Текст книги "Новое дыхание старых мифов"

Наконец, тропинка стала шире, и Порушаспа выскочил на поляну. Выскочил и остановился как вкопанный: перед ним в нескольких метрах корчился в предсмертных судорогах приведший их сюда пёс. А дальше, в центре поляны, был сложен костёр из заботливо напиленных брёвен. Сверху разгорающегося кострища был набросан лапник, из-под которого в одном месте выглядывала ножка ребёнка.

– Подожди, Дагда, – остановил Порушаспа подоспевшую жену. – Нашего мальчика украли дасу-демоны и собираются сжечь его живьём.

– Господи! – завопила женщина и рванулась на поляну.

Порушаспа чудом успел ухватить жену за ворот, бросившуюся к разгорающемуся кострищу. Но даже ему не хватило бы сил удержать Дагду. Просто у него вовремя нашлись слова, остановившие женщину. Порушаспа оттащил её, усадил на кочку, покрытую мхом, и приказал:

– Сиди, женщина! Не шевелись!.. Нашего мальчика похитил Ази Дахака, злобный дасу-демон властителя царства тьмы, страхов, пожарищ и ненависти. С ним надо воевать иначе. Молчи и не смей пока кидаться к кострищу. Мальчику нашему не поможешь, да и сама сгоришь.

Порушаспа отошёл от неё, а Дагда осталась послушно сидеть на кочке, поджав под себя ноги. Она и раньше слышала, что демон Ази Дахака ворует младенцев, особенно необыкновенных, складывает либо в пустыне, либо в лесу алтарь из наколотых дров и приносит жертву Индрику-Зверю и Ахриману.

Муж отвёл её подальше от заговорённого алтаря, увидев, как собака, приведшая их сюда, корчится в предсмертных муках, словно напоровшись на что-то острое, пронзившее её до самого сердца. Пёс нашёл дорогу, но поплатился за это собственной жизнью, показав тем самым, что путь к разгоравшемуся алтарю закрыт. А поленья демон заготовил хорошие, и огонь уже жадно облизывал всю поленницу. Не затронутым пламенем онгона[46]46
  Агни, онгон – дьявольский огонь, применяемый при жертвоприношениях.


[Закрыть] остался только лапник, набросанный сверху, под которым находился ребёнок.

Но мальчик молчал! Может, Ази Дахака просто задушил ребёнка? Но тогда зачем устраивать огненный алтарь, ведь тёмные силы не принимают неживых и задушенных жертв. Им надобно, чтобы человек сгорел обязательно живьём. Такое уж у них демоническое правило. Значит, мальчика ещё можно спасти. Но как?

Отец ребёнка вытащил из-под шкуры, укрывавшей его тело, короткий жезл. Дагда увидела, что это Кадуцей. Откуда у её мужа этот священный жезл? Ведь такой имеют только колдуны и пророки, такой же она видела ночью во сне. Колдовством Порушаспа никогда не занимался. Наоборот, чтил Сварога и говорил, что скоро в мир прилетит птица Матерь Сва, хранительница и берегиня. Только их сын не может быть посланцем неба, потому что он – сын человеческий.

Мужчина в это время обежал поляну по кругу, вернулся к тому же месту, где лежала погибшая собака, осторожно поднял животное на руки и поднял его над головой, не выпуская Кадуцей. Потом над чахлым перелеском взлетел мужской могучий голос:

 
Будет он грызть
трупы людей,
кровью зальёт
жилища богов;
солнце померкнет
в летнюю пору,
бури взъярятся —
довольно ль вам этого?
 

На его вопрос никто не ответил, лишь ветер, прилетевший с юга, из широкой степи, прокатился по макушкам деревьев и затих. Тогда Порушаспа снова опустил пса на траву, очертил Кадуцеем на земле круг, вошёл в него, опять воздел руки к небу, не выпуская жезла, и прочитал что-то, очень похожее на молитву:

 
Тот Агни, о, отцы, что проник
в наши сердца, бессмертный
в смертных,
этого бога я замыкаю в себе.
Пусть не возненавидит ни он нас,
ни мы его.[47]47
  Заимствовано из подлинных источников.


