Текст книги "Ельцин. Кремль. История болезни"

Вообще, если хорошенько вдуматься в смысл – звучит это как полнейшее безумие. Какой смысл выписывать из-за границы врачей лишь для того, чтобы осмотрели они высокого пациента? Понятно, если б речь шла о самых лучших в мире специалистах; но ведь госпиталь в Барселоне, где в 1989 году Ельцину делали операцию позвоночника, был самым обычным, городским: он сам подчеркивал это тысячу раз – там, мол, и миллионеры лежат, и простые испанские граждане.

Причина этой несуразности может быть только в одном: испанских хирургов позвали для того, чтобы обсудить последствия сделанной ими операции.

Неровен час – боли в монаршей спине спровоцированы той, испанской аварией.

Журналистам об этом не сообщалось. Чтобы не вызывать излишнего ажиотажа, в ход была пущена история с мнимым радикулитом, не имеющим «прямой связи с ранее перенесенной операцией»…

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Радикулит – наиболее частое заболевание периферической нервной системы человека, возникающее вследствие поражения корешков спинномозговых нервов. Причины радикулита: травмы, обменные нарушения; при множественных поражениях корешков (полирадикулит), кроме того, – интоксикации.

Очень скоро кремлевской пресс-службе придется регулярно распространять подобные успокоительные заявления. Постоянные нагрузки и неумеренность в питии делали свое дело. Ельцину становилось все хуже и хуже.

В феврале 1994 года президент отменил заранее назначенное оглашение послания Федеральному Собранию. Поскольку даже ребенку было ясно, что послания сам он не пишет, причиной переноса могло быть только его некондиционное состояние.

Однако ельцинский пресс-секретарь Костиков на голубом глазу увещевал журналистов: «Капитал здоровья Б. Н. Ельцина вполне позволяет ему надежно и уверенно осуществлять руководство страной». По официально озвученной версии, президента вновь свалила простуда.

В декабре 1994 года – новая госпитализация. На этот раз ему делали операцию на носовой перегородке.[30]30
  На эту операцию – по исправлению носовой перегородки мы легли одновременно. Как только Ельцин стал отходить от наркоза, он улучил момент, когда Наина отвлеклась, явился ко мне в палату, и мы на радостях распили бутылку водки.


[Закрыть]

Уже с начала 1994 года Ельцин практически не занимается текущими делами. Теперь он уезжает с работы сразу после обеда, ломая все графики и отказываясь от встреч. Все хозяйственно-экономические вопросы полностью перепоручены отныне премьер-министру Черномырдину.

«Приходя к нему в кабинет, я нередко заставал его за пустым столом в глубокой и грустной задумчивости», – вспоминает пресс-секретарь Костиков.

Если раньше за здоровьем президента следили всего-навсего двое врачей, причем основной из них – Анатолий Григорьев – по специальности был терапевтом, то теперь в медцентре вынуждены были сколотить целую бригаду из восьми человек: для постоянного контроля и наблюдения. Был создан и научный консилиум, куда вошли крупнейшие медицинские светила: академик Воробьев, профессора Мартынов, Гогин, Шмырев.

Ведущим лечащим врачом стал зам.главврача ЦКБ Владлен Вторушин. Он находился с президентом постоянно, каждый день. Кроме того, остальные врачи и медсестры должны были работать посменно – сутки через трое.

К приходу Вторушина состояние Ельцина было уже изрядно подорвано. Его мучили непрекращающиеся головные и сердечные боли, перепады давления. Президент плотно сидел на лекарствах. Ежедневно он пил горстями таблетки: клофелин и коренфар.

Все увещевания врачей, однако, на президента не действовали. Он не желал ломать привычный образ жизни, продолжая, как ни в чем ни бывало, выпивать чуть ли не каждый день.

Доходило до того, что Коржаков прятал от него в Кремле спиртное, а потом раздобыл даже специальное приспособление для закручивания водочных пробок и нещадно разбавлял напитки, подаваемые к столу. (Это называлось «Операция “Закат”».) Ельцина такой «Закат» очень удивлял. Он искренне возмущался тем, что современная водка пьется, оказывается гораздо легче, чем стародавняя, советская.

