Текст книги "Ельцин. Кремль. История болезни"

Глава четвертая
УТОПЛЕННИК, ИЛИ СЕНТЯБРЬСКАЯ НОЧЬ

Пришла пора поговорить о череде и поныне таинственных историй, связанных с именем Ельцина. С какой-то мистической прямо настойчивостью они сопровождали нашего героя все то время, пока двигался он к вершине власти.

Об этих загадочных, запутанных событиях мало кто вспоминает сегодня. Хотя во многом, как раз благодаря им, образ Ельцина и наполнился столь любимой в народе роковой сакральностью.

Это уже потом, в конце столетия, любой начинающий политик будет считать своим долгом пережить какое-нибудь покушение, чудесным образом спастись от неминуемой гибели.

Вспоминаю, например, жуткий детектив с популярным бизнесменом Боровым, чей «Мерседес» был расстрелян в окрестностях Ярославля, но сам он успел, под шквальным огнем, выскочить из салона и скрыться в придорожном лесу.

И неважно, что свидетелей этому покушению не было. Неважно, что экспертиза однозначно установила – стрельба велась по машине, находящейся в статичном (сиречь неподвижном) положении, никуда Боровой не убегал и, выходя из авто, сумел даже поставить ее на ручной тормоз и передачу. Неважно, что расстреляв «Мерседес» зажигательными пулями, предупредительные террористы заблаговременно открутили крышку бензобака, а саму машину Боровой успел накануне застраховать.

В массовом сознании четко закрепилась нехитрая формула: в Борового стреляли за правду – значит, он молодец. Вскоре недострелянный мог уже щеголять думским удостоверением.

А история другого депутата, Николая Лысенко, чей кабинет взорвали прямо в Думе опять-таки накануне выборов? Потом, правда, выяснилось, что бомбу установил он сам, и вместо нового депутатского срока Лысенко получил срок тюремный. В отличие от коммуниста Илюхина. Этого деятеля террористы подкараулили на лестничной клетке, когда он выносил мусорное ведро. Как был – в тренировочных штанах и тапках – Илюхин запустил пустым ведром в киллеров, те, понятно, опешили, да и ведро было пустое – примета нехорошая – так что даже в упор не смогли попасть они в жертву.

Список подобных трагикомичных, умозрительных историй можно продолжать бесконечно. В борьбе за симпатии избирателей годятся любые средства. Но первым понял эту незамысловатую истину именно будущий президент.

В конце 80-х ничего подобного страна еще не знала. Политики того времени были, как на подбор, скучными, бесцветными субъектами в одинаковых костюмах и блеклых галстуках. На них и глядеть-то без зевоты было тяжко.

И тут на авансцену выходит человек совершенно иного толка. Нестандартный, яркий, горлопан и бунтарь. Опять же – страдалец за идею.

Он первым осмелился бросить вызов системе, и за это подверг себя смертельной опасности. Его резали ножом хулиганы в штатском. Его сбрасывали с моста в реку. Таранили машинами. Всячески пытались дискредитировать, запуская, например, по центральному телевидению запись, где он, якобы пьяный вдребезги, еле ворочал языком.

Но все было Ельцину нипочем. Он шел вперед всем смертям назло, поднимаясь во весь свой высоченный рост, наперекор коммунистическим невзгодам. И чем больше гнобили его, тем крепче становилась народная любовь…

После скандального выступления на октябрьском пленуме над головой Ельцина сгустились тучи.

Сразу после ноябрьских праздников его должны были снимать с московского горкома.

Последний раз, 7 ноября, Борис Николаевич поднялся на трибуну Мавзолея. Со стороны было это незаметно – он так же точно, как и остальные члены Политбюро призывно размахивал шляпой, приветствуя колонны трудящихся, – но в том кругу был он уже инородным телом; живым мертвецом. Остальные вожди старались даже не смотреть в сторону вчерашнего соратника; вроде как нет его.

Я специально залез в календарь: 7 ноября приходилось в 1987 году на субботу.

Дни недели играют в этой истории принципиально важную роль. Ведь 9 ноября, при таинственных обстоятельствах, Ельцина срочно госпитализируют в ЦКБ.

9 ноября – это был, в свою очередь, понедельник. Улавливаете мою мысль?

