотелось. Говорить смешные монологи тоже. По дороге в институт он думал о том, как бы не встретиться с Тамарой.

Все сложилось как нельзя кстати – оказалось, что ее срочно отправили в командировку в Москву отвезти необходимые бумаги по новой, финансируемой из бюджета тематике.

Филя облегченно вздохнул, повеселел и отправился в подвал, чтобы самому проверить качество новых элементов трения, их прочность и прочее…

Работа в руках снова закипела. Все у него получалось. Результаты были отличные.

А через три дня его с Палычем отправили в командировку. В Сибири на одном из предприятий «полетел» уплотнительный узел, произошел выброс газа, взрыв, погибло два человека. Узел был не их изготовления, но необходимо было разобраться на месте в причинах аварии. Институт привлекли в качестве эксперта.

Вернулся Филя домой только через три недели.

Тамара снова была в Москве. На этот раз на предзащите. Потом Александр уехал в Пермь на конференцию. Оттуда без заезда домой в Уфу, на один из нефтеперерабатывающих заводов, на котором хотели внедрять их разработку.

Когда он вернулся, то опять не застал Тамару – она готовилась к защите в своем родном, по аспирантуре, московском вузе.

В общем, встретились они только в феврале. После ее защиты. Защитилась Тамара, по словам очевидцев, вполне прилично. Совет проголосовал единогласно. Утвердили ее на редкость быстро. Через месяц после защиты. Впрочем, Александр этому не удивился. Руководителем у Тамары был академик, член ВАКа.

Получение кандидатского диплома праздновали всей лабораторией. Шумно, весело, с большим размахом, но не настолько, чтобы размах бросался в глаза и вызывал зависть.

Колтырина на банкете не было. Руководил всем завлаб Михаил Юрьевич. В конце вечера устроили танцы. Тамара пригласила Филю. Танец был медленный и долгий.

Сначала они танцевали молча. Потом Филя стал расспрашивать, как прошла защита, как вообще дела, что нового.

Тамара долго не отвечала, потом подняла голову, посмотрела на Филю, в ее глазах блеснули слезы. Она виновато улыбнулась и сказала:

– Саша, у меня будет от тебя ребенок.

Филя был потрясен. Он чуть было не выдал, наверное, наиболее часто встречающийся ответ на такое сообщение: «Как?». Однако ума хватило, чтобы взять себя в руки, улыбнуться и сказать:

– Тамарочка, я тебя поздравляю и предлагаю свою руку и сердце. Выходи за меня замуж.

– Сашенька, я ведь вижу, ты меня не любишь.

– Тамарочка, я в тебя влюбился сразу, как только увидел, – соврал Филя, – только вида не подавал, а то, думаю, не захочет со мной встречаться такая красавица.

– Правда? – наивно спросили Тамара.

– Гадом буду, – сострил Филя и поцеловал будущую мать.

Танец закончился. Заиграла другая музыка. Рок. Народ веселился, допивал остатки водки, поднимал тосты за будущую докторшу наук. Тамара отвечала, произносила ответные тосты. Филя сидел уже не там, где расположился вначале, на краю, чтобы скорее улизнуть, а в центре, рядом с виновницей торжества. Никто этому не удивился. Все были, как говорил потом Палыч, «в сильном поддатии».

После банкета Александр пошел провожать Тамару. По дороге они обсуждали, как действовать дальше. Когда пойдут к Филиной матери, когда к Тамариным родителям. В подъезде Александр поцеловал Тамару. Она ответила нежно, преданно и беззащитно. Губы у Тамары были мягкие и влажные, а глаза в слезах.

На душе у Филимонова стало легко. Все решилось само собой. Не надо было принимать решения. Гадать на компьютере. Все в жизни снова стало ясно и просто.

Глава девятая

Надежде Сергеевне, матери Александра, Тамара понравилась. Мать была растрогана ее обходительностью, желанием помочь накрыть на стол, помыть посуду. Через слово у нее повторялось Филино имя, и все с уважением, восхищением и прочими штучками, от которых у любой матери закружится голова и она сдастся без боя.