«Разучились, что ли, делать?» – сокрушался Борис Николаевич…

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

«Король ужасов», знаменитый режиссер Альфред Хичкок, узнав о смертельном диагнозе свей жены, практически потерял над собой контроль и начал постепенно спиваться. Его не останавливала даже болезнь сердца и наличие вшитого ранее кардиостимулятора. Напившись, Хичкок расстегивал рубашку и демонстрировал всем четырехугольный предмет, вмонтированный в грудную клетку.

Жизнь окружавших его людей со временем превратилась в настоящий хичкоковский кошмар. Они все время боялись, что он ум-рет от сердечного приступа, прятали от него все спиртное, а иногда просто разбавляли алкоголь водой.

В массовом сознании словосочетание «Ельцин и алкоголь» стали такой же идиомой, как, к примеру «Ленин и печник».

Если Сталина мы представляем исключительно с трубкой, а Горбачева с Раисой Максимовной под ручку, то Ельцина – непременно с рюмкой.

Кажется, он и сам в какой-то момент это понял, потому и перестал гневно отметать упреки в дружбе с зеленым змием.

В румяной агитационной брошюре, отпечатанной миллионными тиражами к президентским выборам (она называлась «57 вопросов избирателей Президенту»), я обнаружил дивный пассаж.

«Правда ли, что вы злоупотребляете алкоголем?» – задается как будто Борису Николаевичу вопрос.

Ответ:

«Скажу “да” – это будет неправдой. Скажу просто “нет” – тоже покажется неубедительным, у нас ведь пока сами не проверят, все сомневаться будут да еще скажут: “Какой же ты русский мужик, если выпить не можешь?” Так что скажу одно: выпить могу, но не злоупотребляю”».

Этот гениальный по своей изворотливости тезис напоминает мне формулировку, изобретенную много лет назад многоопытными кадровиками КГБ. Брать на службу в органы людей непьющих – считалось зазорным (либо больной, либо придуривается). Пьющих – подавно. Тогда и родилось блестящее определение: выпить может много, но с отвращением и не пьянеет…

Говорили старому Билли Бонсу: «Ром – это смерть!» Билли не слушал мудрого доктора, поэтому и хватил его удар.

Борис Николаевич чем-то неуловимо походил на знаменитого пирата. У него тоже были проблемы и с сердцем, и с ромом…

Если бы не постоянное присутствие врачей, Ельцина давно бы не было уже в живых. Факт этот – никаких сомнений не вызывает. Именно своим придворным экскулапам Борис Николаевич обязан жизнью, о чем, правда, никогда он теперь не вспоминает.

Летом 1995 года у Ельцина случился первый инфаркт. Точнее, первый президентский инфаркт, ибо, как рассказывает его земляк, экс-премьер Николай Рыжков, еще в Свердловске эта беда поражала Ельцина дважды.

Об этом страна, правда, так и не узнала. Как не суждено ей было узнать и о том, что случилось летом 1995 года.

В тот день, 10 июля, Ельцин пригласил на обед в Кремль двух ближайших соратников – Коржакова и Барсукова, – чтобы объявить последнему о принятом решении: назначить его директором ФСБ. (Замечу в скобках, что Барсуков назначению этому долго и упорно противился.)

Застолье, как водится, сопровождалось усиленной выпивкой. По самым скромным прикидкам, президент в одиночку осушил литровую бутылку сорокаградусного ликера «Куантро», каковой попробовал тогда впервые, придя от напитка в восторг.

Результат не замедлил сказаться. Той же ночью, примерно в 3 часа, дежурный врач Андрей Котов подошел к президентской спальне в Барвихе, дабы проверить, все ли у пациента в порядке. Однако в постели Ельцина не оказалось.

Недолгие поиски привели врача к туалетной комнате. Взломав закрытую изнутри дверь, он обнаружил президента лежащим без чувств на кафельном полу. Кое-как Ельцина откачали: Котов вкачал ему «гепарин». (Антикоагулянт прямого действия. Применяется для предотвращения образования тромбов в коронарных артериях.). Померили давление: 90 на 60. Немолодой организм не смог справиться с таким объемом сахара и алкоголя.