В субботу – праздник, причем со слезами на глазах. Если для кого-то он и был торжеством, то для Ельцина являлся, скорее, трауром; своеобразными поминками. (Повторяю: в тот день в последний раз всходил он на трибуну Мавзолея.)

Мог ли Борис Николаевич его не отметить? Ясное дело: еще и усугубил , должно быть, снедаемый тоской и печалью. А где суббота, там и воскресенье. А в понедельник с утра – хочешь не хочешь, надо выходить на работу. И тут же увозит его, завывая сиренами, «скорая»…

«Видимо, организм не выдержал нервного напряжения, – жалуется Ельцин в мемуарах, – произошел срыв. Меня сразу накачали лекарствами, в основном успокаивающими, расслабляющими нервную систему. Врачи запретили мне вставать с постели, постоянно делали капельницы, новые уколы. Особенно тяжело было ночью, в три – пять часов я еле выдерживал эти сумасшедшие головные боли. Ко мне хотела зайти проведать жена, ее не пустили, сказали, что беспокоить нельзя, слишком плохо я себя чувствовал».

То, что Ельцин именует «нервным напряжением» и «срывом», в народе называется куда проще: похмельный синдром. Отягощенный вдобавок жуткой депрессией. В таком состоянии и на стену полезешь.

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Посталкогольный синдром (алкогольная абстиненция). Обычно начинается через 12–48 часов после употребления алкоголя. Легкие симптомы включают тремор, слабость, потоотделение и тошноту. Психические расстройства выражаются в нарушениях сна, сниженном настроении с оттенком тревоги. Больной испытывает выраженное желание выпить.

Впрочем, окажись все произошедшее обычной белочкой – это бы еще полбеды. Но в том-то и штука, что обстоятельства этой понедельничной госпитализации выглядят намного загадочней.

По версии Ельцина и его окружения, в больницу он был увезен по причине сильных приступов головной и сердечной боли.

(Ельцинский помощник Лев Суханов уверяет, к примеру: «В конце 1987 года из-за непрекращающихся стрессов он попал в больницу».)

Стрессы, конечно, были. Но к ЦКБ никакого отношения они не имели. В больничную палату Ельцин угодил совсем по другой причине. Ввиду… попытки самоубийства.

«В первой половине дня, кажется, 9 ноября мне доложили, что в московском горкоме ЧП, – пишет Горбачев. – В комнате отдыха обнаружили окровавленного Ельцина. Сейчас там бригада врачей во главе с Чазовым. Вскоре дело прояснилось. Ельцин канцелярскими ножницами симулировал покушение на самоубийство, по-другому оценить эти его действия было невозможно. По мнению врачей, никакой опасности для жизни рана не представляла – ножницы, скользнув по ребру, оставили кровавый след. Ельцина госпитализировали».

Крови опальный секретарь потерял изрядно, но это был, скорее, психологический эффект. Если он в самом деле решил свести счеты с жизнью, путь для этого выбран был довольно странный и бесперспективный – харакири ножницами. Дрожащей рукой он воткнул их себе в грудь.

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Кровотечение – излияние крови в просвет анатомической полости или полого органа при механическом повреждении артериальных и венозных стволов, аррозии сосудов, разрыве аневризмы.

В то время 4-м Главным управлением Минздрава руководил бывший брежневский врач Евгений Чазов.

Состояние Ельцина – в первую очередь злоупотребление снотворным и алкоголем: смесь гремучая – и раньше вызывало у него тревогу. Чазов даже устроил ему консультацию опытных психиатров во главе с известным профессором, член-корром Академии медицинских наук Наджаровым.

Е. Чазов:

«Состоялся консилиум, на котором у Ельцина была констатирована появившаяся зависимость от алкоголя и обезболивающих средств… Наши рекомендации о необходимости прекратить прием алкоголя и седативных препаратов Ельцин встретил в штыки, заявив, что он совершенно здоров и в нравоучениях не нуждается. Его жена, Наина Иосифовна, поддержала нас, но на ее просьбы последовала еще более бурная и грубая по форме реакция».