Однако Надежда Сергеевна была женщиной тертой и подозрительной. Она быстро оправилась от этого напора вежливости, смешанной с доброжелательностью, и спросила Тамару:

– А где вы собираетесь жить?

– Как Саша захочет, – мгновенно отреагировала Тамара. – Можем у нас. Можно взять кредит и купить квартиру. В общем, я не знаю. Как Саша решит.

Это «как Саша решит» и отсутствие у невесты стремления вселиться на их жилплощадь добило Филину мать. Она окончательно смирилась с женитьбой сына и теперь уже была полностью за Тамару.

В конце обеда Филя торжественно оповестил мать, что они собираются жениться, и та, немного засуетившись, заспешила в соседнюю комнату, принесла икону. Сказала, что эта икона Николая Угодника – их семейная. Что ею благословляли еще бабушку с дедом и что она приносит счастье. Потом перекрестила Филю и Тамару, пожелала им долгой семейной жизни и еще раз перекрестила иконой.

Тамара засмущалась, сказала «спасибо» и поцеловала Надежду Сергеевну в щеку. Филя тоже стал целовать, приговаривая при каждом поцелуе:

– От завкома, от профкома и от себя лично.

Мать засмеялась, шутливо оттолкнула Филю, сказала, что тот еще мальчишка и что ему в детский сад идти надо, а не в загс. Потом прослезилась, отвернулась и, сославшись на усталость, ушла в свою комнату.

Тамара с Филей отправились к Тамариным родителям, решив все объявить в один день.

Дверь им открыла Тамарина мать, Екатерина Викторовна, крашеная блондинка, усиленно молодящаяся и, чтобы никто не догадался о ее возрасте, закрывшая морщины на шее эффектным бантом в тон платья, обтягивающего ее еще весьма впечатляющие формы.

– Здравствуйте, молодой человек, меня зовут Екатерина Викторовна, я Томочкина мама, а вас зовут Александром. Тамара о вас много рассказывала, очень приятно, – говорила она, при каждом слове чуточку отодвигаясь назад, в глубь квартиры, и освобождая некоторое пространство для пытающихся войти в квартиру молодых.

Наконец первый рубеж был отвоеван и дверь закрыта. Тамара оттеснила мать в глубь широкой, размерами почти с комнату прихожей, и Александр смог снять с Тамары, а потом и с себя куртку, повесить во встроенный шкаф, надеть выделенные тапочки и даже чуть-чуть смутиться.

В глубине прихожей их уже поджидал сам Колтырин. Филе было непривычно увидеть его в спортивных штанах с найковской кавычкой и клетчатой байковой рубашке.

Колтырин крепко пожал Александру руку, сказал, что очень рад видеть его у себя дома, и пригласил в зал.

Они вошли в большую комнату, посредине которой под хрустальной люстрой красовался широкий и длинный раздвижной стол. Во главе стола возвышалась запотевшая, видимо только что извлеченная из холодильника, бутылка шампанского. Рядом с ней располагалась бутылка «Багратиона», а вокруг них вдоль стола – тарелки с колбасой, холодцом, всякими салатами, шпротами, мандаринами.

– Прошу к столу, Александр Петрович, – торжественно произнес Колтырин и привычным жестом показал, к какому именно столу.

Тамара и Филя уселись рядом, родители напротив.

Василий Николаевич бесшумно открыл шампанское и профессионально налил его в бокалы, не пролив ни капли.

– Ну, ребята, за вас. Чтобы все хорошее в жизни вашей сбывалось, а плохое нет, – произнес он и отпил четверть фужера.

Филя последовал его примеру, Тамара с матерью едва пригубили. Екатерина Викторовна вновь засуетилась, начала предлагать Филе произведения своего кулинарного искусства, наполнять его тарелку фрагментами салатов, холодцом, колбасой. Увлеклась этим занятием и опрокинула свой фужер.

– Вечно у меня что-нибудь случается, – запричитала она, сокрушаясь, что испортила платье, и отправилась в сопровождении Тамары переодеваться.

Мужчины остались одни.

– Александр, можно я вне рабочей обстановки буду вас так называть, – произнес Колтырин, – пока женщин нет, давай по коньячку выпьем.

Филя не возражал, и под колбаску, шпроты и лимончик они пропустили три рюмки очень даже приличного напитка.