Рано утром 11 июля с диагнозом «инфаркт» Ельцин был срочно эвакуирован в ЦКБ.

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Инфаркт миокарда – заболевание сердца, обусловленное острой недостаточностью его кровоснабжения, с возникновением очага некроза в сердечной мышце; важнейшая клиническая форма ишемической болезни сердца.

Как и прежде, официально об этом нигде не сообщалось. Прессе было стыдливо заявлено, что у президента обострилась ишемическая болезнь сердца. (Позже это откровенное вранье попытается оправдать один из личных его врачей, который разъяснит, что «инфаркт – это проявление ишемической болезни сердца…»)

Если раньше официальные источники вообще не спешили комментировать ельцинские недуги, то теперь действовали они прямо обратно: на опережение. Первая информация о госпитализации президента была обнародована еще до появления тревожных слухов. Всеми силами кремлевские пиарщики пытались убедить журналистов, что ничего страшного с Ельциным не случилось, а состояние его – вполне стабильное.

Для наглядности пресс-служба решилась даже на очевидный подлог. В газеты были разосланы фотоснимки, изображающие довольно бодрого и веселого Ельцина в «адидасовской» форме, сделанные якобы в больничной палате. Идея этой фальсификации принадлежала бессменному спецпропагандисту, гендиректору ИТАР-ТАСС Виталию Игнатенко, который еще в мохнатые советские годы был удостоен Ленинской премии за героическую сагу о Брежневе, а потом еще успел поработать пресс-секретарем Горбачева.

Но тут, как любил говаривать Глеб Жеглов, случилась промашка страшная. Дотошные журналисты с удивлением обнаружили, что июльские фото как две капли воды совпадают со снимками, отснятыми еще весной президентским фотографом Соколовым в Кисловодске. Разразился неприятный скандал. Кремлевская пресс-служба от объяснений благоразумно отказалась…

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Ишемическая болезнь сердца – хронический патологический процесс, обусловленный недостаточностью кровоснабжения миокарда. В подавляющем большинстве (97–98%) случаев является следствием атеросклероза коронарных артерий сердца.

По науке, постинфарктный период должен составлять не менее пяти недель, а то и несколько месяцев. Но Ельцин пролежал в ЦКБ каких-то десять дней. Все доводы медиков, что лечение не завершено, на него не действовали. Едва только он начал приходить в себя, как тут же потребовал выписки.

«Я отлеживаться не намерен, – сурово объявил Ельцин врачам. – Мне надо работать».

В августе Борис Николаевич вышел на службу. Похоже, он вообще не верил, что перенес инфаркт, считая, что окружение специально сгущает краски.

(Максимум, в чем удалось его убедить – восстановить в спальне кнопку экстренного вызова врача: когда-то ее ставила еще Раиса Максимовна, но, въехав в резиденцию, президент распорядился тревожную кнопку убрать. «Вот еще, – бросил он подчиненным, – что я, больной, что ли!»)

В верности поставленного диагноза Ельцину пришлось убедиться уже очень скоро.

Октябрь 1995 года президент провел в Сочи. Вопреки рекомендациям врачей – «покой и только покой», – он по-прежнему жил в свое удовольствие. Играл в теннис, выпивал, расслаблялся.

Неудивительно, что к концу месяца состояние его резко ухудшилось. Начались периодические боли в сердце.

Когда Ельцин вернулся в Москву, незамедлительно был собран медицинский консилиум. 26 октября с новым инфарктом Ельцина снова отправили в ЦКБ.

Июльская ситуация повторялась до мелочей. Прессу опять принялись потчевать байками про мифическую ишемию сердца.

Вот, что писала, например, 28 октября (то есть через день после госпитализации) газета «Сегодня»:

«По сообщению президентской пресс-службы, вчера в Центральной клинической больнице состоялся врачебный консилиум, установивший, что у Бориса Ельцина “сохраняется нестабильное кровоснабжение сердечной мышцы, однако признаков сердечной недостаточности в настоящее время нет”. Артериальное давление и температура президента вчера были нормальными. Тем не менее медики прогнозируют, что до конца ноября президент “скорее всего, должен будет оставаться под их пристальным наблюдением”».