Пил Борис Николаевич давно и много, еще со времен строительной молодости. Что, в принципе, не удивительно. Ритм, в котором он существовал, был невыносим для любого человека. Ельцин начинал работу в восемь, а заканчивал не раньше полуночи. Весь его день был заполнен постоянными встречами, совещаниями, поездками, выступлениями. Его «шахматка» – ежедневный график – разбивалась на каждые 15 минут.

Ельцину, кровь из носу, требовалось постоянно снимать стресс, отходить от дел, забываться хоть на короткое время. И нет здесь средства лучше выпивки. (Разве только наркотики.)

Очень показателен рассказ бывшего его телохранителя Михаила Моржанова. Когда, уже после избрания председателем Верховного Совета, Борис Николаевич начал формировать свою службу безопасности, Моржанов пришел на «смотрины». Отбор проводил ельцинский помощник Валентин Мамакин.

«Валентин Иванович мне говорит: “Полтинник выпьешь?”

– Выпью, – уверенно отвечаю я.

– А сто? – тоже как бы между прочим спрашивает Мамакин.

– Выпью.

– А сто пятьдесят? – уже пристально глядя на меня, интересуется.

– Выпью.

– А двести? – заинтересовался Мамакин. Я глубоко вдохнул и на выдохе выдал:

– Выпью.

– Наш человек, – решил Мамакин и отправил меня на собеседование к Ельцину».

Комментарии, полагаю, излишни. То есть главным критерием для охранника в понимании Ельцина были вовсе не профессионализм, выносливость и физическая сила, а умение пить. Короля, как известно, делает свита…

Вот в таком примерно депрессивно-похмельном состоянии, после двух выходных дней, Ельцина и находят с ножницами в груди.

Послушаем анамнез от Евгения Чазова:

«Это был нервный срыв, в общем понятный с учетом структуры личности Б. Ельцина, типа его нервной системы. Для такого типа превыше всего власть. Все, что на пути к ней, должно быть преодолено или сметено. В обычных условиях эту особенность человек сдерживает, контролирует. Но алкоголь, особенно если им постоянно злоупотреблять, обязательно ее выявит, доведет до состояния патологии».

Теперь вам все ясно?

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Нервный срыв на почве алкогольной патологии – это вариант острого алкогольного психоза, развивающийся на пике похмельного синдрома. Характеризуется страхом, ощущением враждебности окружающего мира. Больные могут быть крайне опасны для себя и окружающих, часто пускают в ход оружие, если оно окажется под рукой.

Политбюро и Горбачеву ясно все было тоже с самого начала. Но как донести правду широким массам? Таких прецедентов в новейшей истории никогда не бывало: чтобы кандидат в члены Политбюро, секретарь МГК, пусть и опальный, на почве алкогольного синдрома сделал себе харакири ? Ладно бы пустил пулю в лоб – это хоть выглядит благородно, по-офицерски. Но взрезать грудь канцелярскими ножницами – явно не комильфо .

И не то чтобы Горбачев щадил Ельцина. Уж ему-то, напротив, чрезвычайно было выгодно выставить этого бунтаря на всеобщее посмешище. Но у генсека оказались связаны руки. История с ножницами касалась не одного только Ельцина. Другим концом она прямиком била по Политбюро и генсеку. Это какие ж кадры подбирает Кремль?

Правда о суициде шла в разрез с самым главным секретом власти – с ее сакральностью. Хоть и перемалывал народ кости партийным богам, хоть и крыл, на чем свет стоит, но неизменно соблюдалась при этом некая дистанция. Те, кто сидел в Кремле, – при всех их минусах и огрехах – казались людьми иного сорта, неприступными небожителями. Все, что делали они, исполнено особого, не всегда даже понятного для простых смертных смысла.

А тут вдруг вскроется, что они не просто такие же, как мы. Они еще хуже и примитивнее. Потому как пронзить себя спьяну ножницами может исключительно алкаш дядя Вася с первого этажа, но никак не среднестатистический советский человек.

В очередной раз Горбачев оказался заложником ельцинских выходок. Он даже вынужден в тот же день экстренно собирать Политбюро, вызывать на ковер врачей. В итоге решено было не откладывать пленум горкома, но огласке крамольную историю тоже не предавать.