– Саша, – продолжал Василий Николаевич, – Тамара мне все рассказала. Она у меня единственная и любимая дочка. Что это такое, ты когда-нибудь, а может быть и очень скоро, сам поймешь. Мы с Катериной ее выбор одобряем. Ты мне давно симпатичен. Чем сможем, будем вам помогать. Я всегда мечтал о мужике в доме. А то одному в этом цветнике иногда тоскливо бывает. Да и дело надо кому-то со временем передавать. Тамара, она, хотя девчонка умная, многим мужикам фору даст, но все-таки в нашей стране для большого дела привычнее мужик. Так что дерзайте, молодым везде у нас дорога. Свадьбу мы сделаем, если вы не будете с Тамарой возражать, в первый день не очень большую, но представительную в банкетном зале «Метрополя». Для моих друзей. Там и познакомишься с серьезными людьми из администрации областной, директорами крупнейших заводов и вообще серьезными людьми.

А для молодежи и сотрудников вашей лаборатории я все организую на другой день в институтской столовой. Договорились?

Филя кивнул.

– Вот и отлично. Девушки, куда вы пропали, надо бы горячего поесть, а то мы уже проголодались.

В комнату с блюдом, наполненным отбивными, вошла Екатерина Викторовна. Следом за ней – Тамара с таким же блюдом картофеля фри, только что извлеченного из фритюрницы.

Василий Николаевич вновь наполнил фужеры шампанским. Провозгласил тост за помолвку молодых и выпил. На этот раз до дна. Остальные последовали его примеру.

После застолья Александр с Тамарой помогли убрать со стола, затем сам стол и отправились побродить по городу.

Настроение у Фили было благодушное. Все его проблемы решились. Перспективы намечались грандиозные, жизнь представлялась прекрасной.

Через неделю была свадьба. Свидетелем со стороны жениха был тот самый Николай Порфирьевич, с которым Филю познакомила Тамара в театре.

Со стороны невесты – ее подруга, дочь директора и фактического владельца крупнейшего в области химического комбината. Наверное, единственного из предприятий такого масштаба, не утонувшего в море приватизаций и реформ, а наоборот, процветавшего как никогда прежде.

В ресторане было чрезвычайно уютно, весело и трогательно. Сильные мира сего умели не только зарабатывать деньги и властвовать, но и отдыхать. Главный подарок сделал, конечно, отец – ключи от новенькой двухкомнатной квартиры.

За ним по очереди поднимали тосты гости и после поздравления говорили примерно следующее:

– В вашу новую квартиру от нас примите телевизор. Чтобы вам не надрываться завтра, его вам доставят прямо по этому адресу. А теперь горько!

Через два часа тостов и поздравлений у Александра и Тамары были холодильник, стиральная машина, пылесос, видеомагнитофон, аудиоцентр, сервизы всех мастей, от нержавеющих кастрюль «Цептор» до хрустальных наборов, и многое, многое другое. И все это было либо «Сони», либо «Бош», либо других самых-самых престижных фирм. Пожалуй, только директора мебельных фабрик подарили свою продукцию – кухонный набор и мягкую мебель. Но все знали, что эти наборы превосходят подобное, привозимое с Запада, по той простой причине, что делаются из натурального дуба на западном же оборудовании.

На второй день, когда Тамарины родители распаковывали и расставляли привозимые подарки, молодые веселились в своем кругу.

А в понедельник они были уже в свадебном путешествии. На заграничный отдых денег не хватило, поэтому поехали в Сочи.

Конец февраля в Сочи был чудесным. Солнечная погода. На улице плюс пятнадцать. В городе ни летней суеты, ни жары. Роскошные зеленые аллеи ботанического сада, санаториев. Чудесное время, чтобы отдохнуть, собраться с мыслями. Наметить направления дальнейшей деятельности. А море? Море было прямо в гостинице. Огромный бассейн с морской водой. Купайся сколько заблагорассудится.

Через две недели после бесконечных прогулок по морю на катерах и водных трамвайчиках, после гуляний в парках, после бесконечной лени, лежания в постели до обеда и нескончаемых любовных игр Александр и Тамара вернулись домой. В новую, обставленную квартиру. За это время Александр был очарован и влюбился в Тамару, как ни в кого до этого не влюблялся.