Кремлевские сановники наперебой упражнялись в изворотливости и красноречии.

«Самочувствие президента не вызывает никаких опасений… для выздоровления президента потребуется всего неделя», – клялся на всю страну премьер Черномырдин.

«Борис Ельцин полностью контролирует ситуацию в стране, получает полную оперативную информацию», – бил себя в грудь пресс-секретарь президента Медведев.

Оригинальнее всех оказался министр спорта Тарпищев. В те дни он рассказывал журналистам, что преспокойно продолжает рубиться в теннис с генералом Коржаковым. «Разве смог бы Александр Васильевич позволить себе играть в теннис, если бы была хоть малейшая угроза жизни президента!» – восклицал заботливый министр.

А в это время «неопасно болеющий» Ельцин лежал на больничной койке, опутанный проводами и датчиками…

Вскоре, однако, его перевели из ЦКБ в санаторий. На этом все лечение, по сути, и завершилось.Уже через пару недель Ельцин вышел на волю.

«Эх, если бы я своим сердцем занялся не в год выборов, а немного раньше!» – деланно сокрушается он в своих мемуарах. Нечто подобное заявляли потом и Наина Иосифовна с Татьяной Борисовной. Они якобы не знали, что Борису Николаевичу плохо и требуется операция; никто им об этом не говорил.

Все это – ложь. Кремлевские врачи много раз предупреждали семью об опасности, но они и слушать их не желали.

Еще в ноябре придворные медики впервые заговорили о необходимости сделать президенту коронарографию – сердечное исследование. Они всерьез опасались, что коронарные артерии у 64-летнего пациента сужены, и без операции дело может не обойтись.

Однако и президент, и его семья от коронарографии отказались наотрез. На носу был уже 1996-й, выборный год, и семья очень боялась, что как только «гарант демократии» окажется в кардиоцентре, информация об этом моментально просочится в прессу.

«Вот пройдут выборы и тогда делайте, что хотите; хоть режьте, – сказал Ельцин. – А пока отстаньте!»

(За дословность цитаты не ручаюсь, но смысл ее воспроизвожу предельно точно.)

И врачи – действительно, отстали. Но ненадолго. Потому что следующие инфаркты настигли Ельцина всего через несколько месяцев. К лету следующего года их – инфарктов – наберется уже пяток…

примечания Александра Коржакова

1 Я был в этой поездке в Кемерово. Ельцин тогда, действительно, раздевался догола, чтоб искупаться, но женщин вокруг не было. И никаким «прибором», а уж тем более «могучим» он не тряс.

2 И эта история – тоже из разряда баек. Как было дело? В Дагомысе, на волнорезе, хозяева накрыли столы. Не скажу, чтоб сильно Ельцин был пьян – так, навеселе. Мимо шла какая-то женщина, и он стал с ней заигрывать.

«Вы купаться идете?». – «Купаться». – «Ну, давайте, я вам помогу». И легонько подтолкнул ее в воду. А чтобы швырять ее, как Стенька Разин княжну – не было такого.

3 Впервые слышу, чтоб Наина выговаривала что-то моей жене. С тем же успехом она могла отчитывать и сухановскую жену: Лева пил с президентом не меньше моего.

4 У Ельцина, сколько б он не выпил, язык никогда не заплетался. Он просто начинал говорить громче и принимался нести всякую ерунду.

5 На эту операцию – по исправлению носовой перегородки – мы легли одновременно. Как только Ельцин стал отходить от наркоза, он улучил момент, когда Наина отвлеклась, явился ко мне в палату, и мы на радостях распили бутылку водки.

Глава девятая
ГОЛОСУЙ ИЛИ…

В мае 1896 года, когда на престол входил новый помазанник божий Великий князь Николай Александрович, по Москве разнесся слух о чудесных подарках, которыми государь станет будто одаривать православный народ. На Ходынское поле, где воздвигнут был царский павильон, с самой ночи потянулисьподданные . Историки колеблются в точных оценках, но единодушно признают, что народу собралось невиданно – где-то под миллион.