По официально принятой версии, которую занесли даже в историю болезни, Борис Николаевич случайно напоролся на ножницы. Он якобы потерял сознание, упал на стол, а ножницы держал в это время в руках.[9]9
  Правду о том, что случилось в комнате отдыха, долго скрывали. В тот день смена была не моя; я ничего не знал. Меня очень насторожило, что по команде Наины у Ельцина поотбирали вдруг все стеклянные и колющие предметы: бокалы, рюмки, вилки, ножи. Только через несколько дней врачи мне рассказали, что Борис Николаевич якобы упал на ножницы.


[Закрыть]

Прямо как в анекдоте про человека, который, согласно милицейскому протоколу, стал жертвой несчастного случая, поскользнувшись и упав на нож 18 раз кряду.

Сам Ельцин легенду эту не отрицал. Он, правда, и про ножницы тоже нигде публично не упоминал, гневно отметая любые упреки в суицидальных наклонностях. («…Я другой, мой характер не позволяет мне сдаться».)

Зато история про нервный срыв и сердечный приступ кочевала из одного его интервью в другое, как наглядное доказательство бессердечной травли, развязанной Кремлем.

Но Ельцин не был бы Ельциным, если бы ограничился малым. И параллельно – явно не без его подачи – рождается слух, будто ночью на него совершено злодейское нападение. Два бандита с финками наголо попытались пырнуть трибуна. Он, понятно, расшвырял их, как котят, но ножом все-таки успели его задеть.[10]10
  Ельцин даже мне пытался рассказывать «сказки» об этих мифических хулиганах. От «харакири» у него на животе остался шрам. И вот всякий раз, когда мы шли с ним в баню, Ельцин гордо говорил: видите след? это на меня в подземном переходе напали… я их всех раскидал, но успели, сволочи, задеть… Проходит пара недель. Борис Николаевич в бане опять заводит: знаете, откуда шрам?., бандиты напали… выхожу я из гоcтиницы «Москва», после Межрегиональной депутатской группы, а они – уже с ножом поджидают… всех разбросал, конечно…


[Закрыть]

С учетом всего, что мы знаем о Ельцине теперь, рискну предположить, что придумал эту красивую сказку Михаил Полторанин – ельцинский «Геббельс».

Самое поразительное, что люди в нее поверили, и мгновенно заподозрили в случившемся длинную руку Лубянки.

(А чью же еще? Этот синдром – тотальной чекистскофобии – замечательно описал мой любимый Довлатов:

«Пожар случился – КГБ тому виной. Издательство рукопись вернуло – под нажимом КГБ. Жена сбежала – не иначе, как Андропов ее ублудил. Холода наступили – знаем, откуда ветер дует!»)

Сказку про ножи Борис Николаевич, естественно, тоже не отрицал. В его «Исповеди…» есть даже короткое упоминание о ране на груди, полученной в результате столкновения с хулиганами. Иными словами, один и тот же инцидент подается им, как два совершенно разных события, и в каждом – ни слова правды…

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

На самоубийство Наполеон всегда смотрел как на проявление слабости и малодушия… Но 11 апреля 1814 г., через пять дней после отречения, когда уже во дворце Фонтенебло начались сборы к выезду его на остров Эльбу, Наполеон… ушел в свои апартаменты и, как потом обнаружилось, достал пузырек с раствором опиума, лежавший у него в походном несессере, с которым он никогда не расставался. Наполеон еще в 1812 г., после сражения у Малоярославца, где ему грозила опасность попасть в плен, приказал доктору Ювану дать ему сильнодействующий яд на всякий случай и получил этот пузырек с опиумом, который и не вынимал из несессера полтора года.

Теперь, в Фонтенебло, он его вынул и выпил все содержимое. Начались страшные мучения. Коленкур, чуя недоброе, вошел к Наполеону, приняв это за внезапную болезнь, и хотел бежать за доктором, бывшим во дворце. Наполеон просил никого не звать и даже гневно приказал ему не делать этого. Спазмы были так сильны, что Коленкур все же вырвался, выбежал из комнаты и разбудил доктора, того самого Ювана, который и дал Наполеону после Малоярославца опиум. Доктор, увидя пузырек на столе, сейчас же понял в чем дело. Наполеон начал жаловаться на то, что яд слаб или выдохся, и стал повелительно требовать у доктора, чтобы он немедленно дал нового опиума. Доктор убежал из комнаты, сказав, что никогда такого преступления не сделает во второй раз.