[Закрыть]
 

Тут же огонь, вовсю плясавший на смолистых поленьях, угас, будто на него выплеснули ушат холодной воды. Головёшки ещё продолжали дымиться, но большого пламени уже не было. Порушаспа медленно принялся чертить в воздухе Кадуцеем какие-то знаки. Так продолжалось недолго.

Вдруг огромный сгусток пламени налетел на него откуда-то сверху, охватил всю фигуру, но не смог долго противиться воину, поскольку в правой руке у него был всё тот же Кадуцей. Пламя растеклось по земле, будто пролитая вода, сжигая по пути траву, но вскоре погасло. В центре выгоревшего круга стоял обгоревший до пят Порушаспа. Дагда, увидев это, кинулась к мужу, только не успела добежать даже до края обугленного пятна.

Её муж, как стоял в центре чёрного круга, так и рассыпался внутри его мелким тёмным порошком. Не в круге было ничего живого или оставшегося недожжённым, кроме Кадуцея.

Дагда подбежала к тому месту, где только что стоял муж, и закричала так, как могут только женщины, когда на них обрушивается неожиданное и необратимое горе. Говорят, что разлука с живым хуже разлуки с умершим, только Дагда не представляла себя в этом мире без мужа. Может ли день жить без ночи? Может ли птица летать с одним крылом? Женщина упала на колени посреди опалённого круга, потом, отняв ладони от залитого слезами лица, подобрала валяющийся среди пепла волшебный жезл и, держа его перед собой на вытянутой руке, зашагала к ещё дымящемуся костру.

Это ей удалось без особых затруднений, потому как Порушаспа прочитал молитву, уничтожившую силу дасу-демона. Правда, в этой неравной битве он погиб сам, но спас сына, благодаря которому должно скоро наступить большое светлое будущее.

Всё было теперь в руках матери. Дагда сама смутно понимала это и шла к потухшему костру с одной лишь надеждой – найти там сына живым и невредимым. Бог внял мольбам женщины, и через несколько минут мать вытащила из-под зелёных, совсем нетронутых пламенем веток, своего мальчика.

– Сыночек…, – только и смогла произнести бедная женщина, – сыночек…

Мальчик, к её удивлению, крепко спал. И это был единственный случай, когда Арджаспа не помнил своего детства. Видимо, в это время демоны специально усыпили ребёнка, а он, хоть ещё был жив, но убаюканный сладким сном, не мог даже кричать. Только от причитаний матери малютка очнулся и протянул к ней ручонки.

Всё возможно в этом мире, даже такие неожиданные победы. Лишь силы зла не могут смириться с поражением. Проигрывать тоже надо уметь. Но на земле смириться с поражением неспособны, ни люди, ни демоны, ибо, и те и другие обладают непомерной гордыней, не примиряющей поражения с терпением.

Нахлёстывая демонов семихвостой камчой, словно стадо баранов, гнал их на битву с необычным младенцем сам Кащей Трипетович.

– Вы, безрогие ублюдки, – орал на них властитель царства тьмы. – Если не сможете уничтожить будущего Пророка света, то тьмы вам тоже не видать! Я буду вечно пытать вас Божьим светом, истязать так, что никто не сможет больше спокойно и сладостно жить. Поубиваю, скоты безрогие!

Хотя демоны пытались увернуться от гневной руки разгулявшегося владыки, но многие, не выдержав пыток, превращались в жидкую болотную грязь или проливались на землю вонючим ядовитым дождём.

А те, что остались ещё в живых, взялись за дело с ещё большим остервенением, чем прежние погибшие братья. Они похитили Арджаспу вновь, только на сей раз утащили его в безводный Мангышлак, где на берегу Каспия у родника пресной воды жили одни скорпионы и змеи. За много десятков километров к этому месту на водопой собирались разные животные и птицы, но никто из хищных не трогал в это время слабых.

Мальчика положили на тропе, где вскорости должно пройти к водопою стадо буйволов. Ребёнок лежал спокойно и посмотрел в сторону, только когда услышал топот тысяч ног, хрипение и рёв надвигающегося стада.