Стояли долго. От тесноты и духоты в толпе начались обмороки. По рядам пошла паника. Возникшая давка была сопоставима с явлением апокалипсиса. В общей сложности затоптано и раздавлено оказалось 1389 человек.

Николай Александрович, узнав об этом, пришел в страшное расстройство. Но заранее намеченных торжеств отменять все равно не стал, и пока москвичи растаскивали по дворам обезображенные трупы, молодой государь премило забавлялся и вальсировал на роскошном балу…

Прошло без малого сто лет. 30 декабря 1994 года в Кремле тоже гремел бал: теперь уже новогодний. Специально для президента устроители придумали праздничную забаву: притащили весы и начали взвешивать гостей. Тому, кто окажется самым тяжелым, полагался приз – жареный поросенок.

Ельцин, как и ожидалось, потянул больше всех: 105 килограммов. Под раздавшиеся аплодисменты ему уже вынесли было тушку , но тут, словно чертик из табакерки, выпрыгнул откуда-то адвокат Макаров и побил президентский рекорд. С результатом в 122 кило Макаров увел из-под носа Ельцина приз. Он не сразу даже сообразил, какую грубую политическую оплошность совершил: всегда и во всем президент должен быть первым. Но было уже поздно…[31]31
  Все вокруг знали, что Ельцин непременно должен быть везде первым. И Барсуков, и Грачев и я, играя с ним, например, в бильярд, обязательно поддавались. Если я хотел его обидеть, то проигрывал не с сухим счетом, а забивал пяток шаров. В таких случаях Ельцин мгновенно вскипал, ломал кий об колено и уходил прочь.


[Закрыть]

А в те самые часы, пока Ельцин и его окружение радостно отплясывали на веселом балу, в каких-то полутора тысячах километров от Кремля шли жестокие бои. Брошенная бездарными генералами на убой армия безуспешно пыталась овладеть чеченской столицей. В ночь на 31 декабря в Грозном погибло более полутора тысяч солдат и офицеров: его, Ельцина, подданных …[32]32
  Когда в ночь на 1 января в Грозном шли затяжные бои, Ельцин отмечал в «Завидове» Новый год. Он, правда, поднимал тост «за наших ребят», но исключительно для проформы; очень быстро набрался и начал дурачиться. А рано утром Борис Николаевич вспомнил вдруг, что у Грачева день рождения, вызвал меня с Барсуковым и приказал отвезти Павлу Сергеевичу подарок. Барсуков с Сосковцом полетели на один день в Ханкалу. Как они потом рассказывали, Грачев был здорово с похмелья. Пока солдаты гибли в Грозном, их министр вовсю праздновал Новый год.


[Закрыть]

А ведь никакой чеченской проблемы могло и не быть. Демократы придумали ее сами, в пылу затяжной борьбы с Горбачевым. Когда в сентябре 1991 года дудаевские гвардейцы разгромили законно избранный чечено-ингушский Верховный Совет, повыкидывав депутатов из окон (20 человек оказались в больнице, один – разбился насмерть), Хасбулатов – тогда еще лебший ельцинский соратник – отбил бандитам восторженную телеграмму: «С удовольствием узнал об отставке Председателя ВС республики».

Советский генерал Дудаев – это абсолютное порождение Кремля. Его (Дудаева) специально привезли в Грозный, чтобы генеральскими руками скинуть с престола тогдашнего правителя Чечни Доку Завгаева; позволили разогнать парламент, захватить основные жизненно важные объекты, сколотить ополчение.

Даже когда дудаевцы ворвались в местный КГБ, ранив дежурного и похитив весь арсенал и секретные архивы, никто и слова поперек не сказал: напротив, спешно приехавший в Грозный зампред российского, сиречь ельцинского КГБ Пятаков объяснил ошарашенным контрразведчикам, что противиться воле народа – преступно, сдавайте оружие и ищите новое место работы.

«Узнав о захвате здания, – рассказывал впоследствии председатель КГБ РСФСР Иваненко, – в течение дня я безуспешно пытался связаться с президентом России, который в это время находился на отдыхе в городе Сочи… Можно было как бы поднять группу быстрого реагирования, выехать с ней…»

И наконец самое главное:

«Однозначной оценки, что это антироссийский режим, с которым надо бороться вооруженным путем, не было. Вообще, никаких установок не было спецслужбам».