Мучения Наполеона продолжались несколько часов, так как он отказался принять противоядие. Он категорически требовал скрыть от всех происшедшее: «Как трудно умирать! Как легко было умереть на поле битвы! Почему я не был убит в Арси-сюр-Об!» – вырвалось у него среди страшных конвульсий.

Яд не подействовал смертельно, и Наполеон с тех пор не повторял уже попытки самоубийства и никогда не вспоминал о своем покушении.

(Из книги Е. В. Тарле «Наполеон»)

Но и этого Ельцину тоже кажется мало. Уже после того, как убрали его из горкома, он выдумывает очередную эффектную легенду. Якобы врачи-убийцы, пока лежал он в больничной палате, специально обкололи бедолагу психотропными средствами, отчего ум зашел у него за разум и в таком невменяемом состоянии вытащили на пленум МГК.

Изнанку этого психотропного мифа, как бы объясняющего ельцинское самобичевание, мы подробно вывернули уже в предыдущей главе.

Остановимся лишь на деталях.

По версии самого Ельцина, главным виновником его мучений (помимо, конечно, Горбачева) был начальник 4-го управления Минздрава академик Чазов.

В «Президентском марафоне» читаем:

«Чазов приехал в больницу: “Михаил Сергеевич просил вас быть на пленуме МГК, это необходимо”. А умру я или не умру после этого – не важно. Меня накачали лекарствами, посадили в машину. На пленуме чувствовал себя так плохо, что казалось – умру прямо здесь, в зале заседаний.

Наина говорила: “Но как же так! Ведь он же врач!” А что врач? Врач тоже лицо подневольное. Не было тогда просто врачей, просто учителей, все, так или иначе, были солдатами партии. Солдатами государства».

Но вот, что пишет он в «Исповеди», то есть десятью годами раньше:

«Они накачали меня лекарствами так, что я практически ничего не воспринимал, и, может быть, я должен быть благодарен им за это, что они в тот момент спасли мне жизнь…».

Они – это, значит, врачи. В первую очередь Чазов. К подобным шараханьям Бориса Николаевича мы уже привыкли.

Ему никогда невозможно угодить. «Накачали» лекарствами – плохо. Спасли жизнь – тоже плохо.

А если б не накачали? Не спасли? Если б оставили умирать от потери крови или же раструбили на всю Ивановскую, что герой и трибун пырнул себя ножницами по пьяной лавочке?

Это было бы лучше?

Между прочим, по версии Коржакова, лошадиную дозу баралгина Ельцину вводил отнюдь не Чазов, а другой доктор – Дмитрий Нечаев.

Но о Нечаеве Борис Николаевич ни разу не упоминает. Более того, через пяток лет, даже, узнав, что человек этот стал лечащим врачом премьера Черномырдина, и не подумал требовать его увольнения.

Впрочем, Нечаев все равно проработал недолго. В апреле 1996 года, при таинственных обстоятельствах, он был застрелен наемными убийцами у подъезда собственного дома. Преступников, ясное дело, не нашли…

А так и оставшаяся загадкой история с экстренной ноябрьской госпитализацией, нападением хулиганов и врачами-вредителями стала одним из тех мифов, которые обеспечили Ельцину всенародное сочувствие, а значит, и признание…

Таинственные происшествия с Ельциным неизменно смахивают на хороший детектив. И это вполне объяснимо.

Не было в советской стране жанра более популярного. Эту метаморфозу филологам и обществоведам лишь предстоит еще разгадать, но я хорошо помню, как вымирали улицы во время показов сериала о «Знатоках» или «Мгновений», а толпа страждущих граждан сметала с прилавков любые, даже самые затрапезные, завалящие книжонки, если в них присутствовало хоть какое-то подобие детективного сюжета.

На черном рынке столицы самым котирующимся изданием был тогда сборник Агаты Кристи «Загадка Ситафорда» (как сейчас помню, в серой ледериновой обложке). Она оценивалась в баснословную сумму – сорок рублей. (У бабки моей, например, пенсия была тридцать.)