Живую волну, сметающую всё на своём пути, возглавлял огромный вожак, который, завидев на тропе маленького человека, тревожно замычал. Но стадо катилось инертной волной, и остановить его могла только вожделенная вода, до которой оставалось около ста шагов.

Тогда могучий бык, предводитель стада, вырвался вперёд, подскочил к мальчику и остановился над ним, как вкопанный. Остальное стадо протискивалось меж скалами, подступающими к тропе, и предводителем с обеих сторон, но малыш, лежащий под животом вожака, ничуть не пострадал.

Светлые ангелы и на этот раз помогли матери отыскать сына. Она снова взяла его на руки и, затравленно озираясь на безлюдные скалы, понесла ребёнка домой. Дагда уже не знала, что ожидать от князей, правящих этим миром и можно ли надеяться на помощь сил света, но поделать ничего не могла.

Так прошло ещё восемь лет, и, по законам рода Спитама, Арджаспа вступал в пору возмужания, то есть становился юношей и должен будет сменить имя на взрослое – Заратуштра. Дагда по этому случаю решила устроить пир и позвала именитых гостей, уважаемых, в том числе и внушающих страх людям на Матери Сырой Земле. Первым среди гостей был, конечно, владыка Аркаима, царь Дурансарун со свитой, в которой почётное место занимал придворный маг Бурантарус.

Гости праздновали за обширным столом во дворе дома, а женщины и сама Дагда угощали гостей. После общих поздравлений Владыка Дурансарун поднял глаза на отрока.

– А скажи-ка нам, юный сын священного воина Порушаспы, – обратился царь к мальчику. – Что растёт в поле вокруг Аркаима птицам на радость, но рыбам на погибель. Богатому доставляет почести, а бедному несёт неизгладимый позор. Умершему служит украшением, живому – устрашением?

– Это трава, – не задумываясь, ответил мальчик. – Её льном называют. Ведь лён растёт в поле, где все птицы себе на радость и веселье клюют его зёрна, рыбы на свою погибель попадают в сплетённые из него сети. Любому богатому человеку льняные одежды прибавляют почестей, поскольку только богатые могут носить неприхотливую льняную одежду, а беднякам от льняных лохмотьев кроме позора ожидать нечего, потому что лохмотья носят только самые нищие и неимущие.

Покойника украшает саван, сотканный изо льна, а живого человека устрашает петля, сплетённая из нитей этой травы.

Именитые гости были потрясены ответом юноши. Надо же, ещё не окрепший юноша, в голове которого должен гулять ветер отрочества, а уже поражает своим умом самых почтенных и почитаемых людей!

И только чёрный маг Бурантарус мрачно взглянул на юношу. Начинали сбываться невесёлые для тёмных сил предсказания. Возмужавший мальчик уже понял своё предназначение, и осталось ждать недолго, когда он станет Заратуштрой.[48]48
  Заотар – полностью правомочный священнослужитель (др. иранск.) Заратустра – пророк первой всемирной религии, где категорически запрещалось любое насилие.


[Закрыть]

В предсказаниях говорилось, что на земле будет вестник Бога, получивший силу Света и Огня, тогда князьям мира сего воистину не поздоровится.

Вот так в Аркаиме, столице Сибирского царства, когда-то родился Заратустра, который стал пророком в Передней Азии, Индии и Месопотамии.

Потом пророк вернулся умирать на родину, в Аркаим. Может быть, и само царство приняло смерть вместе со своим сыном? Но об этом не сообщают предания, об этом ничего не сказано в летописях страны, как будто смерть навсегда вычеркнула устои этого царства из жизни людей и уничтожила его культуру.

Но нет, всё-таки память не умирает. И многие из местных жителей пересказывают притчи и былины царства Десяти Городов возле романтических ночных костров заехавшим сюда туристам.

Дорога, дорога, дорога… Это понятие издревле известно каждому путешественнику, каждому ищущему счастья в мёртвом мире каннибалов-архантропов, войн и убийств. Туристы до сих пор не сидят сиднем дома возле дебильных телеящиков, а отправляются на поиски дороги в то самое Беловодье, где нет жадных американо-славянских архантропов, где нет насилий, войн и жестокости. Путник, выбравший дорогу в сопутники, принимающий её как друга, с которым можно делить и радость, и горе, всегда надеется, что за чертой невидимого горизонта будет какой-то поворот, произойдёт что-то необыкновенно хорошее, после чего не захочется уже больше никуда идти. Но дорога тоже это знает. И если есть что-то хорошее, которое навсегда разлучит её с другом-путником, то необходимо это хорошее оттолкнуть подальше за горизонт, за край невидимого. Но никогда не отнимать у путника надежду на встречу с этим долгожданным там, за горизонтом.