Ельцин и его свита попросту проспали Чечню. Сначала они – занимались этим Хасбулатов с Бурбулисом – собственными руками вылепили Дудаева. А потом, когда выпущенный из бутылки джинн затеял свою собственную игру, почему-то не решились обратно его в эту самую бутылку запихнуть.

В ноябре 1991 года опомнившийся Ельцин дерзнул было объявить в Чечне чрезвычайное положение, поручив всю координацию вице-президенту Руцкому. Но после этого – уехал отдыхать в Завидово, и Руцкой битых пять суток не мог до него дозвониться. Итог понятен: ЧП пришлось отменять…

Я лично до сих пор пребываю в убеждении, что дудаевский режим все годы умело подпитывался из Москвы. Его можно было свергнуть бессчетное множество раз. Но никто и палец о палец для этого не ударил.

Уже после того, как Дудаев объявил о выходе из состава России, прекратил платить налоги в общий бюджет, закрыл въезд в республику для сотрудников российских спецслужб; даже после всего этого федеральный центр – совершенно официально – продолжал перечислять ему деньги. Регулярные транши шли и из Пенсионного фонда, и из Центробанка: в проекте федерального бюджета-1993 на Чечню, например, закладывалось десять с половиной миллиардов рублей, а на Калининградскую область – для сравнения – 140 миллионов.

Вплоть до самой войны, до конца 1994 года, в мятежную республику, как и прежде, поступала российская нефть: совершенно безвозмездно, никакой оплаты за поставки не шло, хотя Дудаев тут же и перепродавал наше «черное золото» за рубеж.

А оружие? Почти весь свой арсенал, из которого будет он потом убивать наших солдат и офицеров, Дудаев получил от России в подарок. Весной 1992 года директивой Грачева ему было оставлено 37 тысяч единиц стрелкового оружия, 27 вагонов боеприпасов, 42 танка, 34 БМП, не считая таких мелочей, как зенитные установки, ракеты и артсистемы. Этим арсеналом без труда можно было оснастить регулярную армию какого-нибудь среднеевропейского государства.

Российские ПВО регулярно давали «коридоры» для пролета чеченских самолетов с оружием и контрабандой на борту (за месяц «неопознанных» судов проходило до ста пятидесяти штук). Сам Дудаев преспокойно летал по всему миру, а когда однажды ооновские «голубые каски» задержали его в Боснии, он был освобожден по просьбе… российских властей.

Москва не только привела Дудаева к власти – это лишь полдела. Она еще и удерживала его на троне, пичкала нефтедолларами, дозволяла воровать миллиарды, оберегала от любой напасти и хворобы.

Ельцин просто не мог не знать всего этого. Как знал он и то, что Чечня превращается в самую опасную черную дыру на территории России, в которой бесследно исчезают украденные миллиарды, объявленные в розыск убийцы и бандиты, процветает геноцид и работорговля.

Много раз президенту докладывали об этом, испрашивали команд – перекрыть хотя бы нефтяную трубу – но Борис Николаевич только супил в ответ брови.

Если по телу распространяется гангрена, нужно немедленно ампутировать больную конечность. Лучше отрезать руку, чем потерять все тело. Но Ельцин на операцию почему-то упорно не шел…

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Гангрена – омертвение, прекращение жизненных процессов в какой-либо ткани или части тела, наступившее или вследствие остановки местного кровообращения (закупорка приводящей артерии), или вследствие механических причин (сдавление, образование пролежней, сотрясение тканей), химических действий (кислот, едких щелочей, ядов, продуктов распада) и физических факторов (чрезмерное нагревание или охлаждение).

В принципе чеченской войны можно было избежать, даже не прибегая к хирургическому вмешательству. Если бы Ельцин встретился с Дудаевым, дело могло решиться миром.

Генерал Куликов, в те дни командующий внутренними войсками, а впоследствии шеф МВД, до сих пор убежден, что случись такой диалог, он мог «предотвратить либо саму войну, либо существенно повлиять на то, что сопротивление чеченцев, оказанное нам впоследствии, было бы не таким ожесточенным».