Немудрено, что детективные перипетии в судьбе Ельцина, появление завораживающих слухов о нем, мгновенно вызывало массовый ажиотаж.

Феномен Ельцина объясняется, по-моему, тем, что каждый видел в нем то, что желал увидеть. Это был собирательный образ героя. Что-то от Иванушки Дурачка, что-то от Че Гевары, что-то от комиссара Каттани.

Кстати, знаменитый сериал «Спрут», из которого советские люди впервые узнали о существовании мафии, кажется, и появился именно в 1988 году. Это было событие национального масштаба. Конечно, и раньше киногерои стреляли друг в друга, дрались и любили роскошных красавиц. Но все это было… несерьезно, что ли.

«Спрут» знаменовал собой совершенно новую эпоху в массовой культуре. Никогда еще кровь на экране не выглядела так натуралистично.

А поскольку мы привыкли проецировать киногероев в реальную действительность, отважного комиссара Каттани невольно принялись сравнивать с Ельциным, а его злейшего врага, хитроумного адвоката Терразини – с Егором Кузьмичем Лигачевым.

Вот и то, что случилось в сентябре 1989 года, как нельзя лучше соответствовало этому «комиссарскому» имиджу. Потому как, в отличие от Италии, народных депутатов никогда прежде не сбрасывали у нас в реки завернутыми в мешок.

Эпохальное это событие произошло 28 сентября 1989 года. Вокруг него, как и вокруг ноябрьского приступа, наверчено тоже немало. И пришла, наконец, пора разобраться: что же стряслось тогда на самом деле…

Для начала – предоставим слово главному герою.

«Ехал к старому свердловскому другу. Недалеко от дома отпустил машину. Прошел несколько метров, вдруг сзади появилась другая машина. И… я оказался в реке. Вода была страшно холодная. Судорогой сводило ноги, я еле доплыл до берега, хотя до него несколько метров. От холода меня трясло».

В тот день, как потом выяснится, Ельцин с Полтораниным встречались с избирателями в столичном микрорайоне Раменки.

«Зал не мог вместить всех желающих, – читаем в отчете о встрече в малотиражке МИФИ «Инженер-физик«, – и жители района собрались на площади перед ДК “Высотник”, где шла трансляция… Б. Н. Ельцин отчитался по итогам своей поездки в США… высказал свое возмущение публикацией в “Правде”».

Откуда слушателям было знать, сколь драматично завершится этот вечер, который породит новые «чудовищные» обвинения в адрес их любимца.

Верный помощник и наперсник его Лев Суханов, присутствовавший на мероприятии , говорит, что посадил Ельцина в служебную «Волгу», а сам, с другими доверенными лицами, отправился домой. Больше патрона никто в тот вечер не видел…

Л. Суханов:

«Вечером мне позвонила Наина Иосифовна и спросила – где Борис Николаевич?.. Я позвонил водителю Ельцина и попросил того объяснить ситуацию. Оказывается, он довез Бориса Николаевича до Успенских дач, где тот вышел из машины и дальше пошел пешком».

Пошел, значит, себе «к старому свердловскому другу», в правительственный дачный поселок. А около полуночи позвонил домой и дрожащим голосом попросил его забрать.

– Где ты? – враз охрипнув от ужаса, кричала в трубку Наина Иосифовна.

– На КПП в Успенском…

Встревоженная Наина Иосифовна вместе с зятем, Татьяниным мужем, орлицей ринулась на выручку супруга.

Родственники застали Ельцина на КПП. Он был вымокшим до нитки и отогревался горячим чаем, которым потчевали его милиционеры.

Тут-то и поведал он жуткую историю про таинственных злоумышленников, кинувших его в реку.

Якобы, когда от поворота на Рублевке шел он в сторону искомых дач, сзади подъехали «Жигули», и четверо выскочивших злоумышленников набросили ему на голову мешок.

«Не успел я очухаться, как меня куда-то понесли, и очнулся уже в воде, под мостом», – воспроизводит его рассказ помощник Суханов.

Мокрый и обезумевший, клацая зубами (погоды стояли зябкие), Ельцин добрел до КПП на входе в поселке.