– Из Гипербореи ко двору Артоса как-то прибыл сам Аполлон, который давно прославился игрой на лютне и сумел обрадовать нашего царя своим искусством. Аполлон оставался недолго в Аркаиме, потому что отсюда хотел отправиться в Месопотамию, на Крит и в дикие, ещё не совсем обжитые края Аттики, где когда-то поселились выходцы из Аркаима.

Артос был благодарен Аполлону за музыку и подарил гостю понимание красоты цветов для того, чтобы выходец из Гипербореи смог передать Аттике знание красоты. И всё было бы хорошо, если б из той же самой Месопотамии не нагрянули в гости к Артосу шумеры.

В Аркаиме никогда не любили гостей с воинственным агрессивным настроем, а прибывшие шумеры были именно такими. Решив с порога поразить царя Десяти Городов своей исключительностью, гости выставили вперёд своего музыканта, козлоногого Пана. Но тот, при всём виртуозном владении лютней и свирелью, не смог превзойти искусством Аполлона.

Артос высказался об этом честно и бесхитростно, но гости, к сожалению, обиделись. Они прибыли в Аркаим не для проигрыша, а для победы над колыбелью человечества. Шумерские воины никогда не слыхали музыки и не представляли, что на земле найдётся исполнитель лучше, чем Пан. Желчь обиды их захватила настолько, что они отказались посетить удивительный сад царства Десяти Городов и с первыми лучами солнца покинули Аркаим.

Царь Артос проснулся от звука походных рожков, прозвучавших на пустынных улицах города в этот предутренний час. Гости демонстративно покидали Аркаим, даже не попрощавшись с владыкой этого удивительного царства.

– Что ж, вольным – воля, а обиженным – обида, – прошептал царь и почесал себя за ухом, потому что голова безумно чесалась.

В следующее мгновенье царскую опочивальню пронзил крик ужаса, который разносился далеко и долго по коридорам цитадели. Слуги, сбежавшиеся на царский крик, толпились возле дверей, не решаясь войти. Лишь личный брадобрей царя растолкал плечом невыспавшихся слуг и пробрался к дверям в царскую опочивальню.

– Ну-ну! Хватит галдеть, как стадо баранов! – цыкнул он на перепуганных слуг. – Я сам войду к нашему владыке и узнаю, что случилось?! Может быть, царю Артосу всего лишь дурной сон привиделся, кто знает?!

Царский цирюльник и брадобрей Нил считался в Аркаиме чуть ли не самым близким человеком владыке Сибирского царства Десяти Городов, поэтому гомон сразу же утих. Все знали, что цирюльник сможет помочь батюшке-царю и словом, и делом. Брадобрей вдохнул и выдохнул воздух, словно перед прыжком в прорубь, поцеловал на царской двери изображение пятикрылой птицы Сирина, ставшей государственной эмблемой царства, и исчез за дверью.

В царской опочивальне было довольно темно, поскольку оконные жалюзи ещё оставались закрыты. Но тонкие лучики утреннего солнца радостно проникали сквозь многочисленные щёлки, разгоняя печальный ночной мрак. В покоях было довольно тихо, будто владыка царства спрятался за балдахином, свешивающимся с потолка над кроватью, и затаил дыхание, словно играл с цирюльником Нилом в прятки.

– Ах, ваше царское величество! – позвал брадобрей. – Вы живы?

Из-за шёлковых штор балдахина не доносилось ни звука, поэтому цирюльник Нил набрался храбрости, отваги, смелости и решил взглянуть на царя. Может быть, тот действительно нуждается в какой-то помощи, и все церемониальные уставы были излишни.