Вначале ему было неловко, что за все расплачивается она. Неудобно за то, что свадьба была устроена на средства ее родителей, что ни с того ни с сего они получили квартиру, да еще со всем внутренним, как он про себя выражался, содержанием.

Но потом эти мысли отступили куда-то далеко, вспоминать про них стало некогда, и он прогнал их, согласившись с Тамариным доводом: не бери в голову.

В родном городе, в аэропорту их ждала институтская машина. Знакомый шофер поздоровался с Тамарой по имени-отчеству, кивнул Филе, загрузил чемоданы в багажник и доставил молодых в новую квартиру, сказав, что он подождет и что через двадцать минут Василий Николаевич и Екатерина Викторовна ждут их на обед.

Филя, не успев позвонить матери, принял душ, переоделся в новый, невесть откуда взявшийся за время их отсутствия костюм и через полчаса вместе с Тамарой сидел за столом с тестем и тещей.

– У нас тут, пока вы загорали на море, – говорил Колтырин, – произошли интересные события. Институт наконец стал головным в России и получил финансирование по экологической тематике. Теперь все работы по промэкологии будут проходить через нас. Все проекты законов, все исследования, все апробирование новых разработок и рецензирование проектов через нас.

Колтырин поднял руку и продолжал:

– Если мы – за, то тема принимается, если нет – сами понимаете – неперспективна.

– Это наш папочка пробил в правительстве, – вступила Екатерина Викторовна.

Колтырин улыбнулся:

– Я, дорогая, не к тому. Дело, Александр, – Колтырин внимательно посмотрел на Филимонова, – очень значимое. Мне оно стоило огромных сил и средств, и я не моту теперь, когда все получилось, пускать его на самотек.

Колтырин сделал паузу и снова внимательно посмотрел на Филю. Филя смутился, понял, что надо что-то сказать и произнес:

– Василий Николаевич, я всегда рад вам помочь. Если только сумею.

– Сумеешь, – уверенно подтвердил Колтырин и продолжил: – Для работы по новой тематике в институте будет создан отдел. Руководить отделом будет Тамара. Это как раз близко ее диссертационной работе, и молодых ученых надо выдвигать на ответственные должности. Об этом уже не раз говорили мне на собраниях некоторые деятели. Вот и выдвинем. А для экспериментальной проверки некоторых теоретических идей и положений будет организовано предприятие. Как теперь принято – закрытое акционерное общество. Этому ЗАО, назовем его, например, «Институт прикладных проблем экологии», будет передаваться часть исследований. Его-то я и предлагаю возглавить тебе. Молодому, перспективному кандидату наук, работающему в оборонке, имеющему ряд перспективных изобретений, в том числе закрытых. Кому, как не тебе заняться вопросами экологии? А то народ скоро дышать будет окислами азота и углерода. А пить отраву после химкомбинатов. Так что, Александр Петрович, спасайте человечество, пока не поздно.

Колтырин, довольный своими словами, засмеялся.

Филя ожидал чего угодно, только не такого предложения. Возглавить институт – об этом он никогда и не помышлял. С другой стороны, уходить из родной лаборатории, где все было налажено своими руками, не хотелось.

– А как же моя лаборатория? – неуверенно спросил он. – Темплан?

Колтырин скептически пожал плечами, но вдруг взгляд его снова оживился:

– Если хочешь, оставайся там на полставки. Руководи группой по совместительству. Это неплохая мысль. Молодец, хорошо придумал. И к зарплате прибавка. Договорились.

– Договорились, – неуверенно выдавил из себя Филя.

– Вот и хорошо. Я, признаться, на тебя рассчитывал. А за организационную работу не переживай. Зама я тебе нашел энергичного. Подметки на ходу рвет. Завтра познакомлю.

Колтырин встал, пожал Филе руку. Сказал, что должен уходить. Что у него сегодня, хотя и воскресенье, еще две встречи по этим же вопросам.

Молодые тоже засобирались домой.

Филя вспомнил, что так и не позвонил матери, и предложил Тамаре заехать к ней.