И ведь попытки такие были: я знаю минимум о восьми. Но всякий раз, едва доходило до дела, в последнюю минуту Ельцин встречи эти отменял.

И Ельцин, и Дудаев обладали одним и тем же комплексом, присущим большинству недалеких людей: они панически боялись продемонстрировать свою слабость и увидеть неуважение к собственной персоне.

«Нет! Если я его приму, подумают, что мы слабые!» – отвечал президент на уговоры, например, Коржакова.

В этом-то и кроется основная причина, почему языку дипломатии Кремль предпочел артиллерийские залпы: одноименно заряженные заряды не притягиваются, а отталкиваются.

Как это ни покажется парадоксальным, но у Ельцина было очень много общего с Дудаевым. И взрывным характером, и бэк-граундом своим (для чеченца генеральские лампасы, может быть, еще почетнее, чем для русского – пост секретаря обкома) они удивительно напоминали друг друга.

К власти оба президента приходили по одному и тому же сценарию: объявив крестовый поход советско-партийной номенклатуре.

У Ельцина был август 1991 года, баррикады у Белого дома. У Дудаева – такие же в точности баррикады, только размером поменьше, а взамен трех дней ГКЧП – три дня просто ЧП, столь же бездарно проваленного Центром.

Ельцин умело спекулировал на угрозе коммунистического реванша, группируя вкруг себя общество. Дудаев – на российской имперской угрозе.

А первые годы их правления? Объясните мне, в чем разница?

Одинаково вороватое окружение. Интриги недавних соратников. Провалы во внутренней и внешней политике.

Оба столкнулись с противостоянием депутатского корпуса, набранного из числа их же союзников, и почти синхронно разогнали парламенты танками.

Оба вынуждены были переписать конституцию под себя, ввести прямое президентское правление, более напоминающее монархию.

Мало кто знает, что Дудаев регулярно отправлял Ельцину преинтереснейшие послания, в которых желал старшему коллеге всяческих благ, и вообще демонстрировал несвойственное себе раболепие.

Политика Ельцина именовалась в них «историческими реформами», за которые тот «самоотверженно борется». Сам же Дудаев объявлял себя «сторонником социально-экономических преобразований, проводимых в России», и заверял в «полной поддержке со своей стороны» (это из его письма от 11 апреля 1993 года).

После того как Ельцин разогнал Верховный Совет, Дудаев послал ему эпистолу , составленную в лучших традициях обращений советской общественности, когда знатные сталевары, хлопкоробы и доярки «решительно осуждали» и «единодушно одобряли».

Вот лишь несколько цитат:

«Правительство Чеченской Республики одобряет Ваши действия по подавлению коммунистическо-фашистского мятежа в Москве, имевшего своей целью захватить власть в России и потопить в крови демократию…

Желаем Вам и Вашим сторонникам решительности и стойкости в закреплении достигнутого успеха, последовательности в осуществлении курса демократических реформ…

В этот суровый час, когда решается судьба России, мы еще раз хотим заверить Вас, что мы готовы помочь в любой момент всеми средствами, которыми располагаем». (7 октября 1993 года.)

Довольно странные для злейших врагов отношения.

А может, не для врагов? Ведь не в пример политологам и журналистам, сами-то Ельцин с Дудаевым прекрасно чувствовали схожесть между собой. А любая схожесть, как известно, влечет взаимосимпатию. Да и нет больших врагов, нежели бывшие друзья…

Ельцину очень хотелось маленькой победоносной войны: именно так изволил выразиться его верный наперсник секретарь Совбеза Лобов. (Навряд ли высоколобый Лобов знал, что дословно цитирует он царского министра внутренних дел, который в 1904 году объясняя, почему Россия вступила в кампанию с Японией, тоже говорил о маленькой победоносной войне.)