Нил осторожно подошёл к царской кровати, прислушался и, не услышав ни звука, отдёрнул штору. На обширной кровати, застеленной шёлковыми простынями, валялось несколько подушек, одеяло и ещё несколько простынь тонкого полотна, но царя Артоса нигде не было. Цирюльник встревоженным движением руки полностью распахнул балдахин, только владыка от этого не появился ниоткуда и не засмеялся в лицо цирюльнику, радуясь своей проделке.

– Нил!.. – вдруг прозвучал голос царя откуда-то из глубин опочивальни. – Нил!..

Голос раздавался из самого тёмного угла царских палат, где в углу стояла оттоманка. Цирюльник сначала подумал, что на узком диванчике раскидано постельное барахло, однако, на сей раз увидел зарывшегося в эти шёлковые покрывала исчезнувшего царя Артоса.

Неизвестно почему царь сбежал из постели на оттоманку, замотав, к тому же, голову полотенцем, но то, что владыка живой, принесло волну облегчения цирюльнику. Может быть, царю действительно приснился ночью какой-то ужасный сон, вот он и спрятался от гоняющихся за ним призраков.

– Нил! – снова подал голос владыка. – Нил, подь сюда.

Цирюльник послушно пошёл на зов. Похоже, предстоит разбираться с привидевшимся царю видением, ну да это не привыкать! Разбор снов и толкование было для Нила обычным делом. Потому-то он и считался самым близким советником владыки царства Десяти Городов.

– Сейчас разберёмся, ваше царское величество! – бодро и уверенно провозгласил Нил. – Нет такого сна, с которым бы мы не разобрались!

– Это не сон, Нил, – прозвучал дрожащий голос царя из-под намотанного на голову полотенца. – Наверно, шумерские чёрные магрибы[49]49
  Магриб – злой волшебник.


[Закрыть] потрудились.

– Да все они только что отбыли назад, в свою Месопотамию, – отозвался Нил. – Зачем только приезжали, непонятно? Ведь вчера прибыли, а сегодня уехали, даже не попрощавшись.

– Я знаю, Нил, – снова подал голос царь, но полотенца с головы так и не снял. – Я проснулся от звуков их походных дудок. Ох! Лучше бы мне не просыпаться!

– Что?! Что случилось, владыка?!

– Иди сюда, Нил, сними с моей головы полотенце, – замогильным голосом позвал Артос.

Цирюльник послушно подошёл к оттоманке, осторожно снял с головы царя полотенце и… и невольно расхохотался, то есть заржал как настоящий конь. Владыка Аркаима лежал на животе, обхватив голову руками, а из-под ладоней и взлохмаченных локонов выбивались наружу настоящие ослиные уши с прожилками вен, чахлой растительностью и неимоверным количеством вшей, поселившимся в голове. От этого царь временами начинал остервенело чесаться, раздирая ногтями коже до крови.

– Помоги мне, Нил, – жалобно попросил царь. – И прогони слуг, чтобы не подслушивали под дверью.

Так Нил и сделал. Разогнав толпящихся под дверями слуг, он снова вернулся к царю Артосу, ощупал новые царёвы уши и даже хмыкнул:

– Знаешь, владыка, если бы сам не увидел, никогда не поверил бы! Такого просто не может быть!

– И это говоришь ты? Тьфу, на тебя! – выругался Артос. – Ты, выходец из Гипербореи, владеющий сызмальства семизаветной магией, говоришь такое!

– Нет, нет! – стал отнекиваться Нил. – Ты прав, я всё это знаю. Несомненно, что месопотамские колдуны попросили Дасу-Демиургов, и эти демоны нам такую свинью подкинули, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Ой, беда!

– Ой, беда неминучая! – царь чуть было не заскулил, как напакостивший щенок в унисон цирюльнику. – Увидав своего владыку таким опозоренным, весь народ царства нашего вынужден будет проклясть меня и род мой, а это смерть неминучая не только мне, но и царству нашему! И всё только потому, что я сказал ихнему козлоногому Пану, что на лютне играть, ему ещё научиться надо у самого Аполлона! Так они все после этих слов будто кабаны захрюкали, собрались и укатили, даже на наши волшебные сады не взглянув глазом!