«Ребята-милиционеры, дежурившие на посту, сразу меня узнали… Пока пил чай, который ребята мне дали… про себя ругался – до чего дошли…»

«До чего дошли» – это явный кивок в сторону Лубянки. А на кого же еще пенять? Только заплечных дел мастерам, извините уж за каламбур, по плечу такое злодейство…

Цитата из показаний милиционера отделения по охране спецдач Одинцовского УВД В. Костикова:

«28 сентября в 23 часа 15 минут совместно с сержантом милиции Макеевым А. Я. я находился у проходной госдач Успенское. Вовнутрь помещения со стороны улицы зашел народный депутат Ельцин Б. Н., одетый в костюм темного цвета, светлую рубашку. Одежда была совершенно мокрая, с нее капала вода. Мы помогли ему снять пиджак, ботинки, напоили горячим чаем…»

Как видно, показания Ельцина и милиционеров совпадают в точности. Но лишь с того момента, когда приплелся он на КПП. Ни похищения его, ни драматического заплыва не видела ни одна живая душа. Водитель, как мы помним, уехал, высадив патрона на повороте. Милиционеры – узрели, уже полумертвого, вымокшим с головы до пят.

Все, что происходило до и после, известно со слов исключительно Бориса Николаевича, верить которому на слово – дело неблагодарное.

Что ж, попробуем сами восстановить череду событий того дня.

Итак, где-то в начале одиннадцатого вечера Ельцин уезжает из Раменок. До Успенского ехать ему недалеко – это в том же, западном направлении.

Поворот, где высадил его водитель, расположен в 18 километрах от Москвы. Время было довольно позднее, тем более – будний день, четверг. Получается, не позднее 23 часов он должен был добраться до места.

Ельцин отпускает машину на перекрестке Рублевского и 1-го Успенского шоссе. От поворота этого до проходной в Успенском – всего-ничего: метров двести. (Могу засвидетельствовать лично.)

Милиционерам, однако, он заявляет, что после чудесного спасения, «отлеживался еще около часа на берегу».

Стоп. Но ведь на КПП он пришел примерно в 23.15. То есть никакого часа на лежку у него попросту не оставалось.

Это отнюдь не единственный довод, разбивающий ельцинскую версию в прах.

Потерпевший утверждал, что сбросили его с моста. Но ближайший мост расположен примерно в километре от проходной, по другую сторону Рублево-Успенского шоссе, и высота там – запредельная: не меньше десяти-двенадцати метров.

Если б падал он оттуда, шансов на спасение у него попросту не осталось. (Местные жители рассказывали мне как-то, что один деревенский мальчишка сиганул на спор с этого моста и разбился на месте.)

Дотошные эксперты даже подсчитали потом: при ельцинском росте в 186 сантиметров и стокилограммовом весе прыжок с такой высоты должен был оказаться смертельным. Чтобы затормозить падение, избежать перелома конечностей и позвоночника, требуется как минимум 6-метровая глубина водоема. Но в этом месте она не превышала полутора метров.

Но, может быть, под мостом он подразумевал что-то иное? Например, мостки у пруда, что проходит по границе поселка.

Возле этого пруда, в самом деле, протекает… Как бы помягче сказать – ну типа ручеек. Так вот в одном, максимально глубоком месте – это значит метр с кепкой – заботливыми жильцами, действительно, был перекинут узкий, дощатый мостик.

Мостик, правда, огорожен перилами. Чтобы упасть с него, нужно здорово постараться. Еще труднее принять его за полноценный мост, откуда сбросили тебя, точно спеленатую мумию.

Именно этот злополучный ручей и сыскал поутру будущий генерал Коржаков, когда выехал на место преступления .

«Следов борьбы не обнаружил. Поразило другое: глубина реки в этом месте – не более метра… а шеф рассказывал, что воды было с головой и он, пока развязывал мешок, прыжками добирался до берега, выныривая, чтобы вздохнуть…»

Интересная деталь: этот самый ельцинский пруд находится в трех минутах ходьбы от дачи № 38, куда направлялся он якобы в гости.

Жил на ней бывший председатель Госстроя СССР Сергей Башилов, под началом которого Ельцин работал еще в Свердловске.

Только вот незадача: в тот день и сам Башилов, и его супруга вот уже как несколько дней лежали в больнице на диспансеризации.

К кому же тогда, спрашивается, шел Борис Николаевич?