Со всех сторон президента убеждали, что кампания – непремен-но будет короткой и молниеносной: вражьей кровью, могучим ударом…

Министр Грачев – тот, что навсегда останется в истории со своей фразой про парашютно-десантный полк – клятвенно обещал занять Грозный уже к 13 декабря, а еще через неделю – полностью овладеть всей мятежной республикой. Другой, титулованный ястреб , министр по делам национальностей Егоров уверял, что чеченцы будут даже посыпать дорогу нашим солдатам мукой, ибо 70% населения горячо поддерживают дорогого Бориса Николаевича.

Историческое заседание Совбеза 29 ноября, на котором окончательно было принято решение о начале войны, проходило именно в таком шапкозакидательском ключе.

«Обсуждение было безалаберным, – напишет потом в своих мемуарах Евгений Примаков. – В основном дискутировались две темы: сколько дней нужно на подготовку – семь, десять или две недели – и кому поручить операцию – Грачеву или Ерину».

Лишь два члена Совбеза – собственно Примаков и министр юстиции Калмыков – высказались против войны. Но их голоса утонули в гомоне победных реляций.

К началу кампании Генштаб не успел даже разработать мало-мальски сносного плана. У военных отсутствовали карты местности, не было никаких данных о дудаевских укреплениях и линиях обороны. Силы противника разведка представляла весьма приблизительно, занижая их как минимум впятеро.

Не мудрено, что война начала проваливаться, еще не успев начаться. Ни к 13, ни к 20, ни к 25 декабря федеральные силы – ладно что не сумели овладеть Грозным, даже не приблизились к нему на расстояние выстрела.

Штурм города, организованный бездарными генералами в предновогоднюю ночь, закончился невиданной кровью: более полутора тысяч солдат и офицеров погибли. (Генералы очень хотели преподнести Грачеву подарок ко дню рождению: 1 января ему исполнялось 47 лет.)

Грозный окончательно будет освобожден только 6 марта: ценой неимоверных человеческих жертв.

Все, что происходило потом, можно назвать одним коротким словом: позор.

Истинная, настоящая война велась отнюдь не в Чечне, а в московских кабинетах. Что толку оттого, что героически сражавшаяся армия брала город за городом, село за селом: их победы оказывались никому и даром не нужны.

В мае 1995 года федеральные силы зажали в горах крупную группировку противника. В тот момент, когда требовалось нанести последний, решающий авиаудар, из Кремля поступил вдруг приказ: отставить.

Тогдашний главком внутренних войск генерал Куликов сохранил эту предательскую телеграмму до сих пор. Она очень короткая:

«Грачеву, Куликову. С 00 часов 1 июня прекратить применение авиации. Причину не объяснять. Ельцин».

Но причина была понятна и без того. Накануне слухачи МВД запеленговали Масхадова, который требовал от своих полевых командиров любой ценой продержаться до полуночи, а потом он «устроит концерт» федералам. «Переговоры на этот счет я веду», – кричал в трубку Масхадов.

Кто из окружения Ельцина вел эти переговоры с боевиками – так и осталось тайной. С чеченской стороны занимался ими дудаевский помощник Хамат Курбанов.

В высшем политическом руководстве России рядом с Ельциным находились предатели: это не паранойя, не бред, это правда. Во многом именно стараниями этих людей война искусственно затягивалась.

Начальник ГРУ Федор Ладыгин рассказывал мне, что военная разведка регулярно получала перехваты, когда полевые командиры звонили напрямую в Москву: в Белый дом, на Старую площадь.

О чем еще можно говорить?

Вместо маленькой победоносной войны Ельцин получил череду непрекращающегося позора. Страна с ужасом обнаружила, что хваленая российская армия не может победить горстку полудиких туземцев.

Чечня стала ельцинской Цусимой.

Будденовск, Первомайское – эти мало кому известные прежде географические названия превратились в символы национального срама.

Даже заблокировав со всех сторон боевиков Радуева в Первомайском (Ельцин, помнится, уверял тогда всю страну, что за каждым шагом их следят 38 мифических снайперов: почти 33 богатыря), спецслужбы не сумели разгромить банду. Она прорвала окружение и ушла в Чечню, а шеф ФСБ Барсуков лишь стыдливо разводил потом руками: кто же мог представить, что чеченцы – собаки этакие – умеют бегать босиком по снегу.