– А зачем же им красота, когда они с тёмными силами знаются? – хмыкнул Нил. – От таких выродков злоба по земле начала расползаться червяками трупными, несмотря на то, что их предки были выходцами из нашей страны. Лучше бы их ещё тогда задавили! Они никогда не поймут, что мы живём со скоростью мысли и не ради того, чтобы что-то отнять и разделить, а ради того, чтобы подарить и радоваться.

– Всё так, – кивнул царь. – Всё так! Но неписаные законы у нас не позволяют прощать даже незаслуженно опозоренного. А если опозоренным оказался царь, то в царстве неизбежно возникнет смута и та же шумерская злоба поселится в сердцах не только наших людей, но и зверья таёжного.

– Ох-ох-о, – согласно кивнул Нил. – Я ведь тоже немного знаком с магией, так что давай, царь, попробуем избавиться от колдовства инородцев. А пока тебе на голове следует носить шапочку из меха лисицы или соболя со множеством складок. Такие как раз во Фригии носят, так что никто удивляться не будет, почему-де наш царь не носит своей шапки. Да потому что заграницей мода такая! Вот и весь сказ!

– Дело говоришь, – кивнул ушастой головой Артос. – Ты мне и, словом и делом помогаешь. Ныне же утвержу создание тайного царского приказа «Слово и дело», где ты верховодить будешь. Запомни, этот приказ получит большую власть, но всё же чуть поменьше царской, не обессудь. Людишек сам наберёшь. Вот только никто и никогда не должен пронюхать о моей болезни! Узнает кто – быть тебе посаженным на кол! Отныне эта позорная казнь тоже вступает в силу. Ну, а пока пошли гонца в Аттику, чтобы разыскали там Аполлона. Он-то знает, как избавиться от шумерской проказы. Пока гонец вернётся, сам что-нибудь придумай. Авось действительно твоё знание магии нам не помешает…

Вот так и появился на Руси тайный приказ «Слово и дело», служителей которого людишки боялись, как чёрт ладана. Но первый воевода этой службы, бывший царский цирюльник Нил, от природы был большим говоруном. А тут ему на голову такая восхитительная тайна свалилась! Нил жестоко страдал от хранения невероятного секрета, раздувался от нетерпячки, которая советовала ему поделиться заветной тайной с кем-нибудь и облегчить душу. Несколько раз он чуть было не выплеснул наружу клокотавшую в нём тайну, особенно после кружки-другой хмельного мёда, но кто знает, к чему это может привести?

Сварог пока хранил воеводу от посягательства на царскую честь. Только посланные за Аполлоном пока ещё не возвращались, а у самого Нила не хватило знаний магии для избавления от страшной болезни. Зато бушевавшая в нём страсть словоблудия всё сильнее и ощутимее захватывала сознание воеводы, не давая ему ни вздохнуть, ни охнуть.

Однажды, не в силах больше противиться бушевавшей в нём тайне, Нил отправился к Сынташте, выкопал на берегу реки ямку и, содрогаясь всем телом от облегчения, выговорился в неё до истощения. Только когда ночь свалилась на землю, а вокруг Аркаима уже пылала охранительная черта, Нил присыпал и утрамбовал землю. Он наивно думал, что, оставив секрет в земле, далеко от Аркаима, можно избавиться от него.

К тому же, слова мучившей тайны, которые выговаривал Нил в ямку, слышал прибрежный камыш. И уже ранним утром слухи о том, что произошло с царём Артосом, расползлись по всему царству Десяти Городов, приукрашенные, досочинённые, умноженные. Последовавшие за «верными» слухами нехорошие смуты не заставили себя ждать. Поэтому царь Артос исполнил своё обещание и цирюльник-воевода Нил был посажен на кол, прямо на площади, в цитадели перед собравшимися сюда жителями Аркаима.

С тех пор эта казнь приобрела на Руси силу закона, а царь Артос, так и не дождавшись Аполлона, пошёл в тайгу, подстерёг в урочище властителя медведей Богала, убил и выпил его кровь. Уши царя Аркаима стали прежними, но сам он тут же упал бездыханным, потому что никакой человеческий организм не вынесет вкуса священной крови и никакой властелин уже не может быть царём-оборотнем, святотатцем, нарушившим главный Закон природы.