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Бред – это совокупность идей и представлений, не соответствующих действительности, искажающих ее и не поддающихся логическому объяснению. Это абсолютно ложные суждения, возникающие без адекватных внешних поводов.

Никто из участников той злополучной трагикомедии по сей день не решается назвать вещи своими именами. Хотя кое-какие откровения у них невольно и прорываются.

«Шеф уехал со встречи в Раменках, слегка возбужденный», – пишет, допустим, Коржаков.[11]11
  На той встрече, в Раменках, Ельцин, не пил. Редкий случай, но он уехал за город ни в одном глазу. Поэтому все, что случилось потом, придумано было абсолютно на трезвую голову.


[Закрыть]

Слегка – это сколько? Двести граммов? Или все четыреста?

«Шеф попросил его остановиться, чтобы последние 300 метров до ворот дойти пешком. Борис Николаевич взял цветы и пошел по дороге вверх… Когда я подъехал днем к Успенскому, то действительно обнаружил недалеко от ворот брошенные, увядшие цветы…»

Какой галантный воспитанный визитер! Едет к старому другу с женой, но обязательно берет с собой букет. Каковой, правда, остается лежать у ворот.

Знал ли Ельцин, что Башиловы лежат в больнице? Вернее, не так: мог ли он это знать? Конечно, мог. Все дачи были оборудованы в Успенском городскими телефонами: поселок-то правительственный.

Но он почему-то, наобум Лазаря, на ночь глядя, едет из Москвы за город, отпускает (!) машину.

Зачем? А если он никого не застанет? На дворе четверг, и вероятность эта – весьма велика. Как же добираться обратно?

Куда проще – со всех точек зрения – было доехать ему прямиком до дачи, убедиться в наличии хозяев и лишь потом отправить водителя восвояси. Ни одного мало-мальски внятного объяснения на сей счет Ельцин не дает.

Впрочем, оно напрашивается само собой: водитель – кстати, пришедший совсем недавно, и не успевший еще заслужить доверие – мог оказаться нежелательным свидетелем. Потому что, как выяснится позднее, люди на 38-й даче все-таки были. Там находилась башиловская сестра-хозяйка Елена Степанова.

Не в пример обычным домоправительницам, всяким там фрекен Бок, была Степанова молода и хороша собой. По ее уверениям, она осталась в ту ночь на даче, дабы сделать генеральную уборку.

Все, кто работал тогда в Успенском – поварихи, охранники, строители: словом, многочисленная армия обслуги , чьей осведомленности позавидует любая разведка – по сей день убеждены, что Ельцин шел именно к Степановой. Ей же и предназначался букет.

Но Степанова то ли прогнала (как там у Коржакова? слегка возбужденного?) ухажера, то ли вышла промеж ними какая-то размолвка. В итоге Борис Николаевич несолоно хлебавши, повернул назад.

Дальше – версии разнятся. Либо он от возбуждения рухнул в ручей. Либо сцепился с неведомым соперником, каковой также добивался взаимности симпатичной домоправительницы.

Сама Степанова оба этих варианта отметает с ходу. Она уверяет журналистов, что с Ельциным ничто их не связывало.

Да, он часто приезжал к хозяевам в гости, но все общение их ограничивалось сервировкой стола и подачей блюд. Если и делал комплименты, так исключительно по причине хорошего своего воспитания.

«Здоровались, конечно, перебрасывались несколькими ничего не значащими фразами, и все. Да и не до флирта мне было – за день так набегаешься, что не до любви».

И все-таки, к кому же шел тогда Ельцин ночью, да еще с букетом?

Парадоксально, но Степанова настаивает: к ним, на 38-ю дачу.

«Просто он, наверное, не знал, что их (хозяев. – Авт .) нет дома».

Успенские милиционеры косвенно подтверждают ее слова. В своих объяснениях они указали, что Ельцин, придя на пост, сразу же попросил связаться с 38-й дачей, но там никто не ответил…

…После всех этих перипетий Степанову долго таскали на допросы, требовали признаться, что она была любовницей опального политика. Степанова отнекивалась. В скором времени – и девяти месяцев не прошло – у нее родился сын Павел. Замуж Елена не вышла до сих пор…